Пепел на губах

Если тоже чувствуешь себя таким пустым, Таким использованным и преданным, Если чувствуешь такую же ярость — Вставай! Начнем мятеж. Three Days Grace — Riot ____________ Ран Хайтани опаздывал. Мирай в сотый раз бросила нервный взгляд на часы, пальцами отбивая нетерпеливую дробь по обтянутому вытертой кожей рулю. Она уже больше двадцати минут ждала его в этом неприметном переулке напротив зоомагазинчика, с которым сотрудничала клиника Баджи — уставшая после шестичасовой поездки из Осаки в Токио, в дряхленькой машине Такемичи, которая за все время пути умудрилась заглохнуть трижды. Мирай уехала в Токио одна, оставив Такемичи на попечение своего наставника и Соры Кавасаки. Предшествующий этой поездке телефонный разговор Ран завершил быстро и бескомпромиссно, что мало удивило Мирай — звуки перестрелки на его конце отчетливо давали понять, что ему не до праздной болтовни, — при этом наотрез отказался сообщать по телефону, что за проблемы у него возникли. Он велел Мирай приехать в Токио как можно скорее и ждать его в условленном месте — в этом самом переулке напротив зоомагазина, — соизволив лишь сказать, что это важно и напрямую касается ее. Слегка раздраженная его командным тоном, Мирай, тем не менее, отправилась в путь почти немедленно, несмотря на возражения Йоричи и остальных. Ей и самой нужно было серьезно поговорить с Хайтани. Убедить Рана помочь ей раздобыть где-то камеру сенсорной депривации казалось куда более осуществимой задачей при личном разговоре. И поэтому Мирай вот уже двадцать минут сидела в автомобиле, голодная и немного простуженная, и ждала старшего Хайтани, стараясь не впадать в легкую панику от многочисленных догадок (одна хуже другой) о возможных причинах его задержки. Когда она виделась с братьями последний раз, их положение в Бонтене было опасно шатким. Ставший негласным лидером Харучиё Акаши находился в коме; в лишившемся руководства Бонтене царил хаос и велась жестокая борьба за власть. Почему он опаздывает? Может, с ним что-то случи… Резкий стук в окно заставил Мирай подскочить едва ли не до потолка. А в следующий миг она ошарашенно уставилась на стоящего снаружи человека — который был последним, кого она ожидала сейчас увидеть. — Нам нужно поговорить, — приказным тоном потребовал Кейске Баджи, сурово хмуря темные брови. Пребывающая в шокированном ступоре, Мирай беспомощно вытаращилась на своего шефа, все еще не до конца уверенная, что он ей не мерещится. Но, пожалуй, он все-таки был настоящим — уж слишком сердито выглядел, как для галлюцинации. Длинные волосы Баджи собрал в лохматый хвост, под карими глазами темнела усталая синева, помятая рубашка небрежно выпростана из джинсов, а легкая щетина завершала разболтанный образ обычно опрятного хозяина ветклиники. Под тяжелым взглядом шефа Мирай неловко выбралась из машины, запнулась о собственную ногу, едва не упав, и беспокойно нахмурила брови. Баджи выбрал самый неподходящий момент для случайной встречи, ведь с минуты на минуту здесь мог объявиться Ран, а Мирай меньше всего хотела, чтобы эти двое пересекались. — Как ты меня нашел? — неодобрительно спросила она, скрещивая руки на груди. — Я заходил к другу, — Баджи кивнул головой, указывая на дверь зоомагазинчика, — а выйдя на улицу, заметил развалюху Такемичи, только вот внутри почему-то оказалась ты, а не он. — Баджи недовольно потряс головой, на миг зажмуриваясь, и затем выпалил: — Но это все неважно. Просто удача, что это была ты, потому что как раз ты мне была нужна, и я никак не мог с тобой связаться. Ты что, выбросила телефон? — Кейске, я же просила тебя не зво… — начала было Мирай, обеспокоенно хмурясь. — На мою семью и клинику было совершено нападение, — рубанул Баджи, бесцеремонно перебивая ее, и она замерла, так и оставшись стоять с открытым ртом. — Как Рейя и Хотару? — наконец смогла пролепетать Мирай, справившись с первой волной одуряющей паники и ужаса. — Все в порядке, я отправил их с нашими родителями в другой город, — буркнул Баджи, в свою очередь обвиняюще складывая руки на груди, и с шириной его плеч этот жест получился куда более внушительным, чем у Мирай. — Но видишь ли, Мири, проблема в том, что прицепившиеся к нам отморозки ищут тебя. И я должен знать, что, черт побери, происходит, раз весь этот пиздец, очевидно, представляет угрозу для моей семьи. Мирай усилием воли подавила порыв зажмуриться и закрыть лицо руками. Оправдался один из самых больших ее страхов: ее друзья пострадали по одной лишь простой причине, что были ее друзьями. Но как ей объяснить все это уставшему, злому и — хоть он и успешно скрывал это, — испуганному Баджи… А главное, когда это сделать? Уж точно не в этот конкретный момент, когда она ждала как сквозь землю провалившегося Хайтани. — Послушай, Кейске… — устало начала Мирай, но закончить предложение не успела. — Ну вот, стоило немного припоздниться — а ты уже любезничаешь с новым кавалером, крошка, — гаденько протянул за ее спиной знакомый голос. Мирай подавила раздраженный вздох. Надо же было ему именно сейчас наконец-таки объявиться, и вот как ей теперь… А в следующий миг вытянувшееся и потемневшее лицо Баджи, испепеляющим взглядом уставившегося на человека за спиной Мирай, вызвало у нее непреодолимое желание со всей силы треснуть себя по лбу. Ох, ну конечно же! Изначально она не хотела их встречи, лелея наивную надежду оградить Баджи от знакомства с криминальным элементом, которому в его жизни уж точно было не место. Но сейчас до нее c задержкой дошло, что с этим желанием она безнадежно опоздала — они ведь и так были знакомы еще со времен их бурной юности. Это обстоятельство совсем вылетело у нее из головы. Мирай сомневалась, что Баджи и Ран имели неудовольствие общаться друг с другом за эти годы, но неприязнь, отпечатавшаяся на лице ее шефа, не оставляла сомнений о его отношении к старшему Хайтани.       — Какого хрена это все значит? — сердито гаркнул Баджи, переводя на дернувшуюся от неожиданности Мирай негодующий взгляд. А в следующую секунду его глаза недоверчиво расширились, лицо побледнело. Кейске пару раз открыл и закрыл рот, будто выброшенный на берег карась, после чего с легким ужасом в голосе выдавил: — Мири, ты это… ты что теперь… с этим…? Пару секунд они просто молча смотрели друг на друга — пока смысл его слов окончательно не улегся в голове растерявшейся девушки. — Что?! — вытаращилась на шефа Мирай, до глубины души оскорбленная его совершенно дурацким предположением. Как ему только в голову пришло такое? Мерзкий смешок сзади вызвал ярое желание вслепую ткнуть за спину локтем. Давя приступ агрессии, Мирай зажмурилась и помотала головой, протестующе выставляя перед собой ладони. — Конечно нет! За спиной раздался театральный вздох, а через миг на ее плечо по-панибратски опустился тяжелый локоть. — Какая ты жестокая сердцеедка, крошка, без ножа режешь, — сокрушенно пожаловался чертов Хайтани с таким драматизмом в голосе, что Мирай чуть не взвыла от желания дать ему подзатыльник. Удивительно, ведь это был тот же самый человек, который умудрился испугать ее своей юной версией — но вот сейчас все отголоски того страха, который он в ней вызвал в последнем прыжке, испарились без следа. Мирай возмущенно стряхнула со своего плеча его руку и резко развернулась, шипя гневное: — Ран, какого черта? Впрочем, еще даже не договорив, Мирай поняла, что задала очень хороший вопрос — и он, если подумать, относился не только к его раздражающему поведению. Потому что Хайтани выглядел очень… не очень. Куда-то подевались привычные лоск и безупречность его внешнего вида, как и одежда с иголочки: сейчас на нем были потертые синие джинсы и уже знакомая ей белая толстовка, на рукаве которой Мирай заприметила весьма подозрительное пятно ржаво-кирпичного оттенка, фиолетово-черные волосы без какого-либо намека на прежнюю стильную укладку небрежно обрамляли осунувшееся лицо, а глубокие тени под сиреневыми глазами дополняли нервирующе-непривычный образ. Черт побери, должно быть, и впрямь случилось что-то действительно серьезное… — Хайтани, убери от нее свои грязные руки! — прорычал Баджи, сжимая кулаки и угрожающе делая шаг к стоящему позади Мирай мужчине. Ран закатил глаза и помахал на него рукой, будто отгонял прицепившуюся назойливую дворнягу. — Не тявкай, клыкастик, — пренебрежительно хмыкнул он, смеривая побагровевшего от гнева Кейске снисходительным взглядом. — Ты какого хера вообще тут забыл? — Я еще перед головорезами не отчитывался! — сердито фыркнул Баджи и перевел возмущенный взгляд на стоящую между ними девушку. — Мирай, что у тебя за дела с этим типом? — Крошка, спровадь его, пока это еще возможно, — отчеканил у нее за спиной Ран ставшим внезапно ледяным голосом. Мирай чувствовала, что ее голова начинает перегреваться от этой бесконечной и совершенно неуместной перебранки. Она открыла было рот, чтобы осадить обоих мужчин, но ей не дали и слова вставить. — Ты мне угрожаешь сейчас, козлина? Мирай невольно захотелось поежиться от ставшего непривычно опасным голоса ее шефа. Она ни разу не слышала, чтобы Баджи разговаривал вот так, и сейчас это давало ей некоторое представление о том, каким был ее босс раньше. Не то чтобы ей хотелось узнавать такую его сторону… — Я — нет, а вот людям, которые угрожают мне, отправить на тот свет лишнего свидетеля — как два пальца обоссать. — Ран вальяжно запихнул руки в карман толстовки, глядя на пыхтящего от злости Баджи, и растянул тонкие губы в издевательской ухмылочке. — Ты ж не хочешь раньше времени сделать вдовой свою красавицу-женушку? В карих глазах Баджи промелькнула беспокойная тень, а раскрасневшееся от гнева лицо резко побелело. Нервно облизнув губы, Мирай шагнула к нему и протянула руку, успокаивающе касаясь его плеча. — Кейске, давай позже встретимся, ладно? — торопливо проговорила она, пока он не успел открыть рот или, того хуже, и вовсе пустить в ход кулаки. — Я обязательно поговорю с тобой, клянусь, только сейчас очень не подходящий момент… — Мирай, я тебя никуда не отпущу с этим отморозком, — непреклонно отрезал Баджи, стреляя в Хайтани полным настороженной неприязни взглядом, и снова переводя его на девушку. Он нахмурился, пристально вглядываясь в ее лицо. — Ты в курсе хоть, чем он занимается? Знаешь, кто он такой? Какого хера вообще, Мири? Мирай собиралась ответить ему, но ее внимание отвлекло резкое движение со стороны Рана. Он пристально и хмуро вглядывался в конец переулка, и непривычно серьезное выражение его лица неожиданно испугало Мирай. Ей еще не доводилось видеть старшего Хайтани настолько обеспокоенным, и она признавала, что отсутствие привычной беспечной ухмылочки, будто приклеенной к его лицу в любой ситуации, ее пугало. Если что-то могло довести его до такого состояния, то это «что-то» было действительно серьезным и слишком плохим. — Время вышло, — бросил Ран, вдруг резко разворачиваясь к ним. Шагнул к Мирай и легонько подтолкнул ее в спину, направляя к двери автомобиля. — Крошка, давай-ка живо за руль. А ты, клыкастик, грузи свою задницу в, э-э… — он скривился, оглядывая жалостливо-брезгливым взглядом потрепанную тачку Ханагаки, — машину, если жизнь дорога. Напряжение и встревоженность, явственно прозвучавшие в его голосе, моментально отбили у Мирай любое желание спорить, а по спине побежали колючие мурашки. Баджи, правда, этот безмолвный сигнал об опасности не расшифровал, и уже открыл рот с явным намерением послать Хайтани в пешее эротическое путешествие. Поэтому Мирай поспешно ухватила его за руку и сжала, стараясь через прикосновение передать эту настойчивую необходимость убираться отсюда. Она предполагала, что за Хайтани был хвост, и те, кто следит за ним, хотят не просто поговорить. Если оставить Баджи здесь одного, неизвестно, чем это может для него закончиться. Вернее, как раз-таки известно. И Мирай не собиралась рисковать его жизнью — она была слишком ценной. — Баджи, все серьезно, — твердо сказала она, настойчиво подталкивая его к задней дверце авто. Сам Хайтани уже успел плюхнуться на пассажирское сиденье спереди и что-то неразборчиво ворчал внутри машины. — Пожалуйста, сделай, как он говорит. Кейске хотел возражать и спорить, Мирай прекрасно видела это по хмурому, несговорчивому выражению на его напряженном лице. Тем сильнее она была ему благодарна, когда он, сделав над собой явно титаническое усилие, все же забрался внутрь машины, устраиваясь на заднем сиденье. Выпустив облегченный вздох, Мирай быстро нырнула на водительское кресло, заводя мотор еще раньше, чем успела захлопнуть дверь. Не теряя времени, она торопливо вывела машину на проспект и уже собиралась спросить Хайтани, есть ли у него на примете место, куда нужно ехать — но Ран опередил ее, молча установив на приборной панели свой телефон с открытым навигатором. Мирай скользнула взглядом по его разбитым костяшкам, но ничего не сказала, только вопросительно подняла глаза на его лицо. Выражение Рана было абсолютно нечитаемым, он лишь молча указал головой на карту на экране телефона, и Мирай так же молча кивнула в ответ, подтверждая, что будет следовать по указанному маршруту. Хайтани теперь снова казался расслабленным и спокойным, но Мирай все равно видела напряжение в линии его точеной челюсти. Она очень хотела спросить его, что за чертовщина сейчас происходит, но опасалась это делать в присутствии Баджи. Который, между тем, недвусмысленно давал понять, насколько ему не хочется находиться в обществе Рана — его недовольное сопение с заднего сидения становилось все более громким и возмущенным. Хайтани растекся на пассажирском месте, сползая по спинке сиденья так, чтобы получилось примостить затылок на подголовник, и снова запихнул руки в карман толстовки. От его движения ткань слегка задралась, и Мирай, бросившая на своего соседа быстрый взгляд, успела заметить рукоять «Глока» у него за поясом. А еще заметила, что сидит он как-то странно, будто старается не до конца соприкасаться спиной со спинкой сиденья. Ран слегка повернулся, бросил расслабленный взгляд на Мирай, затем лениво качнул головой, указывая на сидящего сзади Баджи, при этом как-то умудрившись не оторвать затылок от подголовника. — Как тебя угораздило связаться с этим лохом? — протянул он. — Ебало зава… — взвился сзади Баджи. — Он мой шеф, — намеренно повысив голос, торопливо ответила Мирай, перебивая возмущенно запыхтевшего Кейске. Ран изящно выгнул элегантную бровь, глядя на нее с вежливым удивлением. Мирай скосила на него быстрый взгляд и тут же вновь перевела его обратно на дорогу, раздраженно вздохнула и пожала плечами. — Я ветеринар. Он ветеринар. У него своя клиника. Я там работаю. Дошло? Ран моргнул несколько раз, глядя на Мирай так, будто у нее только что выросла вторая голова и заговорила с ним на хинди. — Он твой ше-еф, — через секунду повторил он ее слова, растягивая гласные, как будто на него внезапно снизошло озарение. Вздернул и вторую бровь. — Так ты реально ветеринар, что ли, крошка? — Мирай сдержанно кивнула, не отводя взгляд от дороги. Хайтани весело фыркнул. — Вот умора. Обхохочешься. Мирай хотела было закатить глаза, но вовремя сдержалась: за рулем подобное было не самой удачной идеей, хотя безумно хотелось. Копошение сзади возвестило о том, что Баджи не был намерен и дальше мириться с игнорированием его негодующей персоны. Подавшись вперед и упершись ладонями в спинки передних кресел, он грозно поинтересовался: — Какого черта вообще происходит? — и следом едва ли не прорычал обвиняющее: — Во что ты ее втянул, Хайтани? Ран демонстративно зевнул, прикрывая глаза, и всем своим видом выражая расслабленность и умиротворение — такие же фальшивые, как и его ухмылочки. Сидя рядом с ним, Мирай буквально кожей чувствовала исходящее от него напряжение. — Клыкастик, эту дамочку никому ни во что втягивать не пришлось, она и сама отлично с этим справилась, — обронил Хайтани сквозь этот искусственный зевок. Мирай поборола сильнейшее желание пнуть его — Хайтани спасло лишь то, что она не могла сейчас убрать ногу с педали газа. Поэтому ограничилась только быстрым испепеляющим взглядом в его сторону, неодобрительно поджав губы. Ран тихо посмеивался себе под нос. Баджи с невыразимым отвращением в голосе выплюнул: — Что ты мелешь, долбоеб? Ран перестал гаденько хихикать и вновь вскинул брови, переводя на Мирай внимательный взгляд, под которым та невольно напряглась, крепче сжимая пальцами руль. Удивленно-недоверчивая ухмылка затаилась в уголках пересохших губ Хайтани, пока он изводил Мирай этим нервирующим взглядом, а Баджи — намеренным игнорированием его вопроса. — Он что, не знает ни о чем? — с налетом веселья в голосе поинтересовался Ран, продолжая высверливать дыру в Мирай. — Нет, — сквозь зубы процедила она, больше всего на свете желая оказаться подальше от них обоих сейчас. Мирай полностью отдавала себе отчет в том, что теперь ей придется посвятить Баджи в детали ее прошлого, если она действительно хотела защитить его. Но от одной мысли об этом ей становилось дурно и хотелось завыть от бессилия. Баджи все это время был частью той ее жизни, о которой она всегда мечтала: спокойной, размеренной, обычной — пусть и фальшивой. Мирай ощущала глубоко внутри неприятную, ноющую боль, сродни зубной, думая о том, что ей придется признаться ему во всем. Открыть человеку, ставшему ее другом, всю грязь, в которой она была перепачкана с головы до ног. Ей не хотелось, чтобы Баджи знал о том, кто она такая на самом деле. Но она прекрасно понимала, что в сложившейся ситуации правду уже не утаить. — Хо-хоо, — развеселился Ран, еще ниже сползая на сиденье и закладывая руку под голову. Одно плечо он все так же старался не до конца опускать на спинку сиденья. — Все забавнее и забавнее. — Знаешь, Хайтани, ты все такой же ублюдок, как и в юности. Впрочем, нет, сейчас все куда хуже. — Баджи неприязненно хмыкнул, откидываясь на спинку сиденья и складывая руки на широкой груди. — Как только тебя твой братец выносит. Хотя, он кадр еще похуже. Зря он это сказал. Мирай нервно поерзала на сиденье, бросая на Рана обеспокоенный взгляд. Она уже успела убедиться, что брат всегда был его слабым местом, и любые выпады в сторону Риндо старший Хайтани не воспринимал — если они исходили не от него самого. Черты его лица опасно заострились и, хоть уголки губ по-прежнему изгибались в ленивой усмешке, в глазах Рана появился лед, сделавший его взгляд резким, как у затаившегося в засаде хищного зверя. Хайтани вытянул вверх свободную руку, будто бы расслабленно потягиваясь — низ его толстовки приподнялся от этого движения, вновь вполне недвусмысленно обнажая рукоять пистолета, по которому Мирай скользнула быстрым, встревоженным взглядом. — Интересно, если прострелить тебе ногу, клыкастик, ты заткнешься? — дружелюбно поинтересовался Ран, но появившаяся в его голосе недобрая вибрация заставила Мирай испуганно подскочить на месте. Она понимала, что Хайтани старался не подавать виду, но на самом деле был на взводе, и Баджи опасно расшатывал его и так трещавшее по швам самообладание. Только перестрелки в салоне машины им сейчас и не хватало для полного счастья. — Баджи, не зли его. Пожалуйста, — настойчиво попросила Мирай звенящим от напряжения голосом, ища в зеркале заднего вида угрюмый взгляд своего босса. Но она, похоже, зря надеялась на его благоразумие, потому что выражение лица Кейске, отразившеeся в маленьком зеркале, лишь встревожило ее еще сильнее. — Не переживай, Мири, — оскалился Баджи, хищно глядя на Рана. — Я прекрасно знаю, как справляться с бешеными псами. — Гав, — приторно-слащавым голоском отозвался Хайтани, презрительно выгибая изящную бровь и демонстративно не обращая внимания на сидящего позади мужчину, будто желая показать, что не видит в нем никакой опасности, а лишь досадный раздражитель. Баджи оскалил на него острые клыки, сам в этот момент напоминая взбешенного пса, а скорее даже волка. Ран же спокойно изучал его разъяренное лицо в зеркале заднего вида невпечатленным взглядом лиса, уверенного в том, что его шкура при любом раскладе останется в сохранности. Напряжение возрастало в геометрической прогрессии, потрескивая фантомным электричеством в воздухе. А Мирай чувствовала, что ее терпению неумолимо приходит конец. Она понятия не имела, что за чертовщина сейчас творится у Рана, и как это может быть связано с ней. Баджи и его семья оказались в опасности из-за нее. Сейчас они явно спасаются от людей, которые преследовали Хайтани, и едут в неизвестное ей место. И на фоне всего этого ей еще нужно как-то умудриться уломать Рана помочь ей с поиском камеры сенсорной депривации, которая нужна для тренировок, запланированных Йоричи. А эти двое взрослых мужчин в такой непростой и опасной ситуации внезапно решили вести себя, как два пубертатных подростка, не знающих, как иначе выяснить, кто из них круче. Чувствуя прилив злого раздражения, Мирай воспользовалась тем, что навигатор как раз требовал свернуть на другую улицу, и без предупреждения резко вывернула руль, бросая машину в крутой поворот. Ни Баджи, ни Хайтани, само собой, даже не подумали пристегнуться, поэтому первый просто с возмущенным хрипом упал на заднем сиденье, а второй ударился о дверцу головой и плечом, сердито зашипев. Зато оба заткнулись. — Крошка, ты совсем охренела? Водить разучилась? — недовольно просипел Ран, потирая ушибленную руку. — Вы закончили выяснять, у кого член длиннее? — раздраженно спросила Мирай, выравнивая машину. Ответом ей было одинаковое презрительное фырканье сбоку и сзади, и схожесть произведенного звука, видимо, только сильнее разозлила обоих мужчин, потому что они оба наконец-то соизволили остановить свои препирания. — Куда мы направляемся, Ран? — хмуро спросила Мирай, поглядывая на карту навигатора. Они ехали по незнакомому ей району и, судя по карте, удалялись все дальше от центра. — В место, которое я никогда не показал бы мистеру клыкастику, если бы не знал, что иначе его просто кокнут, — туманно отозвался Хайтани, рассеянно глядя в боковое окно. Он тщательно следил за тем, чтобы не допустить напряжения в свою позу, но исцарапанные пальцы правой руки тихо отбивали слишком нервозную дробь по его обтянутому синими джинсами бедру. — Хватит. Называть. Меня. Клыкастиком, — процедил сквозь зубы Кейске, сверля его затылок тяжелым взглядом недобро прищуренных глаз. — Баджи, забей, — вздохнула Мирай, бросая новый взгляд на шефа в зеркалo заднего вида. — Он никогда не обращается к людям по имени. Ран тихо рассмеялся и повернул к ней голову, с вызовом вздергивая аккуратную бровь. — Ты в этом так уверена, Мирай? — приторным, как сладкая вата, голосом протянул он, вызывая у нее новый вздох и легкое подергивание в правом глазу. Ран как будто старался вести себя еще более противно, чем обычно, но Мирай видела за этим его несносным поведением попытку скрыть тяжесть ситуации, в которой он оказался. И она, судя по всему, оказалась в этой тяжелой ситуации с ним за компанию — хоть пока еще и не знала подробностей. Но Мирай успела достаточно изучить старшего Хайтани, чтобы понять: он был из тех людей, кто цеплял на себя личину шута, защищаясь от окружающего мира — и его деланная несерьезность росла пропорционально серьезности проблемы. Через несколько минут навигатор возвестил о том, что они подъезжают к пункту назначения. Мирай с недоумением разглядывала небольшой, но явно очень недешевый одноэтажный дом, обнесенный высоким забором. Она никогда раньше не бывала в этом районе, знала лишь, что жилье здесь приобрести весьма непросто, даже если у тебя есть деньги. Выйдя из машины, Мирай бросила задумчивый взгляд на Баджи. Что дальше? Не могла же она вести разговор с Раном при нем. Кейске, впрочем, вовсе не выглядел как человек, собирающийся прощаться: он бросал на Хайтани мрачные взгляды и все время старался держаться так, чтобы находиться между ним и Мирай. Ее такое его поведение умиляло и одновременно немного раздражало, потому что опасность от Рана ей сейчас уж точно не грозила, а вот сам Баджи продолжал провоцировать и так раздерганного Хайтани, с которым ей еще предстояло как-то договариваться о помощи. Да и вообще — для начала узнать хотя бы, что происходит. — Баджи, ты сможешь отсюда добраться к себе? — без особой надежды спросила Мирай, запирая машину. — Я не собираюсь… — безапелляционным тоном заговорил Баджи, но закончить предложение не успел. — Ему нельзя теперь высовываться, — небрежно перебил его Ран, обходя машину и направляясь к дому. Через пару шагов остановился и развернулся к своим помрачневшим спутникам. Пояснил: — Он засветился — с тобой, и со мной, так что если сейчас сунется в город или к себе домой, то завтрашний день уже не увидит. — И добавил, пожимая одним плечом: — Рекомендую позвонить жене и сказать, чтобы валила из дома с ребенком прямо сейчас. Сообщить что-то еще Ран не посчитал нужным и после этих слов просто снова зашагал к дому. Мирай бросила опасливый взгляд на Баджи, который застыл истуканом посреди улицы, сжимая кулаки. Лицо его было необычайно бледным и серьезным, и Мирай закусила губу, вновь чувствуя свою вину. Рейя и Хотару и так уже были не дома, но теперь туда было опасно возвращаться и самому Кейске — все из-за нее. — Какого черта происходит, Мирай? — глухо проговорил Баджи, поворачиваясь к ней, и замер, уткнувшись взглядом в одну точку на ее туловище. Мирай посмотрела вниз и с досадой поняла, что завернувшаяся пола куртки открыла часть наплечной кобуры с пистолетом — оружие было ее собственным, а кобуру она одолжила у Соры, потому что прятать пистолет за поясом штанов, в отличие от Майки и Рана, не любила: техника безопасности была все-таки не дураками придумана. Нахмурившись, Мирай поспешно оправила куртку, закрывая оружие, хотя смысла в этом больше не было. Кейске ведь все равно увидел пистолет и теперь смотрел на нее так, будто видел впервые в жизни. Мелькнувший в карих глазах страх отозвался противной скребущей болью в ее сердце. Мирай боялась представить, как он будет смотреть на нее, когда узнает всю правду о ней. Кейске прокашлялся и открыл рот, собираясь заговорить. Мирай внутренне напряглась, ожидая неприятных вопросов об оружии, но босс ее удивил. — Не будем стоять на улице, — на удивление спокойным голосом сказал Баджи и, не добавив больше ни слова, первый зашагал следом за Хайтани. Мирай нервно облизнула губы, пару секунд провожая его неуверенным взглядом, затем торопливо последовала за обоими мужчинами. На душе было тяжело и сумрачно, но изменить ситуацию она не могла, так что и зацикливаться на собственном унынии было бессмысленно. Ран набрал код на защищенном замке, и массивные ворота поехали в стороны, отворяясь. За ними оказался небольшой, но очень ухоженный двор, большую часть которого занимал сад с фруктовыми деревьями и многочисленными цветочными клумбами. Мирай, до этого пребывавшая в уверенности, что Хайтани привез их к себе домой, теперь в этом засомневалась: как-то дико было представлять одного из руководителей опаснейшей криминальной группировки поливающим цветочки, мелодично насвистывая себе под нос. Впрочем, за садом могли ухаживать наемные работники, но само его наличие несколько шло вразрез с образом Рана. Сам дом был очень аккуратным, хоть и казался маленьким на фоне своих двух- и трехэтажных соседей. Ран уверенно поднялся на крыльцо и отпер дверь. Не дожидаясь и не приглашая своих спутников, молча прошел внутрь, и Мирай с Баджи ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Внутри дома было очень просторно — минимальное количество мебели создавало впечатление, что его обитатели хотели оставить как можно больше свободного пространства. Все было оформлено в уютных бежевых тонах. Комната, куда направился Ран, оказалась гостиной, одна стена которой была полностью стеклянной и открывающей приятный вид на сад. Внутри тоже было много цветов, а на светло-кофейном диване лежала до абсурдного милая подушка в виде большой морковки с зеленым хвостиком. Мирай в некотором одурении заторможенно уставилась на эту подушку, все больше недоумевая. Либо это действительно дом не Рана, либо она все это время очень сильно заблуждалась на его счет. — В смысле? А он что здесь делает? Раздавшийся в дверях глухой голос заставил Мирай и Баджи синхронно подскочить от неожиданности и развернуться на звук. У входа в гостиную стоял Риндо Хайтани с пистолетом в опущенной левой руке и с выражением крайнего недоумения на лице глядел на Баджи. Его внешний вид, впрочем, вызвал у Мирай не меньшее недоумение. На нем были растянутые спортивные штаны и явно в спешке наброшенная рубашка, которую он не застегнул, — она не скрывала бинты, опоясывающие его правое плечо и грудь, как и странную витиеватую татуировку, покрывавшую всю правую сторону его торса и руку. Длинные фиолетовые волосы были непрезентабельно убраны наверх обручем, топорщась во все стороны и открывая осунувшееся бледное лицо. Круглые очки, которых Мирай раньше никогда на нем не наблюдала, не скрывали глубоких синяков под глазами. В общем и целом, Риндо выглядел весьма помятым и потрепанным, явно раненым, и абсолютно не готовым к присутствию Баджи, на которого смотрел сейчас с настороженным напряжением. Баджи и сам выглядел растерянным — похоже, появление младшего Хайтани и его откровенно нездоровый внешний вид его тоже привели в полное замешательство. Мирай нахмурилась, скользя взглядом по бинтам, видимым под его рубашкой. Ран не спешил прояснять ситуацию: он окопался возле бара и сейчас невозмутимо наливал себе виски, даже не думая предложить выпивку гостям. Баджи в кои-то веки потерял дар речи и молчал, растерянно переводя взгляд с одного лица на другое. Мирай тяжело вздохнула и угрюмо сложила руки на груди. — Что происходит? — в лоб спросила она, окончательно устав от этих неясностей и недомолвок. — Риндо, что с тобой случилось? Кто тебя ранил? Она решила обратиться к младшему Хайтани, потому что он, в отличие от брата, не имел дурной привычки увиливать от прямого ответа на любые, даже самые безобидные вопросы. Риндо помрачнел, откладывая пистолет на комод, при этом задев стоящую там совершенно девчачью вазу с букетом подсолнухов, и открыл было рот, но брат не дал ему заговорить. — Его подстрелили прихвостни твоего папеньки, крошка, — в кои-то веки без улыбки объявил Ран, поднося к губам стакан с виски. Воздух моментально выбило из легких Мирай, и она застыла, уставившись на Рана полным ужаса взглядом. Мори-кай открыли охоту на Бонтен? Или только на Хайтани? Что заставило ее отца пойти на эти открытые агрессивные действия против членов другой серьезной группировки? Впрочем, предположение у Мирай было и, скорее всего, правильное. Она прекрасно помнила слова Рана о том, что ее приемный отец не поверил в слухи о ее смерти. Вполне вероятно, Коджи Сакамото пришел к выводу, что Бонтен прибрал к рукам его прыгунью и пошел на них войной. Должно быть, в этом и была причина, по которой Хайтани так спешно вызвал ее для встречи, сказав, что происходящее напрямую связано с ней. — Не понял? — нарушил воцарившуюся напряженную тишину озадаченный Кейске. — При чем тут твой отец? — И неуверенно добавил, будто в поиске поддержки переводя на Мирай растерянный взгляд: — Он же простой бизнесмен. Мирай открыла рот, набрала в легкие воздуха — и ничего не сказала. Слова слиплись в клейкий, вязкий ком в ее глотке, не желая выходить наружу. За ее спиной презрительно хмыкнул Риндо, подходя ближе и вновь попадая в поле зрения Мирай — вблизи она смогла рассмотреть нездоровую испарину у него на лбу. — Да, охуенный бизнесмен, — со злой насмешкой протянул он, осторожно касаясь пальцами бинтов на груди — похоже, рана под ними раздражала его сильной болью. — На что ты намекаешь вообще? — мрачно осведомился Баджи, напряженно косясь на присевшего на спинку дивана Риндо. Похоже, наличие в одном помещении с ним не одного, а целых двух Хайтани, сильно его нервировало. Прописавшийся возле бара Ран одним махом опрокинул в себя содержимое стакана и тут же вновь потянулся за бутылкой, методично наполняя его новой порцией виски. — Крошка, будь добра, объяснись по-быстрому со своим шефом, — едко проговорил он, убирая бутылку. Подумав секунду, вновь потянулся за ней и долил еще виски в и так уже почти полный стакан. Риндо удивленно вскинул брови над очками, глядя на брата, и одними губами беззвучно повторил: «Шефом?». Ран лишь возвел глаза к потолку и неопределенно взмахнул рукой в ответ, будто говоря «не спрашивай». Затем сделал большой глоток виски и оперся поясницей на барную стойку, небрежно качнув стаканом в сторону Кейске. — Если мистер клыкастик и дальше будет без конца задавать вопросы, мы не сможем нормально обсудить наши дела, — проговорил он, пристально глядя на Мирай настойчивым взглядом. И добавил непреклонным, темным тоном: — А обсудить нам есть что. Мирай ощутила, как нервная испарина собирается возле корней ее волос. Она чувствовала себя загнанной в угол. Похоже, выхода не было, и рассказывать все Баджи ей придется здесь и сейчас, более того, в присутствии обоих Хайтани, совершенно не способствующих моральному спокойствию. Кроме этого, ей предстояло на ходу подправить свой рассказ так, чтобы избежать упоминаний о ее настоящей ценности для Мори-кай и ее приемного отца. Рассказывать Кейске о путешествиях во времени сейчас было бы избыточной и не нужной ему информацией, да он и не поверил бы, а Хайтани… Мирай все еще не могла быть уверена до конца, что им о межвременных прыжках ничего не известно. Ни Ран, ни Риндо ни разу даже намека не дали, что узнали ее тогда, в декабре две тысячи девятнадцатого года, когда она была с Майки. Мирай была уверена, что тогда она впервые пересеклась с ними, но ее последний прыжок однозначно показал, что это не так. Ведь Хайтани уже видели ее в две тысячи девятом году, когда держали ее в своей квартире, откуда ей помогла сбежать их (сводная?) сестра. Ни одного из них действительно не смутил тот факт, что за прошедшие одиннадцать лет Мирай ни капли не изменилась? Или же они попросту ее не узнали? Мог ли Майки посвятить их в тайну о прыжках во времени? В последнем Мирай сильно сомневалась: Майки был слишком осторожным для подобной откровенности. Но если быть до конца честной, она уже вообще ни в чем не была уверена… Но выхода не было, и от грядущего разговора ей было не отвертеться. Сделав шумный, глубокий вдох, Мирай твердым шагом подошла к Рану и без спросу вынула из шкафчика второй стакан для себя, затем так же без спросу забрала у него бутылку, и под насмешливо-снисходительным взглядом фиалковых глаз невозмутимо налила виски и себе. Отставив бутылку, сделала медленный глоток и устало закрыла глаза. Все так же не поворачиваясь лицом к своему шефу, чей вопросительный взгляд ощущала пронзительным жжением в затылке, Мирай глухо проговорила: — Кейске, ты лучше присядь.

***

— Хайтани, налей мне. С этими словами Кейске тяжело рухнул в ближайшее кресло, запустил подрагивающие пальцы в волосы, растрепывая и без того лохматый хвост, и замер, уставившись в одну точку остановившимся взглядом. Мирай с опаской глядела на него, ожидая последующей реакции на ее рассказ. — Спешу напомнить, что я тебе не бармен, клыкастик, — пробрюзжал Ран, тем не менее все-таки наливая виски в третий стакан. Мирай взяла его и осторожно приблизилась к обмякшему в кресле Баджи, неуверенно протянула стакан ему. Где-то глубоко внутри она боялась, что Кейске сейчас шарахнется от нее, как от прокаженной, поэтому вздохнула с облегчением, когда он забрал у нее стакан дрожащей, но все же уверенной рукой. — То есть, ты приемная дочь главы клана якудза? — Мирай молча кивнула, и Кейске поспешно сделал большой глоток. Зажмурился и помотал головой. — И по его приказам ты убивала людей. Была его… — Он с трудом сглотнул, поморщился, будто ему в рот попало что-то горькое, но все же закончил: — Была его наемным убийцей? Мирай так и не смогла выдавить ни слова, лишь молча склонила голову, опуская глаза. Она чувствовала себя отвратительно грязной, мерзкой. В этой комнате Кейске Баджи был единственным человеком, чью совесть не тянули на самое дно тяжелые камни грехов и отнятых жизней. Мирай чувствовала себя обманщицей — за то, что под фальшивой личиной, пусть и по незнанию, вошла в его жизнь и жизнь его семьи, за то, что Кейске считал ее совсем другим, хорошим человеком. Она обманула его. Обманула и себя, сама того не подозревая — ведь те благословенные два месяца, что работала с ним, Мирай считала себя именно тем человеком, каким виделась Кейске. Хайтани не перебивали ее вымученную исповедь. По ее словам выходило, что Мирай выполняла особые поручения по устранению врагов клана для ее отца — что было почти правдой, если опустить тот факт, что занималась она этим в другом времени. Братья слушали ее со скучающими лицами, говорившими, что ничего нового для себя сейчас не узнали. Кейске же выглядел совсем пришибленным полученной информацией и сейчас отчаянно пытался с ней справиться. Он поднял на Мирай потухший взгляд усталых карих глаз, приоткрыл рот, но заговорить смог не с первой попытки. — И с Майки… с ним ты встретилась, когда должна была его убить? — наконец переспросил он слегка дрожащим голосом. Мирай, так и оставшаяся стоять напротив него, закусила губу, сверху вниз глядя на вжавшегося в кресло шефа. Медленно кивнула головой. — Да. Кейске издал какой-то непонятный звук, который тут же попытался заглушить, глотнув виски, но переборщил — и сразу закашлялся. Мирай дернулась было, чтобы постучать его по спине, но он помахал рукой, будто говоря, что с ним все в порядке. Прокашлявшись, утер выступившие слезы и вновь поднял на девушку покрасневшие глаза. — И теперь твой отец считает, что ты погибла в пожаре вместе с… вместе с Майки? Вместо Мирай ему ответил Ран — недовольным фырканьем. — Мы бы здесь сейчас не находились, если бы ее папашка купился на слухи о гибели дочурки. — Он одним махом опрокинул в себя остатки виски и со стуком поставил пустой стакан на барную стойку. После этого сложил руки на груди и перевел на Мирай нетерпеливый, многозначительный взгляд. — И мы наконец-то подходим к настоящей теме этого разговора. Риндо поднялся со спинки дивана, где сидел все это время, и отошел к окну. Не поворачиваясь к ним, глухим голосом проговорил через плечо: — Баджи, сходи-ка в другую комнату, пока мы говорим. Кейске, не вовремя решивший сделать новый глоток, снова поперхнулся виски. В этот раз, правда, не закашлялся, но живо поднялся с кресла, разворачиваясь к Риндо и сжимая кулаки. — Ни за что, — возмущенно запротестовал он. — Вся эта херня теперь касается и меня, так что я не собираюсь… Протяжный, раздраженный полувздох-полустон Рана оборвал его пылкую речь. — Черт с тобой, клыкастик, получишь свою долю секретов, — с нетерпеливым раздражением перебил его старший Хайтани. Он, наконец, отлепился от бара и медленно побрел к дивану. — Главное, не вякай больше, пока не спросят, потому что у меня уже кончается терпение. Шаркая ногами, Ран прошел мимо Мирай, которая едва ли обратила на него внимание. Ее взгляд был устремлен в угол комнаты, где стояли ранее незамеченные ею костыли. В ее голове роились тревожные, смутные подозрения, которые она и сама пока что не могла распознать. Так что же это за дом? Чей он? Неожиданно растерянный голос вновь усевшегося в кресло Баджи выдернул Мирай из размышлений, в которые она погрузилась: — Хайтани, у тебя… кровь. Мирай перевела взгляд на Рана и нахмурилась, тоже увидев алое пятно, расползающееся по белой ткани его толстовки на спине, которого раньше там не было. Старший Хайтани сделал попытку заглянуть себе за спину и тут же зашипел от боли. — Блять, придется теперь все же выбрасывать… — невнятно проворчал он. Риндо уже материализовался рядом с братом с аптечкой в руках — Мирай совершенно пропустила момент, когда и откуда он ее вытянул. Глядя, как Ран с болезненным кряхтением стягивает толстовку вместе с футболкой, открывая окровавленную повязку на правой лопатке, Баджи покачал головой и пробормотал: — Мне на тебя, конечно, похер, но какого хрена ты таскался по улице с таким ранением? — А что, в больничку было бежать, чтоб отморозки Мори-кай меня там и порешили? — едко отозвался старший Хайтани, вернее, прошипел, потому что Риндо именно в этот момент принялся снимать кое-где приклеившуюся к ране повязку. Мирай сложила руки на груди, хмуро разглядывая сложную татуировку на туловище Рана — судя по всему, зеркальное отражение такого же тату, как у Риндо, только с левой стороны, — и глубокий, воспаленный порез справа на спине, ниже совсем свежего шрама от пули, выпущенной в него Майки несколько недель назад. Сразу вспомнилось, с какой осторожностью он отклонялся на спинку сиденья в машине и вообще старался как можно меньше соприкасаться спиной с креслом. — Это сделали люди моего отца? — мрачно осведомилась она. — Нет, единорог боднул, — с ядовитым сарказмом процедил Ран сквозь зубы, пока бубнящий что-то себе под нос Риндо сноровисто обрабатывал порез антисептиком. Мирай пропустила шпильку мимо ушей, хмурясь еще сильнее. Баджи выбрался из полюбившегося ему кресла и подошел к братьям, хмуро следя за манипуляциями Риндо. Мирай тоже подошла к ним, обойдя всю троицу так, чтобы видеть лицо Рана. — Он считает, что меня похитил Бонтен? — задала она вопрос, который не давал ей покоя с того момента, как Хайтани признался, что ее отец имеет отношение ко всему происходящему. Ран вместо ответа зашипел от боли, инстинктивно пытаясь увернуться от рук младшего брата. — Сиди спокойно, дебил, — прикрикнул на него Риндо. — Мне с огнестрелом в плече херовее, чем тебе со скользящим ножевым, но я ведь не жалуюсь. — Ты все не так делаешь, — вдруг объявил Баджи, внимательно наблюдая за каждым его движением. — Тут зашивать нужно. — Тебе откуда знать? — огрызнулся Риндо, стрельнув в него раздраженным взглядом поверх съехавших на кончик носа очков. Баджи скрестил руки на груди, одновременно склоняя голову набок и расплываясь в снисходительной ухмылке, опасно приоткрывшей острые клыки. — Я ветеринар, — протянул Кейске и ехидно добавил: — Знаю, как правильно обращаться с животными. Риндо нахмурился, внезапно задумавшись, а Ран в кои-то веки без дразнящей насмешки сердито прошипел: — Нахуй иди, Баджи. Мирай, сосредоточенно обдумывающая сложившуюся ситуацию, удивленно приподняла брови. Ничего себе, даже по фамилии обратился, без дурацких прозвищ. Видимо, ему было действительно больно. А Кейске перестал ухмыляться и нахмурился. — Без шуток. Тут нужны швы. Он бросил многозначительный взгляд на Мирай, и та подошла, машинально отвечая на этот знакомый безмолвный призыв — на работе они с другими ветеринарами частенько играли в такие «гляделки», когда попадался особенно непростой случай и было необходимо мнение коллеги. От того, что Баджи, несмотря на все услышанное, по-прежнему вел себя с ней вот так, совсем как раньше, одновременно хотелось и рассмеяться, и расплакаться. Смерив длинный, глубокий порез наметанным глазом, Мирай рассеянно подтвердила: — Тут нужны швы. — Баджи триумфально хмыкнул, а Ран забормотал под нос заковыристые ругательства. Мирай снова обошла его кругом и пытливо вгляделась в побледневшее, искаженное гримасой боли, лицо. — Значит, отец пошел войной на Бонтен, считая, что, разгромив вас, сможет вернуть меня. Так? Ран не ответил, слишком занятый тем, что недовольно и настороженно косился на Баджи, уже натянувшего стерильные перчатки и с энтузиазмом вынимающего из аптечки иглу и нить для зашивания. Поэтому Риндо, который отошел от них и устало опустился на диван, машинально потирая перевязанное плечо, ответил вместо брата: — Видишь ли, твой папочка не в курсе о том, что Бонтен разваливается на части. Вся группировка сейчас, как дракон без головы, подыхающий в агонии. — Он замолчал, отвлекшись на злое шипение брата, и скользнул взглядом по чрезвычайно довольному лицу Баджи, который явно не нежничал, зашивая рану. Затем снова перевел взгляд на севшую рядом с ним Мирай. — Сакамото наша внутренняя кухня неизвестна, так что он свято уверен, что во главе все еще стоит Санзу. — Но Санзу в коме, — хмуро проговорила Мирай, мрачнея все сильнее. Баджи на миг отвлекся от экзекуции старшего Хайтани, которой радовался немного слишком сильно, и ошарашенно посмотрел на Мирай. Она только сейчас поняла, что, рассказывая ему обо всем, не упомянула о текущем состоянии Харучиё Акаши. В глазах ее шефа мелькнуло что-то холодное, а через секунду Мирай распознала темное удовлетворение в глубине его янтарно-карих радужек. Кейске теперь уже знал, от чьей руки погиб Майки, и выражение его потемневших глаз ясно говорило о том, что сострадания к бывшему приятелю детства и товарищу по группировке он не испытывает. Ничего не сказав, Кейске вернулся к своему занятию, и, судя по притихшему Рану, перестал так усердствовать, уступив профессиональной привычке и начав действовать с большей аккуратностью. А Риндо осторожно отклонился на спинку дивана, морщась от боли в простреленном плече, и продолжил: — Верно. Вот только Санзу, чтобы прижать нас с Раном, успел прибрать к рукам нечто ценное — для нас. — Ран стрельнул в брата не слишком довольным взглядом, но промолчал. Мирай помнила о чем-то таком, хоть и смутно — в день, когда об этой ценной вещи, украденной Санзу у Хайтани, впервые зашла речь, она была полностью поглощена горем и болью утраты, но сейчас хорошо вспомнила тот разговор. Переглянувшись с братом, Риндо с тяжелым вздохом продолжил: — Проблема в том, что Коджи Сакамото считает, будто ценность этого заложника важна для всего Бонтена, а не только для нас двоих. От этих его слов Мирай окаменела, на секунду перестав дышать. Ее взгляд был неотрывно устремлен на эти костыли в углу комнаты… Баджи, закончивший с Раном, уже снимал окровавленные перчатки, и теперь с хмурым недоумением посмотрел на Риндо. — Погоди… заложника? — мрачно переспросил он. Все сходилось. Дом без единой лестницы — чтобы легче было передвигаться. На костылях, тех самых, что стояли сейчас покинутые в углу. Ухоженный сад во дворе. Цветы и мягкие игрушки в комнате, явно не походившей на мужское жилье… — Санзу похитил нашу сестру, чтобы оказать давление на нас с Риндо, — непривычным от хмурой серьезности голосом проговорил Ран, поднимаясь и осторожно поводя плечом, оценивая болезненность свежезашитого пореза. — А теперь Сакамото похитил ее у Санзу. Даже лично в Токио пожаловал ради такого дела. — У вас есть сестра? — опешил Кейске. — Он забрал Мину? — прошептала Мирай, чувствуя, как отливает кровь от ее лица. Баджи с удивлением покосился на нее, но его взгляд она почти не почувствовала, придавленная двумя другими взглядами — одинаково тяжелыми, непроницаемыми и замкнутыми. Оба Хайтани несколько секунд смотрели на нее, пристально и настороженно. Мирай твердо встретила сперва один сиреневый взгляд, затем второй. Сейчас она вполне однозначно дала понять, что это действительно именно она участвовала в инциденте одиннадцатилетней давности. Если Хайтани и забыли ее — в чем Мирай все-таки сомневалась, — то ее осведомленность о существовании у них сводной сестры, которая и помогла ей сбежать в тот день много лет назад, точно должна была подстегнуть их память. Тем не менее, ни один из братьев никак не прокомментировал ее вопрос. Вместо них это сделал Баджи: — Мири, ты что, была в курсе все это время, что у них есть сестра? Мирай ничего не успела ему ответить, потому что Ран заговорил отрывистым, сухим тоном, заглушая конец вопроса Баджи: — Бонтену срать на заложника. Они не знают, кто она такая, и почему Санзу держал ее у себя, так что Сакамото просчитался с этим похищением, никакой пользы оно ему не принесет. — Ран поднял брошенную на диван испорченную толстовку, с сожалением цокнул языком и отбросил ее в сторону. Двигаясь немного скованно — сказывалась боль в ране, — направился к стоящему у стены комоду и зарылся в один из ящиков, продолжая говорить: — В группировке сейчас все готовы глотку друг другу перегрызть за власть. Хитто мертв, Моччи и Такеоми ушли от дел, Коко затаился — верхушки Бонтена, по сути, больше нет, и желающих занять свободные места слишком много. А если эти головорезы узнают, что похищенный заложник имеет отношение к нам, то вряд ли мы протянем больше суток. Мирай поднялась с дивана, глядя на копошащегося в комоде Рана с серьезной настороженностью. В голову ей только что пришла одна опасная и неприятная мысль и, какую бы симпатию она ни испытывала к Рану, она не могла быть до конца уверенной, что он побрезгует подобной возможностью, когда на кону стоит жизнь близкого ему человека. Мирай хотела сразу расставить все точки над «i». — Ты за этим вызвал меня? — севшим от напряжения голосом спросила она, гипнотизируя взглядом растрепанный затылок старшего Хайтани. — Планируете передать меня отцу в обмен на сестру? Риндо никак не отреагировал на ее вопрос, продолжая расслабленно сидеть на диване; Кейске же едва заметно дернулся сбоку от нее, бросил встревоженный взгляд сначала на Мирай, потом на замершего у комода Рана. Затем нахмурился и сделал ненавязчивый шаг вперед, становясь ближе к девушке. Мирай почувствовала его движение, хоть и не смотрела на него, и тяжело сглотнула, давя новый прилив эмоций от осознания, что, даже зная теперь обо всех ее грехах, Баджи все равно готов был встать на ее защиту. Это дорогого стоило. Но сейчас Мирай продолжала напряженно смотреть на стоящего к ней спиной Хайтани. Ран тихо рассмеялся, качая головой, и, бросив поиски одежды, повернулся лицом к глядящей на него хмурой девушке. Ухмыльнулся шире, игриво вздергивая темную бровь. — Мне всегда так льстит твое высокое мнение обо мне, крошка. Он не опроверг и не подтвердил ее подозрения, но почему-то, откуда-то — Мирай вдруг совершенно отчетливо поняла, что опасность от него ей не грозит. Он не собирался предавать ее, обманом заманив в ловушку. И это понимание, снизошедшее на нее на каком-то необъяснимом, клеточном уровне, вмиг расслабило ее одеревеневшие от напряжения плечи. — Я должна была убедиться, Ран, — вздохнула Мирай и медленно опустилась на кресло, где до этого сидел Баджи, чувствуя внезапно накатившую усталость. — Сам понимаешь. Хайтани сложил руки на груди и криво ухмыльнулся. — Ну, крошка, ты была бы совсем дурой, если бы не заподозрила чего-то такого, — лениво протянул он. Затем небрежно пожал плечами, впрочем, тут же слегка поморщившись от боли. — Признаюсь, такая мысль у меня мелькала — ничего личного. Вот только я прекрасно понимаю, что, получив тебя, твой папаша все равно убьет и Мину, и нас с Риндо. Младший Хайтани в этот же момент без предупреждения бросил брату аптечный пузырек, в котором Мирай узнала сильнодействующее болеутоляющее. Ран, несмотря на неожиданность подачи, его поймал и, недолго думая, сразу же высыпал на ладонь две таблетки, которые проглотил всухую. Риндо, уже поднявшийся с дивана, подошел к ним и остановился рядом с братом, рассеянно снял очки и принялся протирать стекла полой расстегнутой рубашки. — Мы попробовали самостоятельно вернуть Мину, — проговорил он, не отрываясь от своего занятия. — В результате все наши люди погибли, и мы тоже… кгм… — Риндо кивнул на брата, одновременно указывая зажатыми в пальцах очками на свое забинтованное плечо, — спаслись не в лучшем виде. «Повезло, что вообще спаслись», мрачно подумала Мирай, а вслух спросила: — Так зачем ты вызвал меня, Ран? Лицо старшего Хайтани после ее вопроса приняло замкнутое, нечитаемое выражение. Он рассеянно почесал татуировку на горле, а затем небрежно-будничным тоном выдал: — Чтобы ты помогла вернуть Мину, конечно же. — Мирай нахмурилась, прилагая все силы, чтобы не вытаращиться на него. А Ран невозмутимо продолжил свою мысль: — Ты ведь знаешь своего отца, как облупленного, знаешь методы его людей, слабые места в охране клана, которыми мы могли бы воспользоваться. — С чего ей помогать вам двоим? — встрял Кейске, неодобрительно складывая руки на груди и смеривая обоих Хайтани мрачным взглядом. Мирай ответила ему прежде, чем хоть один из братьев раскрыл рот: — Я им жизнью обязана, Кейске, — тихо проговорила она, поворачиваясь к Хайтани, и перевела внимательный, напряженный взгляд с одного на другого. — Вот только ваш план проникнуть в логово клана и забрать оттуда сестру обречен на провал, — жестко добавила Мирай, и оба мужчины одинаково нахмурились. Риндо разомкнул губы, но она снова заговорила, не давая ему вставить слово: — Ты прав, Ран, я действительно хорошо знаю своего отца и его методы. И знаю, что в охране Мори-кай, когда это касается важных вещей, нет слабых мест. Если отец считает Мину рычагом давления на Бонтен, и верным способом заставить вас выдать ему меня, то ее охраняют сильнее, чем самого императора. Способа тайно пробраться на базу Мори-кай в Токио и уйти оттуда живыми у вас попросту нет. Риндо мрачно поджал губы, хмурясь, а Ран цепким, пронизывающим взглядом изучал лицо Мирай, на котором она не дала отразиться ни единой из тех эмоций, что обуревали ее сейчас. Сам факт того, что помощь Хайтани подразумевала вновь опасно приблизиться к ее приемному отцу, приводил Мирай в состояние неконтролируемой, почти животной паники. Но она смогла превозмочь обуявший ее ужас, пробиться через его заслон и взглянуть на эту ситуацию с другой стороны. Помимо очевидной опасности, вся эта ситуация также давала ей нежданный, рискованный шанс. Мирай предпочитала смотреть правде в глаза и понимала, что упросить Хайтани раздобыть для нее камеру сенсорной депривации, да еще и в сложившихся обстоятельствах, будет непросто. Скорее даже — невозможно. Тем не менее, если она сможет убедить их, что подобное оборудование понадобится ей для того, чтобы с успехом воплотить в жизнь граничащий с безумным, очень странный план по возвращению Мины — то тогда сможет одним махом уложить двух зайцев: начать так необходимые ей тренировки по управлению чужим сознанием, и отплатить услугой за услугу братьям, не раз выручавшим ее. В качестве бонуса — спасти невиновную девушку, не имевшую никакого отношения к ее распрям с Коджи Сакамото. И если все действительно получится, это к тому же может поставить точку в той бесконечной агонии, в которую превратил жизнь Мирай жестокий человек, называвший себя ее приемным отцом. Возможно, это ее шанс наконец-то по-настоящему освободиться. Сделав глубокий вдох, Мирай заговорила, прежде чем явно уже собравшийся возражать Ран открыл рот: — Но я могу предложить другой выход. — Она сдавленно сглотнула, набираясь мужества для того, чтобы озвучить идею, которая ее саму повергала в невыразимый ужас. — Вы действительно выдадите меня отцу. Ее слова были встречены гробовым молчанием. — Что ты такое говоришь, Мирай? — оторопело воскликнул Кейске, первым пришедший в себя. Ран громко фыркнул, запрокидывая назад голову и устало потирая ладонью глаза. — И к чему было столько возмущения при мысли, что я мог планировать выдать тебя папаше? — саркастично пробормотал он, опуская голову и устремляя на Мирай взгляд, явно говоривший о его сомнениях в ее адекватности. — Сама же ведь предложила сейчас именно это. — Дослушай до конца, — настойчиво попросила Мирай. Она глубоко вздохнула и закусила губу, отворачиваясь от всех троих мужчин. План, который формировался сейчас в ее голове, был абсолютно безумным и, к тому же, не совсем честным по отношению к ее союзникам. Мирай отдавала себе отчет в том, что, по сути, собирается использовать братьев для своей цели, но, зная Рана, он, пожалуй, даже не принял бы это за оскорбление, наоборот посчитав корыстные мотивы доказательством того, что она не совсем дура. Сейчас ей нужно было убедить обоих Хайтани, что она сможет вытащить Мину из плена, если они раздобудут для нее камеру сенсорной депривации и дадут хотя бы неделю на подготовку. При этом она должна была убедительно и вменяемо объяснить, зачем ей нужно такое специфическое оборудование и почему без него не обойтись. В этом заключалась загвоздка, потому что подобные материи не воспринимались многими людьми всерьез, и Мирай не знала, принадлежат ли Хайтани к этой категории скептиков. В своем объяснении правду ей придется разбавить щепоткой лжи для убедительности. — Вы многого не знает о клане Мори-кай, — тихо заговорила Мирай, тщательно подбирая слова. — Все главы клана владели некоторым… тайным знанием. А мой отец не только в него посвящен, но, к тому же, является человеком, открытым для многих вещей, которые другим людям могут показаться безумием и фантастикой. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Баджи. Мирай снова развернулась к ним, поочередно обводя взглядом мрачные лица всех троих мужчин, задержавшись на братьях. От того, сможет ли она внятно объяснить им суть, сочетая ложь с правдой и при этом не вдаваясь в детали, затрагивающие прыжки во времени, зависело то, удастся ли ей добиться нужного ей исхода этого разговора. — Мори-кай десятилетиями копили знания о… назовем это «скрытыми возможностями» человеческого разума и сознания, — медленно проговорила Мирай, отмечая, как вытягиваются в недоумении лица обоих Хайтани и Баджи. Ей следовало очень осторожно, очень вдумчиво выбирать слова, которые она собиралась сейчас сказать, чтобы не спугнуть их. — Клан годами копил информацию о различных ментальных способностях, доступных человеческому разуму: гипноз, техники глубокой медитации, внушение. Отец держит при клане пленных тибетских монахов, которые вынуждены делиться своими знаниями с выбранными им людьми и обучать их древним ментальным практикам. Ран глубоко, протяжно вздохнул, затем наклонил голову сперва вправо, потом влево, хрустнув шеей. — Крошка, к чему ты вообще ведешь? — с нотками нетерпения в голосе осведомился он. Мирай нервно облизнула губы, прилагая усилия, чтобы не сжимать в кулаки напряженные до предела, подрагивающие пальцы. Была не была, ей нужно просто сказать им это. Набрав в легкие побольше воздуха, она на одном дыхании выпалила: — К тому, что в Мори-кай есть специально обученные люди, способные манипулировать чужим сознанием. — Риндо удивленно задрал брови, забавно вскинув их над оправой очков, Ран рядом с ним скептически фыркнул. Баджи просто смотрел на нее с открытым ртом. Но пути назад уже не было, поэтому Мирай смело продолжила: — Единственный шанс вызволить Мину и выжить — действовать хитростью и использовать тактику, о которой отец никогда не смог бы догадаться. — Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, — протянул Риндо, снимая с головы обруч, и его освобожденные волосы тут же посыпались на лоб растрепанными фиолетовыми прядями. — Считаю, что мы могли бы просто убить Сакамото, и дело с концом. Мирай покачала головой, на миг прикрывая глаза. — Видишь ли, Риндо, Мори-кай полностью подконтрольны отцу, выдрессированы и дисциплинированы, как послушные куклы, или как преданные псы. У него уже давно есть преемник, слепо разделяющий все его идеи, и он просто продолжит дела отца так, как если бы это был сам Коджи Сакамото. — Ран тихо ругнулся себе под нос, Риндо так крепко сжал губы, что они превратились в тонкую полоску на его лице, а Мирай безжалостно продолжала: — Так что, его смерть не вызовет такого же хаоса в клане, который сейчас происходит внутри Бонтена, и никак не поможет в вызволении Мины. Силой не получится прорваться на базу Мори-кай, в этом вы уже и сами убедились, поэтому нужно действовать иначе. Единственный способ живыми уйти оттуда вместе с Миной — сделать так, чтобы Коджи Сакамото сам отпустил нас и после не стал преследовать. Ран несколько секунд смотрел на нее, с нахмуренными бровями и угрюмо поджатыми тонкими губами, обдумывая ее слова. Он выглядел раздраженным и недовольным — не самое лучшее настроение, которого Мирай могла бы пожелать в тот ответственный момент, когда ей нужно было убедить его помочь ей так, чтобы при этом он считал, будто помогает себе. Наконец он нетерпеливо цокнул языком и спросил: — И как же ты предлагаешь это сделать, крошка? Вот и наступил тот самый момент. От того, что Мирай скажет дальше, и от реакции Хайтани на ее слова, зависел успех не только плана по вызволению Мины, но и осуществление ее главной, личной цели, в которую Мирай не собиралась посвящать никого из присутствующих. — Для этого нам понадобится такой же человек, как те, что имеются на службе у Мори-кай, — медленно проговорила она, не отпуская настороженный взгляд старшего Хайтани. — Человек, способный управлять чужим сознанием. Периферийным зрением Мирай видела, как начал скептически улыбаться Риндо, как озадаченно трет лоб Баджи, но смотрела она только на Рана, который глядел на нее в ответ хмуро, без улыбки. — И где мы возьмем такого фокусника? — спросил он искусственно непринужденным тоном, совершенно не вязавшимся с холодом в его глазах. Мирай на миг задержала дыхание, пытаясь успокоить свое сердце, исступленно барабанившее в грудную клетку слишком сильными ударами. — Им стану я, — четко и раздельно ответила она. — Хочешь сказать, ты тоже способна на эту абракадабру, которой обучены «шаманы» Сакамото? — подал голос Риндо, беря слово «шаманы» в воздушные кавычки. — Нет. Пока что нет, — честно ответила Мирай, продолжая смотреть только на Рана. — Но этими техниками владеет Йоричи. С ним я смогу быстро обучиться всем необходимым ментальным приемам. — Голос Мирай звучал с непоколебимой уверенностью, но она сильно рисковала, буквально пошла ва-банк, говоря подобное. Ведь никто не мог ручаться, что у нее вообще получится овладеть этими знаниями. Тем более, сделать это так быстро и под таким давлением. Но Хайтани не должны были усомниться в успехе, усомниться в ней, иначе они не согласятся на этот план. И Мирай готова была сделать все возможное и невозможное, чтобы слова, произнесенные ею сейчас с такой убежденностью, действительно стали правдой. Уверенно вскинув голову, она твердо продолжила: — И после того, как вы выдадите меня Мори-кай, отец слегка снизит бдительность. Тогда я смогу подобраться к нему и оказать воздействие на его разум. Если Коджи Сакамото сам откажется от заложницы и позволит ей уйти, никто в клане не посмеет ему перечить. Вас никто не станет преследовать и разыскивать. Мори-кай просто оставят вас в покое. Риндо глубоко, тяжело вздохнул, вновь снимая очки и протирая глаза, покачал головой. — Это безумие. Бред. Полный абсурд, — пробормотал он. — Возможно, — невозмутимо ответила Мирай. — Но это также и единственный способ вызволить вашу сестру. — Ты как-то слишком уж быстро соглашаешься на это, — с подозрением в голосе проговорил Ран. Он сложил руки на голой груди и оперся поясницей о комод позади него, прищурился. — Зная твои «теплые» отношения с папочкой, я был уверен, что ты засверкаешь пятками в тот же миг, как узнаешь, что происходит. И тем не менее, ты сразу же согласилась помочь нам забрать у Сакамото Мину, которую ты совсем не… — по хмурому лицу Рана пробежала едва уловимая новая тень, — почти не знаешь. В чем подвох, крошка? Он все еще не сказал «нет», и это давало надежду, что у Мирай по-прежнему есть шансы добиться от Хайтани нужного решения. Закусив щеку изнутри, она отвернулась от них и отошла к окну, постояла там несколько секунд, глядя на цветущую сливу. Хорошо обдумав свой ответ, Мирай решила, что правда будет лучшим выбором. Не вся, разумеется, но важная ее часть. — Коджи Сакамото разрушил мою жизнь, — тихо проговорила она, не поворачиваясь к ним. — Он сделал меня убийцей, когда я была еще совсем ребенком. Превратил меня в вечную пленницу без права на побег, потому что держал в заложниках дорогих мне людей. Я для него — не человек, тем более, не приемная дочь. Я — полезный, незаменимый инструмент, потеря которого приводит его в бешенство. Он никогда не оставит меня в покое, всегда будет угрожающей тенью за моим плечом. И если сейчас я смогу подобраться к нему и сделать с его разумом то, что задумала — то освобожу не только вашу сестру. Я освобожу и себя тоже. Вот почему я так быстро согласилась, Ран. С этими словами Мирай развернулась к ним, ожидая ответа — но Ран ничего не сказал, только смотрел на нее долгим, оценивающим взглядом. Наконец он глубоко вздохнул и произнес: — Ладно, крошка. И как быстро ты обучишься этим… этой… «шаманской абракадабре»? — повторив слова брата, Ран хмыкнул, а сам Риндо лишь скептически покачал головой. — Мне понадобится несколько дней, возможно, неделя, — ответила Мирай, стараясь не обращать внимания на недовольство, появившееся на лицах обоих Хайтани. — Еще мне нужно будет присутствие Йоричи. — Набрав в легкие воздуха, она добавила: — И камера сенсорной депривации, — это она протараторила скороговоркой, словно быстрота речи могла снизить сложность выполнения озвученного требования. Что ж, вытянувшиеся лица Хайтани стоили того, чтобы это сказать. Баджи, выглядящий вконец ошарашенным, закашлялся, подавившись воздухом. — А ты простых путей не ищешь, да? — протянул Риндо, неодобрительно косясь на все еще кашляющего Кейске. Мирай закусила губу и перевела дыхание. По крайней мере, на нее пока что никто не орал, доказывая, что она просит невозможное. — Такое оборудование необходимо, чтобы быстро обучиться подобным вещам, — сказала Мирай. Ее голос звучал спокойно и твердо, хотя внутри все дрожало от неуверенности в собственных силах. Но она собиралась идти до конца. — Без этого ничего не получится. Ран и Риндо обменялись непроницаемыми взглядами. Они все еще не дали ответа, и Мирай чувствовала, как начинает разливаться в ее висках тупая боль, вызванная нервным перенапряжением. А братья, судя по всему, закончили свой молчаливый разговор взглядами, потому что Ран криво усмехнулся, глядя на Мирай холодными, расчетливыми глазами, которых эта усмешка не коснулась. — Лучше бы тебе быть уверенной, что это сработает, крошка, — сказал он легким дружелюбным тоном, от которого у Мирай, тем не менее, пробежала дрожь по позвоночнику. Но одновременно с этим она облегченно выдохнула, потому что поняла: Хайтани принял выдвинутые условия. — Мне нужно сделать телефонный звонок. — Ран потер плечо и как будто бы удивился, обнаружив под ладонью голую кожу. Раздраженно фыркнул. — И одеться. Старший Хайтани вышел из гостиной, оставляя Мирай и Баджи наедине с его братом, выглядящим, мягко говоря, не слишком довольным тем, как все решилось. Мирай позволила себе перевести дыхание. Она добровольно впутывалась в опасную и чреватую многими последствиями паутину. Имела ли она право рисковать своей жизнью и свободой сейчас? Ведь перед ней стояла важная, самая важная цель: помочь Майки. Мирай могла бы эгоистично воспользоваться Хайтани, убедив их, что поможет — а сама сбежать после того, как закончит тренировки, и камера сенсорной депривации больше не будет ей нужна. Могла ведь? Нет. Мирай знала, что не смогла бы так поступить. Как бы сильно жизнь, которую она вела, и поступки, которые совершала, ни пытались очернить ее душу — этого так и не произошло. Хайтани не были хорошими людьми, но они помогли ей. Они не оставили ее в беде, когда ей некуда было идти. А их сводная сестра, которая помогла ей на свой страх и риск в прошлом прыжке, стала невинной жертвой, оказавшейся сейчас в жестоких руках Коджи Сакамото — все из-за нее, из-за Мирай, потому что это она была единственной целью ее отца, ради получения которой он не остановится ни перед чем. К тому же, Мирай сказала Рану чистую правду: это был ее шанс на освобождение от гнета приемного отца, не оставившего ни единого целого кирпичика в храме ее души. Она освободится от своего прошлого. И, став свободной, сможет спасти будущее Майки. Баджи отошел к окну, устало массируя виски и невнятно бормоча что-то себе под нос. Для него было слишком много шокирующей информации сегодня, и он с трудом справлялся с ней — Мирай понимала это. Риндо остался стоять на том же месте у комода, закрытым жестом сложив на забинтованной груди руки и неотрывно глядя на Мирай неуютным взглядом, тяжести которому добавляли глубокие синяки у него под глазами. Мирай не отвела взгляд, встречаясь с ним глазами. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем она тихо произнесла: — Не нужно так прожигать меня взглядом, Риндо. Я и без того прекрасно вижу, что тебе не нравится этот план. — Не нравится — это слабо сказано, — ответил Риндо на удивление спокойным и ровным голосом. — Не веришь тому, что я сказала? — Нет. Но я верю брату. Если он согласился — значит, сумел услышать в твоих словах что-то такое, чего не услышал я. Но хочу, чтобы ты понимала, Мирай, — Риндо медленно подошел к ней и слегка наклонился, чтобы прошептать ей на ухо едва слышное: — если ты морочишь нам голову, я убью тебя. В его голосе не проскользнуло ни единой эмоции, он был таким же ровным и скучающим, как секунду назад, будто он обсуждал с ней погоду, а не грозил смертью, — и Мирай с пробившим ее легким ознобом поняла, что может даже не сомневаться в искренности его обещания. Для обоих Хайтани семейные узы всегда стояли на первом месте, и любые обстоятельства, способные им навредить, братья решали кардинально. Риндо был таким же опасным, как и его старший брат, а в некоторых аспектах даже опаснее. Но Мирай не отвела взгляд. На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Все так же глядя прямо в серьезные фиалковые глаза за поблескивающими линзами очков, она кивнула, и он слабо кивнул в ответ, будто скрепляя эту странную сделку. Шаркающие шаги из коридора возвестили о возвращении старшего Хайтани. Через миг он вошел в комнату, и Мирай против воли изумленно вскинула брови при виде его. Нет, она знала, конечно, что Ран весьма эксцентричный человек, но к выбору одежды он всегда подходил максимально серьезно, поэтому то, что было надето на нем сейчас, это… — Это что еще за херня? — озвучил ее мысли Риндо, вытаращившийся на брата в немом ужасе. Более точного определения для старой, вылинявшей футболки, опасно натянувшейся на слишком широких для нее плечах Рана, придумать было бы сложно. Потертая, с тканью, местами истончившейся от многочисленных стирок, футболка поражала воображение дурацким принтом: огромная кривоватая снежинка, в центре которой была изображена несколько перекошенная морда черного кота. После вопроса Риндо воцарилась глубокая тишина. Ран поморщился, брезгливо оттягивая низ футболки: — Это единственное в шкафу, что на меня налезло… — договорить ему не дал удивленный возглас Баджи, как раз в этот момент развернувшегося к ним. — Какого черта, Хайтани? — напряженным и озадаченным голосом спросил Кейске, подступая к Рану и угрожающе хмурясь. — Откуда на тебе футболка Чифую? Вернувшаяся в комнату потрясенная тишина была такой плотной, что почти звенела в воздухе. Мирай с недоумением переводила взгляд с одного шокированного лица на другое, мужественно стараясь не смотреть на нелепую футболку, чтобы не расхохотаться — это было бы не слишком уместно в накалившейся добела напряженной обстановке в комнате. Она не знала, о ком говорит Кейске, но оба Хайтани его, очевидно, хорошо поняли, потому что сейчас смотрели с брезгливым, озадаченным отвращением то на него, то на многострадальную футболку, трещавшую по швам на несговорчиво-широких плечах Рана. Который очень недобро прищурился, сверля Баджи подозрительным взглядом. — Откуда в спальне моей сестры взялась футболка твоего бывшего зама? — проговорил он вкрадчиво-опасным голосом, глядя на Баджи так пристально, будто тот мог дать ответ на этот, судя по всему, чрезвычайно животрепещущий для всех троих вопрос. — О чем вообще речь? — попробовала все-таки прояснить ситуацию Мирай. — О том, каким образом в шкафу моей сестры взялась тупая футболка дружка нашего клыкастика, — ядовито-брезгливым, все таким же вкрадчивым тоном пояснил Ран, испепеляя взглядом опешившего Баджи. — Да быть того не может, — упавшим голосом пробормотал Кейске, неверяще качая головой и с ужасом гипнотизируя взглядом несчастную футболку. — Быть не может, чтобы новая подружка Чифа оказалась Хайтани! — Мина не Хайтани, — вздохнул Риндо, получив от Баджи ошалело-непонимающий взгляд, но его слова почти заглушил непривычно громкий голос Рана: — «Новая подружка»?! Лучше бы тебе объясниться, клыкастик, и сделать это прямо сейчас, — говоря это, Ран принялся с отвращением стягивать с себя поруганную футболку, даже не морщась от боли в спине, и затем брезгливо откинул ее на ближайшее кресло. — Как же я хочу тебе врезать, Хайтани, ты даже не представляешь, — прошипел Баджи, сжимая кулаки. — Это взаимно, клыкастик, — расплылся в ядовитой ухмылочке Ран. — Перестаньте наконец, — воскликнула Мирай, вклиниваясь в намечающуюся очередную перепалку. — Может кто-то внятно объяснить, из-за чего такой переполох? — с этими словами она выжидающе посмотрела на Баджи. Ее шеф сделал глубокий, успокаивающий вздох, помедлил, будто считал до десяти, затем тщательно (и явно с трудом) контролируемым голосом пояснил: — Мой друг, хозяин того зоомагазина, с которым сотрудничает наша клиника, недавно начал встречаться с девушкой. Совсем потек от нее, — Ран раздраженно цокнул языком, а Риндо нахмурился так сильно, что из-за собравшейся в гармошку кожи на переносице его очки съехали вниз по носу, — и был уверен, что у них все серьезно, пока не… — Баджи сдавленно сглотнул, невидящим взглядом глядя в одну точку. — Пока она не стала морозиться от него, исчезла со всех радаров, ни с того, ни с сего… Черт… — С шумным вздохом он стянул с волос резинку и взъерошил и так спутанные темные пряди. — Выходит, его загадочная девчонка так резко пропала вовсе не потому, что динамит его, а потому, что ее похитили. А Чиф теперь с ума сходит, ни о чем не подозревая, думает, что она его бросила… — Как. Мину. Угораздило. Спутаться. С Мацуно, — процедил сквозь зубы Ран, явно с трудом держащий себя в руках. Мирай впервые видела его в таком состоянии. Как правило, его клоунское поведение не способны были пробить никакие проблемы, но сама мысль о том, что его сводная сестра могла встречаться с другом Баджи, явно повергала его в ярость — настолько, что даже на его обычно бледном и холеном лице проступили пятна злого румянца. В голове Мирай промелькнула неуместная мысль о том, что если у старшего Хайтани когда-нибудь появится дочь, бедняжка останется старой девой, потому что он уничтожит любого не понравившегося ему кавалера — где «не понравившегося» означало «каждого». Она устало покачала головой, не веря, что они сейчас выясняют обстоятельства личной жизни взрослой девушки — обстоятельства, которые никого из них не касались, вообще-то, — вместо того, чтобы обсуждать дальше план по ее спасению из плена. — Знаешь, шпала, я впервые с тобой согласен, — сердито прорычал Кейске, агрессивно завязывая волосы в хвост и явно по неосторожности выдрав себе пару прядей в процессе. — Потому что я тоже не понимаю, как Чифа угораздило связаться с Хайтани! — Мина — не Хайтани, — вновь повторил Риндо и невозмутимо пожал плечами, не обращая внимания ни на хмуро-недоуменный взгляд Баджи, ни на испепеляющий — своего брата. — Она наша сводная сестра, и решила оставить фамилию своей семьи. — Придержи язык, Рин, — недовольно бросил ему старший, на что Риндо лишь снова пожал плечами. — Угомонись, Ран, — устало сказал он. — Мы никогда не делали тайны из того, что Мина — не родная наша сестра. — Да, вы делали тайну из того, что у вас вообще есть сестра, — пробурчал Баджи, измученно закрывая лицо руками. — О, клыкастик, мы с тобой последний раз разговаривали — если ту драку можно назвать разговором — лет десять назад, и все эти годы прекрасно прожили, забыв о существовании друг друга, — истекающим сарказмом голосом протянул Ран, недобро скалясь. — Конечно, коне-ечно, ты был бы первым, с кем мы стали бы делиться своими семейными обстоятельствами. Баджи полностью проигнорировал подкол и, будто Ран вообще не произнес ни слова, обреченно-уверенным голосом поинтересовался: — Ладно, и каков наш план после того, как Мири обучится этим своим шаманским штучкам? Мирай, судя по всему, предстояло смириться с тем, что ментальные техники, о которых она говорила, все присутствующие отныне будут называть не иначе, как «шаманскими штучками» и «абракадаброй», но куда больше ее обеспокоил сам смысл вопроса Кейске. — Какой еще «наш» план, Баджи? — вновь озвучил ее мысли нахмурившийся Риндо, прежде чем она успела открыть рот. — Никакого «нашего» плана нет. Как только это станет безопасно, ты уберешься отсюда, заляжешь на дно у кого-то из своих дружков, да хоть у того же Мацуно, и забудешь обо всем, что сегодня услышал. — Ты издеваешься? — полыхнул на него возмущенным взглядом Баджи. — В этом охуевшем деле уже замешана моя подруга и коллега, а теперь еще и оказывается, что эта поебень с похищением вашей сестры имеет отношение к Чифую. Он с ума сходит от неизвестности, не понимая, почему девушка, которая для него очень важна, вдруг исчезла из его жизни. И я не собираюсь оставлять Мирай в этом одну, не после… — на этих словах он вдруг резко замолчал, будто сказал лишнего, и потупился, явно не желая встречаться взглядом с обеспокоенной Мирай. Прокашлявшись, уже спокойнее продолжил: — К тому же, посмотрите на себя. Оба ранены, как вы собираетесь в таком виде выступать против этого мафиози? Когда Мирай закончит с этой своей мозговой хренотенью, ей понадобится помощь, которую вы в таком состоянии не сможете ей обеспечить в полной мере. Ран уже открыл рот, чтобы ответить — вероятнее всего, послать Баджи, — но внезапно заговоривший Риндо не дал ему сказать и слова: — Вообще-то, в этом есть смысл, — задумчиво проговорил он, и Ран уставился на брата сперва с уязвленным недоумением, а потом с опасным прищуром. У Риндо же к подобным взглядам за проведенные вместе годы выработался иммунитет, судя по тому, как невозмутимо он продолжил свою мысль: — Мори-кай разъебали нас по полной в прошлой стычке. Мы в невыгодных условиях, даже не можем вернуться домой, потому что за обеими нашими квартирами установлена слежка. У нас недостаточно ресурсов и пополнить их людьми Бонтена мы уже не можем. — Баджи победно хмыкнул от этих слов, и Риндо перевел на него холодный взгляд, под которым тот несколько сдулся. — Не обольщайся: ты был бы последним, с кем мы могли бы решить объединить усилия, особенно учитывая, что ты обычный ветеринар и никакого отношения к нашим делам не имеешь. Но теперь у нас может просто не быть другого выхода. Немного обнадеживает, что в прошлом ты не был совсем уж лохом, вроде этого вашего Таке-как-его-там, — Кейске от этих слов возмущенно нахмурился, в то время как Ран издевательски возвел глаза к потолку, — и если не полностью растерял навыки, то, возможно, даже выживешь в конце. Безразлично-невозмутимый вид Риндо ясно давал понять: его совсем не трогал тот факт, что своей речью он успешно умудрился разозлить и брата, и Баджи. Мирай за время этого разговора не проронила ни слова, прожигая шефа угрюмым и неодобрительным взглядом. Ей все это не нравилось. Мягко говоря. Кейске не должен был встревать в это полное опасностей дерьмо. У него была семья, и Мирай считала, что он не имеет права ставить себя под угрозу ради помощи ей. Спустя еще какое-то время, наполненное пустыми препираниями, к недовольству Мирай было решено, что Баджи будет оставаться на связи, пока они не составят четкий план дальнейших действий. Он и слышать ничего не хотел, упрямо вознамерившись участвовать в намечающемся сомнительном и опасном мероприятии. Потом Ран, не слушая никаких возражений, позвонил кому-то из своих доверенных людей — число которых опасно поредело после их провальной атаки на Мори-кай — и велел ему приехать, чтобы увезти Баджи. Риндо, у которого поднялась температура из-за огнестрельного ранения, скрылся в спальне, а Мирай вышла на улицу следом за старшим Хайтани и Кейске. Машина уже прибыла, и Ран — не придумавший ничего лучшего, кроме как напялить на себя женский халат — принялся вполголоса обсуждать что-то с водителем, коренастым мужчиной в солнечных очках и темной водолазке. Мирай придержала Кейске за рукав, заставляя остановиться. — Я не одобряю это решение, Баджи, — в сотый уже раз повторила она, глядя на шефа так пристально, будто одним этим взглядом надеялась вернуть ему благоразумие. — Подумай о своей семье. Зачем ты ввязываешься в это? Ведь тебе совершенно незачем участвовать в этой опасной затее. И уж точно не нужно делать этого ради меня, я того не стою. Кейске несколько секунд смотрел на нее серьезно и внимательно, пока Мирай напряженно хмурилась под его проницательным взглядом. — Ты так сильно обесцениваешь себя и свою значимость для своих близких, Мирай, — наконец тихо и немного печально проговорил он, совсем сбив девушку с толку. Она глупо заморгала, молча таращась на него и не зная, что на это ответить. А Кейске вздохнул и покачал головой. — Послушай, мне понятна твоя тревога. Я не совсем идиот и не собираюсь рисковать жизнью. Но оставить тебя одну с этими шакалами в заварившейся тут каше я тоже не могу. Потому что… — Он закусил губу и отвернулся, хмуро глядя в сторону Рана, все еще разговаривающего с водителем. — Знаешь, я презираю обоих Хайтани, но вместе с тем и завидую им. А еще — они вынуждают меня испытывать стыд. — Стыд? — ошарашенно повторила Мирай, выпучивая на него глаза. — Что ты такое говоришь, Кейске? Баджи слабо, печально улыбнулся, все так же не глядя на нее. Свои следующие слова он адресовал цветущей сливе за забором, к которой приклеился взглядом: — Да, стыд. Потому что все эти долгие, тяжелые годы эти двое были с Майки. Я знаю… знал его с тех пор, как нам было по три года, и мы дрались в песочнице, потому что у него было ведерко побольше, а у меня — лопатка покрепче, и мы никак не могли уразуметь, что если объединим усилия, то построим самый крутой песочный замок на свете. — Кейске улыбнулся своим воспоминаниям, но эта улыбка получилась еще более печальной, чем предыдущая. — Я был рядом с Майки с самого раннего детства. И все эти годы он был не просто моим другом, он был моим братом, и я готов был отдать за него жизнь — но в итоге я оказался слеп, не увидел, когда ему больше всего нужна была помощь. Позволил ему оттолкнуть всех нас — оттолкнуть меня, — и уйти. Позволил ему погрузиться в темноту и стать тем, кем он стал. И все это время, все эти темные годы, пока он все глубже и глубже проваливался в свои грехи — с ним были чертовы Хайтани. Но не я. Я отпустил его. — Баджи шумно вздохнул и задержал дыхание, на миг прикрывая глаза. — Нет, не так. Я бросил его. Я выбрал не его. — Мирай открыла было рот, чтобы возразить ему, чтобы повторить, что у него были весомые причины для того, чтобы не следовать за Майки по выбранному им опасному пути, но Баджи не дал ей заговорить, продолжив: — Я хочу помочь тебе, Мирай. Я не помог ему, но я хочу помочь тебе. Понимаешь? Мирай закрыла рот и печально поджала губы. Она понимала, даже слишком хорошо. Кейске будто бы пытался сейчас, этой помощью ей, искупить вину, которую чувствовал перед своим погибшим другом. Хотел спасти женщину, которую любил Манджиро, раз не смог спасти его самого. Мирай не считала это правильной мотивацией, и если бы могла, заставила бы Кейске сегодня же уехать из города и переждать бурю вместе с женой и дочерью. В погоне за своим призрачным искуплением, ставшим для него едва ли не одержимостью, Кейске рисковал слишком многим, слишком важным, и Мирай была неимоверно зла на него за это — но сознавала, что не сможет никак повлиять на его решение или переубедить его. Ей оставалось лишь принять это как данность, и сделать все от нее зависящее, чтобы в конце этого опасного дела Кейске вернулся к своей семье живым и невредимым. Через несколько минут Баджи сел в машину, и автомобиль почти бесшумно выехал на основную улицу. Мирай молча смотрела ему вслед, хмуро обдумывая всю тяжесть сложившейся ситуации. Стоящий рядом с ней Ран движением фокусника вынул из кармана джинсов смятую пачку дорогих сигарет и лениво прикурил. Вишневый дым коснулся обоняния Мирай, вызывая ощущение дежавю. Поджав губы, она повернулась к Рану, когда он делал очередную затяжку. — Ни о чем не хочешь меня спросить? — ровным, нейтральным голосом поинтересовалась она. Ран не смотрел на нее. Слегка прищурившись, глубоко затянулся, затем отнял сигарету от пересохших губ и медленно выпустил из легких наполненный терпким запахом вишни дым. Даже таким — с растрепанными волосами и в маленьком на него женском халате — он каким-то волшебным образом все равно умудрялся выглядеть эстетично, на свой эксцентричный манер. Все так же не глядя на нее, Ран облизнул потрескавшиеся губы и слабо усмехнулся одним уголком рта. — Я ведь уже говорил тебе, крошка. Я не задаю лишних вопросов и не даю лишних ответов. Мирай передернула губами, слабо качая головой. Машинально потянулась рукой к висящему на шее мешочку с бусинами браслета, ощупала их пальцами сквозь плотную ткань. — Значит, тебе абсолютно не интересно, почему я совсем не поменялась за одиннадцать лет? — монотонно проговорила она, глядя пустым взглядом в небо, по которому уже растекался алыми реками закат. Для себя Мирай решила, что не будет ходить на цыпочках вокруг этой темы. Для нее то похищение и время, проведенное в квартире Хайтани привязанной к стулу, было совсем свежим воспоминанием, для Рана же прошло больше десяти лет. Но он помнил, в этом Мирай не сомневалась. Он помнил тот день, и он помнил ее. И за все время, что она была знакома с ним в настоящем, он и словом не обмолвился о том, что уже видел ее в своем прошлом. Несмотря на его слова, у Рана должно было быть много вопросов. Мирай предпочла бы узнать его мысли обо всем этом здесь и сейчас, чтобы быть уверенной, что однажды эти мысли не сыграют против нее. Ран молчал какое-то время, продолжая расслабленно курить. Приятный, уже совсем теплый вечерний ветерок игриво щекотал кожу и трепал волосы, развеивал ароматные облачка вишневого дыма. — Хм-м, — наконец задумчиво протянул Хайтани, бросая окурок на землю и затаптывая его ногой. — На самом деле, я удивлен, что ты именно сейчас вдруг решила поднять эту тему и вскрыть карты. Ну, могу предположить, что у тебя очень дорогой косметолог, а пилинги для кожи творят чудеса. Не впечатленная его шутливым ответом, Мирай закатила глаза и покачала головой. На какое-то время между ними вновь протянулось молчание, и она даже слегка удивилась, вновь услышав спокойный голос Рана: — Когда я увидел тебя в квартире Майки в декабре, в первый миг подумал, что он рассыпал свою наркоту над банкой кофе, который я себе тогда сварил. Память на лица у меня отменная, и поначалу я решил, что у меня галлюцинации. — Мирай медленно развернулась к нему, глядя на Рана слегка опасливо. Она уже перестала ждать от него серьезного ответа, решив, что он не собирается развивать дальше эту тему, однако он все же решил продолжить начатый разговор. — При этом ты сама не производила впечатление человека, узнавшего меня или Риндо, так что я допускал возможность того, что обознался. Но я, конечно же, сразу пробил тебя по внутренней базе Бонтена. Хочешь знать, что я думаю, крошка? Отвечу тебе: я ничего не думаю. Я не думаю о том, почему сейчас ты выглядишь точно так же, как в тот день, одиннадцать лет назад. И тем более я не думаю, почему в тот день, одиннадцать лет назад, ты выглядела так же, как и сейчас, хотя должна была быть мелкой ссыкухой одного возраста с Миной. Майки явно что-то знал обо всем этом. А я? Меня это не касается. А то, что меня не касается — меня не интересует. Мирай медленно кивнула головой, принимая его точку зрения. Если быть совсем откровенной, слова Рана ее не удивили. Он не впервые озвучивал такой свой взгляд на мир и происходящее вокруг. Иногда Мирай думала, что он, возможно, выбрал самый правильный подход к жизни. А Ран тем временем заговорил снова: — Я слабо верю во всю эту ахинею про шаманские игры разума, — скучающим голосом заявил он, и Мирай напряглась, боясь посмотреть на него. Что, если сейчас он скажет, что передумал? Но Ран, заметив ее напряжение, лишь тихо, вкрадчиво засмеялся. — Обычно, я в такое не верю, — соизволил уточнить он, явно наслаждаясь ее реакцией. Мирай закусила губу, с трудом подавляя желание пнуть его. Рядом с этим человеком никогда нельзя было расслабиться до конца. — Но ты — странная. Я не могу тебя разгадать. Ты явно что-то скрываешь о себе, но мне на твои секреты плевать, пока они не касаются конкретно меня или моих близких. Кроме того... я помню эту странную хрень в феврале, когда мы с Майки нашли тебя в пригороде Киото, и этот твой стремный хахаль сделал с тобой что-то, из-за чего тебе отшибло память. Так что, на этот раз, я решил изменить себе и поверить — тебе. В конце концов, все эти рассказы про ментальные шашни Мори-кай звучат не так уж и дико от женщины, ни на грамм не постаревшей за десяток лет. Может, ты кровью девственниц умываешься, а может, ты просто ведьма — но, пока ты способна вернуть назад Мину, мне это безразлично. Мирай тихо хмыкнула в ответ на его тираду. Облегчение слегка расслабило ее одеревеневшие плечи. Все-таки Ран не собирался отступать, и это значило, что она получит нужное оборудование для подготовки. Думать о том, получится ли у нее освоить необходимые техники, Мирай себе запретила — пока что. В ее голове и так теснилось множество тяжелых и тревожных мыслей, поэтому о новых проблемах она будет задумываться уже после того, когда — если — они появятся. Ран тем временем развернулся к ней и склонил набок голову. На его лице было странное выражение: одновременно невозмутимое, и будто бы снисходительное. Он вальяжно засунул руки в карманы халата и криво усмехнулся. — Вижу, ты сейчас весь мозг себе проешь сомнениями. Так что скажу еще вот что: ты мне симпатична, крошка. Я изучил твою подноготную и знаю, что твой дражайший папенька заслуживает отдельной вип-сковородки где-нибудь глубоко в аду. Он неплохо так тебя разломал, не так ли? — В голосе Рана не было жалости или сочувствия, но было что-то другое, странный подтон, и Мирай понадобилось несколько секунд, чтобы суметь его распознать. С удивлением она поняла, что в его голосе сквозило нечто, чего она никак не ожидала от Хайтани по отношению к себе. Уважение. А Ран, позабавленный ее слишком серьезным и слегка удивленным лицом, с мягким смешком добавил: — И тем не менее, даже морально выпотрошенная после жизни, которую вела в клане, сейчас ты не сбежала с криками и не бьешься башкой о стену в припадке ужаса от одной мысли, что придется снова столкнуться с папашей. Даже разъебанная к чертям, ты все равно решилась. Мирай нахмурилась, внимательно глядя на него. Ран, судя по всему, продолжать не собирался. Тихо хмыкнув, он без единого слова развернулся и направился ко входу в дом, попутно небрежно взмахнув рукой, намекая, что ей тоже следует вернуться внутрь. Все еще хмурясь, Мирай, по-прежнему не двигаясь с места, озадаченно переспросила: — Так сильно сомневался, что я решусь помочь? Ран остановился и слегка повернулся, глядя на нее через плечо. Пару секунд он смотрел на нее, а затем с ухмылкой бросил небрежно-будничное: — Ты сегодня решилась не просто помочь нам, крошка. — Его ухмылка стала еще шире, более хищной, почти предвкушающей. — Ты решилась поднять мятеж.