Поцелуй меня

Вау, что это было?! Такой простой вопрос. И такой сложный. Эти губы, горящие огнëм от поцелуя, руки, мечущиеся по его телу, сердце, бьющее колоколом в виски. Моё ли всё это? А чьë же ещё… Осознавая данный факт, мне пришлось ворочаться в постели почти до самого утра. И вздыхать, глядя на смс от Дазая: «Уже скучаю. Хочу ещё». Когда-нибудь противоречия обязательно взорвут мой мозг, но пока он расплавлен в густой и сладкой кофейной пенке. Тает в розовой дымке надежд, заставляющих верить и улыбаться. Плывет в плену грёз, от которых почему-то постоянно хочется петь и танцевать. Вообще, ощущение было такое, что мой организм вдруг зажил своей жизнью. Адреналин, эндорфины – все это выделялось самопроизвольно и круглосуточно. Выплескиваясь через край, не давая заснуть или заскучать. Отодвигая все проблемы на второй план. Первый раз в жизни мой мозг бомбило так, что я не переставал удивляться. В голову постоянно лезло то, о чем недавно и думать было страшно. Что там страшно: неприятно, болезненно… Секс. Недавно что-то далекое и почти инопланетное. Сейчас – естественное и ожесточенно требуемое организмом. Аааааа! И когда я успел стать таким развратником?! Жутко стыдно, но со мной как будто остались только моë тело и непреодолимое желание слиться с другим человеком воедино. Стать одним целым, дышать одним воздухом. Любить… Я подскочил на постели. Запах из булочной уже поднимался и тихонько заползал в форточку. Брррр…. Потряс головой. Почему пили вчера ребята, а похмелье у меня? Нельзя столько думать. Нельзя. Засыпать с этой мыслью, просыпаться с ней же. Мне уже страшно закрывать глаза. Ты ничего не понимаешь, теряешься в пространстве, растворяешься в ощущениях. И знаешь лишь одно – вот так должно быть всегда. Вот так – это правильно. Не убирай рук, не размыкай объятий, пожалуйста, оставайся со мной. Открыл глаза – солнце, заполняющее комнату своим светом. Стоит только закрыть их, – хлоп! И весь мир снова тонет в ощущениях. Температура тела растёт, дыхание учащается, мурашки завоевывают новые территории на спине и ногах. Тугой огненный ком с силой бьет вниз живота. Та-дадаааах! Страсть захватывает всё твоё тело. Страсть и Он. Потому что на других людей в целом мире больше нет реакции. Никакой. Не помня себя, вскочил и побежал в ванную. Вероятно, только прохладный душ сможет мне помочь. Но и там, стоя под струями воды, стоило мне закрыть глаза, наваждение продолжалось. Мои руки, срывающие с него одежду. Губы, впивающиеся в губы. Пальцы, ласкающие спину. Я сам, подающий вперёд, изгибающийся, как кошка. Ох! За что же это?! Торопливо повернул кран. Но и ледяная вода, обжигающая кожу, была бессильна перед пылающим телом. Оно проснулось, оно живое. И оно теперь жаждет любви. Может, так и должно быть?.. Выключил воду, обмотался полотенцем и уставился в зеркало. Хоть бы кто-нибудь подсказал. Кто-нибудь бы помог мне понять. Как это бывает? Когда ты отпускаешь чувства на волю. Каково это? Когда уже не принадлежишь себе. Как перестать бояться и довериться? И можно ли… Растëр кожу докрасна, избегая мест скопления болезненных волдырей – на спине и животе. Повесил полотенце на батарею, укутавшись в халат. Вышел и, стуча зубами, направился на кухню. Близость. Что я, вообще, знал о ней? Что знал о любви? Ничего. Фактически ничего. Ноль. Была вероятность, что мне никогда не будет хорошо. Вообще. Не смогу чувствовать, не смогу любить. Не смогу… Как тогда… Но от первой же мысли о Дазае жар снова прилил к голове. Казалось, даже волосы зашевелились, заходили ходуном. Чëрт, а ведь мне же с ним ничего не страшно! Я определенно болен. Болен. Интересно, это лечится? Очень похоже на сумасшествие. Подошёл к телефону. Осаму: Доброе утро) Написано пять минут назад. Я: И когда оно стало добрым? Я же не язва, тогда что заставляет меня постоянно делать это? Осаму: Вот злыдня( Я: Какой уж есть! Осаму: Ты же не такой на самом деле) Я: Откуда тебе знать? Осаму: Чувствую. Я: Просто странное утро. Прости. Осаму: А у меня хорошее. Нет. Лучшее. Я: Тебя, кажется, даже ядерный взрыв не проймëт. Как ты это делаешь? Осаму: Каждое утро может быть лучшим. Нужно просто просыпаться так, будто тебя встречает рассветом Майами-Бич))) Я: Хм) Даже если за окном Гнилозадовск? Осаму: Тем более, если так. Я: Ты явно с другой планеты) Осаму: Тебя это беспокоит? Я: Нет. Вероятно, это наоборот – твой плюс. Осаму: Рядом с тобой я открываю в себе все больше плюсов. Я: Осаму: И нравлюсь себе все больше. Осаму: Всë. Куникида-сан пришел, начинается занятие, отключаюсь. Я: Пока) Осаму: Кстати! Ждёшь меня? Я: Исключительно из-за конспектов. Осаму: А вот твои губы честнее тебя) Да уж… Закрыл лицо руками и упал на постель. Если от этого есть лекарство, то я сейчас официально от него отказываюсь, мне уже жизненно необходимы эти бабочки в животе и чувство полёта. Всё. Отказываюсь верить в плохое! Хоть недолго, но желаю побыть дураком. Счастливым дураком! И напиться этим счастьем сполна… Люси: Тук-тук! Отреагировав на звук, вскочил, снова взял в руки телефон. Я: Кто там? Люси: Ваша Люси пришла, с похмелья чуть не померла! Я: Ты где?! Люси: Да на работе я… Я: Сочувствую… Люси: Выпила таблетку, жду, когда подействует. Клиентов ненавижу, улыбаться разучилась. Получается только скалиться, скоро весь народ из кафе разбежится((( Я: Плохо. Как вчера всё прошло? Люси: Ты про своего безумного братца? Я: Ага!))) Люси: Не напоминай) Они проводили меня. Мичидзо поднялся до квартиры и начал торговаться. Типа давай всё решим без спора! Я: А ты? Люси: Без боя не сдамся! Если уж и встречаться, то с сумасшедшим парнем, который проколол ради меня уши и нос) Я: Думаешь, ему слабо? Люси: Конечно! Я: Но ты рада, что вчера всё так вышло? Люси: Твой Дазай развёл нас на раз-два!!! Я: Он такой. Люси: Пардон, меня хотят. Ушла работать! Я: Удачи!) Долетел до кухни, сварил себе свежий ароматный кофе. Сдержался, чтобы не написать что-нибудь Дазаю. Сдержался ещё раз двадцать. И ещё столько же. Взял в руки маркеры, включил любимый трек «Chromeo» и принялся за рисование. Пальцы нехотя повиновались. Глаза продолжили время от времени поглядывать на экран. – Как ты, родной? – с порога спросила мама, передавая мне пакет с продуктами. – Хорошо. Температуры больше не было. – Отнëс пакет на кухню и краем глаза заметил, как она переодевается. Да уж. Маму было не узнать. Вторая за неделю укладка, новый комплект нижнего белья, платье, сидящее, наконец, по фигуре. И кожа, начавшая разглаживаться от скорбных морщин. Казалось, время повернулось вспять. Или новый крем так работал? – Ты сегодня пораньше освободилась? – А? – спохватилась мама. Она застëгивала на груди льняное платье-рубашку. Халат так и остался на дверце шкафа. – Ты сегодня рано, говорю… – Да, есть кое-какие дела, – произнесла она задумчиво и надела новые аккуратные тапочки, украшенные озорными бантиками. – Чем займешься? – оглядывая её с ног до головы, спросил я. – Сначала пирог. Обещала… Тачихаре. – Ясно. Мама выглядела какой-то рассеянной, что ли… Я, как в детстве, хвостиком отправился за ней. Немного помог с тестом, порезал картофель для начинки, поперчил мясо, защипнул края пирога. Давно мы с ней не проводили время так весело. Давно не делали что-то вместе и с удовольствием. Единственное, что вдруг омрачило мою радость, это её пение себе под нос. А что, если это всё… из-за папы? Не собралась ли она вернуться к нему? Тогда это объяснило бы её преображение как нельзя лучше… Когда из духовки уже начал доноситься волшебный аромат, в дверь позвонили. В груди мгновенно защемило от волнения. Предстояло решить, как вести себя, если это будет Дазай. Оставаться неприступным? Броситься к нему? И будет ли это считаться моим проигрышем в споре? Или чëрт с ним, со спором, когда в дело вмешивается какая-то адская химия, заставляющая забывать обо всем? – Ммм… – просто вздохнул он, увидев меня. Высокий, красивый. Вошел, бросил пакет с тетрадями на полку, притянул к себе, не давая опомниться. Схватил в охапку и… вдруг отпустил, заслышав мамины шаги из кухни. Мне еле удалось сдержать улыбку. – Блин, – шепнул, пряча руки за спину, и добавил уже громче: – Доброго дня! – А, это ты, Дазай! – Мама радостно сложила руки на груди. Вот бы и мне научиться так открыто выражать восторг от его прихода. – Проходи, у нас с Чуей пирог почти готов! Встала в проходе и уставилась на нас. Поняв, что поцелуй ему не светит, Дазай ловким движением ног избавился от кроссовок и повесил длинную чёрную ветровку на крючок. – Мой кардинал пятидесяти оттенков серого… – шепнул он, проходя мимо и задев мое оголенное плечо подушечками пальцев. Вот ведь, а! Даже одежда начала при виде него предательски слетать с меня! Поправив кофту, направился следом. На столе уже стояли кружки, а на тарелке, только что из духовки, – пирог. Откусив кусок, Осаму начал расхваливать нашу стрепню. А мама рассказывала, как учила меня готовить, как я ей помогал в детстве на кухне и, как однажды перевернул пакет с мукой на себя. Было жутко неловко слушать эти истории, но Дазай смеялся и говорил, что я очень талантлив. После нашего чаепития, стоило маме только отвернуться, так Дазай потащил меня в комнату, не дав и слова сказать. – Куда ты меня потащил?  – прошипел я в коридоре. – Переодевайся, мы идем гулять. Вот что. – К…как… сейчас? Он подошел вплотную, заставляя меня или попятиться к себе в комнату, или коснуться его губ. Просто смотрел и таял, когда вдруг открылась дверь. На пороге стоял мой брат. Со счастливым видом и идиотским кольцом в носу и с чёрными гвоздиками в ушах. – Давай! – воскликнул он, – Делай фотку и шли Монтгомери! Я сделал это! – Чтоб мне провалиться! – Дазай подошёл ближе, наклонился, разглядывая колечко в носу и серёжки в ушах Тачихары, и поморщился. – Жесть просто. – А больно, пиздец! – с гордостью признался брат. – Уважаю, – Осаму пожал его руку, – мужик! Мичидзо улыбался и, по всей видимости, был доволен. – Пошли лучше покурим, прогуляемся, – предложил Дазай, обувая кроссовки. – Ну, ок, – согласился брат, открывая дверь. – Переодевайся, жду, – подмигнул мне Осаму и вышел вслед за ним. Когда мы почти добрались до кафе, на улице совсем распогодилось. Сняв кофту и повесив на плечо, я шëл и разглядывал клумбы: от снега не осталось и следа. Зеленая травка, редкими островочками пробивающаяся тут и там из-под земли. Готовые вот-вот распуститься почки на деревьях. И солнце, буквально плавившее асфальт своими лучами. Дазай, крепко державший меня за руку, чуть отклонился назад. Мне стало неловко. Наверняка через тонкую маечку видны были болячки на моей спине. Не само приятно зрелище, которое может оттолкнуть. – Ну? Что там такое? – Дёрнул плечами. – Ты и твоя спина рождены, чтобы покрыть их красивой цветной татуировкой, – улыбнулся Дазай, возвращаясь глазами к моему лицу. – Раскрепощенной и страстной. – Ух, – мне стало даже не по себе, – звучит… как комплимент. Или угроза. – Мне бы хотелось, – подмигнул он, – но это только тебе решать. – Обвел взглядом с головы до ног и вздохнул. – Что? – Так, ничего. – Поднял взгляд наверх, щурясь от солнышка. – Что?! – Дёрнул его за рукав. – Да… просто… странное чувство. – Уставился себе под ноги. – Смотрю и понимаю, что парень, с которым мне легко, просто и интересно… он ещё и прекрасен… Никто раньше не говорил мне такого. Сказано так нежно, что я испугался. Вдруг послышалось? Или… Чëрт, никто не прикасался ко мне так раньше, никто не смотрел так, в самую душу, не окружал таким количеством внимания и заботы… Фух! По дыханию, которое начало сбиваться, вдруг понял, что совершенно не привык к комплиментам. – И? – выдохнул я, не зная, что делают в таких случаях. Бегут или бросаются на шею. Посмотрел на меня. – Это как-то по-другому заставляет на себя посмотреть, честно. – Да брось! – отшутился я, краснея – Ты же симпатичный парень. – Я не в этом смысле. – А в каком? Дазай замедлил шаг, нахмуриваясь. – Я жил и вообще ни о чем не задумывался. – Сжал крепче мою руку. – Это как думать-думать-думать о чём-то важном, понимать, что оно вроде бы существует, и… бояться попробовать. А потом в один момент… бах! Есть Он. И ты понимаешь, что с ним по-другому нельзя. С ним по-другому и в голову не придëт. – Посмотрел на меня, не сбавляя шагу. – И это именно то, что так желалось. Вот, перед тобой. Только ещё сильнее. И оно теперь жизненно необходимо тебе. Как воздух. Заметно нервничая, он вновь успокоился. – Очень сумбурно, но, кажется, суть я уловил. – Мне приходилось почти бежать, чтобы успевать за своим длинноногим спутником. – И как мне теперь выговаривать тебе, что накопилось?   – А что такое? – Дазай остановился, давая мне небольшую передышку, и обратился к Мичидзо, нагнавшему нас: – Дружище, мы с чиби на больничном. Так что, иди и покажи ей доказательства своей любви. – Ну… ладно… – Ждём тут. – Спасибо, – благодарно кивнул я, глядя вслед удаляющемуся Тачихаре, – мне бы не хотелось появляться там сейчас даже с сыном хозяина. Всë-таки я на счету как хороший работник. А тут вроде как на больничном и гуляю. А вступаться за меня… Нет, так не могу. Неловко. – Да? – Дазай теперь держал меня за обе руки.  – А я об этом даже не подумал. Просто решил, что ты хочешь мне что-то сказать, поэтому отправил его одного. – Ага, – кивнул я, – но пока ты держишь мои руки, мне тяжело с тобой ругаться. – Ругаться? – улыбнулся он. Отпустил мои руки и растерянно потëр татуировку на шее. – Слушаю тебя внимательно. Я тряхнул волосами, заставив его невольно перевести на них взгляд. – Скажи мне что-нибудь… неприятное, что ли. Чтобы настроиться! Дазай удивленно распахнул глаза. – Про себя? Кивнул. – Можно. – Я… ленивый бездельник. – Не пойдет. Он хитро прищурил глаза. – Что-то гадкое нужно?..Совсем-совсем гадкое? – Ладно, всë. – Я выдохнул. – Мне не нравится, что ты не можешь быть серьезным. Вот, сказал. Дазай почему-то не выглядел особо расстроенным. – С тобой ведь я серьезен. Не? – И да, и нет. – Мне пришлось прокашляться, чтобы собраться с мыслями. – Понимаешь, всё у тебя легко. Так ведь не бывает. И мне становится страшно, что если мы… вместе… и… я вдруг захочу поговорить с тобой серьезно, а ты меня не услышишь. – Закрыл глаза, вздохнул, открыл их снова. – «Хи-хи-ха-ха» – оно не всегда бывает уместно, если дело касается проблем и отношений. Ты всегда такой? – На тебя прямо сейчас всё вывалить? – Он засиял так, будто собирался осветить весь мир вокруг. – Или постепенно? – Не знаю, что между нами происходит. – Сделав над собой усилие, поднял на него глаза. – Но одно могу сказать честно. Мне нужен человек надёжный. И захотелось снова закрыть глаза. Чтобы спрятаться. Мир будто перевернулся. Наконец-то я это сказал. Это как долго что-то держать в себе и наконец произнести вслух, боясь осуждения. Теперь он испугается и убежит либо сделает вид, что не испугался, и сольется позже. Но я обещал Люси. Дал подруге слово. Это было, когда меня впервые прорвало после истории с Ширасэ. Впервые, когда я смог рассказать об этом кому-то ещё. Просто открыть рот и сознаться. А потом рыдал, заливая кухню кафе водопадами слëз и говорил-говорил. Без умолку. Знаете, это было похоже на принцип работы баллончика с монтажной пеной: ты только нажал на рычаг, а из носика уже потекла тоненькая струя. Потом она начала увеличиваться вгигантских размеров. В тот день Монтгомери пыталась анализировать мои ошибки. По её мнению, неправильным было лишь хотеть понравиться парню. И не требовать ничего взамен. Необходимо всегда выбирать партнера и самому. Да уж, Люси будет поувереннее меня. У неё есть своя философия: «Не нужно стесняться предъявлять требования мужчинам. До тех пор, пока ты будешь думать, что недостойна лучшего, тебя будут бросать даже самые отъявленные мудаки». Если я хотя бы намекнул Ширасэ, что хочу серьезных отношений, он слился бы раньше, чем успел причинить мне боль. Наверное. Или как минимум у меня было бы на один повод меньше, чтобы ненавидеть себя за бездействие. – Ладно! – несколько раз кивнул Осаму. Он выглядел спокойным, и только расширенные зрачки выдавали его удивление. – Я понял, из-за чего ты переживаешь. Каждый раз, когда я буду казаться тебе ненадежным, пинай мне под зад. Разрешаю. Или можешь просто напомнить на ушко. – Значит… – вздохнул я, глядя на него снизу вверх. – У нас… с тобой… – Всё серьёзно. – подытожил он и крепко обнял. – Аккуратно, болячки ещё не зажили! – Извини, не сердись. Я лишь закатил глаза. – Наша первая ссора, – сказал он, четко разделяя слова. – Занесëм этот день в календарь и будем отмечать каждый год. – Блин! – Мои руки обвили его талию. Было так приятно обниматься, раскачиваясь из стороны в сторону. Даже несмотря на то, что замок его кофты постоянно норовил оцарапать мне нос. – Лучше будем отмечать что-то другое. – Придумаем! В кармане завибрировало. Люси: Спасите! Он это сделал! Как я могу встречаться с парнем с кольцом в носу?! Как?! Я показал сообщение Дазаю, и мы дружно рассмеялись. Следующие девять дней больничного пролетели как один миг. Мы каждый день проводили вместе. Каждый. Когда расставались, оставались на связи, переписываясь по несколько часов. Болтали о всякой ерунде, узнавали друг друга так, как могли. И посредством творчества, конечно. Каждый наш вечер теперь проходил в репетиционном гараже Танидзаки. Тощий, с рыжими волосами и серëжкой в ухе парнишка был другом детства Дазая, вместе с которым они когда-то состояли в одной группе в школе. Под звуки ударных, гитар и синтезатора я пытался читать конспекты и рисовать. Тачихара наглым образом издевался над гитарой, всё время заставляя парней сыграть с ним то или иное известное произведение. И зачастую совершенно наплевав на их музыкальные вкусы. Проще говоря, истязал! Он походил больше на сладкоежку, дорвавшегося до холодильника. Хватал одно, другое, потом бросал, принимаясь за третье. Но ему всё прощалось, ведь их коллектив был временным явлением для воплощения в жизнь какой-то гениальной суперсекретной тачихарской затеи. Какой? Об этом, казалось, даже сам Мичидзо ещё толком не знал. Но затеял, да. А Дазай… Ему просто было приятно опять, после долгого перерыва, взяться за палочки. Он задавал ритм и улыбался ещё ярче, чем прежде. Казалось бы, просто колотил по барабанам и тарелкам, но делал это так виртуозно, что извлекаемые звуки проникали. И не посмотрел косо на моего занудного брата даже тогда, когда тот целый день, командуя, изводил их, пытаясь сыграть Rock with you Майкла Джексона. Им даже удалось заставить меня пару раз напеть её в микрофон под музыку. Вот тут уже в моей душе родился целый ураган эмоций, которые трудно было описать чем-то ещё, кроме неадекватного радостного визга. Мичидзо ценил эту терпимость Дазая и всё больше, казалось, проникался к нему доверием, но на любые попытки Осаму прикоснуться к его брату смотрел с еле сдерживаемым ужасом в глазах. Действительно, что-то ужасное и инопланетное! Кто-то прижимается к Чуе прямо у него перед носом! На диване репетиционного гаража! Сажает его на колени, зарывается носом в шею, наматывает прядь волос на палец и говорит (свят-свят!) какие-то непристойности на ухо. Мичидзо кипел, сверлил взглядом или отворачивался, но всё же раз от раза пытался свыкнуться с новой суровой реальностью, где его обожаемый брат нетвердыми шагами вступал во взрослую жизнь. У него на глазах мы не целовались. Нет. Совсем. Дабы не травмировать неустоявшуюся детскую психику братца. Это был наш негласный договор, но нерушимый. Легкие касания губами украдкой не в счет. Оказалось, что глаза брата расширялись всякий раз при виде нас лишь по одной лишь причине – от ревности. Но теперь не ко мне, а к новому другу, Дазаю. И он не отпускал нас от себя ни на шаг. Осаму падал рядом со мной на диван, целовал в щеку и забирал альбом, чтобы порисовать. Тачихара тут как тут: уже сидел рядом и гипнотизировал взглядом чистый лист в ожидании шедевра. Дазай рассказывал анекдот, брат (знаток афоризмов и народной мудрости) прибегал даже с толчка, чтобы рассмеяться громче всех. Он приглашал меня в кино, брат бесцеремонно увязывался следом. И тогда нам приходилось устраивать двойное свидание, вызывая на помощь Монтгомери. Только она могла на какое-то время приковать взгляд Мичидзо к себе. Но даже в темноте кинотеатра деликатное покашливание братца не давало нам с Димой слиться в страстном поцелуе. А руки… Для меня уже стало чем-то привычным не размыкать их, когда мы были вместе. И это было самым приятным открытием последних дней. Просто держать за руку своего человека. Знать, что он рядом. Не отпускать. Кайфовать! Да и если отпускать то, он тотчас принимались отбивать ритм на любой плоской поверхности. Он даже в дверь стучал ритмично. Или тут же хватал карандаш, пытаясь заполнить рисунком чистое пространство листа, стола или моего предплечья – да всего, что попадалось ему на пути. А ещё я узнал, что синтезатор изобрели для того, чтобы было куда ставить пиво. А ещё… а ещё! Чëрт, и как меня до сих пор не порвало от впечатлений, а?!