Ты проснулся в моей ночи Ты мог видеть безумие в моих глазах Я потерял контроль, пожалуйста, спаси меня от самого себя
— Я говорил тебе, что у меня было сложное детство. Рюноске внимательно смотрит на Ацуши, а затем кивает. Прежде чем Ацуши собрался с мыслями и окончательно успокоился, Рюноске успел смыть с себя весь макияж и теперь снова выглядел по-домашнему мило. Вода в ванной тёплая и успокаивающая. Ацуши наконец чувствует себя лучше, перестав дрожать. — На самом деле оно было просто ужасным, — грустно улыбается Ацуши. — С малых лет я жил в приюте, чего уже не помню, а потом меня забрали в приёмную семью, где стало всё ещё хуже. Рюноске сжимает губы, видно, что услышанная информация ему не нравится. Это сочувствие, не жалость. — Тебя били? — тихо спрашивает он. Ацуши не ожидал вопроса напрямую, но на удивление его это не смущает — ему становится проще. — Да, — отвечает он. — Воспитатель любил издеваться надо мной, а я никуда не мог от этого сбежать. «Кроме как к тебе», хочется добавить. Но Ацуши молчит. — Почему не мог? — Потому что у него были связи везде, и если бы я попытался, всё стало бы ещё хуже... наверное. Снова виснет молчание. Неловкий разговор, но Ацуши чувствует, как его отпускает. Неужели для облегчения о проблеме нужно всего лишь рассказать? — Воспитатель…? — Он сам просил себя так называть. Говорил, что его главная задача — воспитать меня. — И где сейчас этот… — спрашивает Рюноске, но Ацуши его перебивает. — Он умер. Рюноске опускает голову, смотря на свои руки под водой. Ацуши хочет улыбнуться, ведь эта смерть освободила его, но у него не получается. Он всегда испытывал странные чувства из-за этого. Вроде бы радостное событие, но почему всегда так больно? — Вода остыла, — тихо говорит Рюноске. — Ты ещё не замёрз? Возвращаться из воспоминаний тоже больно. Ацуши чувствует себя раскрытым, как зияющая рана, после такого раскрытия чувство будто бы опьянения пропадает и он понимает, что сказал слишком много. Но сожалений нет. — Пойдём отсюда, — отвечает Ацуши. — Мне уже лучше.***
— Как ты начал свой музыкальный путь? Они осели на диване, собираясь посмотреть какой-нибудь фильм. Больше на трудную тему говорить не хотелось. Можно было бы лечь спать, но нужно как-то разгрузиться — отвлечься. Ацуши не мог перестать думать о камере, но целенаправленно не смотрел в её сторону. Он никогда не забывал о её наличии. И не забывал, что всё ещё без понятия, кто следит за Рюноске, хотя продолжал искать лазейки, чтобы узнать. — Вечер откровений, — ухмыляется Рюноске. — Мне нравится. Он облизывает губы и садится поудобнее, смотря прямо на Ацуши: — Всё довольно просто — меня отправили в музыкальную школу. — И всё? — недоумённо спрашивает Ацуши. Рюноске хмыкает: — Конечно, нет. Параллельно я начал увлекаться не только классикой, но и открывал для себя различные направления. А затем случайно увидел, как по телевизору кто-то играет на пульте и синтезаторе, знаешь, все эти нажимания на кнопки и повороты какими-то штуками… Мне стало интересно. Ацуши улыбается. Рюноске никогда о таком не рассказывал — ни в интервью, ни в переписках с кем-то. Обычно он ограничивался словами «я просто захотел сделать это» или типа того. — Я окончил музыкальную школу по классу фортепиано и, на самом деле, мне никогда не нравилось играть всё это, но то, как звучат клавиши в аккомпанементе, убивает всякую неприязнь. Тем более, без чьего-либо надзирательства играть намного лучше, понимаешь? Ацуши кивает, всё ещё улыбаясь. В голове невольно представляются картинки юного Рюноске-бунтаря, не желающего идти на очередное занятие. — А затем я начал записывать видео. «И я видел каждое с самого начала». Четыре года назад Рюноске был совсем худым, может, даже болезненным. Его голос не был таким уверенным и хорошо поставленным, но огонь в глазах перекрывал любую шероховатость. Тогда ему было двадцать лет, он только заканчивал колледж, в его текстах ещё были отголоски подросткового максимализма, но больше всего — вызова, желания доказать, что он чего-то достоин. В первую очередь — самому себе. Видео на не совсем современный смартфон, плохое качество картинки, эхо и посторонние шумы. Для восемнадцатилетнего Ацуши это всё равно было чем-то прекрасным. Что привлекло Ацуши больше всего? Голос? Внешность? Возможность узнать его лучше, чем кто-либо ещё. — Эти видео смотрело не очень большое количество человек, но тогда для меня это было… новыми высотами. Я хотел стараться для каждого и каждый раз преподносил что-то новое, — Рюноске улыбается воспоминаниям, а затем хитро щурится и ухмыляется. — Например, этот эксперимент с цветом волос. Тогда я просто хотел стать более заметным… нет, скорее, более запоминающимся. Но с тех пор это стало некой фишкой. Ацуши опускает взгляд, вспоминая тот момент. Стрижка у Акутагавы была такая же, но когда концы волос родного цвета вдруг изменились на пепельный, Ацуши думал, что сойдёт с ума. Акутагава тогда стал каким-то другим — более ярким, может, даже более гротескным. Ацуши не мог насмотреться на это видео, проматывая его снова и снова. А ещё тогда он первый и последний раз оставил комментарий. Чёрт. Знал ли Ацуши, что обычный комментарий четыре года назад прямо сейчас может сломать буквально всё? Если Акутагава помнит его — а там было слишком мало комментариев и каждый активный зритель запоминался без труда — то это конец. Ацуши поднимает взгляд. Если прямо сейчас он выдаст себя, его легенда не будет стоить ровным счётом ничего. Но Рюноске продолжает рассказывать о своём музыкальном пути, а Ацуши внутренне трясёт от того, что в любой момент что-то может пойти не так. Он знал, на что идёт. Но с каждым мгновением играть свою роль всё труднее.***
— А я ему и говорю: чувак, ты ошибся номером, — и смех. Накахара Чуя смеётся громко, в уголках его глаз и на носу сразу же появляются морщинки, а глаза блестят так же, как зелёный чай в кружке Ацуши. Он снова заказал чай. — Забавно, — комментирует Ацуши, сдерживая улыбку. Они сидят в кафе после рабочего дня, и громкий смех — не самый лучший способ, если хочешь оставаться незаметным. На Чую уже пару раз обратили внимание, но если в это вляпается Ацуши, будет не очень. Будет ужасно. — Нет, ну прикинь, я всегда сплю в пижаме и ночью с моими волосами происходит нечто ужасное. — Я понял, — шире улыбается Ацуши, активно кивая. — Представляю, какое у него было лицо. — Оно было вот такое, — Чуя показывает всё богатство своей мимики и Ацуши от этого смеётся, прикрываясь ладонью. Это действительно смех, искренний, самый обыкновенный. И ему правда легко, легче, чем было когда-либо с Чуей. Он никогда не назывался другом, но, кажется, Ацуши теперь понимает, что это такое. Всё затихает. Чуя наконец притрагивается к сашими, которые они заказали на двоих, а Ацуши задумчиво отпивает чай, потому что, пока Чуя рассказывал свои истории, успел съесть несколько кусочков. — А ты часто выезжаешь куда-нибудь? Ацуши обращает внимание на Чую, а затем неопределённо кивает: — Нет. После совершеннолетия я сразу же переехал в Йокогаму, правда, несколько раз приходилось заселяться в разные квартиры. — О-о-о-о, — протягивает Чуя. — Взросление, желание поскорее покинуть отчий дом! Я тоже свалил от предков сразу же, как представилась возможность. Скучаешь по своим? — Немного, — тихо отвечает Ацуши. Все должны скучать по своим родителям, ведь так? Не то чтобы Чуе нужно знать правду. — Зато потом возвращаешься уже гостем, и сразу же отношение другое, — со знанием дела говорит Чуя. Ацуши отстранённо кивает, думая о том, что он слишком расслабился. Дружба дружбой, но если его легенда будет разрушена, он потеряет всё. Он так долго к этому шёл, шаг за шагом выверяя нужные ответы и действия, чтобы какие-то чувства вывели всё из-под контроля? Нужно быть собраннее и жёстче с самим собой. Нужно не забывать, что Чуя — всего лишь средство для достижения цели. Но не друг.***
Рюноске: «Я случайно написал ещё одну новую песню» Ацуши: «Случайно?!» Рюноске: «Возможно, меня посетила Муза. Точно сказать не могу» Ацуши: «И что ты будешь делать дальше?» Рюноске: «Нужно опять на студию. Хочешь со мной?» Ацуши: «А можно?» Рюноске: «Жду через час у твоего подъезда.» Ацуши уже целый час сидел после работы дома. Он знал, что у Рюноске есть планы в виде новых песен, поэтому даже не думал отвлекать его. Хотя хотелось. В последнее время Рюноске был свободнее, чем раньше, из-за отсутствия концертов, но он по-прежнему творил, придумывал новое, ездил на студию. Ацуши знает, где она находится, и в каком именно кабинете всё происходит, но ещё ни разу там не появлялся. Возможно, он ждал именно такого приглашения. — Давно ждёшь? — спрашивает Рюноске, подходя ближе, а затем обнимая. — Не волнуйся, я только вышел, — отвечает Ацуши, сразу же обнимая в ответ. И вдыхая как можно глубже уже знакомый парфюм, перемешанный с осенним воздухом. Они отстраняются друг от друга и идут в сторону остановки, на которой ждёт такси. Дорога неблизкая, но, насколько Ацуши известно, студия себя оправдывает. Здание выглядит современно, они проходят охрану и через лифт попадают на двенадцатый этаж. Массивная дверь открывается, являя за собой небольшой зал с диванами и современный пульт у стеклянной стены, за которой находится ещё одна комната. В ней — некоторые музыкальные инструменты и несколько стоек с микрофонами и наушниками. Множество проводов на полу, яркие кнопки, папки с документами и нотами, современный компьютер в три экрана с включенными строками записанного материала. Всё это выглядит так необычно, что Ацуши даже не понимает, что хочет рассмотреть первым. — Здравствуйте, — быстро встав из-за стола, высокий человек протягивает свою руку. — Это Куникида Доппо, мы вместе работаем над новым альбомом, — представляет Рюноске своего знакомого. — А это Накаджима Ацуши, мой парень. Сердце Ацуши забилось быстрее. Он в самом деле сказал это. Рюноске ещё не приходилось представлять его, но то, что он подтвердил их отношения официально, перед не самым близким человеком, вселяет уверенность. Уверенность в том, что всё серьёзно. Впрочем, иначе и быть не могло. — Приятно познакомиться, — отвечает Ацуши, широко улыбаясь и пожимая руку. — Взаимно, — сдержанно отвечает Куникида, а затем, отстранившись, обращает внимание на Рюноске. — Сейчас всё будет, — опомнившись, улыбается тот, а затем достаёт из кармана своей сумки флешку. Куникида уходит к столу, где стоит компьютер, а Рюноске достаёт свою папку с записями и нотами и идёт к коллеге. Пока они обсуждают рабочие вопросы, Ацуши неловко проходит к дивану и садится. Рассматривать студию интересно, но ещё интереснее наблюдать за Рюноске. То, как он сосредоточен на том, что ему показывает Куникида на своём ноутбуке, то, как он всматривается в собственные строчки с нотным станом, то, как он предельно серьёзен в обсуждении, как именно он видит новую песню. Как меняется его серьёзное выражение лица на улыбку и он тихо смеётся, пока Куникида сдержанно кивает. — Что ж, начнём, — говорит Рюноске, а затем, быстро скинув ветровку и сумку на край дивана, уходит в другую комнату. Там яркий свет, но не настолько, чтобы ослеплять. Ацуши совсем не слышит звук его шагов — прекрасная шумоизоляция. Рюноске надевает массивные наушники и поправляет стойку микрофона на нужный уровень. Показывает жестами что-то Куникиде, пока тот что-то настраивает. А затем включается музыка. Куникида внимательно смотрит в один из экранов, Рюноске начинает петь. Прикрыв глаза, вслушиваясь в музыку. То, что написал сам, выверяя каждую секунду. Расслабленное лицо едва искажается на хмурость, смешанную с тоской. Музыка нарастает, глаза открываются, взгляд — вперёд. На него. Ацуши смотрит в ответ, почти не моргая. Слова не совсем понятны, но он пытается услышать знакомые. В прошлый раз была романтика, в этот раз — глубина. Звук нарастает, голос тоже, взгляд не прерывается. Он пытается что-то этим сказать? Доказать? Пауза. — Акутагава, здесь не хватает звука. Может, добавить низов? — Давай попробуем. Ацуши едва хмурится, пытаясь понять, что это было. Музыка Рюноске всегда носила в себе бесконечность метафор, которые можно было прочесть не с первого раза. Иногда Ацуши их не понимал вообще. Он видел в его творчестве одиночество и потребность любить, потребность быть любимым. Но иногда это было сплошное сумасшествие, что-то на уровень сильнее. Отчаяние? А сейчас он чувствует его? Чувствует ли он одиночество теперь, когда у него есть Ацуши?***
Возвращаться домой, зная, что будет сразу после того, как дверь закроется, прекрасно. Квартира Ацуши всё это время была будто бы пустой, но когда здесь стоит Рюноске, скидывающий верхнюю одежду, становится намного лучше. — Совсем в гости не зовёшь, — хмыкает он, подходя к Ацуши и обнимая его за шею. — У меня нет мягкой двуспальной кровати, в отличие от некоторых. — Есть какая-то романтика и в небольшом диванчике, разве нет? — С тобой — где угодно. — Я запомнил, — Рюноске ухмыляется и прижимается ближе, а затем целует. Мягко, нежно, спокойно. С заботой и… теплом? Лежать рядом друг с другом и просто обниматься, иногда лениво целуясь — непередаваемо. Ацуши чувствует, как его переполняет чем-то невесомым и волнующим. Хочется заботиться об этом человеке. Защищать его. Быть рядом всегда, даже если между ними километры. Знать, как он себя чувствует, и делать всё возможное, чтобы чувства были только положительными. Хочется любить его. И не так, как раньше. Раньше — это безрассудство, иллюзии, неправильность. Ацуши был нечестным рядом с ним. И сейчас… тоже. Нужно рассказать ему? О том, что они встретились неслучайно, о том, как Ацуши мечтал об этом очень долгое время? Сердце бьётся быстрее. Столько затраченного времени и сил на реализацию плана, чтобы потом вмиг перечеркнуть все старания ради чего? Ради совести? Можно любить здесь и сейчас, потому что прошлое не важно. Ацуши не обманывает его в своей любви и в своих намерениях. Но почему так хочется быть честным до конца? Это может всё разрушить. И всё же…? Ацуши обнимает Рюноске крепче. Нужно успокоиться и перестать думать о том, что приносит тревогу. Нужно обдумать это позже и сделать правильный выбор. Совесть может подождать.***
Ходить по магазинам скучно, но необходимо. Ацуши идёт в ближайший супермаркет, чтобы купить продуктов. Яркая подсветка, всевозможные запахи фруктов и выпечки, лёгкий холод от витрин с молоком и йогуртами. Раньше нахождение с людьми пугало, а такие большие пространства казались опасными, сейчас — это простая обыденность. Стоя на кассе и ожидая своей очереди, он бездумно смотрит в окно. Небо серое от сгустившихся туч. Прогноз не обещал дождя, но ощущение, что он будет совсем скоро. Взгляд скользит по улице. И случайно находит знакомую фигуру. В обычной мешковатой одежде, с капюшоном на голове, с руками в карманах. Пытающуюся скрыть то, кем является. А рядом — совершенно незнакомый человек. Ацуши знает всех, с кем общается Рюноске. Он знает об этом, потому что всегда имеет доступ к его телефону, звонкам, сообщениям, рабочей почте. Он проверял страницы всех, с кем так или иначе контактировал Рюноске, и не запомнить того, кто стоит рядом с ним прямо сейчас, было просто невозможно. Высокий рост, каштановые волосы, карие глаза, идиотская ухмылка. Бежевое пальто, светлые брюки, уверенная поза. Он что-то говорит и активно машет руками в разные стороны. Ацуши злит его невежливость, но больше — то, что он не знает, кто это может быть. Он даже не догадывается. Рюноске что-то ему отвечает, слегка улыбаясь, а затем кивает головой и они начинают идти в сторону центра. Ацуши на миг закрывает глаза, думая о том, что ему делать, потому что неизвестность убивает, и ему не приходит ничего в голову, кроме как быстро пойти в сторону своей квартиры. На ходу он включает свой телефон и проверяет геолокацию Рюноске, примерно прикидывая, куда они направляются. Ацуши быстро доходит до дома и нервно открывает дверь. Небрежно скинув пакет с продуктами, он опускается на корточки, чтобы достать из нижнего отсека тумбочки маску для лица, а затем меняет своё пальто на чёрный плащ с капюшоном. Времени на то, чтобы хоть как-то замаскировать волосы, у него нет. Скидывая необходимые вещи в виде ключей, карточек и телефона в карманы, он быстро закрывает дверь и выходит из квартиры. Приложение показывает местоположение Рюноске, они всё ещё куда-то идут. Начинает накрапывать дождь — и это именно то, что нужно, потому что идти в капюшоне просто так выглядит слегка нелепо. Когда нужные люди появляются в поле зрения, Ацуши замедляет шаг. Идти с другой стороны дороги и так выглядит вполне непримечательно, но ему необходимо пространство для побега в случае того, если что-то пойдёт не так. Они не дошли до самого центра, но здесь уже есть толпа. И даже так он иногда слышит громкий голос незнакомца, что уже порядком надоел. Слова почти неразличимы, и даже если что-то получается услышать, то это абсолютный бред. Они переходят дорогу, проходят пару метров вперёд, а затем заворачивают в сторону какого-то кафе. Вполне неплохого — там стеклянные стены, из-за которых видно ближайшие столики. Напротив — так, чтобы всё видеть — остановиться негде, поэтому Ацуши, недолго думая, заходит в кафе следом. Это очень рискованно. Если Рюноске обратит на него внимание, он сразу же узнает. Ацуши уже по дороге потёр себе глаза, чтобы они выглядели болезненно, а перед тем, как зайти в кафе, сделал вид, что кашляет. Быстро зайдя внутрь помещения, он садится рядом с нужным столиком. Кажется, на него даже не обратили внимания, это хорошо. Подошедшая официантка вежливо здоровается с ним, Ацуши снова делает вид, что кашляет, здороваясь в ответ. Затем тихо заказывает чай и какое-то пирожное. Когда девушка уходит, он пытается сосредоточиться на разговоре позади. В кафе шумно. Ненавязчивая музыка перемешивается с голосом, наверное, каждого присутствующего здесь. И всё ещё отрывки фраз уловить получается. — …не знаю, о чём он думает, когда творит такие вещи… — трещит безостановочно незнакомец. — …но мы уже помирились… Снова какая-то болтовня, Рюноске что-то тихо отвечает. Так хочется узнать, что конкретно, но именно сейчас кто-то снова открыл дверь, создавая этим самым шум. Ацуши поправляет капюшон, который так и не снял. Может, он настолько сильно болен, что вообще не хочет светить лицом, какая людям разница? Ему плевать на этикет — тем более, когда есть вещи важнее. — Ну а ты как? Только отмалчиваешься, — слышна усмешка, затем снова тихий ответ. Ацуши раздражается сильнее. Официантка приносит заказ и Ацуши быстро — нервно — благодарит её. Делая глоток, он поворачивает голову так, чтобы лучше слышать. — …не думал, что всё настолько плохо, — говорит Рюноске. — Я пытаюсь ему как-то помочь, но пока не получается. Они говорят о нём? Нет, ему показалось. Хотя, если Рюноске представляет Ацуши перед другими официально, значит, возможность о том, что про него знает всё близкое окружение, есть. — И зачем тебе это? — звучит вопрос. И Ацуши хочет ударить его за это. — …я тебе уже говорил, — отвечает Рюноске. Затем снова что-то непонятное. Ацуши почти не дышит, сосредоточившись на понимании того, что происходит. Что значит — зачем? Что это вообще за вопрос, чёрт возьми? — Любовь, значит, — усмехается незнакомец. — Я даже не удивлён. — Это моё дело. Ацуши прикрывает глаза и судорожно вздыхает, пытаясь успокоиться. Ему уже всё равно на то, где он, что делает, и кто этот человек рядом с Рюноске. В его голове бьётся лишь одна мысль. Любовь.