Ты не можешь спрятаться, я лишаю тебя Каждой крошечной силы во всем, что ты делаешь И я сброшу тебя с ног И сломаю тебя нежным прикосновением
Ожидал ли этого Ацуши? Творческие люди всегда хранят в себе нечто страшное, обезображенное, больное. Творчество обычно не рождается из чего-то светлого, оно начинается с гвоздя, вбитого в ногу, с воды, попадающей в лёгкие. Что-то нормальное никогда не облачается в метафоры и эпитеты — оно просто существует. Но искусство всегда дышит страданием, жертвами во имя мнимого блага. То, что Ацуши видел на сцене — насколько сильно оно соответствовало реальности? Насколько откровенным со всеми был Рюноске? Он точно откровенен в своих желаниях: в своей развязности, в жажде экспериментов. А то, что он скрывает, не относится к этому. Оно гораздо интимнее. Теперь главной целью Ацуши являлось вывести Рюноске на чистую воду. Как можно что-то скрывать, постоянно находясь под наблюдением? Как можно подставлять всё так, чтобы была видна лишь одна сторона жизни? Ацуши думал, что знал его до их первой встречи. Думал, что знал, когда они только начали встречаться. Это было главной ошибкой. С самого грёбаного начала. Времени с их первой реальной встречи прошло немало, Рюноске стал откровеннее, раскрепощённее, а Ацуши попался на это и стал менее бдительным. Остаётся отдать должное — в игру поверили. Теперь нужно сбросить маски и узнать о всём так, как оно есть на самом деле. Может быть, это будет немного болезненно, немного превышающе всё дозволенное. Но Ацуши не любит, когда его обманывают.***
— Наказания нужно принимать с высоко поднятой головой. Воспитатель смотрит в глаза, не моргая — хочет достать до нутра выжигающим взглядом, хочет проникнуть под кожу, выводя каждый подобный разговор на костях. Навечно. Пусть помнит. Ацуши не может ответить запинающимся «да», если откроет рот, он не сможет этого вынести. Он зарыдает, мелкий сопляк, он продолжит быть жалким и не умеющим принимать наказания. Нужно нести ответственность за свои поступки. Нужно принимать свою собственную вину и не отворачиваться от неё. — Чего же ты молчишь? — спрашивает воспитатель. Ответит — ошибка, промолчит — ошибка. Есть ли ещё варианты? Будет ли что-то из этого правильным? Что делать, что делать, что делать?.. Сжать покрепче зубы, до хруста, откинуть жалость к себе, посмотреть воспитателю в глаза и принять наказание. Он хороший мальчик. Нужно принять наказание. Если Рюноске наказывает его обманом — нужно это принять. Ацуши сам начал эту игру, сам не был честным от начала и до конца. Но если его обманывают, то и ему не нужно оправдываться. И он правда думал признаться? Забавно. Когда все чувства отодвигаются на задний план, становится легче. Любовь? Она всё ещё есть, бьётся в груди, но это так больно, что спасает только адреналин. Когда появляется новая цель, жизнь обретает более яркие краски. Знать, к чему ты идёшь, знать, как это нужно делать — прекрасно. Ацуши заканчивает с новой задачей намного быстрее, чем раньше. Попытка узнать, что за телефон находится у Рюноске прямо сейчас, оканчивается ожидаемым, но не менее желанным успехом. Это было сложно: просканировать все работающие мобильные в определённом радиусе действия, пробить каждый номер, проверив абонентов. Ацуши было плохо от температуры и боли в голове, но он вышел на то, что искал. И это был тот мобильный, который всё это время висел дамокловым мечом над ним — тот мобильный, который был подключён к камерам. Это значит, что всё это время за квартирой наблюдал только Рюноске. И только Рюноске мог видеть, как его же трахают, как он делает Ацуши минет. Есть ли в этом что-то больное? Не время думать об этом. Номер зарегистрирован на имя Оды Сакуноске. Вполне знакомое имя — Дазай постарался? Дал Рюноске возможность использовать чужую сим-карту для хоть какой-то анонимности или сам организовал и систему слежения, и свободные звонки… Второе вполне вероятно, если учитывать, что у Дазая почти нулевой информационный след. Так стараться ради друга? Можно даже похвалить. Молодец. Отличная работа. Свободные звонки от…? Рюноске знает, что за ним следят? И пытается вычислить, кто это может быть? Ацуши тоже попадает под подозрение или о нём уже знают? Что Рюноске уже знает о нём?***
Пожалуй, единственной стабильной вещью в жизни Ацуши остаётся только книжный магазин. Вековая пыль на самых верхних полках, многочисленные отпечатки пальцев на тех, что пониже. Где-то чуть измятые страницы, где-то неправильный порядок расстановки. Как обычно. Тихие голоса, как будто это библиотека. И что, если кто-то успевает прочитать здесь несколько новелл? Разве другие должны подстраиваться под это? Тем не менее, это атмосфера, пожалуй, всех книжных магазинов. Самое громкое, что здесь можно услышать, это звук, издаваемый лампами. И… Чуя. — Он на меня та-а-ак посмотрел. Разве я виноват в том, что издательство делает только такие обложки? Как обычно. Трёп о работе, о покупателях, о книгах. Чуя не изменяет себе, хотя и является интересным человеком. Специально подстраивается под обстановку? Хочет угодить Ацуши? — Кстати, знаешь, что вспомнил? — спрашивает он как бы между делом. — Да? — Недавно видел… как его… В общем, твоего соседа. Когда шёл на работу. Нужно настроить на нужную волну. Если и обсуждать этого человека, то аккуратно. Сейчас проблема с Дазаем Осаму отошла на задний план, но он всё ещё является важной фигурой. Ацуши важна их связь с Рюноске. Важно понять, что и откуда он знает. — Дазая, значит, — кивает Чуя. — Опять шляется без дела. — Не знаю… Он безработный? — Да нет, просто любит отлынивать от своих обязанностей. — Каких? — О, там что-то сверхсекретное, — говорит Чуя. — Служба безопасности или типа того. Я знаю, что ему нельзя выезжать из страны. А больше он ничего мне не рассказывает. — Ничего себе, — отвечает Ацуши. — А по нему не скажешь… — Чуя удивлённо поднимает брови и Ацуши приходится быстро взять себя в руки. — Я имею в виду то, что, судя по твоим рассказам, он совсем безответственный. — А, ну да, — отвечает Чуя, ухмыляясь. — Не понимаю, как у него получается это совмещать, но, несмотря на безответственность, у него потрясающие мозги. Умный, зараза. Так много всего знает, подмечает какие-то вещи, на которые я бы вообще не обратил внимание. Знаешь, как Шерлок. Крутая дедукция, все дела. Ему бы в детективы, а не просто в компьютерах сидеть. Как хорошо он идёт на контакт. Такими темпами он может рассказать вообще обо всём, что только знает. У Чуи открытое сердце, принимающее не очень хорошие решения. Открытое сердце, которое доверяет не тем, кому следовало бы. Никакой разборчивости или Ацуши действительно выглядит в его глазах надёжно? — В компьютерах? — Да, он столько всего в них умеет делать. Например, однажды… Хах. Второе. Похоже, иметь дела с Дазаем Осаму для Ацуши опасно. Нужно перестать следить за ним. Скорее всего, он заметил слежку, раз стал подозрительнее, а его нелепый плащ всё чаще появляется где-то поблизости.***
Если раньше это было недалеко от помешательства, то теперь точно являлось таковым. По крайней мере, раньше Ацуши ограничивал себя в тотальном контроле, а сейчас это кажется невозможным. Неужели Рюноске хочет, чтобы никто ничего не узнал? Камера в спальне была очень удобной вещью не только потому что Ацуши мог видеть, как Рюноске удовлетворяет себя в одиночестве, за что Ацуши можно было бы назвать мерзким. Да. Пусть. Но это приятно. Приятно знать, что теперь можно видеть всё. Всё — это и про визиты в так называемый кабинет. Камера расположена прямо напротив двери, которая, на самом деле, открывалась не так часто, как можно было бы подумать. С этого ракурса можно увидеть часть обстановки — музыкальные инструменты, колонки, шкафы для хранения чего-то. Рюноске запирался там, поэтому происходящее внутри всё ещё являлось тайной, но иногда он выходил с какими-то бумагами в руках. Но самым главным было то, что Ацуши видел, откуда достаётся ключ. И теперь этот ключ можно получить без ведома Рюноске. Когда берёшь себя в руки, жизнь становится проще.***
— После того случая не боишься выходить со мной в такие места? — Они всё равно уже всё знают. Так что нет. Рюноске выглядит как обычно — никаких подозрительных деталей и действий. Он не догадывается, что его видели. Думает, что всё идёт так, как нужно. Ацуши не изменился в своём поведении, но делать вид, что всё в порядке, невыносимо. — Мне кажется, ты стал смелее, — говорит Рюноске. Какая наблюдательность. — Это плохо? — Это нормально, — отвечает он. — Мне нравится, что ты раскрепощаешься. Они садятся за столик. Новый ресторан, новые впечатления, но Ацуши уже знает всю необходимую информацию об этом месте. Нужен полный контроль над ситуацией, ведь так? Приглушённый свет создаёт чарующую атмосферу, официант принимает заказ на какие-то незаурядные блюда — маленькие порции в огромных тарелках, сочетание несочетаемого, яркая подача, всё как полагается. Они оба тоже соответствуют месту: в своей лучшей одежде, с приятными улыбками и беседами. Рюноске выглядит потрясающе — как и всегда. Классический костюм ему очень к лицу: строгость линий, формы, цвета. Улыбка-флирт. — Какие планы на потом? — спрашивает он. — У меня есть сюрприз, — отвечает Ацуши. — Мне он понравится? — Я очень на это надеюсь. Ацуши улыбается, в голове прокручивая последовательность своих дальнейших действий. Прийти к Рюноске домой. Оставить его в гостиной. Запереться в спальне под предлогом того, что ему нужно подготовить сюрприз. Найти ключ и сделать слепок. Выйти к Рюноске и завершить начатое — сюрприз обещает быть горячим. Может ли что-то пойти не так? Вряд ли Рюноске будет ломиться в спальню — возбуждение, ожидание и предвкушение заставят его оставаться на месте. Вряд ли Ацуши запретят закрываться в спальне — он столько раз оставался там один, пока Рюноске уходил в душ… Каждое такое утро было возможностью, но ограниченность времени и неуверенность в чужом поведении заставляли сдерживаться. Теперь всё должно пройти гладко. Рюноске немного пьян — вино в ресторане оставило приятный румянец на его щеках. Он больше улыбается, больше ждёт окончания вечера. Вести его за руку до квартиры легко — он за это благодарен. Ацуши почти не пил. Нужно оставаться в сознании и быть бдительным. Нужно справиться с этим этапом точно и без ошибок. — Оставайся на месте, — шепчет Ацуши, завязывая Рюноске глаза. — Мне нужно время, чтобы всё приготовить, а затем ты получишь сюрприз. — Ты уходишь? — спрашивает он, устраиваясь на диване поудобнее. В повязке на глазах он выглядит уязвимо. С ним можно сделать что угодно — и он примет всё. — Я буду готовиться в спальне. — Не уходи, — протягивает Рюноске. — Ожидание себя оправдает. Ацуши быстро целует его в губы одним касанием, а затем отстраняется, чтобы пойти в спальню. Ещё чуть-чуть. Ещё совсем немного. Закрывая дверь, он не позволяет себе ликовать. Нужно быть аккуратным — это ведь так просто. Подходя к нужной полке шкафа, Ацуши поднимает стопку одежды, чтобы дотянуться до самой глубины. Ключ холодит кончики пальцев — так чувствуется победа. Слепок делается быстро, ключ убирается на место. Теперь можно расслабиться и разделить сюрприз со своим любимым.***
Держа в своих руках настоящий, только отлитый ключ, Ацуши чувствует, что перешёл на новый этап. В своём плане он продвинулся настолько далеко, что думать о его начале кажется теперь несколько странно. Ацуши больше никогда не будет тем маленьким, запуганным подростком, сидящим перед экраном и ожидающим новое видео с Рюноске. Если раньше он мог только мечтать о его прикосновении, то теперь он трахает его, заставляя повторять иступлённое «ещё». Неплохое продвижение вперёд, к своим мечтам, не так ли? Сбоку от Ацуши раздаётся звук от уведомления на телефоне. Видя адресанта, он убирает ключ в надёжное место. Возможно, понадобится много времени — нужно подобрать идеальный момент, чтобы открыть дверь и узнать обо всём. Было бы забавно, если там ничего нет. Рюноске: «На выходных планируется акустический концерт. Придёшь?» Ацуши ухмыляется. Давно он не любовался на него на сцене, во всех этих сексуальных, вызывающих вещах. Ацуши уже начал забывать, за кем он охотился в самом начале. Ацуши: «Конечно! Когда и где?»***
Клуб пестрит оттенками красного, и только сцена высвечивается холодным белым. Вокруг очень много людей — слишком тесно. Постоянное нарушение личного пространства действует на нервы. Слышен шёпот множества, несуразный, громкий. Хочется выйти из этого облака пыли, вдохнуть настоящего воздуха, забыть всё услышанное. Но Рюноске выходит на сцену и обращает всё внимание на себя. Любая пыль превращается в блёстки. Он что-то говорит толпе о том, как рад этому вечеру и каждому присутствующему. Его улыбка окрашена самым глубоким бордовым, движение губ гипнотизирует. Все кричат в приветствии, все рады, все его хотят. Белая рубашка с жабо, как всегда обтягивающие кожаные штаны. По сравнению с прошлыми выходами этот кажется даже простым. Он берёт в руки гитару, которая ожидала его на подставке позади, и впервые за вечер проводит по струнам. Зал взрывается сразу: крики, визги — оглушительно. На этот раз на сцене только один музыкант, стоящий за клавишами. Обычно их больше — барабаны, бас, электро-гитара. Обычно Рюноске не играет, а просто поёт. Стоит у микрофона, выводя голосом узоры на коже. Стоит у микрофона, медленно двигаясь в танце для каждого присутствующего. Акустические концерты проходили и раньше, но их было так мало, что Ацуши застал только пару из них за эти несколько лет. Наслаждаясь каждой знакомой нотой, не ожидаешь чего-то нового, но Рюноске объявляет, что сейчас будет ещё невыпущенная песня. Все снова кричат, радуясь потрясающей возможности. Новое всегда завораживает, заставляет вслушиваться, не поддаваясь исключительно ритму. Новое всегда обращает на себя внимание. Начинается музыка — Рюноске играет на гитаре, и сначала Ацуши действительно думает, что это что-то новое. Но потом аккорды складываются в уже знакомую мелодию. Он слышал её несколько раз в студии звукозаписи. С тех пор Ацуши полностью перевёл текст и теперь понимал каждую строчку. Он всё ещё думал о том взгляде, который был направлен на него: Рюноске, записывая вокал, смотрел так пронзительно, так отчаянно, будто умолял — «пойми меня». Ацуши не понимал. Текст был таким странным, не романтичным, не таким, как прошлая посвященная ему песня. Рюноске начинает петь, окидывая взглядом толпу. Найдя взгляд Ацуши, он самодовольно ухмыляется, пропевая «тебе не спрятаться».Тебе не спрятаться.
Специально, случайно, как угодно — Ацуши замирает, чувствуя себя загнанным в угол, к стене, в место, из которого не выбраться. Оцепенение, страх, ужас. Мимолётная потеря контроля. Рюноске продолжает петь, а Ацуши чувствует линии слёз на своих щеках. Он так сильно любит этого человека. За его улыбку, за тёплые прикосновения, за откровенные разговоры по ночам. За нежность и безбашенность, страсть и ласку, за его всевозможные эксперименты, из-за которых можно сойти с ума. За понимание, за успокоение после кошмарных снов. Любит за то, как он мягко произносит его имя. А-цу-ши. Любит за заботу, за тёплое полотенце после дождя, за вкусные ужины, за самый отвратительный кофе. Любит за то, что, даже не являясь знакомыми, он давал ему надежду на расстоянии, через экран обычного компьютера, пока Ацуши находился в том отвратительном месте в Сагамихаре, пока Ацуши придумывал весь этот грёбаный план. Ацуши любит его. И он не может отказаться от этого. Но ощущение, что его обманывают, делает больно. Больно, больно, больно. Может быть, этот план от начала и до конца был хреновым. Не нужно было лезть в чужую жизнь, доказывать самому себе, что достоин счастья. Не нужно было подстраиваться под кого-то, перекраивать собственную жизнь, чтобы просто понравиться. Притворство, неправильность, одержимость. Это не то, что ты должен ощущать, когда любишь. Ацуши давно привык к боли, но сейчас, когда жизнь только наладилась и он впервые почувствовал себя человеком, достойным жизни, ему невыносимо. Он не ощущал такого даже тогда, когда его били, пинали ногами, заставляли говорить ужасные вещи о самом себе. Заставляли улыбаться, подавляя слёзы, и принимать наказания с высоко поднятой головой. Может быть, он уже всё испортил? Одним своим существованием? Вытирая свои глаза ладонью, Ацуши думал об одном. Уже после концерта, втрахивая Рюноске в стол гримёрной комнаты, думал только об одном. Что с него хватит.***
Отправь меня домой, верни меня в мир одиночества
Ацуши смеётся, читая то, что написал за всё это время. Образ начинающего писателя — смешная попытка. Одиночество? Философия? Существование? Поиск надежды или обречение себя на бездонность? Всё это так нелепо, Ацуши смеётся, вчитывась в строчки. Он столько всего успел написать, пока притворялся идеальным для Рюноске человеком. Кажется, здесь хватает материала на два модернистских романа по типу Вирджинии Вулф. Поток сознания — вещь сложная, непонятная, может, абсурдная. Поток сознания Ацуши — тем более. Рюноске хотел это прочесть? Что ж, не судьба. Ацуши удаляет все документы без каких-либо сожалений. Даже если всё написанное было из глубины сердца, желание написать это являлось неискренним. Это — всего лишь часть плана. Который подходит к концу.***
Ожидание оправдывается сполна, когда ты наконец-то добиваешься своего. Ацуши долго ждал подходящего момента и наконец-то это случилось. Рюноске уехал на несколько дней в Токио. Снова. Он что-то говорил про работу с лейблом, новых музыкантов, другое звучание. Это командировка, а не концерты. Идеально, правда? Ацуши не смог проводить его на поезд из-за работы, но они долго говорили по телефону об этом. «Я буду скучать», «возвращайся поскорее» и прочие милости. На следующий день, уже после работы, Ацуши заходит к себе домой, чтобы сделать одну небольшую вещь. Он останавливает деятельность камер в квартире Рюноске и ставит записанный прошлой ночью кусок — полная темнота одинакова в любой ночной час. Подождав некоторое время, он выдвигается в квартиру. Открывает дверь ключом, который ему дал сам Рюноске на всякий случай — он ведь думает, что если что, всё увидит по камерам. Как жаль, что это не так. Затем Ацуши аккуратно проходит по коридору вперёд, включая свет. Соседи уже давно знают его в лицо, и его очередной визит сюда не выглядит чем-то странным. Ацуши волнуется. Столько всего пережитого и совсем скоро всё станет ясно. В квартире чисто, всё на своих местах, пахнет парфюмом Рюноске и лишь немного хлоркой. Ацуши заходит в спальню и останавливается, прислушиваясь к тишине. Вот оно. Сейчас он узнает, что от него скрывают, узнает, что всё это время портило его план, который, увы, так и не стал идеальным. Ацуши наконец открывает дверь кабинета, затем включает свет. Комната совсем небольшая, с немногочисленными шкафами, рабочим столом и оборудованием. Синтезатор, миди-клавиатура, электрическая гитара с концерта в углу. Ноутбук, колонки, массивные наушники и микрофон. Всё выглядит вполне естественно. Тогда почему за почти полгода отношений Рюноске ни разу не приглашал его сюда? Почему эта дверь всегда запиралась на ключ? Ацуши начинает искать. Аккуратно открывает шкафы, проходится по каждому ящику. Множество тетрадей, как обычных, так и нотных. Распечатанные песни с аккордами, иногда с пометками. Что-то из старого оборудования — уже ненужные наушники, какие-то провода. Проходясь по ящикам в письменном столе, во втором Ацуши видит папку со своим именем. Сердце сжимается. Вот, что от него скрывал Рюноске. Ацуши чувствует себя загнанным в угол, как будто он прямо сейчас не здесь, не в этой комнате, а где-то снаружи, наблюдает за самим собой. Момент не чувствуется реальным. Он открывает папку, видя первый лист. Чёрные строчки текста на белом полотне заставляют руки трястись. Данные о его имени, возрасте, актуальном месте проживания. Данные о месте, в котором он когда-то жил и которое должен был называть своим домом. Данные о приюте, из которого его забрали, и о родителях, которых он почти никогда не знал. Всего лишь адрес и имена, но этого так много? Листая дальше, он чувствует, как сердце сжимается больше. Данные о его социальных сетях, данные о том, когда и во сколько он впервые подключился к телефону и камерам Рюноске. Он знал, что за ним следят, но продолжал делать вид, будто ничего неизвестно. Фотографии Ацуши с концертов — в маске, с покрашенными в чёрный волосами; данные о всех его посещениях. Скрин его единственного комментария, оставленного когда-то под видео Рюноске. «Твой голос заставляет моё сердце биться чаще. Ты прекрасен. С каждым видео ты становишься всё лучше и лучше. Я рад, что однажды нашёл тебя» Чёрт, чёрт, чёрт. Это все данные за прошедшие четыре года и даже больше. И видно, что его личный компьютер не взламывали — это всё можно найти от провайдера, от телефона Рюноске, от социальных сетей, от элементарного наблюдения, от людей. Если знать где и что искать, можно обойти любой нулевой информационный след. Всё это время следил не только Ацуши. Всё это время следили за ним. — И как тебе? — раздаётся голос позади. Ацуши мгновенно поворачивается на звук. Почему он здесь? Он ведь… Рюноске закрывает за собой дверь, сердце начинает биться ещё чаще, принося почти что боль. Всё, что может выдавить из себя Ацуши, это тихое «зачем?» Он не начинающая звезда, он не интересен, он — никто. Он лишь человек, который влюбился. Который пытался добиться внимания от человека, в которого влюбился. Он просто пытался сбежать из этого мира в другой, в тот, что по ту сторону экрана. Пытался быть другим человеком, перекроил себя, чтобы стать идеальным. Занимался тем, что ему не хотелось делать, научился делать то, что никто не хотел уметь. Расстался со своим прошлым, переехав и начав новую жизнь, с чистого листа. Он ведь просто хотел, чтобы его любили. Чтобы его любил один конкретный человек, который прямо сейчас загнал его в угол. — Ты знаешь, что здесь прекрасная звукоизоляция?