Поцелуй меня

Заглушив двигатель, он почему-то сразу вышел из машины. Значит, мы ещё не прощаемся. Уже хорошо. Решил проводить меня до квартиры? Это было бы ещё лучше. Может, останется и проведёт со мной ещё немного времени. Интересно, поцелует ли меня после того гнетущего молчания, которое сопровождало нас в течение всего пути? – Пойдем. – Дазай открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и протянул мне руку. – Прогуляемся. Меня вдруг насторожил его тон. Вероятно, поразмыслив над произошедшим, Осаму решил всë-таки обидеться на меня. Вышел из машины и поëжился. На улице заметно похолодало. Дазай отпустил мою руку, сигнализация эхом разнеслась в темноте двора. Ну, пусть будет как будет. Я опустил голову и, не дожидаясь его, двинулся по краю дороги, балансируя на узком бордюре. Когда шаги сзади приблизились, на меня опустилось что-то тëплое. Подняв глаза, понял, что это был пиджак Дазая. Парень заботливо накинул его мне на плечи. – Поговорим? – спросил он, поравнявшись со мной. – О том, что я вëл себя как хам? – Меня почему-то расстроило, что Дазай подошёл и не подал мне руку. Правильно. Удобнее выяснять отношения, когда вы на расстоянии. А нам сейчас было что сказать друг другу. – А я себя как придурок, – пожал плечами Осаму. – Прости, – произнесли мы практически одновременно и улыбнулись друг другу. – Разочаровался во мне? – сглотнув, прошептал я, кутаясь в пиджак, насквозь пропитанный запахом одеколона и дорогого табака. Дазай шёл по дорожке. Красивый, гораздо выше меня, в приталенной рубашке, белевшей ярким светлым пятном в темноте, пока мы не очутились под светом фонарей. Он шёл, пиная носками своих модных туфель попадавшийся на пути мусор и мелкие камешки, и смотрел на асфальт. Словно пытаясь разглядеть там пылинки. — Как ты мог подумать такое? – наконец выдавил он.   — Знаешь, – выдохнул я, и моё дыхание тут же превратилось в облачко пара, – пойму, если ты злишься. В жизни такой красоты не видел, как сегодня. Не знаю, что вдруг нашло… Прости, что твоей маме досталось от меня. Дазай беззвучно рассмеялся. – Ты хорошо по ней прошëлся. – Прости! – дождавшись, когда он посмотрит на меня, произнëс я. – Вëл себя отвратительно. – Мне так хотелось вас познакомить. Спрыгнув с бордюра, приблизился и пошëл рядом. – Мне очень стыдно. – Волнение мешало складывать слова в предложения. – Она добилась таких высот… благодаря таланту, помноженному на многолетний труд. Конечно же… А то, что я брякнул: – это всё от злости. – Собрался с духом и выпалил: – У меня чуть мозг не взорвался от обиды и… ревности! Дазай повернул голову, пытаясь поймать мой взгляд. — Я тоже был хорош. – Он с разбегу пнул смятую алюминиевую банку. Подошёл ближе, нагнулся, поднял и запустил её в урну, целясь, точно баскетболист. Металлический треск ознаменовал попадание. Осаму довольно кивнул. Боже, как описать свои чувства, чтобы не показалось, что я перекладываю на него вину? – Я пришëл и не мог думать ни о чëм, кроме того, что одет неподобающе и не причёсан. А рядом ты – в шикарном костюме. Мы смотрелись, как… – Мне пришлось тяжело выдохнуть, чтобы продолжить. – Да. Может, я и зациклен на своих комплексах! Признаю. Ты меня медленно и верно, но избавляешь от них. Но, блин, бывают такие ситуации, как сегодня, которые демонстрируют все наши отличия. — И в чëм они, по-твоему, наши отличия? – нахмурил брови Дазай. Он и сам, наверное, всё понимал, только не хотел этого слышать. И замечать. – Те вещи, которые совершенно естественны для тебя, для меня непривычны. – Я спрятал замёрзшие руки в рукава пиджака. – Для тебя всё легко и просто, поэтому ты не замечаешь того, что мне важно. Ну вот, Накахара. Заладил «я» да «я». Остановись! – Чего именно? – спокойно спросил Дазай. – Ты… заигрался сегодня и не почувствовал, что у меня внутри. – Я натянул лацкан пиджака от волнения. – Как можно было не предупредить про день рождения, про оперу и про… Сасаки? Дазай остановился на секунду, потом, закусив губу, продолжил движение. Мне трудно сейчас найти подходящие слова. — Если обидел тебя, поверь, это произошло неосознанно. Научи меня чувствовать тебя, чтобы не было таких проблем. – Попробую быть с тобой откровеннее. – Сказал, глядя, как он прикуривает сигарету. – Мне часто не хватает духу, чтобы высказать вслух те или иные… мысли. Да и хочется, чтобы ты сам хоть немного пытался догадаться. Знаю, как эгоистично это звучит… Он отошёл на шаг влево, увеличив дистанцию между нами. Хотелось бы думать, что это было сделано из заботы, дабы не накрывать меня облаком сигаретного дыма, окутавшим его с ног до головы.   — Ты – ранимый. И не любишь себя так, как того заслуживаешь. – Дазай стряхнул пепел себе под ноги. – Вот что я чувствую. Мне хочется тебя поддержать, но я не знаю, как. У меня нет опыта отношений. Прости, если идеи, которые приходят в голову, кажутся абсолютно сумасшедшими. Хочется сделать тебе приятное, а выходит… то, что выходит. – Мы оба виноваты. – Мой взгляд на секунду задержался на той самой витрине с костюмом, возле которого я останавливался утром. Вечером, в свете фонарей, мерцающих и отражающихся в стекле, он смотрелось ещё прекраснее. – Если мы хотим быть вместе, то должны учиться понимать друг друга. Слушать и слышать. Если мы оба хотим этого... — А ты сомневаешься? — Не знаю. Нет. Опустил взгляд, ускоряя шаг и словно пытаясь убежать от самого себя. Чëрт, да я ведь боюсь его ровно настолько, насколько боюсь потерять. Прежний урок усвоен: если открыться полностью, можно стать совершенно беззащитным. И горький опыт подсказывал, что вновь этого делать не стоит. А вот присутствие рядом Дазая всякий раз убеждало в обратном. — Я – дурак. – Осаму ударил себе в лоб. – Даже не подумал, что тебе будет не по себе! Вместо оперы нужно было идти на концерт, например. И тусовать там несколько часов, прыгая в танцевальной зоне до одури. Просто долг перед мамой спутал все карты. Да и хотелось показать тебе, похвастаться тем, чего она добилась. Только сейчас понимаю, как всё это выглядело… Он с размаху швырнул окурок в урну. – Как будто принц выгуливал бедную Золушку. – Я повернул на соседнюю улицу и обернулся, чтобы убедиться, что он следует за мной. Дождался, когда догонит, и продолжил: – Даже пустая болтовня в универе с твоими друзьями выглядела так же. – Как? Вздохнул, заламывая руки. – Так, будто я у тебя на содержании! – Что? Почему? – Теперь он обогнал меня и пошёл спиной вперёд. Всматривался, чтобы увидеть творившееся в моих глазах. — Как так? – Вот видишь. – Я приготовился сказать то, о чëм непременно пожалею. – Мы очень разные. Очень! Дазай отрицательно покачал головой. В свете фонарей татуировки на его шее казались причудливой паутинкой из тонких извилистых дорожек. На развилке одной из таких же я себя сейчас и почувствовал. – Ты это себе придумал. Выдохнул. – Нет. – Да! И это всего лишь страхи. – Его шаги становились тяжелее, голос звучал жестче и громче. – Ты так сейчас говоришь, будто это мешает нам быть вместе. Хотя на самом деле это – всего лишь твой страх. Сейчас мне предстояло унизить самого себя. Зачем? Только произнеся вслух какие-то вещи, мы можем их пережить. Позволить сломать себя или стать выше этого. – Минус в том, что те, у кого нет денег, задумываются о них чаще. И придают им большее значение. – Я посмотрел на свою футболку, на хлипкие джинсовые тапочки, потом медленно перевëл взгляд на его костюм. – Чем дальше, тем очевиднее будет разница между нами. Он остановился. Его руки легли мне на плечи. Взгляд карих глаз скользнул по лицу. – Если всё, что стоит между нами, это деньги моего отца, то я откажусь от них. Легко! Я покачал головой и сжал губы. Смешно, ага. – Это неправильно. – После того, как Дазай опустил руки, продолжил идти рядом с ним. – И оно того не стоит. – Что не стоит? – удивился Осаму. – Ты не стоишь? – Да, – кивнул я. – Тебе нужно перестать об этом говорить, пока я не стал думать так же. – А тебе стоило бы задуматься. – На самом деле всё просто. Вот смотри. – Дазай снова обогнал меня и пошёл спиной вперед. – Представь на секунду, что мы поменялись местами. Я – простой парень, взял эту рубашку у друга, штаны одолжил в прокате, а ты – сын состоятельных родителей. – Он достал из карманов портмоне и ключи от машины и передал мне. – Допустим, это всё твоё. – Хорошо. — Теперь тебе не нужно работать, не нужно учиться. Можешь заниматься чем хочешь и когда хочешь. И не задумываться. Ведь ты на всём готовом. Здорово? – Не знаю. – Зато я знаю. Не обязательно всё будет так, как говорю, но опыт подсказывает, что часто так и бывает. —Что именно? — А вот что: вероятно, очень скоро ты начнешь деградировать, ничем не интересоваться. На уме будут только тусовки, клубы, магазины, шмотки. – Дазай достал из заднего кармана банковскую карту, с силой вложил в мою ладонь и усмехнулся. – Надеюсь на твоё алчное благоразумие. Держи, пользуйся. Я протянул его вещи обратно: – Думаешь, ты сейчас уравнял нас? – А ты представь себя в моей шкуре. Хоть на минуточку. – Его лицо исказила горечь. – Это ведь не так сложно. И тогда ты поймешь, о чëм говорю. – Это глупо. Он тяжело вздохнул. – Я бежал отсюда в Америку, как мне казалось, от скуки. Строил планы, хотел увидеть мир. Мама без проблем засунула меня в Columbia University, отвалила кому надо бабла, и готово. Что я понял сразу? Там всем на всех похуй. Учиться не нужно, что-то кому-то доказывать тоже. Ты богат, и, значит, тебя принимают везде. – Так не только в Америке, – усмехнулся я. Отвернувшись от меня, Дазай продолжал: – Когда другие студенты узнали, что у меня есть бабки, сразу нарисовалась куча друзей. Таких же, как и я, в общем-то… И понеслось. Когда есть деньги, ведь всё просто, так? Я отдыхал, прогуливал занятия, начал хамить преподавателям. Потом стал напиваться так, что мои новые друзья приносили меня домой в состоянии «нестояния». – А мама? — осторожно спросил я. Мне хотелось заглянуть в его глаза, но теперь он успешно от меня их прятал. – Мать с отцом бесились, переживали, орали, а мне было хорошо. Наконец они разговаривали друг с другом. Наконец обращали на меня внимание. Им же до меня дела не было всю жизнь! У одной гастроли, у другого бизнес! – Его голос сорвался. – И мне даже нравилась моя новая жизнь. И друзья, которых не нужно было звать – они всегда приходили сами. Не отпускали меня. Потому что ты – классный друг, если за всех платишь.  – Усмехнулся, качая головой. – Хочешь знать что-то ещё о моей чёрной стороне? Или уже боишься? Я растерялся. Не сказать, чтобы мне приятно было это слышать. Но лучше ведь знать всё. Быть готовым. Позволить человеку открыться тебе, выслушать, а потом уже решать, сможешь ли ты его принять таким, каким он перед тобой предстал. И я хотел знать настоящего Дазая. Даже если мне будет больно от этого знания. – Никто не идеален, и ты не обязан быть таким. – Сказал почти шёпотом, сжимая в руках его вещи и всё ещё пытаясь поймать его взгляд. – Я обещал родителям, что завяжу, – Дазай скривился, будто пытался проглотить что-то колючее, – но всё превращалось в замкнутый круг. Потом мне как-то предложили покурить косячок. Сасаки. Её парень толкал марихуану в клубе. Потом таблетки. – Это серьëзно. – Но не смертельно. И моя рука уже хотела коснуться его руки, но он вдруг так шумно выдохнул, что я растерялся. — Повезло, что не пересел на что-то тяжелое. Жизнь с бухлом и травой и так превратилась в череду картинок. Завтра ничем не отличалось от вчера. Я перебирал женщин, одну за другой. Не запоминая даже их имен. – Моя рука опустилась и с силой прижалась к груди. – А зачем? Потом будет новая, и с ними даже не нужно разговаривать. Потому что никому не интересно, что у тебя внутри, когда ты для них – всего лишь мешок с деньгами. – Его ладони пробежали по бледному лицу, пытаясь смыть, кажется, и стыд, и горечь вины. – А потом меня задержали с травкой. А потом ещё раз. – Ох, – нечаянно вырвалось у меня. – Маме пришлось подключить все свои связи, чтобы вытащить меня. Она внесла залог, закрыла меня в больнице, где врачи рекомендовали оборвать все мои прежние связи, пока это не переросло в зависимость, от которой уже не избавиться. А адвокат, решавший одну мою проблему за другой, открыто сказал отцу, что этот торчок заебал уже нас всех. И его нужно увозить из страны, пока не поздно. – Ужасно. – Я не знал, что чувствую. Теперь Дазай не был для меня загадкой. Пришло облегчение. Естественно. Идеальных людей не бывает, и он тоже не мог быть таким. Но… но… все чувства смешались. – Я обещал родителям, что это не повторится.  – Дазай вновь засунул руки в карманы брюк и ссутулился. – Понял, из-за чего всё. Понял, что хочу другого от жизни. Но не знал, смогу ли. Он замолк, когда мимо нас проходила компания весёлых молодых людей, и продолжил, когда они отошли на приличное расстояние: – И вот мама разбудила меня и отправила оформляться в универ. Помню, еле продрал тогда глаза. Послушно поплёлся, ненавидя весь мир вокруг и считая себя дерьмом, которому не место среди нормальных людей. Не зная, заслужил ли ещё один шанс после того, сколько боли причинил своим родным. – Дазай щëлкнул зажигалкой, прикуривая ещё одну сигарету. – И, стоя на остановке, почему-то посмотрел на небо, и попросил, хоть и сомневался, что меня кто-то услышит: «Дай мне знак». А через минуту увидел тебя. – Ага, – усмехнулся я. В пятидесяти метрах уже виднелся торец моего дома. Во дворе козырьки подъездов и припаркованные машины. С обратной стороны – красиво оформленные клумбы и горящие вывески над кафе и булочной. Мы повернули налево, во двор. – Да. И это было как глоток свежего воздуха. – Голос звучал печально, дыхание прерывисто. Мне стало не по себе оттого, что он не смеялся, как обычно. – А когда ты сел на скамейку и начал ругаться, мне впервые захотелось что-то делать. Для кого-то, не для себя. Захотелось меняться, доказывать, что я достоин. Понял: вот оно. – Оно? – Он. – Он дёрнул уголками губ, будто боясь улыбнуться. – Нашëл тебя и нашёл себя. Как-то так. – Спасибо, что рассказал… – Протянул ему его портмоне, ключи и карточку. С силой вложил в ладони, чувствуя буквально кожей, как он хочет, чтобы я взглянул ему в глаза. С минуту мы шли молча. – Теперь ты всё знаешь обо мне, – произнес он, остановившись у подъезда и приняв вещи. – Тебе нравится такой Дазай? – Мм, – выдохнул я, облизывая губы. Хотел бы и я знать ответ. Вот только он никак не находился. Блуждал в потоке мыслей и не хотел вылезать на свет. Сделав усилие, поднял голову. Осаму стоял напротив. Его глаза блестели в лунном свете. – Понимаешь, почему ничего не рассказывал о жизни в Америке? И не знал, как можно рассказать такое . – Дазай искал в моём лице ответы на свои вопросы. Изучал его, боясь наткнуться на разочарование. — Если бы Юан не подошла тогда попросить наушники и не увидела, что звонит Сасаки, то всё это дерьмо не вылезло бы наружу. Нужно было давно сменить номер. Но так даже лучше. – Тяжело жить с этим, я понимаю тебя. – Мне хотелось обнять его, но руки не поднимались.  – У каждого есть свои истории. Даже у меня есть то, о чëм не хотелось бы вспоминать. Никогда. – Это явно не так гадко, как моë. – Дазай бросил недокуренную сигарету в урну, выпустил струю дыма в сторону и взъерошил волосы, будто собираясь с мыслями. – Родители считают меня конченым человеком. Они, конечно, достойны лучшего сына. Разрушил мамину карьеру в «Metropolitan Opera», предал доверие отца. Настоящая сволочь. – Он скрестил руки на груди. – Две недели назад я дал обещание работать с ним, в противном случае лишусь всего. Но самое интересное – мне не страшно. Меня пугает другое. – Что? – пискнул я, не узнавая свой собственный осипший голос. – Теперь ты всё знаешь обо мне. – Подошёл ближе. – Я сам себе отвратителен и не хотел, чтобы ты видел меня такого. И пойму, если тебя это оттолкнëт. Меня била дрожь. – Я… Я… – Мне бы хотелось, чтобы ты поверил в меня. Так же, как я поверил в себя, познакомившись с тобой. Знаю, что прошу слишком многого, и ты можешь просто уйти. – Не… – Подожди. – Он положил свои ладони мне на плечи. – Это не всё. – Есть что-то ещё? – испуганно спросил я. Дазай закусил губу. – Да. У меня завтра не день рождения. – Что?! Во рту пересохло. Только свыкся с мыслью, что нужно придумывать подарок. Только-только начал переваривать услышанное. А тут это. О чëм, интересно, ещё он мне врал? – Мой день рождения летом. Я выдумал этот предлог, чтобы устроить вечеринку. У меня даже пропал дар речи. — Ты же мог организовать просто вечеринку! Зачем что-то выдумывать?! – А, нет, не пропал. Теперь я выдыхал пламя вместо воздуха и готов был взорваться от гнева. – Да. – Даже сложил ладони, моля о прощении. – Мне хотелось как лучше. Прости. Задумка была наладить твоё общение с одногруппниками. Не ругайся, я уже и сам понял, что это было подло и глупо. Так вышло… – Ещё как подло. – Но это было только ради тебя, Чуя. Тупею рядом с тобой, наверно. Мелодичное пиликанье отвлекло нас. Обернувшись, увидел, как из подъезда выходит довольный Мичидзо. – Я не знаю… – выдавил, поворачиваясь обратно к Дазаю. Снял пиджак, передал ему.  – Как реагировать… Что теперь будет, и должен ли идти туда… Осаму выглядел виноватым и совершенно растерянным: – Тачихара приготовил Монтгомери сюрприз, он очень рассчитывает на это мероприятие. Прошу не для себя, для него. Приходи! Моя бы воля, я бы всё отменил. Но обещал ему. – Мне теперь нужно как-то принять скелетов в твоём шкафу, – уже шепотом произнёс я. – Как-то переварить… всё это… – Прости. Я не мог не сказать. Про всё это, – шепнул мне на ухо. – Было бы неправильно… За спиной приближались шаги. – Нужно было сказать раньше, – хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, сказал я и сделал шаг назад. – Я боялся потерять тебя, – выдохнул он за секунду до того, как Мичидзо подошёл и пожал его руку. – Привет! – воскликнул Тачихара. – Угу, – кивнул я и направился к дому. – Поедем? – послышался голос брата. Дазай ничего не ответил. Видимо, просто кивнул. Когда дверь в подъезд закрывалась, раздался шум заведëнного двигателя. Через секунду черный «БМВ» сорвался с места. Всë-таки была у Монтгомери одна дурная черта. Она никогда не врала мне. Ты всеми способами, оттягиваешь момент осмысления, чтобы подольше побыть в розовых очках. А она приходит и выдает вслух сразу всё, о чем ты даже боялся подумать. – Бывших торчков не бывает! Сказала как отрезала. Наклонилась надо мной, словно готовясь вышибить всю дурь из моей головы своим толстенным блокнотом для записи заказов. Зря я ей всё выложил, пусть даже в общих чертах. Тыльной стороной ладони поправил косынку. Опустил взгляд на распластанные на столе листы лаваша. Вот. Так и знал: стоит рассказать – она не даст парню ни единого шанса. — Рано или поздно это всё равно повторится.  – Люси развела руками. – Нет, а ты что думал? Я приду и поддержу твои ми-ми-ми? А потом, когда ты будешь падать с небес, буду чувствовать себя виноватой? Не-е-е-ет! Ты не отберешь у меня возможность сказать потом «я же говорила»! К тому же это мне придëтся потом сушить свою жилетку от твоих слез. – Теперь я совсем запутался, – жалобно произнëс, раскладывая половинку лаваша на доске. – Собирался дать ему шанс? Придётся признаться. Ну что ж. – Просто на минуту представил, что откажусь от него и все краски мира разом потускнеют. – Прекрасно тебя понимаю. – Монтгомери подошла к шторке, убедилась, что посетителей после обеденного перерыва стало значительно меньше, все сидели довольные, и вернулась ко мне. – Но давай порассуждаем логически.   — Давай ломай мне голову, – проворчал, заворачивая в лаваш начинку. Люси вздохнула. Она не обиделась. Подруга уже привыкла к тому, что, чувствуя неуверенность, я обычно превращался в колючку. И знала, что раздражительность направлена не на неё, а скорее внутрь меня самого же. Я успешно разъедал себе мозги и без её помощи. Примерно со вчерашнего вечера и до этой секунды. – Мой сосед Иори курит травку. Постоянно. Каждый раз, когда с ним разговариваю, чувствую этот специфический запах от его одежды. – Иори – это который? – Парень, с которым мы встречались пару лет назад. Одно лето. – А-а… Тот, что живёт с тобой в одном подъезде? – Да. – Симпатичный. — Да. Но! – Монтгомери отвлеклась на поваров. Приняла готовый заказ с кухни, отнесла в зал и тут же вернулась. – Иори не считает курение травы не нормальным. То есть – он типа он здоровый человек, не наркоман, вредных привычек у него тоже нет. Отстаньте со своими претензиями. – Она обошла меня и подошла к окну. – Мне тогда ужасно надоело терпеть его отсутствие, и мы расстались. В смысле, он накуривался и не был способен даже ответить на телефонный звонок, не то что провести со мной вечер. И постоянно навязывал мне эту хрень. – Ты мне не говорила. – Мы с тобой тогда только начали общаться, да и даже сейчас неприятно вываливать такое на другого человека. В общем, по сравнению с Иори у Дазая есть весомый плюс – он осознает, что это не нормально. И что оно разрушало его жизнь. Стало быть, остается маленький, но шанс, что он завязал навсегда. Лично я таких случаев не знаю, но слышала, что это возможно. – Я подумал, что раз это не героин или что-то подобное, то его с натяжкой можно назвать наркоманом. – Вот. – Монтгомери вернулась к столу. – Ты его оправдываешь. И это мешает смотреть правде в глаза. Я вздохнул. Конечно, оправдываю. Я ведь его… Блин, это слово даже мысленно ещё не произносил. Просто Дазай казался мне искренним, он открылся передо мной, и, соответственно, мне хотелось поверить ему. Хотелось надеяться на то, что мы вместе сможем пройти скелеты в шкафу. А там тоже приятного было мало. – Мне кажется, я его чувствую. Поэтому склонен верить. – Снял перчатки и сел на стул напротив стоящей Люси. – У него есть цель в жизни? – Эмм… Да, Монтгомери умела втыкать ножи в самое сердце. – Значит, нет. – Люси опëрлась о стол. – Дазай живёт на всём готовом, ему не нужно ничего добиваться… Кроме тебя. Мне не понравилось то, что она сказала. И подруга поняла это по закушенной губе и моему нахмуренному лицу. Люси пожала плечами: – Зачем тебе такой? Добьется, попользуется и бросит. Бывают, конечно, случаи… – Она сжала мою руку. – Люди всегда ведут себя идеально, пока завоёвывают сердца других. Косяки начинаются потом. – Значит, – я поднял на неё глаза, – советуешь нам расстаться? Монтгомери тяжело вздохнула. Так, что мои волосы, выбившиеся из-под косынки, взлетели вверх, а из окошечка кухни выглянула обеспокоенная Гин. — Всë норм! – бросила ей Люси и посмотрела на меня. – Пока не попробуешь, ты всё равно не узнаешь. Дазай мне тоже симпатичен, даже очень. Но… я очень боюсь, что ты обожжешься. Вновь. А третьего раза может потом и не быть. Если ты окончательно потеряешь доверие к людям. – Ох. – Я закрыл лицо руками. – Скажи, ты испугался того, что услышал от него вчера? – Да… Но он стал мне ближе. – Тогда убедись, что он ведёт себя идеально не только для того, чтобы понравиться. Помни, какое прошлое у него за спиной. Наблюдай. И будь настороже. Всхлипнув, я выглянул из-за собственных пальцев. – А если я его… люблю? – Тогда ты на крючке, – вздохнула Люси, подошла и обняла меня. – Ну вот, бе-е-е, моя блузка теперь вся мокрая! Что подумают клиенты? – Я даже не пошëл сегодня в универ! – отстранившись от её плеча, выдавил я. – Не представлял, как себя вести. Испугался. – А вечеринка? – Не знаю. – Я тоже без тебя не пойду. – Монтгомери схватила блокнот и направилась в зал. – Тем более, что мама планировала вечером сделать генеральную уборку и отмыть всё до блеска. Подруга направилась в зал. – Ой, а вы к кому? – Голос Люси, успевшей уже скрыться в зале, казался удивлённым. Я вытянул шею, но отсутствие рентгеновского зрения мешало увидеть того, к кому был обращён её вопрос. – Я распишусь. – Мне нужно вручить лично, – отозвался грубый мужской голос. – На кухню нельзя посторонним. Чу-у-уя! Так и не надев перчатки, положил их обратно на столешницу и потопал к шторке. Выглянул. Хозяином зычного баса оказался мальчишка лет шестнадцати с большой коробкой в одной руке и папкой с документами в другой. — Чуя Накахара? – обратился он ко мне. – Да. – Служба доставки. Для вас посылка. – Интересно. И от кого? – Отправитель не указал своё имя. Но там есть вкладыш. – Он указал на маленькую карточку под бечëвкой. – Распишитесь. Получив мой автограф, парнишка удалился. – Не тикает? – усмехнулась Монтгомери, подставляя ухо. Я всё ещё держал коробку на вытянутых руках. Пожал плечами. – Вроде нет. – Тогда открывай скорее! – Подталкивая под лопатки, она буквально загнала меня обратно на кухню. Пока я разглядывал веревки, обвивавшие посылку со всех сторон, Люси схватила нож и с размаху перерезала тонкую бечевку. Та нитями сползла на стол. Подруга подхватила карточку и протянула мне: – Не томи уже! Раскрыв маленькую открыточку дрожащими от волнения руками, я прочëл: – «Если решишь дать нам ещё один шанс, приходи. Буду ждать». Сердце сразу затрепетало. – У-у-у! Как серпом по яйцам! – рассмеялась Люси. – В смысле… запрещённый приём… Так нечестно! Я не спешил открывать коробку, поэтому, перехватив мой взгляд, Люси кивнула и без зазрения совести подняла крышку. – Ай да фея! Вот это да! – вещала она, сложив ладоши в позу молящегося. – Блин, я бы сдалась! Ради одного только вечера в нём. Да иди уже сюда, Чуя! Смотри! Сделав шаг, взглянул через плечо прыгающей Монтгомери и замер от восторга. Он! Тот самый костюм! Теперь вблизи выглядел ещё прекраснее, переливами на ткани отражая в себе яркие блики света. Меня охватил трепет. Какой чудесный подарок! Надо же, и как он сумел поймать один лишь мой взгляд на витрину. Невероятно… – Выдохни! – рассмеялась подруга. – А то поплыл он! Всё, не иду на уборку. Придётся сопровождать тебя на бал! – Ух… – смог лишь вымолвить я. – Не ух, а спасибо, Солнце! – Она схватила меня за плечи. – Давай доставай! Не терпится посмотреть на тебя в нём!