***
В течение следующих нескольких дней Юнги и Чимин пытаются найти своего рода новую норму, баланс среди хаоса. Чимин возвращается на работу, к своему обычному рабочему графику, но он всегда помнит, что нужно написать Юнги, если он задержится допоздна, и он выполняет свою часть домашних дел с минимальными жалобами. Они не упоминают о свою жалкую попытку заняться сексом, но его последствия остаются на заднем плане всего, что они делают. Во время ужина Юнги должен сдерживаться, когда у него возникает желание покормить Чимина, что очень часто альфы делают для своих омег, чтобы образовать связь. Это можно сделать за столом, хотя обычно омега должен сидеть на полу, красиво устроившись на удобной подушке, пока ему дают еду прямо с тарелки альфы — конечно, только самые лучшие куски. Однажды они случайно оказываются очень близки к этому, когда Юнги берет палочками для еды красивую полоску мяса и, не задумываясь, начинает наклоняться над столом. Чимин инстинктивно открывает рот, не сводя глаз с приза, и только тогда Юнги понимает, что он делает, отдергивая руку. Омега жалобно скулит от потери, а затем смущенно прикрывает рот рукой. Другой подобный инцидент происходит, когда однажды утром Чимин сонный и раздражительный пытается избежать ошейника, зарывшись под горой одеял. Юнги раздраженно ворчит, что заставляет омегу пискнуть и выглянуть из-под того, что начинает очень походить на беспорядочно построенное гнездо, обнажая перед Юнги свою шею и пахучую железу. После этого они почти не разговаривают друг с другом до конца дня, и у Юнги не хватает духу упомянуть Чимину, что у омеги, возможно, всё-таки есть какие-то инстинкты гнездования. В своём отчёте об инциденте Юнги пишет, что он вошел в гон из-за феромонов Чимина, но в результате ничего не произошло, что технически правильно. Комитет выносит ему письменное предупреждение, и отсутствие последствий вызывает у Юнги повторяющиеся кошмары, в которых он превращается в огромного серого волка и находит Чимина, бегущего по густому лесу, одетого в красный плащ. Чимин пытается сказать "нет", но Юнги все равно терзает его, и злой Сокджин, держащий охотничье ружье, убивает волка. Он всегда просыпается в этот момент, хватаясь за грудь, где его пронзила пуля, не в состоянии выяснить, был ли Чимин спасен Сокджином или нет, или волк и омега просто погибли вместе под бдительным взглядом беты. Юнги пытался смириться с тем фактом, что его отношение к Чимину резко изменилось, и что это изменение подразумевает то, что касается Юнги и его альфьей стороны, которые он считал почти невозможными. Главное слово — “пытался”. Несмотря на то, что Юнги в душе романтик, его самые жизненно важные органы окружены слоем черного, невидимого льда, защитным барьером, которому он научился доверять с годами, но Чимин одним мимолетным взглядом разрывает его на части и собирает окровавленные куски голыми руками. Это переворачивает его мир с ног на голову и заставляет его утонуть в луже своей тающей идентичности. Поведение Юнги стало сомнительным до такой степени, что даже Намджун стал относиться к нему всё с большим подозрением. Младший альфа часто бывает до такой степени без понятия, когда это приводит в бешенство, вместо того, чтобы очаровывать, но, очевидно, даже у него есть предел тому, сколько глупостей он готов вынести. Юнги тратил рабочее время на написание текстов песен для проекта, которого даже не существует, горько-сладких и капризных, с абстрактными метафорами вместо своих обычных, политически заряженных, бьющих в самое сердце реплик с четкими посланиями, воплощенными в нескольких словах. Артистка, которая угрожала расторгнуть свой контракт, в конце концов осталась на лейбле, но её продолжающееся недовольство их работой проявляется, когда Юнги достигает дна и говорит Намджуну просто уволить его. Излишне говорить, что Намджуну, мягко говоря, не нравится самоуничижение. — Хён, держи себя в руках, иначе иди и предложи тому омеге жениться. Или просто трахни его, или ещё что-то. Вообще что угодно, потому что ты точно несчастен сейчас, — рычит альфа в лицо Юнги. Во вспышке паники и яростного покраснения Юнги отрицает все обвинения, но затем сразу после этого происходит ещё одна катастрофа, когда они с Намджуном возвращаются домой из студии в одно и то же время, и Юнги выходит из лифта задом наперед, загораживая обзор на случай, если Чимин решит выйти из квартиры в тот самый момент и увидит Намджуна, и не дай бог, Юнги пришлось бы объяснять, что он живет в одном здании со своим бывшим, как жалкий неудачник, которым он и является. Не говоря уже о том, что его бывший, оказывается, горячий одинокий альфа. Это только предвещает неприятности. Двери лифта закрываются перед ошеломленным выражением лица Намджуна. Чимин иногда приходит домой, неся на своей коже сладкий аромат Тэхена, и Юнги делает все, что в его силах, чтобы атомы, из которых он состоит, не распались на нейтроны и электроны от необходимости встряхнуть Чимина и задать миллион неуместных вопросов. Он не может спросить, есть ли этот запах только для того, чтобы обезопасить его в опасном мире, или он маскирует под ним чей-то запах, потому что то, что ты однажды чуть не засунул свой узел в кого-то, не дает тебе права знать что-либо о сексуальной жизни омеги, и это, безусловно, недостаточно, чтобы предъявлять права владения Чимином. Даже тогда он не может удержаться, чтобы не наклониться ближе, чем обычно, когда ночью снимает с Чимина ошейник, впитывая смесь ароматов, чтобы попытаться обнаружить незнакомца. Он никогда не находит никого, кроме Тэхена или альфы Чонгука, а потом лежит в постели, испытывая чувство вины, не в силах заснуть. Но есть и хорошие моменты. Иногда Юнги выходит из своей студии с напряженными плечами и легкой головной болью за левым глазом, просто чтобы найти Чимина, уютно спящего на диване, а на заднем плане звучит какая-то дрянная комедия. Даже если на его любимом одеяле и по всему дивану будут крошки, Юнги просто плотнее укутает дремлющего омегу и убавит громкость телевизора, и его головная боль сразу же пройдет от спокойного аромата мирного сна. Однажды Чимин приходит домой в костюме инструктора танцев, облегающих леггинсах и толстовке с логотипом танцевальной студии на спине. Он опускается на пол и начинает выполнять какую-то растяжку, которая включает в себя шпагат и другие невозможные позы, и голова Юнги кружится от восхищения и чего-то ещё, что он едва успевает вовремя подавить. Чимин ловит на себе пристальный взгляд Юнги и продолжает громко жаловаться, как неудобно танцевать в ошейнике и как он давит на него, как железный шар. Вечером, когда Юнги по глупости думает, что Чимин уже лег спать, он открывает свой ноутбук и проводит тщательное исследование аэродинамических ошейников, которые используют спортсмены-омеги, у которых есть пара. В итоге он заказывает несколько возмутительно дорогих, на всякий случай. Вот тут-то Чимин и ловит его. У омеги в руке стакан воды, и его щеки порозовели от теплой температуры. — Что ты купил? — спрашивает Чимин через плечо Юнги. Он выглядит уставшим, но настороженным, щурясь на номер подтверждения заказа на экране, который, спасибо большое, не раскрывает содержание заказа Юнги. — О-Ош… Очки. Нет, охлаждающую мазь. Для моего плеча, — говорит Юнги так быстро, что слова сливаются вместе, указывает на своё плечо. — Оно опять начало болеть? Это из-за низкого низкого воздушного давления? — спрашивает Чимин, звуча более обоспокоенным, чем Юнги ожидал. — Думаю, надвигается ещё гроза. — Нет, с чего бы ему болеть? — отвечает Юнги, не подумав, как огромнейший придурок, которым он и является. — Зачем тебе покупать охлаждающую мазь в таком случае? Юнги сильно трясёт головой. — Нет, на самом деле я купил очки. Ну, знаешь, для работы за компьютером и другого. Чимин раздраженно фыркает и вытягивает конечности, как Холли жарким воскресным утром, толстовка задирается, на мгновение обнажая его подтянутый пресс. От этого движения вода в стакане Чимина немного расплескивается и попадает Юнги на голову и шею. — Йа! — восклицает он, прикрыв рукой влажные волосы. — Ты сегодня какой-то странный, хён, — улыбается Чимин. — Уже поздно, Чимин-а. Иди спать, — тяжело вздыхает Юнги. Омега не подчиняется, потому что и не должен. Вместо этого он обходит диван и садится рядом с Юнги, и в этот момент Юнги быстро выходит из окна поиска. Чимин вжимается глубже в диван и оборачивает руки вокруг своих голеней. Это распространённая поза для омег: наполовину защитная, наполовину домашняя, как чаще всего оказывается. — Я хотел спросить у тебя кое-что, — снова начинает Чимин, его пухлая нижняя губа зажата между зубов. Юнги ждёт, барабаня пальцами по крышке своего макбука. — Пару ночей назад я выпил немного соджу с Тэхёном и Чонгуком, и я мог упомянуть… В пылу разговора им могло стать известно, что… — голос Чимина пропадает, и в бледном освещении зала его кожа выглядит розовато-золотистой от умеренного, медленно бурлящего стыда. Юнги резко поднимает голову. — ТЫ даже в теории не мог рассказать им, что… Ах, что мы… — Что мы трахались, — тут же перебивает его Чимин. Вся поза Юнги сдувается, как будто его позвоночник превратился в резину. — Я не уверен, что на меня нашло, я думаю… Может быть, это было после того, как Чонгук рассказал эту забавную историю о том, как он занимался сексом с Хосоком, и они пробовали эту новую позу, но потом узел Хосока застрял, не в состоянии нормально уменьшиться, – вдыхает Чимин, глаза вспыхивают в панике, вероятно, он выбалтывает слишком много подробностей сексуальной жизни своего друга. Омега отводит взгляд, его щёки теперь вишнево-красные и такие круглые, что Юнги хочется ущипнуть их. — В любом случае, я был немного навеселе и сказал, что, по крайней мере, его альфа смог повязать его, — Чимин сардонически улыбается. — Они не оставляли эту тему, пока я не признался, что в моей жизни не было никакого таинственного альфы, и что на самом деле это был только... Ты. Юнги стонет от раскаленного добела унижения, плещущегося в его животе. — Сколько у меня времени, пока они не придут линчевать меня? Сначала мне нужно разобраться со своим завещанием. Чимин касается плеча Юнги легкими, как перышко, пальцами. Они нечасто прикасаются друг к другу, поэтому даже самое маленькое прикосновение посылает электрические разряды по позвоночнику Юнги, одновременно усиливая и притупляя его стыд. — Они хотят встретиться с тобой, — говорит Чимин. — Дать тебе шанс доказать, что ты не какой-то консервативный альфа, который думает, что место омеги — раздвигать ноги и вынашивать щенков. Мы собирались устроить небольшую вечеринку на выходных у Чонгука и Хоби-хёна, как мы часто делаем, и Тэхен предложил тебе прийти на этот раз. Юнги понимает, что Чимин и его друзья предлагают ему оливковую ветвь, которой он на самом деле не заслуживает. Его вторая мысль — иррациональное волнение из-за возможности провести немного больше времени с омегой. Он никогда нигде не был с Чимином, их жизни полностью разделены за пределами частной квартиры Юнги. — А ты... Тебя бы это устроило? — спрашивает он. Чимин немного нерешительно кивает: — Я и мой длинный язык сами навлекли это на себя. И, кроме того, ты будешь в моей жизни ещё много месяцев, а мне не нравится вот так исключать самых близких мне людей. Так что да, я думаю, тебе было бы полезно познакомиться с ними. — Чимин проводит рукой по волосам, и Юнги замечает, что корни омеги темнеют. Крошечное несовершенство каким-то образом делает его еще более привлекательным в глазах Юнги. — Ты сказал мне взять на себя ответственность, не так ли? — Юнги размышляет. Его голос звучит колюче для его собственных ушей. — Это все? — Вполне может быть, — кивает Чимин. Омега начинает вставать, и его сладкий запах снова доносится до носа Юнги. Он позволяет себе на мгновение представить, каково это — схватить Чимина за талию и притянуть его к себе на бедра, каково, когда сонный омега сидит на его коленях, чтобы уткнуться носом в изгиб шеи Чимина и вдыхать аромат сирени прямо из источника. Он полон страха перед возможным возвращением Чимина к своей собственной жизни, когда Юнги останется наедине со своими мыслями, своим котом и квартирой, которая слишком велика для одного человека. — Спи спокойно, Чимин-а, — вздыхает Юнги. — Ты тоже, хен. Ты выглядишь очень уставшим. Он устал, он так устал, что его глаза могут просто вылезти из орбит от того, что он слишком устал наблюдать за окружающим миром. Но, может быть, сегодня он будет спать как щенок.***
Юнги нечего надеть. Вообще нечего, он серьезно облажался. Все кажется либо слишком формальным, либо слишком повседневным, слишком мягким или слишком альфьим. В конце концов он надевает черно-белую клетчатую рубашку и джинсы с красивым поясом, но даже полностью одетый и готовый к выходу, он может только неуверенно смотреть на себя в зеркало. Может быть, узор на его рубашке слишком кричащий и неприятный, и друзьям Чимина альфа в итоге подсознательно не понравится… Раздается быстрый стук в его дверь. — Ты одет? Я забыл посмотреть на время, и теперь мы сильно опаздываем, хён. Юнги распахивает дверь настежь. Его челюсть щёлкает, открываясь, как будто она сделана из неполного набора Лего. Чимин одет в такую же жёлтую рубашку и такие же потёртые джинсы с дырками на коленях. — Мы носим ту же одежду, — любезно подмечает Чимин. — Может кому-то из нас стоит переодеться? Юнги сильно трясёт головой. — Нет. Я хочу сказать… Нам правда нужно идти, я не хочу, чтобы твои друзья ждали дольше. Это последняя вещь, которую он бы хотел сделать: наткнуться на такого заносчивого альфу, совсем не ценящего время других людей. — Мы будем выглядеть как одна из тех кринжовых парочек, хён, — ноет Чимин, шаркает к двери, но, к счастью, омега всё равно начинает зашнуровывать ботинки. Альфа в Юнги радуется возможности того, что другие видят в них пару, но ему удается держать рот на замке. Они спускаются по лестнице и идут к станции метро, и, возможно, Юнги просто всё это воображает, но он чувствует, что люди бросают на них взгляды, косые взгляды, полные удивления и зависти. Зависть к тому факту, что Юнги позволили надеть ошейник на такого омегу. Кольца на воротнике Чимина поблескивают на теплом солнце, привлекая внимание к его красивым ключицам, выглядывающим из свободно застегнутой рубашки. Вначале Чимин весь день дергал ошейник, поправляя его и пытаясь оттянуть немного свободнее, но, похоже, он немного привык к этому, по крайней мере, настолько, чтобы пережить свой день. Юнги был действительно обеспокоен этим в самом начале. Он даже позвонил в КББО, чтобы спросить, может ли быть сделано какое-то исключение для Чимина, чтобы омега носил ошейник только снаружи, но правила безопасности были чрезвычайно строги в этом вопросе. Чимин даже был классифицирован как случай высокого риска из-за того, что у него в прошлом вообще не было доминирующих партнеров и он имел привычку пропускать встречи. Юнги снова слаб перед собственным воображением, поэтому он представляет Чимина в тонком ошейнике пастельных тонов с милой биркой, свисающей с D-образного кольца. Достаточно тонком, чтобы обнажить большую часть красивой, бледной шеи Чимина, что-то легкое и незаметное, что было бы легко спрятать или снять, если омега будет волноваться или чувствовать себя некомфортно, больше похоже на со вкусом подобранное колье вместо полного тренировочного ошейника, который он должен носить сейчас. Что-то, что всё равно кричало бы о Юнги за милю и заставляло бы Чимина гордиться тем, что он это носит. Как будто. — … Хён? Юнги вырывается из своих бытовых фантазий и видит, что Чимин уже прошёл турникет, в то время как Юнги просто стоит там, загораживая путь и заставляя людей нетерпеливо ворчать позади него. Кровь приливает к его щекам, Юнги протискивается через турникет. Он ударяется коленом о металлический столб сбоку и вынужден схватиться за руку Чимина, чтобы не упасть, слёзы боли текут из уголков его глаз. — Ты стыд всего своего сабгендера, хён-и, — говорит Чимин, и по какой-то причине это определённо звучит ласково. Омега поддерживает Юнги даже на эскалаторе, позволяя прильнуть к его сильному плечу, чтобы перенести большую часть веса с пульсирующей от боли ноги. В поезде Чимин сидит рядом с Юнги, их бедра трутся друг о друга всякий раз, когда вагон дребезжит и поворачивается. Омега, похоже, не в настроении для разговора. Он нервничает всё больше и больше по мере того, как они приближаются, и когда Юнги мягко спрашивает об этом, Чимин, кажется, неохотно отвечает. Только одну фразу Юнги умудряется вытянуть из него: — Они просто знают меня слишком хорошо. Мои друзья. Юнги не уверен, должен ли он радоваться или беспокоиться из-за чувств Чимина, поэтому он продолжает мучиться из-за этого до конца поездки. Пара из альфы и омеги, с которой дружит Чимин, живет в тихом маленьком районе довольно далеко от центра города. Они опаздывают, но, к счастью, всего на пятнадцать минут, этого достаточно, чтобы Юнги не казался самым грубым и самоуверенным альфой на свете. Он сжимает горлышко бутылки вина, которую купил в подарок, обеими руками, пока они поднимаются на несколько лестничных пролетов, а затем, когда его руки становятся скользкими от пота, он чуть не роняет чертову бутылку, пока они ждут, когда откроется дверь. — Ба, вы поебались однажды, и уже продвинулись до парных аутфитов. Отлично, — смеётся Тэхён, открывая дверь. Чимин резко шипит на своего друга, но это мало что делает, чтобы заглушить веселье альфы. Даже с учетом того, что гормоны гона давно вышли из его организма, Юнги приходится бороться с тем, чтобы не расправить плечи, чтобы казаться выше. Перед тем, как покинуть квартиру, Чимин жёстко поговорил с Юнги и пригрозил ему возможностью быть выброшенным из окна третьего этажа при первых признаках позёрства. Он может только надеяться, что те же правила применимы и к двум другим альфам. За буйной копной волос Тэхёна появляется мужчина с тёмно-каштановой челкой и добрыми глазами. Запах альфы неприятно знаком, когда Юнги вдыхает его. Вокруг альфы царит аура полной непринужденности, как будто этот человек состоит из одних суставов, без твердых костей, кто-то, с кем просто приятно находиться рядом. По крайней мере, две трети опасений Юнги тают просто так. — Чон Хосок, — говорит мужчина, с быстрым поклоном, который Юнги пытается повторить. — А это моя пара, Чонгук. Я типа пробрался в их дружескую группу, после того, как мы стали парой, но, к счастью, они иногда терпят меня рядом. Голос Хосока немного хрипловат, но его приятно слушать. Альфа, похоже, обладает своеобразным чувством стиля, своего рода смесью уличной моды и одежды, подходящей для папы, любящего активный отдых. У него стройное телосложение, как у Юнги, но в то время как Юнги стал немного полноват в нелестных местах, Хосок — это сплошные мускулы под его свободной одеждой. На вешалке рядом с дверью — груды панамок всевозможных цветов и рисунков, а под ними в беспорядке лежат дорогие на вид кроссовки, шлепанцы и (что совершенно удивительно) армейские ботинки. Однако эта тайна недолговечна. Вихрь черной ткани появляется откуда-то позади двух альф, тихим голосом выкрикивая имя Чимина и хватая Хосока за руку. Высокий омега, цепляющийся за бок Хосока, совсем не такой, каким Юнги представлял его в своей голове. У Чонгука большие оленьи глаза и шелковистые чёрные волосы, которые почти достигают плеч, но у него также есть целый рукав татуировок, видимых под его чёрной футболкой, и свободные брюки-карго, которые должны хорошо сочетаться с кожаными ботинками. В ушах у него висят многочисленные серьги-кольца с черным туннельным пирсингом, растягивающим мочку уха с одной стороны. Даже его правая бровь проколота. Несмотря на свою устрашающую внешность, омега, кажется, чувствует себя очень комфортно, подчиняясь альфе, немного наклонив голову, чтобы казаться ниже его, когда они стоят бок о бок, сжимая руками руку своего альфы. Чонгук низко кланяется Юнги, следуя надлежащим обычаям, но Юнги старается поклониться под таким же углом. Ему не нравится, когда омегам приходится опускаться ниже альф только ради традиций. У Чонгука чистый и мыльный аромат, мягкий, тщательно смешанный с ароматом его пары. — Меня зовут Мин Юнги, рад вас встретить, — бубнит он наиболее неловким и твёрдым голосом. — Разве Вы не маленький, — говорит Хосок с улыбкой, рассматривая Юнги сверху донизу. — Как Чимин Вас ещё не съел заживо? Чимин издает гнусавый звук неодобрения и тычет Юнги между лопаток, пропуская его в квартиру, оформленную в приятной теплой цветовой гамме. Юнги не знает, риторический ли это вопрос, или он действительно должен ответить, но, к счастью, ему не нужно унижаться дальше. Потому что унижение просто приходит к нему. — Мин Юнги, говорите? — задумчиво бормочет Хосок, начиная накрывать на стол. — Чимин сказал нам, что Вы работаете в музыкальной индустрии. Вас когда-нибудь путали с тем известным продюсером? Юнги оглядывается через плечо, пытаясь подать сигнал о какой-нибудь помощи, но все напрасно. Чимин стоит позади него, разинув рот, как будто омега только сейчас соединил точки между бесчисленными наградами на полках Юнги и его сомнительной творческой свободой, позволяющей целыми днями слоняться по дому, ухаживая за своим котёнком, и при этом иметь бесконечный поток людей, желающих и жаждущих работать с ним. Однако Юнги не винит омегу. Как бы ему ни нравилось получать признание в музыкальной сфере, за пределами этого комментарии о его творчестве вызывают у него дискомфорт, как будто он ставит себя на пьедестал выше других, принимая немного импровизированной похвалы. Но прямо сейчас Юнги не может ещё больше принижать себя. — Я-я и есть продюсер, — говорит он тихо достаточно, чтобы Чонгук и Тэхён на кухне не услышали его. Эта попытка идёт коту под хвост, когда Хосок хлопает в ладоши с силой летнего грозового шторма, который всё ещё не начался, несмотря на удушающую погоду. — Чимин-а, какого хрена? — альфа смеётся ярко. — Ты раньше не мог сказать, что твой бойфренд — член грёбаной Ассоциации авторского права? — Да, в последний раз говорю, он не мой парень, и я понятия не имею, что это вообще такое, - рявкает Чимин, выглядя как сердитая маленькая пчёлка в своей желтой рубашке и черном ошейнике. —Научись использовать Namu Wiki, — парирует Хосок, указывая на голову Чимина одной палочкой для еды. — Твой парень — чертов гений. Чимин выдыхает воздух сквозь зубы так быстро, что издает случайный свистящий звук. — Тебе повезло, что ты нравишься Чонгуку так же сильно, как и он, потому что в противном случае… — он ударяет своим крошечным кулачком по ладони. Чонгук снова материализуется из воздуха и обхватывает Чимина своей татуированной рукой. —Не угрожай моей паре, Хоби-хён хрупок, и ты это знаешь, — игриво рычит он, Чимин всё ещё в удушающем захвате, его шея полностью откинута назад. Чимин рассыпается в извинениях, дыхание со свистом вырывается у него из горла. Юнги замечает, что старший омега даже не пытается вырваться, так что, похоже, есть по крайней мере один человек в мире, к которому Чимин испытывает нежность. Хосок даже не вздрагивает, когда его называют хрупким. Он встречает любопытный взгляд Юнги. — Я легко начинаю плакать, — говорит альфа, пожимая плечами. Потом он фокусирует свои тёплые, шоколадные глаза на своей паре. — Хватит, Гук. Вы двое играете в драку, и это будет моей смертью, клянусь. Чонгук отпускает Чимина за долю секунды, его руки опускаются по бокам. На шее у него простой черный кожаный ошейник, достаточно тонкий, чтобы продемонстрировать половину его брачной метки. Омега немного надувает губы, но идёт помогать альфе накрывать на стол. Вино, которое Юнги принес с собой, тоже стоит на столе. Как раз перед тем, как сесть, чтобы поесть и выпить, Тэхён хватает Чимина за руку и отводит его в сторону. Пока их нет, Хосок задает Юнги вопросы о его работе, в то время как Чонгук, кажется, борется с внезапным приступом застенчивости, его взгляд скользит мимо Юнги каждые несколько секунд, но никогда не останавливается достаточно долго, чтобы встретиться с его собственным. Когда Чимин и Тэхён возвращаются, Чимин, похоже, переживает небольшой кризис, его рот сжат в тонкую линию, в глазах легкое веселье и раздражение. Тэхён, с другой стороны, почти вприпрыжку следует за ним, и Юнги может довольно легко догадаться, о чем был их маленький разговор по душам. Их жизни становятся все более и более взаимосвязанными, и они оба беспомощны перед этими переменами.***
У Юнги в руке бутылка пива, его локти лежат на его коленях. Он чувствует лёгкое головокружение от нескольких бутылок пива, и он снаружи, облокачивается на стеклянные перила балкона. Прохладная поверхность ощущается божественно на его липком затылке. Хосок сидит рядом с ним, расставив ноги, и капля пота блестит на его верхней губе, над маленькой родинкой. Хосока и самого Юнги выгнали из гостиной, когда трио начало играть в какую-то сложную игру с выпивкой, в которой было больше правил, чем в шахматах, и никто из них не горел желанием показывать Юнги и Хосоку, как играть. Поэтому им приходится уворачиваться от кровожадных комаров здесь, в их личном изгнании, прислушиваясь к городским звукам, задаваясь вопросом, что они могли сделать не так в прошлой жизни, чтобы заслужить обращение с ними как с непослушными дворнягами. За стеклянной раздвижной дверью раздается громкий смех, и Хосок ухмыляется одним уголком губ, делая ещё один глоток пива. Альфа, похоже, не очень огорчен их затруднительным положением. Юнги думает, что ему очень нравится Хосок. Обычно ему не нравятся люди, шумные и непредсказуемые существа, какими они обычно бывают, но что-то в Хосоке кричит об обратном. Их разговор немногословен, но даже затянувшееся молчание между ними умудряется придать Юнги сил. Низкий уровень опьянения, блеск в глазах Хосока, луна, выглядывающая из–за нескольких облаков — всё это делает сердце Юнги лёгким и тяжёлым одновременно. Другой альфа наклоняет шею, показывая свою пахучую железу с отпечатком зубов Чонгука, портившим гладкую кожу в форме кольца. — Вы никогда не думали, что Вы ужасный человек, Хосок-ши, просто потому что Вы альфа? — выдыхает Юнги. Он никогда не задавал этот вопрос вслух никому, даже Намджуну. Хосок не отвечает сразу же. Он смотрит на луну, улыбаясь хищно. Морщинки вокруг его глаз углубились, и его губы изогнулись почти вниз. — Считаю ли я себя токсичным побочным продуктом патриархии возрастом в тысячи лет? Это Вы хотел спросить? Юнги мычит в ответ. Во рту чувствуется сухость от того, что Юнги не пил ничего, кроме алкоголя, от ожидания ответа Хосока. — Иногда, — медленно говорит Хосок, как будто он взвешивает это слово на языке, как слиток золота в двадцать четыре карата. — По началу я был обеспокоен тем, что заставлял бы Чонгука соглашаться на что-то, просто потому что я альфа, просто потому что я потребовал этого, — Хосок не смотрит Юнги в глаза. — Но мой омега не кто-то, кто позволяет людям просто говорить за него на почве сабгендера. Он следует за мной так долго, пока я иду в направлении того, куда он хочет прийти. Не удивительно, что он дружит с людьми как Чимин и Тэхён. — Вы чувствуете себя виноватым после того, как перестаёте подчинять себе Чонгука? — продолжает Юнги. Вопрос горит за его гландами, глубоко в его глотке, как старая желчь. Чимин ненавидит подчиняться такому альфе, Юнги, но всё равно подчиняется снова и снова в самые невероятные моменты, и это идёт прямо в узел Юнги. — Нет, не чувствую, — просто говорит Хосок, отказываясь вдаваться в подробности. Автобус с громким грохотом проезжает мимо дома. Юнги, должно быть, выглядит невероятно неуверенным, так как другой альфа сжалился над ним. — Наверняка мы думаем о двух разных вещах. Я отказываюсь делать свою приватную жизнь гендерно-политической. Юнги горько вздыхает. — Хосок-ши, у меня никогда не было омег вне этих строгих контрактов, которые говорят, что точно мне можно и нельзя делать, и… Я не знаю, с чего я должен начать, если я когда-либо встречу… — он слышит, как его собственный голос угасает, теряется в ночном бризе. Хосок издает смешок, и несколько капель пива стекают из уголка его рта, скатываясь по подбородку. — Избавьте меня от глупых оправданий, Юнги-ши. Если Вы просите у меня какого-то одобрения Ваших отношений с Чимином, Вы могли бы с таким же успехом быть альфой и сказать это мне в лицо, — несмотря на резкие слова, тон Хосока остается спокойным и вежливым. — Я не должен хотеть его. Я имею власть над ним, так что это неправильно, — рассуждает Юнги. Рядом с ногой Юнги стоит помидор в горшке. Плоды стали жирными и так созрели на солнце, что почти неприлично для такого маленького горшка. Хосок причмокивает губами. Внутри играет музыка, но Юнги слышит только басовую линию, которая напоминает ему о чём-то… —Вы думаете, что Ваши отношения с Чимином должны быть набором инструкций, скопированных из пыльных правительственных пособий? Разве такого рода отношения не гораздо более политизированы? То, что мы делаем с омегами в этой стране… Я думаю, это выходит далеко за рамки безопасности, — бросает вызов Хосок. — Но я действительно сомневаюсь, что у Вас есть большая власть над Чимином, государственные контракты или нет. Власть и доминирование — это две совершенно разные вещи. Хосок умен, а Юнги чувствует себя неадекватным, благоговея перед мудростью другого альфы. — Чимин ненавидит Вас, верно? Юнги кивает, всё ещё не сводя глаз с самого большого помидора, который выглядит так, будто вот-вот отвалится от плодоножки. — Ненавидит настолько, что трахается с Вами. Потом он надевает похожую рубашку и удостоверяется, что Вы сидите в дальнем конце стола, чтобы только он мог Вас трогать — всё это — традиционные ухаживания в самой их сути, — объясняет Хосок с ухмылкой. — Когда я пытался добиться Чонгука, я ходил с ним поесть панкейки и чуррос в буфете типа "всё, что только можно съесть", а после этого я потащил его в этот дешевый и вульгарный отель любви, чтобы заняться с ним сексом, в основном потому, что я был молод и глуп и не мог держать это в штанах. Я думал, он никогда больше не захочет со мной разговаривать после такого дерьмового повода для свидания. И всё же каким-то образом мы наткнулись друг на друга в кафе на следующий день, и Чонгук признался мне прямо там, такой красный и милый, смотрящий в свой американо со льдом. Другой альфа пялится в томат тоже, вероятно, вспоминая вид своей краснощёкой пары, признающийся ему в своей симпатии. — Но со мной и Чимином всё было не так с самого начала… — пытается Юнги поспорить. Хосок цыкает: — Встречаться с омегой всегда беспорядочно, вне зависимости от обстоятельств. Это вызвано гормонами и временами совершенно бессмысленно. Речь идет о том, чтобы широко раскрыться и позволить своему омеге светить фонариком в твои внутренности, пока тебе негде будет спрятаться. — Чимин не хочет иметь ничего общего с моими кишками, я уверен... Слова Юнги снова обрываются, почти безжалостно. —Как Вы думаете, откуда берутся все шутки про бойфрендов? Вы, два идиота, пытающиеся заняться сексом, были только верхушкой айсберга, я могу вас заверить. Юнги выпускает весь воздух из лёгких, слова протеста застревают у него на языке. В конце концов, это его вина, что он заговорил об этом, подвергая себя такому пристальному вниманию. Хосок опрокидывает остатки своего пива в конце своего монолога и встает так, что колени танцора хрустят в суставах. Ноги Чимина такие же, потрёпанные и сформированные годами тяжёлой работы и лёгкими травмами. Хосок протягивает руку. — Эта ободряющая речь окончена. Возможно, мне нравитесь Вы и Ваша работа, но у меня мало терпения для чрезмерной жалости к себе. Юнги внутренне улыбается, думая о том, как сильно Хосок напоминает ему Намджуна. Он берется за руку. Удивительно, но ладонь Хосока сухая и мягкая. Лодыжки Юнги продолжают чесаться от укусов комаров, которых он не смог избежать, но его голова чувствует себя яснее, чем когда-либо. — Юнги-ши, могу я называть Вас хён? Если Вы не возражаете? — внезапно спрашивает Хосок. Юнги моргает, чувствуя себя невероятно непохожим на хёна, как жеребенок, который едва держится прямо между ног своей матери. — К–конечно, — заикается Юнги. Он думает, что, возможно, снова краснеет, но, по крайней мере, он может списать это на азиатский румянец. — О, это круто, — сияет Хосок. — Пожалуйста, с этого момента разговаривайте со мной неофициально. Он такой вежливый. Юнги, возможно, влюблен. Альфа тянется к раздвижной двери, и лицо Юнги искажается от ужаса, и он начинает пятиться от двери, пока его спина не ударяется о перила. — Мое место — бизнес, твое — экономика, вечно позади меня, целуя мою задницу... Это тексты песен о гневном и амбициозном прошлом Юнги, отголосок того времени, когда он пытался смириться с тем фактом, что у них с Намджуном ничего не получилось, что у него было сломано плечо, что его родители не гордились им — он так сильно хотел показать миру и музыкальной индустрии, что он мог. Всё раскрыто, гремит из динамиков в гостиной. Музыкальное видео, идущее по телевизору, показывает его связанным, слюна вылетает у него изо рта, когда он читает рэп. Его волосы, обесцвеченные в домашних условиях, растрепаны, а с тонкой шеи, как рождественские украшения, свисают дешевые цепочки для аксессуаров. Тэхён и Чонгук подпрыгивают в такт, в то время как Чимин выглядит слегка удивленным, не сводя глаз с молодого Агуста Ди на экране. — Я думаю, вы смущаете гостя, — говорит Хосок, но затем присоединяется к двум другим, делая несколько движений вольным стилем. Чимин выходит на балкон, где Юнги всё ещё стоит, застыв на месте, как кошка, застрявшая на дереве, и внезапно звуки его юности размываются и уходят на задний план, в гул города. Глаза Чимина блестят в лунном свете, и Юнги впервые замечает, что у омеги на веках что-то мерцающее. Чимин почти загоняет Юнги в угол, одна рука на перилах, их груди почти прижаты друг к другу в тесном пространстве. Дыхание Чимина пахнет сладко и немного алкогольно. — Я не собираюсь лгать, ты выглядел довольно сексуально с этими платиновыми светлыми волосами, Агуст Ди. Юнги морщится. —Хватит валять дурака. За одну ночь я испытал достаточно смущения на целое десятилетие. Чимин прищелкивает языком. —Кто сказал, что я дурачусь? — Ты всегда такой, — скулит Юнги. Чимин так прекрасен под ночным небом, что физически больно быть прижатым к перилам таким мужчиной, как он. Юнги, вероятно, мог бы поцеловать Чимина прямо сейчас, при луне и звездах, и с его старым музыкальным видео, всё ещё играющем на заднем плане. Чимин не повернул бы головы, если бы сделал это. Это было бы сладко, влажно и нежно, так непохоже на их первый поцелуй, который был даже хуже, чем их первый секс. Пока Юнги колеблется, квазимагический момент упущен. Чимин поворачивается и опирается на перила рядом с ним. — Ты знаешь, Тэхён и Чонгук в восторге от того, что у них есть знаменитый хен. Я почти уверен, что такими темпами они собираются насильно выдать меня за тебя. Очевидно, что это шутка, но что-то застревает в горле Юнги, возможно, его честность. Чимин не ждет ответа. — Спасибо, что пришёл сегодня вечером, я уверен, что для тебя это было немного странно. И я прошу прощения за музыкальное видео, Тэ каким–то образом нашел его, и нам стало любопытно.. — Нет, не извиняйся. Я… Мне вроде как нравится, когда ты ворчишь на меня. Это, — Юнги неопределенно указывает на Чимина, – чем бы это ни было, я не знаю, как с этим справиться. Чимин беззаботно смеется, его зубы сверкают в свете, льющемся с балкона. Юнги приходится бороться с очередной волной желания поцеловать омегу, поцеловать с языком, пока он не кончит без прикосновений. Вместо этого он засовывает руки в карманы, чтобы сдержаться или что-то в этом роде. — Вероятно, нам скоро следует уехать. Уже поздно, — предлагает Чимин, слова немного расплываются из-за его шепелявости, которая, кажется, становится сильнее, когда он пьян… Или когда он чего-то хочет от Юнги. Он сканирует лицо омеги в поисках какого-то подтверждения, сигнала о том, что Чимин имеет в виду прямо противоположное его словам, но не находит ничего, кроме ясных глаз и потных волос. — Уже поздно, — медленно соглашается Юнги и возвращается внутрь.