Кусай и цвети (Nip & Bloom)

Чимин просыпается, чувствуя себя таким сонным, липким существом, неприятным до такой степени, что лучше было бы снова погрузиться во тьму. Но Чимин больше не может заснуть, не тогда, когда во рту слишком сухо, чтобы это игнорировать, из-за чего язык кажется распухшим и слишком большим для его рта. В дополнение к этому, над его висками нависла головная боль, похожая на медленно затягивающуюся стальную ленту.   Он открывает глаза, чтобы встретиться лицом к лицу с безграничными сумерками. Жалюзи задернуты в комнате  – его комнате в доме Юнги. На нем нет одеял, потому что они свалены в кучу в ногах кровати, но его тело покрыто толстым слоем пота под одеждой с прошлой ночи. От него пахнет несвежими сигаретами и той текилой, которую он пролил на рукав собственной рубашки, смешанной с увядшей сиренью. На нем нет обуви, а это значит, что Юнги в какой-то момент снял её. Погодите-ка, о нет… Образ крошечного альфы в желтом кардигане, с пустым и застывшим от разочарования лицом, возвращается к Чимину с силой автомобильной аварии. Он помнит, как сделал нетвердые шаги в направлении Юнги и, чёрт возьми, упал в обморок у него на руках, как викторианская леди, пытающаяся избежать неловкой социальной ситуации. За исключением того, что Чимин не носит корсеты, по крайней мере, без очень веской причины, а это значит, что у него нет оправдания своему поведению. После его трагикомического падения память рассыпается на кусочки. Он едва помнит, как зарылся носом в смесь запахов апельсиновой цедры и стирального порошка, вдыхая мягкую ткань, обнимавшую руки Юнги, когда его несли в постель, как невесту. Он помнит, как Юнги жаловался, что плечо снова будет болеть из-за Чимина и его ослабевших конечностей, болтающихся повсюду. Или ему приснились эти слова, приснился Юнги, несущий его вот так? Судя по тому, как болит и ноет его тело, альфа с таким же успехом мог бы протащить его по полу за лодыжки. У него есть еще одно воспоминание: Юнги нависает над ним, возможно, беспокоясь, что Чимина стошнит во сне и он задохнется или что-то в этом духе. Свет был выключен, так что Чимин мог видеть только его силуэт и ощущать тяжелые альфа-феромоны на кончике языка. Его глаза казались такими тяжелыми, как будто к его ресницам были прикреплены двухкилограммовые гири. В его воспоминаниях Юнги не прикасался к Чимину, только наблюдал, и все же каким-то образом это казалось даже более интимным, чем если бы Юнги просто прижал руку к его пахучей железе и протер ее до крови.    Однако он не помнит, чтобы Юнги снимал дневной ошейник. Когда Чимин проверяет, он обнаруживает, что его заменила бархатистая мягкая полоска ткани, которую он должен надевать в постель. У Чимина так пересохло во рту. Он жаждет воды со льдом, но не уверен, что желудок согласится с этим желанием прямо сейчас. Вдобавок ко всему остальному неправильному в его наполненном похмельем существовании, его утренний стояк болезненно давит на молнию узких джинсов. Он пытается изменить положение своего члена, тактически положив руку на пах, но это мало помогает. Прикосновение к себе только усугубляет ситуацию, и это оставляет его менее удовлетворенным и в большем дискомфорте, чем раньше. Раздается слабый стук в дверь, за которым следует тихое “ты не спишь?” Чимин подумывает прикинуться мертвым. Он застывает на месте, наволочка прилипает к затылку. Однако он продолжает постоянно давить на свой член, ничего не может с собой поделать. Он внезапно осознает тот факт, что горячий бета, который целовал его до бесчувствия, не заставил его кончить прошлой ночью. Он не получал никакого облегчения уже много дней. — Чимин-а, ты там в порядке? Не кажется вероятным, что альфа собирается сдаваться в ближайшее время, так что Чимин подтягивается, отпуская свой член с некоторым сожалением и хватаясь за простыню рядом. Юнги раскрывает дверь, как только получает разрешение. Он держит ошейник Чимина кончиками пальцев, играясь с металлической застёжкой. — Утро. Как себя чувствуешь? — спрашивает альфа, сомневаясь. Его глаза узкие и похожи на кошачьи даже больше, чем обычно. — Нормально. Прости, что упал в обморок вот так. Обычно я очень хорош с алкоголем. Не знаю, что случилось, — крякает Чимин, даже если он очень хорошо знает, что не об алкоголе беспокоится Юнги. Альфа прогоняет воздух через нос, его плечи поднимаются и опускаются с ритмом его дыхания. Он облокачивается на дверной проём, неловко, как всегда. — Ты случайно не помнишь, что ты обещал дать мне номера своих друзей вчера? Чимин немного морщится, но он помнит. Как он может не помнить, если дискуссия имела место быть, когда он всё ещё был в, к сожалению, сознательном состоянии. Но, в конце концов, это всего-лишь компромисс со стороны Юнги. Альфа хочет найти способ следить за Чимином без лишнего проявления авторитета над ним в форме комендантских часов и наказаний, которые ему легально позволено осуществлять. Так что в этом смысле Чимин должен повиноваться, должен дать Юнги немного контроля. — Давай телефон, — говорит Чимин с небольшой горечью в голосе, садясь ровно на кровати. По крайней мере, глупые сообщения Юнги с эмоджи старикашек и грамматически правильными окончаниями глаголов могут быть проблемой Тэхёна с этого момента. Юнги протягивает руку издалека, как будто ему противен растрепанный вид Чимина и его резкий запах. Телефон альфы последней модели, это заставляет Чимина перестать думать, что наличие у Юнги такой большой квартиры в распоряжении должно означать, что альфа относительно богат, несмотря на свой юный возраст. Чимин не потрудился погуглить продюсерские заслуги Юнги, но вполне возможно, что у него есть тот единственный хит многолетней давности, который позволил ему играть в няньку в свободное время и вести эту умеренно роскошную жизнь. Из вредности, которой у Чимина в нынешнее время предостаточно, он сохраняет номер своего лучшего друга как "Подвешенный Тэхен" с пурпурным сердцем. Чонгука он вводит как “Местный кролик". К большому разочарованию Чимина, выражение лица Юнги почти не меняется, когда он смотрит на свой телефон. Вместо этого он приближается к Чимину и застегивает его ошейник, в то время как Чимин сидит на кровати, ссутулив плечи, уставившись на живот альфы. Сидеть вот так, наклонив шею, чтобы дать Юнги доступ, больше похоже на преднамеренное подчинение, и это заставляет пальцы ног Чимина поджиматься. Пряжка застегивается со щелчком. Чимин забыл сказать, что хотел принять душ перед тем, как надеть ошейник, слишком занятый, рассматривая ссадины на коленях и сине-фиолетовые синяки, расцветающие на его коже, результат того, что он упал прямо перед домом Юнги, как и всегда. Неуклюжий Чимин. Неуклюжий маленький омега, замечает мозг Чимина. Юнги делает резкий вдох, как будто он только сейчас осознаёт, что увидел на своём экране. — Этот Подвешенный… Я имею в виду, Тэхён… Он…? Чимин мотает головой, делая странное, тошнотворное чувство в животе отступило. Сейчас ему нужно словить большую рыбку. — Это альфа, которого ты учуял на мне. Там, в квартире, и прошлой ночью, — мягко утверждает он. — И вы…? — О, да, мы постоянно занимаемся сексом. Трахаемся, как кролики, — заявляет Чимин с покерфейсом, несмотря на то, что его сердце трепещет, как крылья раненой бабочки. — Кролики… — бубнит Юнги, и Чимин довольно уверен, что альфа не хотел повторять слово вслух. — Знаешь, у него просто огромный хуй, — демонстрирует Чимин предполагаемый размер своими руками, прибавляя два сантиметра или десять для ровного счёта. Чимин на самом деле видел член Тэхёна раз или два, и не будет ложью заявлять, что у него неплохой размерчик. Юнги выглядит ошеломлённым на мгновение, дышит широко раздутыми ноздрями, вдыхая запах конкурирующего альфы, но быстро приходит в себя. — У тебя секс с одним и тем же альфой “всё время”, но никакого распредлеления влияния в паре между вами нет? Лицо Чимина кривится при мысли о том, что Тэхен пытается указывать Чимину, что делать, и он начинает смеяться так сильно, что его похмелье превращается в слепящую, раскалывающую головную боль. — Я не думал, что тебя заботила моя сексуальная жизнь, — охает он, хватаясь за голову с одной стороны. — Но, ладно, хорошо, ты раскусил меня. Тэ — мой лучший друг. Мы не спим вместе, по крайней мере, уже. Юнги выглядит окончательно запутанным, и Чимин чувствует пьянящий прилив силы. Альфа хочет задать больше вопросов, но не может себя заставить. — Давай, спрашивай, — подталкивает его Чимин, ухмыляясь. Он почти может забыть свой иррациональный стыд, каково это — находиться под пристальным взглядом Юнги. — Я знаю, что ты хочешь этого очень сильно. Юнги тяжело вздыхает. — Другой альфа, чей запах был на всём тебе, был тем кто… Кто положил свои руки на те… Кто с тобой взаимодействовал? — Тот, кто оторвал половину пуговиц на моей рубашке? — помог Чимин. — Не, он альфа моего близкого друга. Поэтому я позволил ему пометить меня запахом прошлой ночью. Чимин не упоминает бету, который оставил на нем свой мягкий, но отчетливый запах лайма, и Юнги тоже не упоминает его, возможно, потому, что первобытный мозг альфы видит в нем меньшую угрозу или какое-то другое маскулиное дерьмо. И Чимина на самом деле не волнует, что Юнги думает о нем — альфа может считать его шлюхой сколько угодно. Он волен думать, что Чимин спит с половиной города, что для него нормально и непринужденно использовать десятки ароматов, чтобы замаскировать свой собственный. Вероятно, Юнги и сам такой же плохой: в тихом омуте, в конце концов, черти водятся. Теперь, когда Чимин думает об этом, возможно, Юнги наслаждался бы альфьими качествами Тэхена гораздо больше, чем Чимин когда-либо. Там, в Центре, он так непринужденно хвастался тем, что был с другими альфами.   Юнги с Тэхёном — это точно нечто. Маленький альфа, похоже, не из тех, кто борется за доминирование в качестве агрессора, особенно с его мягкими манерами и аурой небольшого усилия. Но, возможно, внешность может быть обманчивой… — Когда ты с другим альфой, ты доминант или сабмиссив? — Чимин замечает, что спросил, абсолютно без контекста для альфы. Юнги поднимает бровь так высоко, что он напоминает карикатурного персонажа мультфильма. — Почему ты хочешь узнать об этом так внезапно? Чимину нужно знать, безопасно ли вообще позволять этим двоим пересекаться. Когда Тэхён влюбляется в кого-то, он делает это сильно и с чрезмерной страстью. И Чимин не хочет Юнги в своей жизни дольше, чем это необходимо. Чимин облизывает свои губы и позволяет своим ногам упасть шире. Его трюки никогда не срабатывают на Юнги, но попытка не пытка. — Пожалуйста, хён? Я был таким послушным, когда рассказал тебе о своих друзьях и прочем. Юнги тихо ворчит, и это звучит очень похоже на "класс, моя задница", хотя Чимин не совсем уверен, правильно ли он расслышал. Он считает, что вся надежда потеряна, но затем внезапно Юнги встречает взгляд Чимина резким движением глаз, и происходит еще одна перестройка их странной, кривой динамики. — Предполагаю, что я обычно больше пассивен с другими альфами, — медленно говорит Юнги, — но я не наслаждаюсь сексом с проникновением, когда я снизу, так что немного сложно иногда иметь эксклюзивные отношения с другим альфой. Для многих из нас нужда запихнуть свой узел в какое-нибудь тёплое место в итоге мешает, — несмотря на его грубый выбор слов, Юнги не звучит особенно горько. Но болезненно ясно, что какая-то история сокрыта за нейтральным утверждением. Чимин может понять, однако, поэтому он не любопытствует. Это не то, с чего он легко хочет посмеяться, зная, как сложно бывает справляться с отношениями среди одного сабгендера, и с социальной точки зрения, когда консерваторы постоянно осуждают, и в физическом смысле. Секс не был проблемой, когда Чимин встречался с другим омегой несколько лет: это можно было легко восполнить игрушками и крохой воображения; но он понимает чувство тоски, о которой говорит Юнги. Биология иногда может быть сукой, и альфы по природе своей накачаны гормонами, которые принуждают их повязать всё, что движется. Даже Тэхён, самый пассивный пассив из когда-либо бывших пассивами, иногда вспыхивает таким желанием, когда его гон особенно тяжёлый. Юнги подходит к окну и поднимает рольшторы. Оказывается, солнце уже высоко над Сеулом. — Не хотел бы ты сделать сегодня тренировочное гнездо? — спрашивает Юнги, вероятно, чтобы заполнить тишину. — Твоя течка скоро начнётся, и я подумал, что для тебя было бы утешительно знать, куда можно будет прийти и где ты почувствуешь себя наиболее комфортно и безопасно. — Неправильно подумал, хён. Я не маленький ребёнок, пытающийся построить шалаш из листиков и веточек. Это просто раскидывание парочки одеял друг на друга и взбивание нескольких подушек, — фыркает Чимин. Он зевает и потягивает болящие ноги, думая, что ему нужен аспирин или что-то от похмелья. И целый котелок кофе, который экспертно делает Юнги. Юнги смотрит в сторону Чимина, как будто считает его совершенно ненормальным. — Разве ты не… У тебя нет инстинкта сделать всё идеальным, мягким и тёплым, когда ты в предтечке? Идеальное гнездо? Идеальное, чтобы пригласить подходящего альфу внутрь? — В течке? Я просто хочу засунуть в себя гигантский дилдо и рыдать, — Чимин надеется, что непринужденной вульгарности будет достаточно, чтобы скрыть то, что, сука, только что угрожало вырваться наружу. Юнги выглядит немного грустным, немного сомневающимся, поэтому Чимин встает на свои шаткие ноги немного слишком величественно. Он чуть не падает вперед, и Юнги инстинктивно хватает его за локоть. Рука альфы горит, как открытое пламя. — Просто то, что ты без пары, не значит, что ты не заслуживаешь почувствовать себя в безопасности и любви или что ты не можешь положиться на других иногда. Тебе не всегда нужно быть начеку, Чимин-а. — Мне нужно, кстати. Иначе Холли откусит мне нос, — дерзит Чимин в ответ, но из его голосовых связок выходит шипение. Рука Юнги исчезает, оставляя Чимина чувствовать себя разбитым и неуравновешенным. Альфа идет варить кофе по-своему, черный как смоль и горький, который так чертовски хорош на вкус с щедрой порцией молока.  

***

  Последние два дня Чимин чувствовал себя невероятно странно. Лицо и запах Юнги раздражают его больше, чем когда-либо, но он ловит себя на том, что ходит за альфой по дому, как ненастоящий Холли, в один момент ворчит на него, а в следующий хочет запустить руки в мягкие завитки его волос. В большинстве случаев Юнги выглядит невероятно мягким, лишенным жестких линий и зазубренных краев, и Чимин не может не думать, что было бы здорово свернуться калачиком на изгибе его шеи, а затем добраться до яремной вены, когда альфа меньше всего этого ожидает. Они несколько раз ссорились, как всегда, конфликтуя на тему сабгендера. Вдобавок ко всему, Чимин умудряется обострять конфликты, включая бессмысленные вопросы, такие как экспериментальная еда, которую Юнги приготовил, когда у них закончился рис и соевый соус, и то, как альфа позволяет Холли оставлять на вещах Чимина крошечные дырочки от когтей, потому что у него не хватает духу ругать котенка. Юнги отвечает сердитыми, разгоряченными взглядами и начинает жаловаться на не относящиеся к делу вещи, как инцидент трехдневной давности, когда Чимин наступил Холли на хвост и не выразил "достаточного раскаяния". Чимин провоцирует Юнги до предела и отступает как раз перед тем, как ссора каким-либо образом грозит перерасти в физическую. Ближе всего они подошли к краю, когда Чимин плюнул Юнги в лицо во время жаркого спора, и Юнги вытер его щеку с жестокостью, сверкающей в его глазах. Альфа, очевидно, и вполне понятно, сбит с толку поведением Чимина, поэтому он запирается в своем кабинете, который одновременно служит музыкальной студией, и избегает гостиной и кухни, как чумы. Но Чимин слишком изобретателен, как омега на задании, поэтому он находит способ проскользнуть в кабинет Юнги под предлогом того, что Холли плачет и зовёт папочку. Чимин, не говоря ни слова, кладет котенка на колени альфы, а затем просто отказывается уходить, когда ему предлагают. Офис альфы битком набит музыкальным оборудованием, блестящими наградами и другими случайными сувенирами за прошедшие годы. Есть несколько фотографий в рамках, на которых изображен более высокий мужчина, возможно, альфа, с ямочками на щеках и разной степенью неловкости и трагичности причесок. — Что тебе нужно на это раз? — подозрительно спрашивает Юнги, когда Чимин ласкает его любимые трофеи и оставляет на них жирные отпечатки пальцев. Более ранняя оценка Чимина, похоже, верна. Юнги — сентиментальный тип до крайности, но в то же время несносный материалист. Чимин вертит маленький трофей между пальцами и выпячивает одно из бедер. — Однажды ты сказал, что доминировал бы надо мной, если бы я тебя попросил, — хрипит он, уже чувствуя металлический привкус надвигающегося конфликта на кончике своего языка. Юнги нажимает что-то на своем компьютере и поворачивается на стуле. На нем ярко-зеленая рубашка и свободные джинсы. Чимин подавляет нелепое желание сесть Юнги на колени и, может быть, слегка укусить его за ухо. — Ну и? — вздыхает альфа. — Ты знаешь, есть проблема, однако, — игриво говорит Чимин. Альфа стискивает зубы, Чимин слышит, как его зубы хрустят и скрежещут друг о друга, как будто эмаль откалывается. Было бы забавно, если бы Юнги отправил Чимину счет от зубного по истечении шести месяцев. — Мне интересно, какая вероятная проблема может быть с этим, Чимин-а? Чимин откидывает волосы назад, замечая, что ему пора подстричься. Ему по-прежнему нравится оттенок мягкого ирисно-русого, который мягче ложится на корни и кожу головы, чем полностью обесцвеченный платиновый блонд. И Юнги не заслуживает того, чтобы увидеть его во всей его двойной отбеленной красе. — Как ты в принципе можешь доминировать надо мной без укусов, без вдавливания меня в матрас и принуждения меня принять твой узел? — Чимин щёлкает языком в насмешке над жалостью. — Ты такой маленький и хилый, что я наверняка могу кинуть тебя через плечо, как нечего делать. Я занимался в секции боевых искусств, ты знал? Юнги на мгновение отводит взгляд, и его серьги болтаются и сверкают серебром под ярким студийным светом. Есть небольшой всплеск в запахе альфы, но Чимин не уверен, что это за изменение. — Да, вероятно, мог бы. Я этого не отрицаю, — медленно говорит Юнги, ища взгляд Чимина. Чимин встречается с его глазами, карими, как плавленый шоколад, и ему приходится укусить кончик языка, чтобы остановить себя от дерзости в ответ или просто от… Скуления. — Почему ты чувствуешь постоянную нужду в том, чтобы провоцировать меня, а? Это всё бравада или ты на самом деле хочешь, чтобы я взял тебя силой, принудил подчиниться, как хорошую омегу, но не можешь смириться с мыслью о том, чтобы просто попросить? — Юнги прерывисто втягивает воздух, прежде чем продолжить. — И ты просто действуешь мне на нервы и используешь вульгарные слова, пока я не возьму и стану плохим парнем в рассказе о несчастной жизни и деяниях Пак Чимина? Чимин молчит, плотно сжимая свои ладони в кулаки. Голос Юнги становится ниже. — Я никогда не встречал никого с таким большим количеством гордости. — Гордости, ха. Как будто омеге позволено хоть немного гордости в этом обществе. — Тогда нахуй общество, — говорит Юнги раздражённо. — Но почему ты так зол на меня, Чимин-а? Что я вообще сделал? Назови хоть одну вещь, которую я сделал, чтобы обидеть или принизить тебя, и я от всей души извинюсь. По сути, я вычищу твои ботинки своей слюной до блеска, если я что-то сделал не так. Чимин чувствует, как его органы проваливаются внутрь — в легких не хватает воздуха, кожа сжимается и натягивается на кости. Он шипит сквозь зубы, слюна разлетается во все стороны. Это первобытный вид шума, который никогда не издает ни один уважающий себя омега. Юнги определённо в шоке. — Ты шипишь на меня? — Наверное, да. Но я не дичаю, я просто… Схожу с ума? Почему Чимин так злится на Юнги? Вот в чём вопрос. Глаза Юнги становятся гораздо мягче, когда Чимин не может выдавить из себя ответ. — Я не обвинял тебя ни в чём. Я просто немного запутан твоими экстремальными сменами настроения. — Я довольно экстремальный человек. — Или ты просто омега, который… Юнги так и не успевает закончить фразу, так как Холли надоедает неподвижно сидеть у него на коленях, и она продолжает вонзать свои маленькие коготки в мясо бедра альфы, вызывая у него болезненное ворчание.  

***

  Когда Чимин еще был щенком с блестящими глазами и огромными амбициями, он был уверен, что, когда вырастет, станет великим артистом, знаменитым современным танцором, который будет купаться в ярких огнях сцены и купаться в розах, брошенных на сцену в его честь. Вместо этого он целый день сидит на заднице, как и остальные работники, и по выходным приобщает маленьких детей к радости танцев. Несмотря на то, что эта работа совсем не похожа на то, что Чимин представлял себе в итоге, он не испытывает ненависти к работе секретарем. Ему нравится его босс, которая является владельцем малого бизнеса и сама омегой, и его рабочая нагрузка часто вполне управляема. Хотя сегодня Чимин предпочел бы быть где угодно, только не в душной маленькой комнате с жужжащим офисным оборудованием и бесконечными листами в Экселе.   По какой–то причине Чимину трудно видеть экран компьютера перед собой —  очки в золотой оправе, сидящие на его носу, мало помогают. Буквы сливаются воедино и исчезают под большими белыми пятнами. Похоже, у него начинается ужасная мигрень. Чимин тянется за своим рабочим телефоном, но он неправильно оценивает расстояние и вместо этого хватается за пустоту и край своего степлера. — Мое восприятие глубины не работает, —  заявляет он вслух. — У меня что, инсульт? Босс Чимина поднимает голову с того места, где она сидит. Дверь в ее кабинет открыта, так что она хорошо видит своего секретаря. Она бросает внимательный взгляд на Чимина и вдыхает. — Нет, милый. Думаю, ты в предтечном состоянии. — Ч-что? Прямо сейчас? — заикается Чимин. Как по команде, его зубы начинают стучать. Чимин дотрагивается до своего лба и обнаруживает, что он горячий и липкий от пота. У него уже поднимается температура, что является симптомом поздней предтечки, как раз перед тем, как здравомыслие начнет угасать. В этом нет никакого смысла. Вообще никакого. — Я подумала, что ты пахнешь слаще обычного, когда ты вошёл этим утром. Но сейчас уже нельзя ошибиться. — Но у меня не должно быть течки, я только перестал принимать подавители, — возражает Чимин слабо. Он встаёт, ударяясь коленом об стол, из-за чего стонет от боли. Босс Чимина цыкает почти снисходительно. — Ты думаешь, твоя течка заметит, что это неправильный день, и решит вернуться позже? Тебе нужно уходить сейчас же. Ошибка каждого омеги — принимать симптомы течки за что-то другое: за усталость, низкий уровень сахара в крови или грипп. Всегда меньше всего приходит в голову, что это может быть просто сбой цикла по той или иной причине. Чимин кивает в знак поражения, слабыми руками запихивая разные вещи в свою сумку, пытаясь придумать план действий на случай непредвиденных обстоятельств. Он мог бы сесть на автобус в противоположном направлении и поехать к себе домой, запереться. Конечно, Юнги не стал бы ломать дверь, чтобы протащить омегу в течке через весь город. Он же не был бы таким жестоким? Но у Чимина дома нет ничего: ни высококалорийной еды и напитков, ни жаропонижающих и обезболивающих, чтобы снять напряжение, когда его тело начнет кричать об узле альфы, которого оно не сможет получить. Чимин никогда не позволял альфе ухаживать за ним во время течки. Он предпочитает страдать в одиночестве, в полном одиночестве, так как даже бета и другие омеги подвергаются воздействию феромонов и непроизвольных просьб Чимина… О боже, эти мольбы. Он не может контролировать свой язык в течку, не может отфильтровать пошлость, которая сжимает его мозг в тисках и заставляет его говорить всевозможные вещи, которые он не имеет в виду. Он ненавидит это, ненавидит себя в такие моменты. — Тебе нужно позвонить своему альфе сейчас, — босс перебивает внутренний бубнёж Чимина. — Не, я в порядке, я, а-ах… В порядке, — говорит Чимин, немного скуля, когда его живот скручивает. — Я же говорил, не то чтобы мы вместе. Я смогу попасть домой сам. Его босс выглядит очень сомневающейся, но решает не выговаривать Чимина из-за херни, которую он несёт. — Ты всё ещё едешь прямиком к нему, верно? — спрашивает она вместо этого. — Позволь ему позаботиться о себе? Чимин прикусывает губу. Он не хочет, чтобы о нем заботились. Не хочет, не хочет… Он трясет головой, как мокрая собака, и ослабляет галстук на шее, хотя ничего не может поделать с тем, что ошейник душит его до смерти. — Я позвоню через пару дней, когда это закончится. Это может занять много времени, потому что у меня не было… Долго, понимаете? Она кивает в понимании и желает ему удачи, поднимая кулак: — Файтин!  

***

  Оказывается, Чимин не может нормально добраться домой, нахуй его жизнь. По дороге к дому Юнги, в старом, дребезжащем автобусе, который, как бульдозер, прокладывает себе путь сквозь сильный дождь и туман, который каким-то образом проникает в кости Чимина даже через окна, он испытывает быстрое ухудшение своего состояния. Он уже начал протекать смазкой, что является еще одним симптомом поздней предтечки. Его тело готовится к первому циклу, к тому, чтобы быстро получить несколько узлов подряд. Его запах также повсюду, сладкий, пряный и ошеломляющий, и он привлекает всевозможные любопытные взгляды других пассажиров. Чимин жалеет, что у него не хватило ума засунуть пару салфеток в нижнее белье, но теперь уже слишком поздно. Он собирается оставить мокрое пятно на сиденье, да? Боже, это более чем неловко. К счастью, никто не беспокоит его, кроме нескольких неприятных замечаний и нежелательных советов взять себя в руки и перестать вонять в общественных местах подобным образом. Водитель автобуса время от времени поглядывает на него в зеркало заднего вида, и кажется, что это отчасти похоть, отчасти искреннее беспокойство за его безопасность. Как только Чимин выходит из автобуса, растущая лихорадка уже опустошает его тело длинными волнами. Холодная дождевая вода на его волосах и лице заставляет его неудержимо дрожать. Чимин выглядит не лучшим образом, спотыкаясь в дверях второй раз подряд, выкрикивая имя альфы, чтобы предупредить и, возможно, заставить его собраться с силами. Он слышит громкие, топающие шаги, а затем появляется Юнги, как мятно-зеленое пятно, запыхавшийся только от этих нескольких шагов, Холли вприпрыжку бежит за ним. Юнги открывает рот, но не издает ни звука. Он просто в ужасе. В этот момент у Чимина снова сводит живот, а его рот кривится и морщится от пронзительной боли. Его лицу жарко, вода стекает по пылающим щекам. — Ты вышел на улицу с таким ароматом? И ты не подумал, что необходимо позвонить мне? — выдавливает Юнги тихий, задушенный вопрос. Альфа едва ли дышит, и мышцы на его шее дёргаются от чего-то вроде усилия. Чимин вскрикивает, его язык прижимается к нёбу. — Я просто поехал на автобусе и… Молния вспыхивает вдали, подсвечивая лицо Юнги как раз в тот момент, когда удивление на его лице сменяется чистой яростью. — Ты ехал на ёбаном автобусе? В таком состоянии? — Юнги никогда не звучал более авторитетно. Никогда более выбешенно, подсказывает затуманенный разум Чимина. Смазка вытекает снова после небольшого перерыва, густая и невероятно сладкая, как будто он уже прошел стадию предтечки. Юнги прижимает свои ладони к его бёдрам и тяжело дышит через рот. — Блять, Чимин. Да не можешь же ты быть таким глупым, — бурчит он. — Вечер ещё не наступил, и автобус был полон людей. И ошейник на мне был, — пытается объяснить Чимин, но его разум путается, когда запах альфы усиливается. Он хочет упасть на колени в лужу дождевой воды и своей смазки, хочет, чтобы Юнги простил его за то, что он был глупым омегой. Он теряет связь с реальностью. Нужно действовать быстро. — Юнги-хён, — зовёт он. — Моя течка почти наступила, лихорадка просто, просто пришла из ниоткуда. Я больше не могу себя контролировать. Юнги подходит ближе, и запах апельсиновой цедры и кожи заполняет нос Чимина, до этого забитый его собственной сиренью. Альфа быстро глотает: должно быть, на него действуют их запахи, которые быстро смешиваются друг с другом. — Что… Что тебе нужно от меня сейчас? — спрашивает Юнги. Гнев в его голосе пропал, сменился на преобладающее беспокойство. — Не слушай меня, — шепчет Чимин. — Делай что угодно, но не воспринимай мои слова всерьёз. Юнги моргает, приоткрыв рот. — О, ты становишься разговорчивым в течку, омега?  Кажется, он улавливает свои собственные слова только после того, как заканчивает, так как его глаза становятся шире. Он хватает сумку Чимина, которая все еще висит у него на плече. На долю секунды кажется вероятным, что Юнги может притянуть Чимина к себе за ремень его сумки и нарушить все обещания, которые он когда-либо давал ему. Но они остаются неподвижными, дышат и выделяют феромоны, на заднем плане нарастает летняя гроза. Ударяет ещё одна молния, и сразу происходит несколько событий. Холли громко мяукает и шмыгает по полу под шкафчик для посуды. У Чимина снова начинается судорога, и в его мозгу щелкает какой-то воображаемый переключатель. Он спотыкается и падает, останавливая падение руками и коленями, эффектно оказываясь на полу перед Юнги. Это было бы так неловко, если бы его мозг не превращался в слякоть, если бы у него не было желания повернуться на 180 градусов и прижаться щекой к полу. Он поднимает взгляд, встречается с испуганными глазами Юнги под странным углом. — Я могу умолять… Я не знаю, что могу сделать, — плачет Чимин. Настоящие слёзы капают, как будто плотина рушится, после попытки сдержать всё это в себе на протяжении поездки в автобусе. Юнги выглядит так, как будто готов вырвать свои же волосы, но он протягивает руку, чтобы помочь Чимину подняться с пола. — Тише, Чимин, не плачь, пожалуйста. Давай пойдём и посмотрим, какие припасы для гнезда у меня есть, посмотрим, положишь ли ты глаз на что-нибудь. Слезы Чимина соленые, они катятся по его лицу, скатываются в пересохший рот. Он обхватывает себя руками и, спотыкаясь, поднимается на ноги, борясь с лихорадочной дрожью и терпя неудачу. Юнги выглядит совершенно потерянным. Его руки тянутся к пустому пространству между ними, а затем безвольно опускаются по бокам. — Я не знаю, как г-гнездиться, — ноет Чимин. Его предтечный мозг просто выдаёт бессмыслицу, он знает это, но сейчас он чувствует себя поломанным омегой. — Я нехороший омега, я плохой, — вслух говорит он. — Блять, Чимин. Я ненавижу то, что не могу трогать и метить запахом тебя сейчас, — альфа чешет свою шею. — Давай положим тебя в кровать пока, тебе нужно отдохнуть, хорошо? — В кровать? — Да, щеночек. В хорошую и удобную кровать. Это мило, Чимин ещё никогда не был чьим-то щеночком. Его мозг похож на рождественскую гирлянду, вспыхивает от синапса к синапсу. — А альфа тоже пойдёт? — что-то в глубине сознания Чимина всё ещё способно осознавать, как кринжово это звучит, но омега в нём цветёт от перспективы. — Я провожу тебя в постель. Чтобы убедиться, что ты чувствуешь себя хорошо и в безопасности. Для Чимина это звучит неправильно. Это включает в себя возможность, ухода альфы, когда он уйдет далеко и оставит Чимина наедине с его собственной смазкой и жгучей болью, которая не утихнет в течение нескольких дней… — Ты пахнешь разочарованно, — несчастно говорит Юнги и распахивает дверь в комнату Чимина настежь. — Иди сюда, иди посмотри на эти одеяла для меня, щенок. Чимин идёт, потому что альфа там, в комнате Чимина. Он ногой закрывает дверь за собой, закрывая альфу в ловушке, чтобы он не смог уйти. Юнги поворачивается, держа стопку одеял и подушек.  — Я кину это на кровать, чтобы ты мог посмотреть… — он резко прекращает говорить. — Альфа, ты можешь сменить мой ошейник? Мне жарко, — ноет Чимин в тяжёлой тишине. Ему больше не холодно, он не покрыт мурашками. У него как будто батарея внутри, и он такой мокрый. Даже его смазка горячая и влажная между ног. Чимин поворачивается, упирается ладонью в стену и выпячивает бедра, чтобы незаметно призвать альфу к действию. Он еще даже не в полной течке, но мысль о чем-то внутри, просто пальцах или языке, звучит почти идеально. — Сука… Ла-ладно, — запинается Юнги, и Чимин ясно слышит, как он тяжело сглатывает. Слышится угрюмый удар припасов для гнезда, кинутых на кровать, и холодные руки Юнги появляются, быстро работая с ошейником. Ночной ошейник появляется из ниоткуда и проскальзывает с определенной степенью завершенности для омеги, несмотря на то, что он относительно хрупкий. Чимин оборачивается и обнаруживает, что Юнги сверлит его взглядом. Взгляд опускается ниже, чтобы обвести бедра Чимина, почти как физическая ласка, а затем поднимается обратно, чтобы встретиться с расфокусированными глазами Чимина. Собрав последние остатки здравого смысла, Чимин отталкивается от стены и откидывает несколько одеял, не понимая, какого хуя он делает. Большинство омег потратили часы и часы, чтобы усовершенствовать свое гнездо для течки, но Чимину просто не хватает инстинктов. Даже если бы у него было время, которого у него сейчас нет, он был бы бесполезен с этим материалом. Некоторые омеги, такие как Чонгук, инстинктивно знают, что правильно, а что нет. Чонгук говорит, что это самая замечательная вещь — быть втраханным в матрас посреди хорошо структурированного гнезда, что это отличается и лучше, чем всё остальное. Чимину нужно снять одежду, ему нужно, чтобы Юнги вышел из комнаты. Ему нужен альфа, чтобы склонить его над любой поверхностью, трахнуть его до одури и заткнуть его узлом… Запах Чимина выходит из-под контроля, и его дырочка начинает сжиматься от сильного мысленного образа. — Ох, блять, я думаю, я на самом деле впада… Челюсть Юнги отваливается, когда он осознаёт то же самое. — Впадаешь в течку, — подтверждает альфа. Какого хуя это прогрессирует так быстро? Предтечка должна занять несколько часов, иногда до целого дня домашней возни и общих нужд. Однако это не предтечка. Все в Чимине пульсирует идеально синхронно — от его пахучей железы до кончика члена. Он — одно сплошное нервное окончание, которое тыкают руки альфы, и остается только потребность метить и трахаться. И его главная цель всё ещё в комнате — олень, попавший в свет фар "Феррари". Чимин набрасывается, и Юнги прерывает его движение поспешно вытянутыми руками, используя инерцию, чтобы направить полет Чимина к кровати. Чимин с силой ударяется о матрас, и прежде чем он успевает прийти в себя достаточно, чтобы подняться, Юнги нависает над ним, используя свои руки, чтобы прижать его к матрасу, фактически не касаясь его тела вообще. Чимин вырывается из ослабленной хватки Юнги, пытается перевернуться на живот, чтобы лучше подставиться для альфы. — Успокойся, щенок. Тише, ты в порядке, — бубнит Юнги. Слюна стекает с уголка губ Чимина, падая на подбородок. — А-альфа, по-пожалуйста, — он лепечет. Возможно, если бы он красиво показал свою шею, может быть, Юнги сжалился бы над ним. Он пробует, выгибает шею, чтобы показать линию своего горла и ноющую железу на нём, распространяя свой сиреневый аромат сердитыми, отчаянными всплесками, которые обжигают даже его собственные вкусовые рецепторы. Аромат Чимина так хорошо сочетается с ароматом Юнги, как будто это разные виды сладостей, которые идеально накладываются друг на друга. Юнги гортанно дышит через рот. Это не рычание и даже не рокот, но есть что-то совершенно первобытное в том, как альфа смотрит на него сверху вниз. Последствия заставляют тело Чимина напрячься, смазка вытекает из него непрерывным потоком. Довольный результатом, Чимин скулит и снова показывает альфе свою шею. На этот раз эффект мгновенный. Рука Юнги опускается сбоку на шею Чимина, прикладывая минимальное усилие к ткани его ночного ошейника. — Хватит подставляться, Чимин-а, — голос Юнги становится напряжённым, что значит, план Чимина работает. Он открывает рот и позволяет языку выпасть. Чимин знает, его рот любят, любят его мягкие губы и длинный язык. Им нравится пихать внутрь свои пальцы и члены, и Чимину нравится сосать всё, что предлагают. Даже если Юнги не даст ему член, Чимин всё ещё может получить что-то. Юнги отпускает ошейник Чимина и неустойчиво отступает назад. Руки Чимина резко поднимаются, чтобы словить альфу, но он опоздал. — Бо-больно, альфа. Пожалуйста, заставь боль уйти. Мне так больно. Течка не раскрылась в полную силу, она всё ещё усиливается, но пустота уже мучительна. Вместо того, чтобы помочь, Юнги вкладывает что-то холодное и силиконовое в потную ладонь Чимина и сжимает его пальцы вокруг предмета. Чимин смотрит вниз, всё, кроме альфы, размыто и не в фокусе. — Я выйду ненадолго, хорошо? — Нет, альфа, не уходи, — кричит Чимин. Он никогда так не кричал. И Юнги всё ещё уходит, почти хлопая закрывающейся дверью на своём пути наружу. Как он вошёл в течку так рано? Как он так пропустил всю предтечку? Почему он не получает узел прямо сейчас, если он просит так хорошо, когда есть здоровый альфа прямо тут? Чимин берет фаллоимитатор в дрожащую руку, а другой начинает сбрасывать одежду. Предметы гардероба срываются один за другим, слишком медленно. Он нащупывает свой твердый и истекающий преякулятом член, но на мгновение игнорирует это. Чимин засовывает руку под бедро и скулит, когда прохладный воздух попадает на его дырочку. Наклонить фаллоимитатор под углом оказывается непросто. Он большой и скользкий, и все, чего хочет Чимин, — это быть принцессой и позволить альфе с огромным узлом позаботиться о нем. Узел Юнги должен быть маленьким и неудовлетворительным из-за его роста, но даже он сойдет в крайнем случае. При одной мысли о том, как узел Юнги входит внутрь, наполовину набухший от одних только феромонов и быстрого падения на кровать, дырочка Чимина раскрывается, и кончик твердого фаллоимитатора скользит внутрь. У основания есть имитация узла, который он сжимает пальцами, чтобы выдоить каждую каплю спермы воображаемого альфы внутри. В какой–то момент Чимин снова начинает плакать, от разочарования, когда этого почти недостаточно, и от тусклого удовольствия, когда фальшивый узел проскальзывает мимо его сфинктера. Он кончает быстрой жемчужно-белой струей, одной рукой сжимая свой член, а другой потирая ребристый край фаллоимитатора о свою простату. Он закрывает глаза и представляет, что это красивые пальчики Юнги ласкают его щель, бедра Юнги бьются о его задницу в контролируемом ритме. К своему большому стыду, Чимин кончает еще три раза из-за этой маленькой фантазии в одиночку в течение часа, что является впечатляющим достижением даже для омеги с более коротким, чем в среднем, рефрактерным периодом. Инстинкты — такие ёбаные суки.  

***

  Юнги хватает ключи из маленькой керамической вазы у двери и выбегает из квартиры, чуть не спотыкаясь о развязанные шнурки. Его десны чешутся, зрение становится размытым и красным по краям. Как только дверь закрывается, он издает низкое рычание, которое он сдерживал внутри, болезненно сдавливая голосовые связки. Все его тело пульсирует от желания развернуться и вернуться, схватить Чимина и уткнуться носом в источник этого сводящего с ума запаха сирени и чистого секса. Это безумие, он сходит с ума. Ничего подобного раньше никогда не случалось. Юнги не должен оставлять Чимина одного прямо сейчас. У омеги есть свои игрушки, одеяла и три вида спортивного напитка с разными вкусами, чтобы поддерживать его в состоянии без жажды, но ему все равно может понадобиться помощь, он может испугаться, когда у него поднимется температура и появятся новые боли. Омега может бродить по квартире, споткнуться обо что-нибудь, поранить голову и умереть… Юнги хлопает себя по щеке с такой силой, что у него звенит в ушах. О чем, черт возьми, он вообще думал? Почему он вообще предполагал, что сможет справиться с таким представлением от омеги — с этим чертовым запахом, просачивающимся из пор и задницы Чимина. Было тяжело еще до течки — находиться в одном пространстве с омегой и концентрироваться на всём, блять, что вообще угодно. Намджун ругал его почти каждый день с момента приезда Чимина, говоря, что его производительность продолжает падать. Чувствуя себя несчастным, Юнги поднимается на лифте на два этажа и звонит в дверь. У него с собой нет ничего, кроме телефона, ключей и неподходящей одежды, так что выходить на улицу вряд ли стоит. Когда в течение трех секунд ответа не последовало, он набирает код и самостоятельно проникает внутрь. Запах, который проникает в нос Юнги, успокаивает его, как ничто другое — пергамент, старые книги и безопасность. Запах достаточно сильный, чтобы знать, что хозяин квартиры находится где-то поблизости. — Я плохой альфа, — заявляет Юнги слишком драматично и падает на диван Намджуна. Запах альфы усиливается, но всё ещё недостаточно сильно, чтобы перекрыть чистую интенсивность запаха омеги в течку. — Твоё определение “плохого альфы” каким-либо образом зависит от того факта, что у тебя набухает узел направо и налево? — спрашивает Намджун сзади дивана. Он подкрался к Юнги тихими шагами. — Я имею в виду, что этот твой омега пахнет невероятно, так что ты мог позволить себе небольшую осечку. Юнги поднимает голову и видит, что альфа одет в шорты и футболку, которые открывают прекрасный вид на его мускулистое тело. Когда они с Юнги все еще были вместе, трогать и щупать эти мышцы было одной из его любимых вещей в мире. — Не похоже на меня реагировать так. Я хочу сказать, что он подставлялся и умолял, как любой другой омега. Я справляюсь с течками омег уже долгое время. — Я всегда говорил, что твоя маленькая подработка для государства будет однажды многого тебе стоить, но поверил ли ты мне, хён? — говорит Намджун суровым голосом. Юнги качает головой и закрывает лицо руками. Это серьезная ошибка, потому что запах Чимина еще сильнее ощущается в его ладонях, где ему пришлось слегка прижать омегу. — Если ты не будешь осторожным, ты просто войдёшь в гон прямо перед бедным ублюдком, и тогда это будет вдвойне плохо. — Да не стану я! У меня есть самоконтроль. Просто течка Чимина пришла рано, и я был удивлён, какие сильные у него феромоны, — пытается объяснить Юнги. — Ты не можешь притворяться бетой. Тебе нужно принять, что тебя тянет к нему… Или, совсем на крайняк, признать, что альфа в тебе очень сильно его желает. Юнги хочет ударить что-то, предпочтительно по-глупому рациональное лицо Намджуна. — Юнги-хён, — продолжает Намджун, потянувшись через спинку дивана и положив руку на его плечо, — каждое предложение, которое ты бормочешь в последнее время, о Чимине тем или иным образом. Всегда о его запахе, как счастлив он, когда ему доводится поесть любимой еды. Ты проводишь часы своего дня суетясь о его здоровье, о том, кого он встречает или как поздно он возвращается домой. Ты никогда не делал такого для омеги под твоей опекой. Просто признай, что ты наконец встретил кого-то подходящего. Юнги поднимает подбородок вверх, чтобы встретиться взглядом со спокойными глазами Намджуна. — Мне просто его жаль. Он так несчастен и когда-нибудь заморит себя голодом случайно или в качестве какой-нибудь сумашедшей форме самонаказания… Намджун цокает языком и тянется, чтобы ущипнуть Юнги за плечо. Когда они встречались, Намджуну нравилось щипать и кусать Юнги, чтобы разозлить его, выманить наружу его альфа-инстинкты, а затем устроить большое шоу, заставив его подчиниться. Юнги нравилась такая игра, ему нравилось угождать Намджуну и позволять ему брать на себя ответственность. Но в долгосрочной перспективе — их отношения просто не встали на свои места. Юнги иногда задается вопросом, были ли они больше в восторге от идеи быть вместе, чем на самом деле счастливы от своих отношений. Они познакомились, будучи щенками препубертатного возраста, после того, как семья Юнги переехала из Тэгу в Ильсан. Им нравились одни и те же вещи, они вместе ходили на рэп-баттлы и даже выступали примерно в одно и то же время. Родители Юнги не очень-то и поддерживали его выбор карьеры, и семья Намджуна взяла его под свое благосклонное крыло. Однажды они были одни в комнате Намджуна, сидя на его кровати под выцветшим постером Эминема, когда младший альфа схватил Юнги за подбородок и запечатлел небрежный, неопытный поцелуй на его губах — и сердце Юнги сделало сальто. Юнги всегда будет считать Намджуна своей великой первой любовью, невинной и прекрасной любовью, у которой так и не выросли полноценные крылья. — Почему ты всё-таки здесь, хён? — спрашивает Намджун и перебивает воспоминания Юнги. — Ты точно не хочешь ни моего совета, ни моих слов мудрости. Ты пришёл сюда, чтобы заставить меня отсосать тебе, потому что сам не можешь справиться со своим стояком, разве нет? Намджун, конечно, шутит. Они не занимались сексом вместе после расставания, так как это могло поставить под угрозу хрупкую дружбу, которую они строили на руинах своего недолгого романа. Но Юнги реально на взводе, и его член трогательно дергается при этой мысли. Юнги опускает взгляд только для того, чтобы увидеть неловкую выпуклость на своих брюках.  Однако секс всегда был приятным, стремительным и агрессивным, как обычно бывает между двумя альфами, в который легко погрузиться без каких-либо ограничений. Боже, у Юнги не было секса целую вечность. Ещё одно низкое рычание разрывает его тело. — Твою мать, Юнги, только попробуй обкончать штаны на моём дорогом диване, — бурчит Намджун и стремится обратно в свою студию, захлопывая дверь за собой.