Поцелуй меня

Сначала я шëл спокойным шагом. Трижды порывался вернуться в кафе. Подсознание пело: Монтгомери там, с ним, она всё про тебя выдаст. Они будут обсуждать тебя, обсуждать… И что? Щëки горели, мысли путались. Я ускорил шаг. Нет. Люси не выдаст. Она не такая. На неё можно положиться, можно быть спокойным, что даже номер телефона останется от него в тайне. Побежал, наращивая скорость до уровня скаковой лошади, нет, даже гепарда: дома быстро сменялись один за другим, как в киноленте. Да что же такое со мной, а? Почему все мысли снова возвращаются к нему? К дерзкому новенькому. Забрался на свой этаж, бодро перепрыгивая через две ступеньки, и постучал ладонью в дверь. Она отворилась почти сразу. Наверное, Тачихара увидел меня ещё из окна. – Кросс сдавал? – удивился брат, отступая вглубь коридора.   – На кандидата в мастера спорта, – пытаясь отдышаться, ответил я. – Что так рано вернулся? – Мичидзо окинул меня оценивающим взглядом. Сбросил кеды, пробежал мимо него в свою комнату. – Так вышло. – Уволился, что ли? – навалившись на дверной косяк, спросил он. – Слушай, Мичидзо, – снимая джинсы, бросил я, – я же тебя не спрашиваю, что ты всё время дома трешься? У тебя ведь тоже дела должны быть. Учеба, вождение в автошколе, девочки. Положено по возрасту, понимаешь? А ты штаны дома протираешь. – Так это… – брат почесал за ухом. – Творческий кризис у меня. – Вот как это сейчас называется – стянул свитшот и запулил с размаху на стул. – В детстве ты говорил: «Мама, это не бардак, мама, это творческий беспорядок». Скоро будешь своей жене говорить: «Дорогая, я не бездельник, у меня просто задница к дивану намертво приклеилась, и всё из-за душевных терзаний!» – По учебе у меня все под контролем, – рассмеялся Мичидзо, перехватывая второй носок, летящий ему прямо в лицо. – Зачёты мне проставит добрая девочка Танака. – Танака? Добрая девочка? – удивился я, натягивая футболку. – А ничего, что так называемая девочка давно уже не девочка и к тому же работает бухгалтером в твоём колледже?! Ты же сам говорил. Ткачиха довольно закатил глаза. – Все дело в моем обаянии. – Подмигнул, довольно складывая руки на груди. – Обаянии? Только не смеши меня! – запрыгивая на ходу в шорты, усмехнулся я. – Треплется, что обаял взрослую тётку, а сам даже не может к Монтгомери подойти. – Ха, – растерялся брат, подскочил и даже всплеснул руками, – то – Монтгомери, а та – одинокая, несчастная женщина далеко за тридцать, которой любое доброе слово приятно. Разница есть. – Донжуан ты хренов, – взяв в коридоре тапочки-зебры, надел и двинулся на кухню,  – только вот все твои приключения исключительно на словах. – А у тебя вообще все тухло, – ухмыльнулся он мне в спину. Остановился, развернулся, прошëлся по нему взглядом, как по боксерской груше. – Ой, Чуя, прости, – тут же спохватился брат, отступая назад. Его глаза широко раскрылись в немой мольбе о прощении. – Да, тухло. – Я ткнул в него пальцем, гневно скривив рот. – Но, возможно, если бы ты не лез к каждому, с кем мне стоит только заговорить даже на чëртовой работе, то было бы лучше. Как считаешь? Тоже мне, папочка нашелся! Развернулся и пошëл на кухню, где мама гремела посудой. Чудесный аромат разносился по всему дому и приятно щекотал ноздри. Хорошо, что не поел на работе. На нервной почве разыгрался ужасный аппетит. – Чу-у-уя! – Брат ткнул мне в спину кулаком. Больно! – Офонарел?! – Отпихнул его так, что он чуть не отлетел к стене. – Чуя, как ты разговариваешь с братом? – Мама отложила ложку и устало посмотрела на меня. – Да, Чуя, – не упустил случая съязвить Тачихара, – последи-ка за своим языком. – Ты бы помалкивал уже, – процедил я сквозь зубы. Подошëл к маме, обнял за талию и чмокнул в щеку. – Все хорошо? – Она подняла на меня глаза. – Ага, – натянуто улыбаясь, ответил я и сел за стол. Мичидзо устроился напротив и сверлил меня напряженным взглядом. – Будешь есть? – спросила мама. – Да, спасибо, – отозвался я, выстукивая пальцами по столешнице барабанную дробь. Посмотрел на брата. – Хлеб нарежьте сами, – мама поставила перед нами тарелки. Брат быстро нарезал хлеб и уселся за стол. Он только занес ложку над тарелкой, когда увидел, что мама накладывает горячий суп в литровую банку и закрывает. Ох, нет, нет, нет... Руки брата со сжатыми добела кулаками медленно опустились на стол. – Милостыню опять понесла, да? – ледяным тоном бросил он в сторону матери. Я пнул его под столом по ноге, но Мичидзо не отреагировал. Его взгляд был прикован к растерянной родительнице, с трудом подбирающей слова. Она старалась держать спину прямо, собираясь, видимо, ответить ему строго и безапелляционно. Но зная, что Мичидзо в чём-то прав, трусила. – Н-не надо так, сынок, – срывающимся голосом наконец произнесла она. – Ты же знаешь мое мнение на этот счет. Ты можешь быть против, но… – Где он был, когда тебя сократили на работе, а? – Брат едва сдерживался, чтобы не шибануть кулаком по столу. – Когда ты побиралась по родственникам, торговала вязаными носками, выстаивая за прилавком на морозе по несколько часов? Он нам с Чуей даже йены не давал на школьные обеды! Не говоря уже о подарках на день рождения и Новый год! Никакой помощи, никогда! Кто мы ему? Бывшие дети? А ты? Да чтоб он подавился к чертям этим супом, чтоб он у него в глотке застрял после этого! Тачихара вскочил, отодвигая с шумом стул, и бросился прочь. – Тачи… – печально вздохнула мама, устало опускаясь на стул с банкой. – Никуда отсюда ты с этой банкой не выйдешь, поняла?! – Красный от злости, брат снова появился в дверях кухни. Уже в ветровке. У него разве что только пар из ноздрей не шёл. – Пусть сдохнет там, скотина! Ещё раз узнаю, что ты пошла к нему или что деньжат подкидываешь… сам ему башку откручу! Поняла?! Развернулся и, громко топая, устремился в коридор. С чудовищным треском хлопнул входной дверью. Дела… Я сидел и смотрел на маму в полной тишине. Мне нечего было сказать. Тачихара был прав. Даже несмотря на то, как грубо он сейчас обошелся с ней. И мы это знали. В этом молодом мужчине сейчас говорил обиженный десятилетний мальчишка, который не понимал, почему папа не приходит и не звонит. Почему папа забыл нас и больше не хочет видеть. Почему чужая тётя вдруг стала ему милее нашей самой лучшей на свете мамы. Я положил свою ладонь на её руку. Мне было безумно жалко эту маленькую женщину, ссутулившуюся и слишком рано поседевшую. Ещё вчера казалось, что она расцветает: похудевшая, с новой прической, упругими светлыми локонами до плеч, свежим румянцем и сияющими глазами. И вот сейчас она сидит передо мной, похожая на забитого зверька из бродячего зоопарка, измотанного, несчастного. С потухшим взором глядя на повзрослевшего сына. – Мам… – облизнув пересохшие губы, начал я. – Ешь, сын, – хрипло произнесла она и, грустно улыбнувшись, поджала губы. Видимо, чтобы не заплакать. – Ешь, а то остынет… *** Мне казалось, что я уже натëр мозоль в отражении напротив. Именно сегодня и именно сейчас вся одежда, которая прежде сидела на мне идеально, украшала и придавала уверенность, решила просто предательски уродовать моё тело. – Не годится! Не годится! Не годится! – Один за другим наряды летели на кровать. Через час на ней высилась приличная такая горочка, под которой легко можно было спрятать труп человека. И его не сразу бы нашли. – Чуя, – тихо позвала мама, заглядывая в дверь. – А? – отозвался я, критически оглядывая себя в отражении. Кошмар какой! – Ты куда-то собираешься? Я обернулся. Мамины светло-карие глаза уже излучали спокойствие. Скользили по моей фигуре с интересом и даже умилением. Хорошо, что она быстро отошла от ссоры с Тачихарой. Чудная женщина, всем всё прощает! – Да, мам. – Я убрал волосы за уши. – Мы с  Люси прогуляемся по городу. – Хорошо, – вздохнула она, – не задерживайся и… будь на связи. – Не переживай! – Всегда буду переживать, – усмехнулась мама. Она взяла массажную расческу и принялась ею гладить мои волосы. Я послушно плюхнулся на стул. Сгорбился, вздохнул, недовольный своим отражением, и сцепил руки. Конечно, маме легко улыбаться, глядя на мои мучения. Для любых родителей их ребенок самый лучший, а дети – они ведь смотрят в лицо реальности… – Молодость – сама красота, – мечтательно произнесла мама. В её руках мои несносные волосы на удивление всегда становились послушными. Струились и блестели длинной гладкой волной. – Чуя, даже не переживай, ты такой хорошенький, что ни надень. – Мама, не ври мне, я вижу… это… это ужасно! – Всплеснул руками. – Ничего не исправить! – У тебя кто-то появился? – поинтересовалась она. И лукаво улыбнулась. Я сглотнул, пряча взволнованный взгляд в ладонях. Такого ещё не было, и я не знал, стоит ли ей говорить. Как реагируют родители, если их повзрослевшие дети идут на свидание? Нервничают, правильно. Рвут на себе волосы. Орут или молча грызут ногти. Наверное, не стоит говорить, сейчас начнется лекция про презервативы, ответственность и голову на плечах. Нужно поберечь родительские нервы. Совру… – Н-нет, мама… – Ты мог бы сказать мне. Ничего такого в этом нет. Тебе скоро двадцать лет. В это время я уже наматывала круги по двору с двойной коляской, которую смастерил ваш дед. Вы в ней так сладко спали на свежем воздухе, и мне не хотелось останавливаться. Ходила, ходила и смотрела на вас. Думала, мои дети устроили эксперимент, как сделать из матери неврастеника и не добить при этом окончательно. – Почему? – Я поднял глаза и взглянул в отражение. – Ну… – вздохнула она. – Когда засыпал один, просыпался другой, начинал орать и будил напарника. Писались, ели, болели, играли вы тоже по очереди. И эта безумная карусель, казалось, никогда не закончится. Я даже не помню ваш первый год. Он прошел в моих попытках выспаться и не сойти с ума. Порой я не расчëсывалась и не переодевалась, ходила, словно зомби. Хорошо хоть бабушка с дедом иногда помогали, иначе пришлось бы научиться спать стоя. – А отец? Она отложила расчёску и вымученно улыбнулась. – Он был очень молод, Чуя. И не был готов к такому. Старался больше времени проводить на работе, чтобы не видеть этот бедлам. Приходил, отсыпался и снова уходил. Но я не обижаюсь, мужчины – они так устроены, видимо. Ровно так же было и у моих подруг. – Не, мам, наверное, как-то не так должно быть, – удивился я. – Принимай он больше участия, прикипел бы к нам и не бросил так легко. – Так попробуй найди сейчас виноватых. – Она погладила меня по спине. – В чём-то я была не права, в чём-то он. Наверное, стоило быть более терпимыми друг к другу. Ты гораздо умнее меня, у тебя все будет по-другому. – Да ну. – Только найди достойного человека, и всё сложится. К горлу подкатил комок. С достойными у меня беда. Может, я сам такой. Чего достоин, то ко мне и прилипает. Дебилы всякие. Некоторые из них, вон, сразу целоваться лезут. На лбу где-то, видимо, написано: «доступная». Всё, никаких нарядов! Джинсы, свитер под горло, кроссовки. Решено! – Мам, – окликнул я её возле двери. Она обернулась. – Все будет хорошо, обещаю! – Я знаю, Чуя. – Кивнула и медленно пошла в коридор. Слышно было, как она одевается и выходит из квартиры. Не стоило даже спрашивать, куда её опять нелегкая понесла. Ясен пень, к папке. Нам никогда, наверное, не понять, что ею движет. Но останавливать, как брат, точно не стану. Её решение, собственное. Если ей так легче, пусть ходит. Лишь бы обратно не притащила его, алкаша. Помню, как в конце старшей школы, я вдруг осознал, что у меня нет интереса к девочкам. Меня стало тянуть к парням. Я вдруг очень испугался, боялся, что дома это посчитают неправильным, а может даже и отвернутся от меня. Помню, как подошëл к маме, сел на стул и долго смотрел в пол. Через минут десять молчание, она отвлеклась от вышивания и спросила, что произошло. Я на одном дыхании выпалил, что мне парни нравятся. Думал, сейчас она уйдëт или истерику устроит. Но она медленно встала со стула, подошла ко мне и обняла. „Это твой выбор, Чуя, и я буду любить тебя каким бы ты не был", – сказала тогда мама. И я выдохнул с облегчением. Брат, правда, немного бесился и ходил весь день по квартире, не находя себе места. Но всё же вечером сказал, что если меня хоть кто-то пальцем тронет, то от него и живого места не останется. Люси же, сама спросила, по девочкам или по мальчикам я. Сказал правду. Она почему-то была очень радостной, но причину так и не назвала. Я принялся развешивать обратно разбросанную мной же одежду. Кто ж знал, что всё это потом придется возвращать в шкаф? Скидывать горочкой на кровать было проще и быстрее. И чей весь этот хлам? Это безвкусное шмотье, не достойное быть надетым в такой важный день? Неужели моё? О чëм я только думал, когда его покупал? Когда всё было закончено, усталый уселся напротив зеркала. Полез за косметичкой. Подвëл глаза, чтобы были более выразительными, и накрасил глаза тушью. Ну вроде неплохо. Натянул свитер кофейного цвета и одел джинсы. Уставился на своë отражение. Так ну что ж, я готов. Вышел из комнаты, прошëл в прихожую и достал кеды. Обул и прошëлся по ним губкой с прозрачным кремом. Схватил шоппер, дёрнул ручку двери и столкнулся лицом к лицу с непутевым братцем. – Ты куда собрался, Чуя? – Гулять! – бросил я, торопливо спускаясь по ступенькам. 20:02. Дверь в кафе уже была заперта. Я обогнул здание с другой стороны и вошёл с черного хода. Ещё из коридора услышал, как в кухне раздается весёлый смех. Прошëл на цыпочках дальше и встал вдруг как вкопанный. Один незнакомый мне парень убирал со стола контейнеры, второй, в наушниках, наклеивал на них наклейки с датой и ставил в холодильник. Неизвестная дама лет сорока спиной ко мне мыла в раковине посуду. Нет, смех раздавался не отсюда. Из зала! А ещё музыка, бьющая басами под дых. Очень громкая. Мне внезапно захотелось, чтобы на чёртова умника, который меня провёл, рухнул сверху многоэтажный дом. Или он рухнул сам сверху вниз и разбился в лепешку. Он же обещал отработать за меня смену! – Здрасьте, – заприметил меня юноша, вытаскивая наушник. – Добрый вечер, – тут же смущенно подхватили остальные присутствующие, оборачиваясь. – Угу, – нервно кивнул я и, сжав кулаки, направился в сторону заветной шторки. В приглушенном свете пустующего зала ярким сияющим пятном горела новенькая плазма на стене. На её экране по зеленому полю бегали человечки, пенали мяч. Ниже, прямо своей наглой задницей на одном из столиков сидела Монтгомери с пультом в руках. Рядом с ней на стуле восседал какой-то парень. Рослый, крепкий, пальцами тоже упорно жмущий на кнопки. Потоптавшись, я все-таки решительно сорвался с места, подошëл к стереосистеме и убавил звук. Две пары глаз моментально уставились на меня. И ещё две, но в другом конце зала. Дазая и незнакомой девушки в брючном костюме. Как я их сразу не заметил? Сложил руки в замок и нетерпеливо топнул несколько раз, заявляя о своем присутствии. Осаму кивнул мне, вложил девушке в руку купюру, выпустил через главный вход и закрылся изнутри. Монтгомери с незнакомцем продолжили как ни в чëм не бывало играть дальше, не обращая на нас никакого внимания, когда Дазай расслабленной походкой направился в мою сторону. Сердце взволнованно застучало. Предательское сердце! Руки затрепетали, пытаясь найти укрытие в карманах, ноги задрожали под его взглядом. Чëрт, в этом странном освещении его татуировки в обрамлении растянутой белой майки казались самым прекрасным на свете полотном. Хотелось провести пальцем по каждой из них, узнать, где они заканчиваются… Он подошел ближе, наклонился, всматриваясь в мои глаза и вскидывая в недоумении брови. Эта наглость в очередной раз заставила мой гордый подбородок взмыть ещё выше. – Ты ужасен! – выплюнул я ему прямо в лицо. Во мне было столько злости, что я мог бы придушить собственными руками целую банду плюшевых кроликов всего лишь для тренировки. Прежде, чем приступить к главному – схватиться за его шею и сильно сдавить. Дазай продолжал смотреть на меня, наклонив голову набок. Сочувственно и почему-то как-то жалостливо. Так смотрят на престарелую тётушку, лишившуюся ума. Да, тётушка, когда-то мы тебя любили и даже, наверное, всё ещё любим, но сейчас… в дом для убогих и больных, только туда… ведь ты опасна для общества. – У нас был уговор! – руки уже так и чесались врезать ему промеж глаз. – Отойди. И не пялься так на меня! – Помолчи, – вполголоса произнес он и растянул рот в насмешливой улыбке. Я уже начинал ненавидеть, когда он так делал. Если бы не этот опьяняющий аромат свежести, который доносился от его груди, и не мои ноги, словно приклеенные к полу, прямо сейчас бы развернулся и ушëл. – Ты… отвратителен! – добавил я, упрямо сжав губы. – Ты тоже не предел мечтаний, – спокойно произнес он, взял меня под локоть и потащил за собой. – Куда? Эй! Да отпусти ты меня! – Не заставляй хватать тебя в охапку. – Дазай подтолкнул меня к туалету. – Чего? Как? – На ватных ногах я все же вошëл в открытую дверь. – На хрена ты меня сюда притащил? Новенький вошёл и прикрыл за нами дверь. Теперь в ярком свете ламп, отражающемся белыми всполохами от кафельной плитки на стенах, я мог разглядеть каждую чёрточку его лица. Мягкие губы, сложившиеся в ровную линию на усталом выдохе, яркие глаза цвета кофе, пронизывающие, хитрые. Каштановые волосы и такого же цвета упрямые брови, каждым движением отражающие эмоции хозяина. – Ты чего завëлся? – Дазай сложил сильные руки на груди. – Спокойнее, маляус. – Ты, – я ткнул его в грудь. – Ты меня обманул! – Я? – Да! Был уговор! – Так с ним все в порядке. С уговором. – Кто тогда эти люди?! – гневно спросил я. – Это ребята из кафе «Fresh» нашей сети, просто позвал их на помощь. – Он пожал плечами. – Кто ж знал, что я такой рукожоп. Посетителей было много, мы не справлялись, пришлось вызывать подмогу. Два повара, официант, уборщица. Поставил парням пива и притащил «соньку» поиграть. В знак благодарности. – Это нечестно! – Честно. Я ведь не нарушил правил. И ждал тебя. – Он просиял. – Ужасно соскучился… – Вытянул руку, коснулся пальцами моего подбородка. – Не надо вот этого. – Убрал его наглые лапы от своего лица. – Хватит заливать мне в уши! – Я даже не пытался. – Подошел ближе, почти вплотную. – Соскучился, говорю. – Да ты меня второй день знаешь! – И уже скучаю… безумно… – Навис огромной тенью. У него что, ключи от моего сознания? Сейчас упаду прямо на кафельный пол и башку расшибу, чего недоброго, если не отойдет. – Окей, окей! Я пойду с тобой. Пойду! – Его гипнотический взгляд все-таки заставил меня сдаться. Улыбнулся, чувствуя, что больше не принадлежу своему телу, и прищурил глаза, стараясь придать взгляду ехидности.  – Только это не свидание. Понял? – Не свидание, – повторил он, продолжая стрелять глазами. – И учти. – Поднял свой палец вверх. – Никаких приставаний. Руки прочь и не смей больше лазить своим языком в мой рот! – Конечно, нет. – Дазай поморщился. – Фу, неужели ты думаешь, что я снова мог этого захотеть? Как вспомню, так вздрогну. У тебя во рту так негостеприимно. А та пощёчина… – Идиот! – Согласен даже на идиота. – Он взял меня за плечи и чмокнул в губы. Быстро отстранился и улыбнулся. – Ну тебя! – Оттолкнул его и пулей вылетел из туалета в тёмный зал, грохочущий музыкой. – Ты не спросил, куда мы поедем, – хрипло спросил он на ухо, догоняя. Его голос гулким звоном отозвался в каждой клеточке моего тела, заставив мурашки разбежаться от затылка вниз, по спине. Остановился, сжал руки в кулаки, обернулся. – И куда же? – Это будет сюрприз! – Дазай взял со стола пакет, набитый какими-то контейнерами, закинул свой свитер на плечо и свободной рукой обхватил мою ладонь. Потянул за собой, не давая опомниться. Я больше не мог сопротивляться, не мог произнести ни звука. Перебирая непослушными ногами, следовал за ним и пялилась на наши сцепленные в замочек пальцы. Такое странное ощущение. Что-то определенно происходит. И происходит против твоей воли. А ты чувствуешь какую-то дикую радость, за которую готов до боли кусать кожу на руках. «Нельзя, нельзя, не верь, не верь никому!» Это кричало подсознание. А я затыкал его сегодня, помолчи, а? Хотя бы сегодня я побуду глупым счастливым дурачком! И оно невольно отступало, отдаваясь ломотой в ногах и легким подёргиванием в сжатых мужской рукой мокрых ладонях. – Люси, – обратился Дазай к моей подруге, перекрикивая громкие звуки, доносящиеся из динамиков. – А? – Она обернулась лишь на секунду, чтобы окинуть меня заинтересованным оценивающим взглядом. Вздернула брови, выдохнула как-то разочарованно и тут же вернулась к игре. На экране дрались два здоровенных бугая, одним из которых, судя по всему, управляла Монтгомери. Вторым, очевидно, был сидевший рядом с ней незнакомец, вызванный моим разукрашкой для помощи на кухне. Третий парень устроился на столе справа, пил пиво из бутылки и наблюдал за игрой. – Ты домой идëшь? Можем тебя закинуть, – спросил Дазай. – Не-е, – отозвалась она, безжалостно вдавливая кнопки в пульт. – Мне ещё парней нужно выиграть в UFC, потом в фифаху и мортал комбат. На ведьмака они не потянут, слабаки. Напарник по игре тут же толкнул Люси плечом. Она весело рассмеялась. – Хорошо, – кивнул Дазай, – тогда, парни, нажимаете, из розетки выдираете, всё выключаете, закрываете, Люси до двери её дома в целости и сохранности провожаете. Запомнили? – Ага, – сказал парень с бутылкой в руках. – Тогда мы ушли. – Счастливо провести время, – подмигнула подруга и незамедлительно вернулась к игре. – Закройтесь! – добавил он, указывая на дверь. – Ты уверен, что они – нормальные ребята? Вот так оставлять с ними Монтгомери на ночь глядя? – спросил я уже у выхода, бросая прощальный взгляд в зал. – Самые лучшие. – Дазай открыл дверь и придержал её, пропуская меня вперед. – Не волнуйся, всё будет хорошо. Обещаю. Я вышел на улицу и растерянно остановился. Ещё только начинало смеркаться, фонари не горели. Приятно пахло свежестью и весной. Отличное время для прогулки в приятной компании. Мой спутник догнал меня, осторожно взял под локоть и подтолкнул вперед, где в десяти метрах от нас, на стоянке, стоял большой черный седан иностранного производства. Мы обошли машину сзади. Щëлкнула сигнализация. Дазай ловко открыл багажник с закрепленными на нем блестящими цифрами, закинул внутрь пакет, подвёл меня к двери. – Садитесь, Накахара Чуя. – Хм. – Критически оглядев автомобиль, перевëл взгляд на его хозяина. Очередной испорченный папенькин сынок? В жизни палец о палец не ударил. Гулял, тусовался, бил татухи, менял девчонок, как перчатки. Кто я для него? Очередная игра? Добейся жалкой Золушки на спор? И во что же ты вляпался, Накахара? Дазай будто прочел мои мысли, вздохнул устало и ещё раз жестом пригласил сесть. – Прошу вас. – Теперь он улыбнулся так искренне, что у меня душа рухнула в пятки. – Не «Кайенн» и даже не «Ягуар», простите. Всего лишь старенький «БМВ» пятой серии, но если позволите вас прокатить, я буду очень счастлив. А пошло оно все к чёрту! Будь что будь… Сел в салон, прижал шоппер к животу и свёл вместе дрожащие колени. Дверца мягко закрылась, отрезая мне пути к отступлению. Теперь я в его власти. Мой спутник обошёл автомобиль, быстро натянул на себя свитер, запрыгнул в салон и завел мотор. Тот заурчал довольно и тихо, как большой сытый крокодил. Дазай откинулся на спинку сидения и подмигнул мне. – Ну что, погнали? – Угу, – робко кивнул я. Пристегнулся, приготовился к самому худшему, но, на удивление, его манера езды оказалась спокойной и уверенной. Он даже время от времени останавливался, уступая дорогу старушкам в не самых положенных для этого местах. Наверное, рисовался передо мной, не иначе. И поглядывал, не уставая улыбаться, на моё лицо, не выражавшее в тот момент почти никаких эмоций. Я жутко нервничал, то и дело закусывая губу, и не знал, как себя вести. О чëм говорить. Так и сидел с покерфэйсом, пытаясь догадаться, куда парень меня везëт. Чтобы разрядить обстановочку, Дазай догадался включить музыку. Сделал громче. Хорошо бы что-нибудь заводное, но из динамиков, как назло, доносилась лирическая баллада «City of stars» в исполнении Райана Гослинга. Кто-то на радио явно шутил над нами. Шикарный «старенький» БМВ плыл по шоссе неторопливо, как пароход, и уносил нас все дальше от центра города. Куда? Знал только водитель. А я… Я страшно переживал из-за того, что не предупредил никого из родных об этой поездке. Через пару минут за окном уже мелькали огни автострады, последние придорожные кафе и указатели направлений. В груди неприятно защемило. Я повернулся к Дазаю, пытаясь в чертах его профиля отыскать хотя бы какие-то ответы на свои многочисленные вопросы. – А твой отец владеет сетью кафе, получается? Мой голос почему-то прозвучал, как старый скрипучий паркет. Пришлось экстренно прочистить горло, прокашлявшись. Не знаю, что заставило его вдруг так весело рассмеяться, но новенький немного наклонился на руль, а затем откинулся на спинку сиденья. Его плечи буквально задëргались от смеха. – Да, у него свой бизнес, – ответил он, пытаясь взять себя в руки. – Мори Огай. Вот тут мне стало неловко. В такие моменты герои фильмов обычно дают себе в лоб всей пятëрней! Бам! Теперь он точно подумает, что я глупый и совсем недалëкий. Не смог сложить дважды два. Все в городе знали, кому принадлежат сети кафе «Fresh», «Loft» и  единственный в своем роде «Mingles», в котором работали мы с Монтгомери. И пусть никто из наших лично не видел Биг Босса, но имя Мори Огай точно была у всех на слуху. Вот. Я. Балда. – Точно, – кивнул, натягивая рукава свитера на пальцы. Бросил на него короткий взгляд. Дазай внимательно смотрел на дорогу, и я даже позволил себе улыбнуться. Он больше не пытался смеяться над моей глупостью, а это уже хорошо. В эту секунду новенький не выдержал и беззвучно захохотал. И мне почему-то не было обидно. Я тоже засмеялся. Так же тихо и приглушëнно, втягивая голову в плечи. Это было единственное, о чем мы говорили, пока не приехали на место. Какой-то холм, немного растительности, длинная полоска леса вдалеке. И непроглядная темень. Даже луны не было видно. Дела… – Приехали! – радостно заявил Дазай, заглушив двигатель. – Приехали? – выдавил я, отстегивая ремень безопасности. – За чёртову тучу километров от города? В лес? – Достал из шоппера мобильник. Так и есть: даже сеть не ловит. – Имей ввиду, мои родственники в курсе, с кем я собрался на… с кем я ушëл. – Чуя, – замер он в темноте салона, – всё будет хорошо. Доверься мне, ладно? – И куда ты меня потащишь? В лес? Я… я… с детства боюсь клещей! – Начинаю уставать от твоего занудства. – Дазай вышел из машины и наклонился, заглядывая внутрь. – Давай вытряхивай свои булки, пойдем! – Мои что? Но дверь с его стороны уже захлопнулась. Беззвучно. Так же, как и то, как он затем подкрался к моей двери. Открыл её: – Прошу. – Указал рукой на выход. – Бросай свой ридикюль здесь, чтобы не таскаться. Я оставил шоппер и послушно вылезл. Руку, галантно протянутую мне в помощь, все же предпочëл проигнорировать. Обошëл машину, чувствуя под ногами высокую траву, глаза никак не хотели привыкать к темноте. Странное место. Днём мне его точно не узнать. И так далеко от города. Да, тут никто определенно даже не станет искать мой холодный труп. – Держи! – Мой спутник вручил мне объемный пакет. Но, как ни странно, не тяжелый. – Иди за мной. Стараясь, держаться за его силуэтом, мелькавшим впереди меня неясными очертаниями, я упрямо таранил вверх по холму. Буквально! Кочки, высокая колючая трава, царапающая даже через джинсы, запах прелой листвы, и бесконечный стрекот сверчков. Тяжело. Трудно. Но жутко интересно! Когда глаза привыкли, наконец, к полутьме, заметил в его руках пакет. Дазай поднимался вверх, не замечая, казалось, ни кочек, ни преград. Легко и энергично. Его свитер белел впереди ярким светлым пятном. Он шёл, изредка оборачиваясь, чтобы проверить, ползу ли я за ним. И я полз. Не ворчал больше себе под нос, не запинался, временами даже летел над землей, стараясь не отставать. Ужасно хотелось узнать, что там, на вершине, до которой оставалось рукой подать. Когда Дазай поднялся на самый верх, он бросил свои вещи и пошёл мне навстречу. Прохладный воздух щекотал мне ноздри. Он забрал пакет из моих рук и взял за руку. – Послушай, – начал было я, когда он дёрнул меня вверх на последних метрах, и вдруг остановился, теряя дар речи. Огромный ночной город… Он сиял внизу с другой стороны холма целой россыпью огней. Тянулся вдаль сверкающей паутиной из улиц и застывших рек. Искрился бриллиантовой крошкой фонарей, обилием неоновых вывесок, автомобильных фар, сливающихся в центре в могучий пламенный шар. Завораживающее зрелище. Таинственное и сводящее с ума. Мой город. Самый красивый на свете, самый любимый, самый родной. Серый, только просыпающийся после зимы днём, ночью он выглядел могущественным королём огней. Вот так, стоя в темноте, можно было смотреть на это живое яркое пятно света бесконечно. Любоваться и восхищаться его ошеломляющим великолепием. Большой и притягивающий своим светом. И выше всего этого только я. Нет. Мы. На высоте, доступной лишь одинокой полуночной птице. – Ого, – сорвалось с губ. – Вот именно, – подхватил Дазай. Он смотрел вдаль, держа меня за руку. – Лет десять здесь не был. Переживал, что все изменилось. Но стало только красивее. – Хорошее место. – Великолепное… – Все детство здесь прошло. – Здесь? – Да. – Он махнул рукой куда-то вниз. – Там, у дяди.    Я отпустил руку, и он тут же потянулся к сигаретам. – Спасибо, что показал мне всю эту красоту. Спасибо. Но это всё слишком для второго дня знакомства… В общем, это слишком щедро для какого-то глупого спора. Не стоит. – Глаза все ещё любовались светом ночного города. – Я – парень впечатлительный, мне трудно не реагировать на такие вещи. А у тебя все играючи… Не надо так, слышишь? Осаму, дымя сигаретой на фоне сияющих огней, распаковывал плед и расстелил на траве. – Знаешь, – вдруг произнес он, раскладывая на покрывале контейнеры, которые по очереди выуживал из пакета, принесенного из кафе, – спорить было плохой идеей. Согласен. Я боялся, что это всё испортит, так и вышло. Хотя… Теперь понимаю, что выигрываю при любом раскладе. – Что это значит? – Что тебе никуда от меня не деться. – Ну да, куда я теперь сбегу? – Вдохнул запах травы и вольного ветра. – В поле или в лес? – Я не об этом. – Он повернулся и жестом пригласил сесть рядом. – Тогда о чем? – Я подошëл и несмело опустился на колени. – Всё равно мы будем вместе, как бы ты ни сопротивлялся. Потому что я так хочу. – Пожал плечами. – Да и ты тоже. – Очень сомневаюсь… – Ты уже мой. Просто ещё не знаешь этого. – Ты слишком самонадеян. – Присев, я начал разглядывать контейнеры, полукругом выстроившиеся на покрывале возле меня. Ветерок, бывший днём тёплым и ласковым, теперь колол кожу своей негостеприимной прохладой. Возможно, дело было в высоте. А возможно, меня просто начинало потряхивать от его слов, таких смелых и откровенных. – Знаешь. Я не привык проигрывать. Возможно, в этом все дело. – Мне приятнее было бы услышать, что всё это, – я обвëл ладонью воздух, – не ради спора, а просто для меня. Но так даже лучше. Не остается места для глупых надежд. Дазай уставился на меня, пытаясь в темноте проникнуть взглядом мне в самую душу.   – Чуя, – он дотронулся до моей руки, которую я тут же отдëрнул, – до меня доходит, как до страуса. Я чувствую, что делаю что-то не то. И это заставляет тебя так реагировать. Подскажи мне, что ли, как надо. Как правильнее? Мне жаль, что это заставляет тебя напрягаться и настораживаться. Я сглотнул. Подсознание сигнализировало мне постоянно. Не верь, не слушай, не воспринимай всерьез. Ты всё это уже слышал. И про то, какой ты. И про «первый раз со мной такое». Всё это произвело огромное впечатление в своё время, но обернулось пшиком. Ничем, пустотой. И болью в сердце. Ширасэ также смотрел на меня, заглядывал в глаза, улыбался и, казалось, сам верил в свои слова. А потом у него не хватило даже мужества объясниться со мной, как подобает мужчине. Наверное, я слишком долго молчал, потому что Дазай, опустив голову, начал открывать поочередно все контейнеры. – Я не знаю, как реагировать, – признался я. – И не знаю, что у тебя на уме. – Понял, – кивнул он. – Дай мне время. – Хорошо. – Дазай? – Я попытался отыскать в темноте его глаза. – Почему ты пошёл за мной вчера? Зачем тебе это всё? Он рассмеялся. Звонко и весело. – Ради моей будущей семьи. – А если без шуток? – А если без шуток... – задумался он. – Ты так сексуально шлëпнулся там, на дорожке. Задом кверху. Я больше ни о чëм думать не мог, даже забыл, зачем шёл в универ. Сел покурить, прийти в себя, а тут, смотрю, тебя сама судьба ко мне в руки несёт. Не мог же я упустить такой шанс? Вот и затащил, как паук, в свою липкую паутину. А потом, конечно, было сты-ы-дно…но… – Понятно, я до сих пор злюсь, как вспоминаю. – Прости, маляус, постараюсь искупить! – В автобусе ты был ужасен, – усмехнулся я.  – Думал, ты обдолбался до зеленых соплей. Мой спутник даже замер. Потом глубоко выдохнул и подвинул ко мне контейнер. – Ну, знаешь. Многочасовой перелет. Потом тщетные попытки уснуть до четырех ночи, и когда моё лицо только нашло свой приют на теплой подушке, резкий пинок под зад от мамы: «Вставай, иди, я договорилась, срочно неси документы». Не помню, как оделся, как вышел – всё на автопилоте. Ноги, честное слово, меня сами в этот автобус привели. – Да? – Да. И это даже хорошо: у меня совсем не осталось друзей в этом городе, даже поговорить не с кем, а тут ты. Вредный, колючий, местами не совсем адекватный, но так даже интереснее. – Нет друзей? – Нет. Меня же не было три года. С тех пор, как маме дали работу в Нью-Йорке. Все, с кем я общался здесь раньше, они изменились. Нет общих тем, точек соприкосновения. Всё не то… – Но ты дружишь с человеком, которого я ненавижу. Он непонимающе уставился на меня, вытягивая свои длиннющие ноги вдоль края пледа. – Ты о ком? – О Ширасэ. – Ширасэ? А почему ты его ненавидишь? – Да так. – Я покачал головой. – И как же Юан? Я думал, вы… – Юан? – Осаму посмотрел на небо. – Это… А, понял. А что Юан? – Думал, ты же пошёл её провожать. Он прочистил горло. – Да-а… но, вообще-то, когда мы вышли, мимо как раз ехала машина такси. Не знаю, что на меня нашло, рука сама дёрнулась. Обычно я так не делаю… Посадил её и отправил домой. – Некрасиво. – Мне ужасно не терпелось вернуться обратно. – Вот как… – Да. – Он подвинул ко мне контейнер и протянул палочки. – Угощайся. Марк, повар из «Фреша», накрутил нам роллов в дорогу. – Спасибо. – пробубнел я, и дальше наш ,,пикник" проходил в тишине. Прошло минут десять, когда Осаму наконец сказал – „Смотри”, – и показал пальцем наверх. Я взглянул на небо. С едва различимым гулом, сияя синими и красными огоньками, над нами взмывал ввысь самолёт. Дазай отодвинул контейнеры, и я упал на плед. Он тоже улëгся рядом. Нам просто было хорошо. Лежать, смотреть в звездное небо и следить глазами за улетающим самолетом, оставляющим за собой белый пушистый след. В этот момент я понял, что не все герои носят плащи. Захотелось громко взвизгнуть от восторга. Ну и что, что у любой сказки есть конец. Ну и пусть завтра все растает как дым. Но сейчас оно всë есть. И оно здесь. Оно – моё!