Красавица и Чудовище

Спустя два дня начался сильный снегопад. Не метель, но было ощущение, что снег шёл постоянно. Теперь Генья ненавидел снег. Раньше таких чувств он не испытывал. Мало кто вообще любит снег, но до этого снегопад лишь раздражал Генью. Сейчас же это была откровенная ненависть. Потому что тяжёлые тучи, несущие мерзкие белые хлопья, закрывали солнце, а вместе с ним лишали людей последней защиты от демонов. И на поляне в любое время могла объявиться смертоносная тварь. А значит, у Геньи не было иного выбора, кроме как ждать нападения, не давая себе и минуты на передышку. Через ворона он отправил в Штаб доклад о последнем нападении, указав, что, возможно, этот домик в лесу — не такое надёжное укрытие, как все думали. Генья надеялся, что Красавице поскорее подберут новое жильё. Но ворон принёс письмо с извинениями и сообщением о том, что свободных временных убежищ нет. Впрочем, в записке вскользь упоминалось, что полным ходом идёт строительство дома для постоянного размещения подопечной Корпуса истребителей. — Выходит, у неё всё же будет свой дом? Почему ты молчала, подлая птица? Зачем заставляла девчонку думать, что её оставили без будущего? В ответ ворон лишь больно клюнул Генью в руку и громко посоветовал ему заткнуться, а Генья от всего сердца запустил в дьявольское исчадие снежок. Ежедневно ожидания нашествия демонов, Генья тренировался как умалишённый. Кто знает, насколько сильный демон придёт по их души в следующий раз. Генья не давал себе поблажки, неся почти круглосуточное дежурство. Он переставал махать мечом только для того, чтобы проглотить что-то из еды, чей вкус он даже не чувствовал, и для того, чтобы на несколько часов забыться в тревожной полудрёме. Генья не мог спать, физически не мог, так сильно волновался он за свою Красавицу, остававшуюся без его защиты в эти недолгие часы. Красавица, наверное, видела, насколько он озабочен. По крайней мере, она больше не просила обучать её. Генья часто замечал, что она наблюдает за его тренировками, но быстро уходит, встретившись с ним взглядом. Единственное время, которое Генья мог позволить себе провести в обществе Красавицы, — время, когда он возвращался в дом для скорого перекуса. Но даже в эти краткие мгновения она больше не молчала. Красавица делилась с Геньей мыслями и чувствами, и эти разговоры будто бы помогали ей лучше разобраться в себе и происходящем. Через три дня бега по замкнутому кругу Генья ощутил, что уже не может мыслить так же ясно, как раньше. Короткий сон совсем не освежал, а руки тряслись под тяжестью меча. И может быть, если бы он был в адекватном состоянии, то заметил солнечные лучи, изредка блестевшие на белом снегу. Снежный буран подходил к концу. Почувствовав лёгкое прикосновение к плечу, Генья попытался обернуться, но запнулся обо что-то, скрытое под снегом, и покачнулся. Затем он ощутил, как тепло заполняет его тело откуда-то сбоку. Будто сквозь туман он увидел Красавицу. Её глубокие тёмные глаза, волосы, припорошённые снегом. Она обнимала его, придерживая за талию, и только благодаря ей Генья стоял на ногах. А потом он вроде бы куда-то двинулся. Губы Красавицы, полные и ярко-красные, шевелились. Она что-то говорила, но Генья не мог сосредоточиться и уловить звук её голоса. Засмотревшись на дорогое ему лицо, он снова споткнулся. Вытянув руки, Генья остановил падение. Что? Ступеньки? Почему он стоит на четвереньках у ступеней энгавы? Ему нужно тренироваться! Кажется, нужно… Почему на пол капает кровь? — Эй, Шинадзугава-сан, ты меня слышишь? — наконец пробились сквозь толщу бессознательности Геньи её слова. — А? Что?.. Почему я здесь? Я пойду… ещё немного… потренируюсь, — ответил он, но его речь была глуха и заторможенна, словно во сне. Он почувствовал прикосновение тонких пальцев к лицу и, собрав волю в кулак, сосредоточил внимание на личике Красавицы. — Я говорю, у тебя из носа идёт кровь. Давай пойдём внутрь. Тебе нужно согреться и отдохнуть. Красавица схватила его за воротник, вынуждая подняться. Это Генья запомнил. А затем наступила серия провалов в памяти. Он моргает — и перед ним короткий коридор их домика. Моргает снова — и вот он в своей комнате. Моргает третий раз — и теперь перед ним опять лицо любимой. А сам он почему-то сидит на футоне, беспомощно сложив руки на коленях. Красавица прислонила лоскут белой ткани к его носу, и боль волной прошла по телу Геньи. — Ай! — не пытаясь изображать мужественного охотника на демонов, вскрикнул он. — О, так ты всё-таки что-то чувствуешь. — Генья услышал облегчённый вздох. — Я уже начала волноваться, что ты отморозил себе всё, пока тренировался там один, под снегопадом. Не пугай меня больше так. Что ты делаешь? Генья попытался убрать её руки от своего лица. Ему не хотелось, чтобы Красавица пачкалась в его крови. Не нужно возлагать на неё лишние хлопоты по стирке окровавленного кимоно. — Даже не думай! — возмутилась она. Её руки хотя и бережно прижимали ткань к его носу, но их хватка была каменной, будто у прекрасной статуи. — Успокойся! — Красавица всем весом надавила на него, вынуждая Генью откинуться на спину. Теперь он лежал на футоне, а Красавица лежала на нём. Но Генья слишком устал, чтобы думать, насколько двусмысленная эта поза. — Шинадзугава-сан, немедленно опусти руки! — строго скомандовала упрямая девчонка. Руки Геньи обессиленно упали и на пол, и это было хорошо. Когда в последний раз он мог себе позволить забыть обо всём и просто раскинуться посреди комнаты вот так, как морская звезда на дне океана? Ему на самом деле казалось, что он где-то под водой, настолько налились тяжестью его руки и ноги. Да и веки уже не выдерживали, всё время норовя сомкнуться. — Хорошо… — прошептал он немного гнусавым из-за забитого кровью носа голосом. Красавица рассмеялась, а сердце Геньи трепетно зашлось. Сознание уплывало, а он прекрасно себя чувствовал. Так приятно было лежать на свежих простынях, ощущать сверху тепло тела любимой девушки, видеть её прекрасное лицо. И почему она так красива?.. — Красива… — повторил он, не осознавая, что произносит мысли вслух. Ещё один звонкий смешок. — Что? Ничего не слышу. О чём ты бормочешь? Какой же приятный голос. Как мёд, как лето, как сок сладкой сливы, текущий по пальцам… — Красиво… Голос… Люблю его… — бессвязно пролепетал Генья, пытаясь сердцем впитать патоку нежного и звенящего колокольчиками голоса. — Какой голос, Шинадзугава-сан? Здесь только я. Только я говорю с тобой. На той глубине, где сейчас лежал Генья, расцвели цветы. И это зрелище восхитило его до слёз. — Только ты… И я люблю… Очень люблю тебя… Моя Красавица… И Генья растворился в невесомости среди своих воображаемых цветов.