binary star

Почему Сонхун не выпихивает Джэюна с порога собственной квартиры, он и сам не понимает. Возможно, дело в проснувшейся совести и слишком хорошем воспитании — нельзя наглым образом плюнуть человеку в душу, выставив его за дверь, вместо обычного спасибо за помощь. Джэюн действительно помог, ведь иначе пришлось бы идти до дома пешком, на что у Сонхуна настроения ну никак нет, даже если изначально он этого хотел. Вот и теперь, играя роль воспитанного человека, Сонхун стискивает зубы, проворачивая ключ в замке входной двери, и ничего Джэюну говорить не собирается. Как и прогонять его, бестактно увязавшегося за Паком, тоже. Стакан виски или бокал вина должен стать отличной благодарностью за разрешение попользоваться своим телефоном в критической ситуации. Сонхун клянётся, что будет заряжать свой телефон как можно чаще, чтобы в такие ситуации не попадать. Быть должным кому-то он ненавидит больше всего. — Виски или вино? — не оборачиваясь на Шима, Сонхун проходит в квартиру первым и тут же разувается, скидывает на пол рюкзак с плеча, попутно с этим щёлкая выключателем на стене; серый коридор озаряется тёплым желтоватым светом. — Должен быть ещё джин, но я не уверен, что там хватит хотя бы на одну порцию. — Я не рассчитывал на тёплый приём, но вино, если можно, — как-то растерянно отзывается Джэюн, прикрывая за собой дверь и тоже разуваясь. Мешающийся в этот момент фотоаппарат остаётся лежать на небольшой тумбочке рядом с ключами. — Должен же я тебя как-то отблагодарить за то, что разрешил позвонить с твоего телефона, — Сонхун чуть повышает громкость голоса, проходя вглубь квартиры; судорожно хватает со спинки дивана разбросанную одежду, чтобы по дороге спрятать в шкафу, пока направляется в сторону барной стойки. — Садись. Квартира у Сонхуна хоть и однокомнатная, но чертовски роскошная и удобная. Джэюн не находится с ответом, но про себя в очередной раз отмечает сонхуновскую преданность — будь то работе или жизненным принципам. Вслух он только с сарказмом говорит или всячески подчёркивает тот факт, что это просто воспитание взыграло и не более, но на самом деле по Сонхуну заметно, как он напряжён. От нервозности или гнева, понять Шим пока не может. — Ты не обязан этого делать, — Джэюн жмёт плечами, следуя за Сонхуном, и садится на диван. Не на своей территории сразу даёт о себе знать скромность, но Джэюн обыгрывает её искренней заинтересованностью, начиная оглядывать интерьер. — У тебя тут симпатично. — Нормально, — почти нехотя отзывается Сонхун, стукнув донышком бокала по поверхности — сначала одним, а после и вторым; себя Пак никогда в удовольствии не обделит. — Я всё равно не так уж и часто тут бываю. — Хотелось бы пошутить, что в инвесторских постелях чаще ночуешь, но, мне кажется, это тебя обидит. Сонхун замирает, так и не дотянувшись до бутылки с алкоголем. Джэюн его нарочно провоцирует? Пак не старается скрыть своё гневно-разочарованное настроение, поэтому для Джэюна не должно быть секретом, что сейчас выводить его на эмоции будет равно вспыхнувшему пожару. Он стискивает зубы и всё-таки хватает бутылку, вытаскивает пробку — напоминает сам себе, что в следующий раз стоит допивать открытое вино сразу, чтобы не простаивало без дела — и разливает терпкую жидкость по бокалам. Считает до пяти, чтобы успокоиться и не ответить что-нибудь колкое, и это, на удивление, помогает. — Внезапно я — великий глухой и не слышал твоей последней фразы, — спокойно говорит Сонхун; берёт бокалы и усаживается рядом с Джэюном, протягивая ему один. — Надеюсь, там не было ничего грубого, иначе пришлось бы заставить тебя прикусить язык. Джэюн роняет звучный смешок, прикрываясь бокалом, и делает короткий глоток. Сонхун словно орёл — внимательно наблюдает за каждым чужим действием; снова неосознанно выстраивает между ними незримую стену. Всё из-за усталости и проклятого Ли Хисына, внезапно появившегося в поле сонхуновского зрения — именно так убеждает сам себя Пак, но на правду слабо тянет. Он следует примеру Шима, но глоток получается больше, чем планируется, и Сонхун едва ли не давится. С тихим вздохом откинувшись на спинку широкого дивана, он глубоко вдыхает и выдыхает, перетряхивая плечами из-за неожиданно терпкого послевкусия. Начинает болеть голова. Джэюна надо бы скорее выставить за дверь и отдохнуть, наконец, спокойно; прогнать прочь из головы все воспоминания о прошедшем дне и непрошенные мысли, которые следуют сразу за этим. Но на деле получается только пялиться в бокал на тёмную жидкость, которая оказывает предательски расслабляющий эффект. В любой другой день Сонхун был бы рад приятной слабости в конечностях, но не сегодня, а именно — не сейчас. Не в такой обстановке. — Сомневаюсь, что у тебя получилось бы, — наконец подаёт голос Джэюн, после нескольких умиротворённых минут взаимного молчания. — Заставить прикусить язык? — Сонхун чуть склоняет голову вбок, отрывая взгляд от вина и переводя его на Шима. — Не бери меня на слабо, для меня это проще простого. — Я и не пытался, — Джэюн покачивает головой и бокалом в руках почти синхронно, — я говорил прямо. — Я не в настроении на шутки после твоих уёбских выходок, Джэюн, — с надрывом говорит Сонхун, почти рывком разворачиваясь в джэюновскую сторону; вино в бокале опасно плещется, грозясь отрикошетить каплями на светлую футболку. — Серьёзно, что с тобой не так? Ты думаешь, эта ситуация, которая случилась сегодня, нормальная? — А что с тобой не так? — Джэюн тут же подаётся вперёд и опирается локтем на собственное колено. — Сколько можно быть королевой драмы? Оставь это для Сону, а сам лучше тренируй свою выдержку. Иначе такими темпами будешь от любого косого взгляда сыпаться. — Тоже мне, психолог нашёлся, — фыркает Пак и ставит бокал на пол рядом с подлокотником — крайне не предусмотрительно не иметь рядом с диваном даже крошечного кофейного столика. — Этот разговор у нас уже был. Как хочу, так и реагирую. А вот зачем ты вечно пытаешься вывести меня на эмоции вне работы, я совсем не понимаю. Джэюн цокает языком и без предупреждения тыкает указательным пальцем прямо Сонхуну в лоб. Тот отшатывается, не ожидав подобного действия, и удивлённо хлопает глазами. — Мозги включи, — серьёзно говорит Шим и отпивает из бокала. — И вспомни, что я тебе сказал и продолжаю говорить при любой возможности. Сонхун заметно грузится будто действительно успел стереть из собственной памяти все самые важные моменты. Вот Джэюн в первый день их знакомства выводит его на негативные эмоции, вот в первую фотосессию хвалит за них же, а вот на вечеринке в душной толпе пытается поцеловать и говорит что-то про то, сколько смелости ему пришлось набраться. А дальше… автобус. Сонхуна словно осеняет. Но прежде чем он успевает что-либо ответить, Джэюн приподнимает руку, демонстрируя браслет на запястье. — Или это шутка для тебя? Тот факт, что Джэюн воспринял этот подарок серьёзно, до глубины души потрясает Сонхуна. То есть, он и рассчитывал сказать нечто важное именно этим действием, а не словами, которые могут исчезнуть в самый неподходящий момент, но Пак ни за что бы не подумал, что Джэюн действительно поймёт. Хотя, было бы странно, учитывая, что Шим фактически первым сказал о своих чувствах вслух. А Сонхун просто струсил, как и полагается его боязливой натуре. Сонхун несколько секунд пялится на чужую руку, на плетёный браслет, красивым кольцом обвивающий крепкое запястье, и грузится по-страшному. Вся злость куда-то улетучивается, оставляя в образовавшемся пространстве место для всего лишь одной мысли — он действительно ведёт себя как ребёнок, обижаясь на подобные вещи. Но Сонхун всё ещё спешит себя оправдать — после отношений с Хисыном, ему стало намного сложнее доверять кому-то, кто не Сону. Доверять именно в том самом смысле, а не просто верить на слово, когда говорят, что поймают, если начнёшь падать. — Твоя взяла, — Сонхун всплескивает руками и откидывается обратно на спинку дивана. — Хочешь извинений? Ладно. Но я тоже их хочу. Нельзя просто взять и сказать, что мне что-то там не понравится, пихнуть мне в лицо наглую морду Ли Хисына и думать, что всё будет в порядке. — Как будто это я его позвал! — Джэюн возмущённо пыхтит, но вовремя прикусывает кончик языка — если бы Сонхун заметил, он был бы сейчас очень доволен. Точно. Это же действительно Джэюн его позвал. Почти. — Может, тебе уже стоит переключить своё внимание на меня и забыть о нём? Слова срываются с языка намного быстрее, чем Джэюн успевает их обдумать. И хотя бояться ему нечего — Сонхун и так ему признался в ответ, пускай и не словами — но отчего-то Шиму становится нервно после сказанного. Сонхун неоднозначно смотрит на него, вздёргивая бровью. А вот и буря. — Внимания моего хочешь, значит? — вкрадчиво начинает Пак, придвигаясь ближе; пальцами касается чужого подбородка, вынуждая смотреть только на него. — Извинения мои где? — Дались тебе эти извинения, — Джэюн нагло отбивает сонхуновскую руку и свою заводит за чужую голову, сгребая светлые волосы на затылке в кулак. — Сначала скажи мне то, что должен сказать. Как следует. Сонхун морщится от крепкой хватки, но не отстраняется и старается вообще вида не подавать, что его хоть как-то задевают джэюновские действия. Отбитая рука ноет короткой вспышкой неприятных ощущений, но в мгновение ока перестаёт — зато сонхуновская задетая гордость ныть будет похлеще этого. Он нагло подаётся ещё ближе, прижимаясь лбом к чужому, и шумно набирает воздух в лёгкие, чтобы сказать. — Не понимаю, о чём ты. И коротко улыбается самым уголком губ. Именно так, как улыбается, когда кидает очередную колкость в сторону Рики. Джэюн вынужден приложить титанические усилия, чтобы не бросить свой бокал на пол в ту же секунду. Он сокращает и без того крошечное расстояние между губами и резко Сонхуна целует, не давая и секунды, чтобы обдумать происходящее или возмутиться. Сонхун отвечает — не менее резко, кусает его губы и почти сразу проталкивает язык в рот, пока ладони ложатся на щёки. Фактор внезапности на руку не играет — теперь Джэюн в проигравшей лиге и даже ненароком думает, что Сонхун нарочно создал такую ситуацию. Спросить об этом напрямую духа пока не хватает, зато прикусить кончик чужого языка и разорвать поцелуй — запросто. — Скажи это, — между частыми вдохами просит Джэюн и неуклюже тянется вниз, чтобы точно так же, как и Пак, приземлить бокал на пол. — Я жду, Сонхун. — Интересно, на сколько тебя хватит, — облизывает губы Сонхун и толкает Джэюна в плечо — тот всё так же неуклюже откидывается на подлокотник. — Из того, что я успел заметить, ты не из терпеливых. Сам Сонхун мало думает о том, что делает: в действительности буря эмоций охватывает его ещё с того момента, как только Джэюн начал подъёбывать, зайдя в квартиру, и с каждой сказанной фразой точка невозврата оказывается пройдена всё дальше и дальше. Нервы у Пака не железные, особенно — когда дело касается Шим Джэюна, поэтому он решает, что пойти в лобовую атаку первым будет проще, чем разгребать любые другие последствия. Он двигается к Джэюну ближе, разводя его колени для собственного удобства, и упирается руками в подлокотник, зажимая в самом невыгодном положении из всех возможных. — Ты достал меня, Джэюн. Я не шучу, — Сонхун понижает громкость голоса, наклоняясь всё ближе, и даже не реагирует, когда Шим вытягивает обе руки и кладёт ему на плечи. — Ты даже представить себе не можешь, сколько эмоций я пережил с момента знакомства с тобой. И лишь малая доля из них были положительные. Всё время ты только и делаешь, что лезешь в моё личное пространство, указываешь, что говорить, как говорить, как думать и как чувствовать. Я устал, понимаешь? Если бы мне нужен был личный психолог, я бы нашёл его, но ты ебёшь мне мозг за бесплатно почти каждый божий день и у меня больше сил нет это терпеть. Даже при том условии, что ты, блять, нравишься мне так сильно, что я готов прямо сейчас отказаться от всех своих контрактов с инвесторами. Джэюн молча выслушивает сонхуновский монолог. От искреннего удивления, кажется, сбивается дыхание — разумеется, не от глубоких поцелуев до — и учащается сердцебиение. Он внимательно смотрит на Сонхуна перед собой и, прежде чем сам успевает понять, тянет его к себе за шею. Слова становятся излишни, когда губы сталкиваются в новом резком поцелуе — сегодня Сонхун настойчив, как никогда, а Джэюн млеет и дрожит, но вовсе не от накатывающего возбуждения. Всё из-за того, что Сонхун наконец показывает намного больше эмоций, чем обычно, и, в конце концов, признаёт свои чувства вслух. Сам Сонхун дрожит не меньше — его разве что не колотит от ярости, когда он проматывает в голове весь произошедший диалог; податливость Джэюна и мягкая улыбка в требовательный поцелуй только сильнее его раздражают. От безразличия, что крепко обнимало душу на площади перед агенством, не остаётся и следа. Он находит в себе силы переложить одну руку на чужой кадык и несильно сжать пальцы, потому что. Надоело. Но Джэюна хочется максимально близко к себе и ни миллиметром меньше, даже если он снова будет говорить неприятные вещи. Вскользь Пак думает, что, возможно, с Рики встречаться было бы так же — сначала проклинать друг друга на чём свет стоит, а потом вот так же целоваться, сходя от этого с ума окончательно. Но мысль мелькает и, вильнув своим прозрачным хвостиком, исчезает — всё потому, что встречаться с Рики Сонхуну не хотелось никогда. Даже если бы они вдвоём остались на планете, Сонхун сделал бы всё, чтобы избежать любого контакта. С Джэюном — совсем другая история. Джэюн вынуждает задыхаться, даже когда просто проходит мимо и смотрит краем глаза; когда заботу проявляет в мелочах, спрашивая о самочувствии или дожидаясь после рабочего дня в студии; когда просит показать свои эмоции и признать чувства. Как бы Сонхуна это не бесило, он не может Шима игнорировать — с самого начала не мог и, по-честному, никогда не собирался. И теперь это выливается в огромный эмоциональный всплеск — гневно-разочарованную, местами наигранную тираду, в которой правды процентов семьдесят девять. Может, и больше, но сейчас Паку совершенно не до высчитывания процентов и вероятностей. Сейчас хочется только. Джэюна. Глубокие поцелуи достаточно быстро переходят на другой уровень — пока Сонхун нарочно кусает джэюновские губы и срывает с них едва слышные болезненные стоны, руки уже во всю стараются избавить от ненужной и такой раздражающей одежды. То, что Джэюн пытается сделать то же самое, он замечает не сразу — только когда по спине начинает скользить прохлада, а ткань футболки неудобно сборится где-то у плеч. Тогда Сонхун отстраняется и рывком футболку стягивает; сначала она летит прямо Джэюну в лицо, но, чуть погодя, оказывается на полу и придавленная небольшим весом джэюновской толстовки. — Боже, сними её, она ужасна, — ноет Сонхун, торопливо задирая всё ещё оставшуюся на Шиме футболку. — В глазах рябит. Джэюн коротко усмехается, приподнимая себя на руках, чтобы сесть, и совсем не торопясь тянет футболку вверх. Сонхун хмурится, наблюдая — его терпение на исходе и он не ручается за то, что может произойти, если это представление растянется на более ощутимый по времени срок. Но, вопреки ожиданиям, Джэюн действительно слушается, избавляясь от футболки раньше, чем Пак успевает вставить ещё одно слово. Сонхун облегчённо выдыхает, торопливо встаёт с дивана и в несколько больших шагов пересекает комнату, добираясь до своей кровати. Джэюну особое приглашение не требуется, поэтому он выдвигается следом, не забыв за пару больших глотков допить вино, что осталось в бокале. Сонхун копошится в крохотной прикроватной тумбе с одним ящиком и матерится под нос едва слышным бормотанием; в момент, когда он выпрямляется, уверенно держа в руках тюбик смазки и ленту презервативов, Джэюн удобно устраивает руки на его бёдрах, прижимается сзади и намечает лёгкий поцелуй в шею. Всё это больше походит на обычный день влюблённой пары, чем на неожиданный выплеск сонхуновских эмоций с последствиями, и как только эта мысль даёт о себе знать в паковской голове, он тут же собирается развернуться. Шим не позволяет — крепкая хватка на бёдрах и частично довольная ухмылка на губах становятся для Сонхуна самым настоящим триггером. — Только посмей сказать какую-нибудь гадость, — сквозь зубы произносит Сонхун, едва сдерживаясь от того, чтобы не повести бёдрами навстречу, когда Джэюн плавно толкается вперёд. — Задушу. — Я не собирался, — с улыбкой оправдывается Джэюн, скользя ладонями по сонхуновскому оголённому торсу, а затем резко пикирует к кромке джинсов и замирает. — А ты хотел услышать что-то? Сонхун бросает тюбик и презервативы на кровать, и находит в себе силы развернуться в объятиях; потемневший джэюновский взгляд напротив — как раз то, чего так не хватало для завершения текущего безумного вечера. Он продевает указательные пальцы в шлёвки чужих джинсов и дёргает на себя, почти вжимая Джэюна в своё тело, и вновь занимает его губы своими, не позволяя сказать ни единого лишнего слова. Джэюн продолжает двигать бёдрами, отвечая на поцелуй, чем вызывает у Сонхуна предательскую дрожь в коленях. Но сегодня Пак не может сдаться так же просто, как тогда, после показа или в автобусе. Только не в этот раз. Ответный толчок бёдрами вынуждает Джэюна сдвинуться ближе к кровати, а в последствии и вовсе сесть на край широкой полуторки, разорвав поцелуй — Сонхун давит на плечи с той же силой, с которой вставший член давит на ширинку, а Джэюн поддаётся и скользит влажными губами по животу ниже, к пуговице и молнии. Возится с ними, приспускает плотную ткань с бельём, освобождая чужое возбуждение, после чего продолжает покрывать поцелуями низ живота. Сонхуновский член прижимается к его щеке, но Шим упорно игнорирует, даже когда Сонхун отчаянно толкается бёдрами и до боли сжимает волосы в кулаке. — Издеваться снова вздумал? — хрипит на выдохе Пак, запрокидывая голову — даже малейшая стимуляция от соприкосновения с щекой ощущается хорошо. — Немного, — кивает Джэюн, кончиками пальцев легко дотрагиваясь до покрасневшей головки. — Ведь сейчас мы одни и я наконец-то смогу услышать тебя. Джэюн и услышит, потому что Сонхун воет в голос — от невозможности заставить его сделать хоть что-нибудь, от досады, что даже сейчас им вертят, как захочется. Он прикусывает нижнюю губу, настраивая себя на то, чтобы нарочно быть потише, и ещё раз двигает бёдрами. Казавшееся ушедшим шимовское послушание возвращается, и пальцы смыкаются в плотное кольцо вокруг сонхуновского возбуждения, посылая приятную волну мурашек вдоль позвоночника. — Сегодня мы играем по моим правилам, — всё же озвучивает Сонхун и дёргает за пряди чужих волос; ради того, чтобы столкнуться взглядами, можно и отвлечься от приятных ощущений. — У тебя нет права выбора, потому что ты мне, по сути, должен. — За что? — Джэюн невинно смотрит снизу вверх и направляет головку члена к собственным губам, обдавая её горячим дыханием. — За все твои издевательства в автобусе. Чужой короткий смешок вызывает в Сонхуне шквал смешанных эмоций и ощущений — в этом водовороте он плохо разбирает, где правильное, а где нет, где чувства, а где сами ощущения; в результате всё это проливается протяжным несдержанным стоном, когда Джэюн обхватывает его член губами и плавно скользит по длине языком. Пак уже сейчас может кончить только от этого — слишком хорошо, слишком приятно, слишком нужно. Он наказывает себя за чрезмерно громкий стон очередным закусыванием нижней губы, что начинает саднить, и позволяет Джэюну самому делать то, что нужно, вопреки собственным словам. Джэюн не торопится, изучая каждый сантиметр чувствительной плоти языком, будто в первый раз. Ему вряд ли когда-то надоест узнавать Сонхуна вновь и вновь, со всех возможных сторон, поэтому грех не пользоваться текущей ситуацией. Сонхун же мысленно умирает и возрождается с каждым движением юркого языка, а когда терпеть издёвки становится невозможно, давит на джэюновский затылок и вынуждает взять до конца — чтобы слёзы проступили в уголках глаз, чтобы дышать не получалось. Джэюн ожидаемо давится и делает попытку отстраниться; Сонхун позволяет. — Тебе же было хорошо, согласись, — откашлявшись, хрипит Джэюн, коротко лизнув головку; по его подбородку стекает слюна и Сонхун проводит большим пальцем, собирая и размазывая её по коже. — Ты можешь наконец заняться делом? — раздражается Пак, сжимая пальцы на подбородке. — Бесишь. — Заставишь меня? То, с каким невероятным упорством Джэюн продолжает испытывать сонхуновские нервы на прочность, просто восхищает. Сонхун делает мысленное предположение, что это всё только ради урагана эмоций, но мысль растворяется в помутневшем разуме, и руки начинают действовать на автомате. Ему просто хочется стереть эту ухмылку и заставить Джэюна самого показать все свои слабости. Он толкает Джэюна в плечи, вынуждая упасть на кровать, но Шим, кажется, к этому был заранее готов — он тут же отползает к изголовью, сборя за собой и без того смятое покрывало, и приглашающе раздвигает ноги. Сонхун забирается на кровать следом, сдавленно шипит, когда тюбик смазки неприятно впивается в колено — он откидывает его в сторону, спешно стягивает мешающуюся одежду, и двигается так, как Джэюн не мог предположить. Надавив на чужие колени ладонями, чтобы опустить, Сонхун прокладывает себе путь ближе к чужому лицу, останавливаясь на уровне торса, и сам притягивает джэюновскую голову к своему члену. Джэюн и правда теряется — это читается во взгляде, но Пак не намерен отступать. — Давай. Сонхуновский голос, кажется, становится ниже, и это не может не возбуждать. Джэюн едва успевает открыть рот, словно действительно по команде, как Сонхун нетерпеливо толкается, упираясь головкой члена в стенку горла. Шиму стоит огромных усилий подавить рефлекс и не закашляться, но слёзы почти сразу образуются в уголках глаз. Сонхуновский темп быстрый и рваный, хаотичный — примерно такой же, какой и у его мыслей в голове; он крепко держит джэюновские волосы в кулаке, чтобы контролировать каждое движение, а Джэюн несознательно ему поддаётся, лишь изредка сжимая пальцы на бедре от особо сильных толчков. Пока Сонхун слишком увлечён погружением своего возбуждения в чужой рот, Джэюн скользит свободной рукой к собственному и судорожно пытается расстегнуть ширинку, чтобы хоть как-то ослабить давление, но Сонхун и этого не позволяет — он меняет угол проникновения, в очередной раз заставляя Джэюна закашляться и проскользить ногтями по нежной коже, оставляя краснеющие полосы. Он отстраняется, короткими рывками глотая недостающий воздух, кашляет, и раз за разом облизывает слишком влажные от стекающей слюны губы. Сонхун честно сам себе признаётся — любуется. Отпустив чужие волосы, он сдвигается чуть назад, давая немного времени прийти Джэюну в себя, и сам обхватывает член в ладонь, продолжая двигать ей в таком же быстром темпе. Разрядка кажется безумно близкой и Сонхун не хочет и не будет пытаться оттянуть её — впереди целая ночь, он успеет объяснить Джэюну на пальцах, что не стоит его выводить на эмоции. Струя тёплого семени неожиданно ударяет Шиму в грудь, пачкает ключицы, шею, подбородок, а в ушах звенит красивый протяжный стон. Сонхун загнанно дышит, запрокинув голову, а Джэюн не может оторвать от него взгляда. Невероятный. Когда гул собственного сердца перестаёт долбить в ушах и голове, Пак без предупреждения оседает на чужой живот и заводит одну руку назад, опираясь на джэюновское бедро. Джэюну не тяжело — даже если бы и да, то эта тяжесть приятная и уж точно променять её на любую другую не захотелось бы. Он проводит рукой по подбородку и шее, размазывая остаток следов, но к каплям на торсе не прикасается, вместо этого удобно устраивая испачканные ладони на худых сонхуновских коленках. Может, Сонхуну и хотелось бы сказать какую-нибудь колкость — удостовериться, что Джэюн совсем немного сломался от его напора, но сил на это нет. Он просто смотрит в чужие глаза напротив и восстанавливает дыхание; думает, закончить ли на этом и уйти приводить себя в порядок, или продолжить добиваться чужого понимания через неожиданные поступки и прикосновения. Джэюн решает за него. — Полегчало? Почти мгновенно руки сжимаются в кулаки — одна из них как раз сжимается на джэюновском бедре, оставляя следы от ногтей на коже даже сквозь ткань джинсов. — Нет. Ответ сталью разрезает густой воздух, вызывая в Джэюне волну неконтролируемого предвкушения. Он плавно двигает бёдрами, почти подкидывая Сонхуна на себе, и намекая, что ему-то тоже не помешает получить разрядку. Сонхун хмыкает — злость немного сходит на нет вместе с возбуждением, оставляя место скромной заинтересованности в чужих возможностях. Когда ещё, как не сейчас, искать ответы на свои вопросы. — Я хочу кое-что знать, — тихо говорит он, находя в себе силы приподняться и сползти пониже, чтобы было удобнее избавлять Джэюна от одежды. — Взамен тоже скажу тебе, что захочешь. Чуть дрожащие пальцы ловко порхают по ткани, вытягивают пуговицу из петельки, цепляют собачку молнии, а потом медленно тянут джинсы вниз вместе с бельём, освобождая наконец стоящий до боли член. Джэюн облегчённо выдыхает и дёргает ногами, помогая снять ненужный предмет гардероба. — Удиви меня, — Шим так же тихо вторит, и правда удивляется, когда Сонхун намекает ему согнуть ноги, а сам устраивается между ними. — Ого, вау. — Заткнись, — беззлобно шипит Пак, несильно хлопнув по бедру, и наклоняется, чтобы оставить едва ощутимый поцелуй на внутренней стороне. — В смысле, не комментируй это. Лучше скажи, почему Хисын стал появляться намного чаще, когда ты пришёл в наше агентство. Это правда совпадение? От подобной постановки вопроса Джэюн искренне теряется — как правильно собрать слова в предложения, чтобы в нужном смысле донести до Сонхуна правду и убедить? Заторможенный возбуждением разум не даёт в полной мере собраться с мыслями, поэтому Джэюн медлит с ответом, а Сонхун в ожидании обхватывает губами его член и вбирает до половины, повторяя те же шимовские дразнящие движения языком. Требовательный взгляд из-под влажноватой чёлки Джэюна не поторапливает, но и не пугает — он мягко приглаживает взъерошенные пряди пальцами и задерживает ладонь на макушке, позволяя Сонхуну двигаться в своём, теперь уже тягуче-медленном, темпе. — Это действительно совпадение, — на выдохе произносит Джэюн, облизывая успевшие пересохнуть губы; на языке горчит знакомый привкус, но это только сильнее возбуждает. — Но кое-где я, всё же, тебе не досказал. Сонхун поднимает голову, выпуская член изо рта, и вздёргивает бровью; губы сменяются пальцами, что плотно сжимают у головки и так же размеренно продолжают двигаться по всей длине. Джэюна выгибает от нетерпеливости и разочарованный стон слетает с его губ, вызывая у Сонхуна самодовольную ухмылку. — Сейчас отличная возможность покаяться в своих грехах, — Пак с удовольствием наблюдает за джэюновской беспомощностью и упивается маленькой властью, что имеет в собственных руках. — И тогда, может быть, я тебя прощу. — А сам-то! — почти сразу же возникает Джэюн, двигая бёдрами навстречу руке. — У меня к тебе побольше вопросов будет, так что рано радуешься. — Я же сказал, на всё отвечу, как только получу ответ на свой вопрос. Тон голоса быстро становится деловым будто Сонхун сейчас не дрочит Джэюну, а увлечённо раскладывает по папкам дизайнерские эскизы, как делал это до показа. В какой-то момент он и вовсе перестаёт двигать рукой, потому что Джэюн всё ещё молчит, подбирая нужные слова, ведь одно лишнее — и Сонхун мгновенно взорвётся негодованием. Того и гляди вообще без разрядки оставит. Хотя, помощь самому себе ещё никем не осуждалась. Надавив большим пальцем на головку, Сонхун решает, что для Джэюна всё текущее — слишком; чтобы получить чёткий, не помутнённый возбуждением, ответ, он может проявить терпение и подождать пару лишних минут. Или чуть больше. Но, в таком случае, это будет последняя поблажка на сегодняшний вечер. Он вновь продолжает двигать рукой, постепенно ускоряясь, и с удовольствием ощущая, как чужая плоть начинает пульсировать, а сам Джэюн — прикрывает глаза и поддерживает темп, двигая бёдрами. Сонхун нагло пользуется чужим состоянием — Шим ему ещё спасибо за это скажет, он уверен. Перед самой гранью пика, Сонхун отвлекается, чтобы найти откинутый в сторону тюбик смазки. Он нарочно громко щёлкает крышкой, пока выдавливает вязкую жидкость на пальцы, в полной уверенности, что именно сейчас Джэюн запаникует. От опьяняющего чувства предвкушения реакции Сонхуна немного ведёт. Джэюн так же себя чувствует, когда Пак проявляет эмоции? Но когда свободная рука давит на колени, разводя их шире, а влажные пальцы другой скользят ко входу, Джэюн лишь только закусывает губу и внимательно наблюдает. Никакой паники. Никаких слов. Джэюн ждёт. Проглотив негодование от иной реакции вместе с джэюновским привкусом, Сонхун осторожно входит одним пальцем и пробно двигает им внутри, игнорируя любые ожидания. Планка была завышена и разочарование теперь неприятно скребёт на душе — ему никогда не просчитать Джэюна наперёд и вряд ли хоть когда-то полноценно понять. Но прежде чем Сонхун успевает загнаться на такую ничтожную тему, Джэюн отвлекает его коротким стоном. Нарочно ли или случайно, Сонхун не понимает. Шим сжимается вокруг его пальца так, что Сонхун сомневается в правильности своих действий — он не хочет причинять Джэюну боль и хоть как-то его травмировать, поэтому, если он сейчас не расслабится, то придётся отказаться от задумки и сделать всё по своему стандарту. Но Джэюн сам двигает бёдрами вперёд, немного насаживаясь, и это становится сигналом. Сонхун решает поощрить — и Джэюна за податливость, и себя за терпение. — Джэюн, ответь мне, — он просит мягко, почти неслышно, и старается делать всё осторожно. — Пожалуйста. Смена тактики сбивает Джэюна с толку — нет больше той требовательности в голосе, только капля отчаянья и искренняя грусть. А когда Сонхун добавляет ещё один палец и вместе с этим вновь обхватывает губами член, то думать и вовсе не получается. Джэюн сдаётся, даже не попытавшись постараться, и выпаливает всё, как есть. — Что именно ты хочешь услышать? Что я привожу Хисына, чтобы нарочно тебя позлить? — он смотрит из-под полуопущенных ресниц, шумно дышит и старается расслабиться. — Ты дурак, если так думаешь. Он просто попросил меня помочь и я не стал ему отказывать, потому что он для меня не чужой человек. Сонхун внимательно слушает и, к собственному удивлению, не психует — хотя такое желание всё же мимолётно проскальзывает, он давит его весом важности происходящего, и спустя пару мгновений добавляет третий палец. Двигаться становится немного проще, но всё ещё не идеально — по крайней мере, Джэюну удалось расслабиться, даже если в голосе звучит возмущение. Вобрав член почти до основания, Сонхун сглатывает и быстро отстраняется, не прекращая двигать пальцами внутри. — Поэтому он поехал с нами к морю? — коротко кашлянув, он немного приподнимается на локте, чтобы было удобнее наблюдать, но джэюновские движения сбивают его с собственного ритма, поэтому вскоре он вытаскивает пальцы. — Тебе ли не знать, как он психует по поводу своей популярности, — Джэюн едва не срывается на скулёж от неожиданного чувства опустошения и сам приподнимается на локтях. — Пожалуйста, давай я тебе всё расскажу, когда закончим. Сейчас я не хочу думать про Хисына, я хочу тебя. Нуждающийся джэюновский взгляд у Сонхуна не получается проигнорировать — он спешно выпрямляется, вертится, чтобы найти презервативы где-то в конце кровати, а когда находит, то торопливо рвёт упаковку, чтобы как можно скорее раскатать защиту по снова вставшему члену. Даже если эмоциональное состояние Сонхуна хуже некуда, он не может не реагировать на возбуждающее поведение и звуки. Иногда, в инвесторских постелях, это даже помогает извлечь большую выгоду из ситуации. Кто-то назовёт странным, но Сонхун так живёт и его всё устраивает, а чужое мнение может идти далеко и надолго. Первый толчок, который планировался плавным, выходит скомканным и резким — у Сонхуна в голове полная каша от происходящего, в которой он не может отделить собственные эмоции от контроля над ситуацией. Остаётся лишь цепляться за выражение лица Джэюна, чтобы понимать его состояние. Тот болезненно стонет, но признаков протеста не подаёт; Сонхун всё так же торопливо наклоняется, чтобы найти губами чужие и помочь отвлечься. Джэюн же обнимает обеими руками за шею крепко и сам насаживается до упора, сжимается, потому что знает — так у Сонхуна звёздочки перед глазами замелькают и он позволит взглянуть на ещё одну сторону своей личности. Звуки поцелуев и движений тел смущают — у Пака краснеют щёки и от этого, и от жары, и от джэюновской непосредственной близости. И для него это всё слишком, но, в отличие от Шима, по нему это заметно больше. На его памяти это едва ли не первый раз, когда секс заставляет смущаться; вероятно, таким этот акт бывает только при наличии к другому человеку чувств, которые намного больше простого восхищения. Сонхун двигается медленно, контролируя себя, кусает джэюновские ноющие губы и тут же мягко водит по ним языком, чтобы следом снова сплестись с чужим и задушить новый чувственный стон. — Ты можешь двигаться быстрее, — произносит в поцелуй Джэюн, чуть отстраняется и заверяюще накрывает горящие сонхуновские щёки ладонями. — Я в порядке. Сонхун не уверен, что Джэюн говорит правду, но всё же меняет темп на более быстрый. От каждого толчка Джэюн проезжается затылком по подушке; ерошатся крашенные светлые волосы, раскидываясь по тёмной ткани, а губ касается слабая улыбка наслаждения. Даже если болезненные ощущения ещё не успевают притупиться, Шим готов потерпеть, ведь сейчас происходит нечто прекрасное — больше, чем физический акт единения и выплескивание сонхуновского гнева; сейчас — и души их соединяются. Пальцы касаются искусанных губ — сначала изучающе; большой палец легко оттягивает нижнюю, но быстро отпускает, а затем ему на смену двигаются указательный и средний, прося принять. Сонхун, не отдающий себе отчёта в собственных действиях, на рефлексах обхватывает их и проходится языком по подушечкам. Джэюн не может сдержать стона — одновременно с этим сонхуновский член так удачно проходится по заветной точке, что по телу пробегает острая волна наслаждения. Пак несильно сжимает чужие пальцы зубами и отпускает. — Попал? — почти задыхаясь, шепчет он, и Джэюн в ответ судорожно кивает несколько раз, перекладывая ладонь с влажными пальцами на сонхуновское бедро. Окрылённый маленькой победой, Сонхун продолжает двигаться под тем же углом и с той же скоростью, лишь бы удалось услышать больше стонов. Ему и подуматься не могло, что Шим более громкий, когда находится на принимающей стороне, и делает себе пометку где-то на задворках сознания, что к таким ситуациям стоит почаще подводить. Разве что только заранее свести к минимуму негативные эмоции. За этим коротким мигом размышления Сонхун даже не замечает, как проворные джэюновские пальцы уже скользят по ложбинке между его ягодиц и пробно толкаются внутрь со следующим толчком. — Ты!.. — Сонхун давится стоном неожиданности, замирая, а взглядом встречает довольную улыбку Джэюна. — Пожалуйста, не останавливайся, Сонхун-а. Мягкий шёпот кружит голову ещё больше, чем ощущения чужих пальцев внутри, и теперь Пак абсолютно точно может сказать, что это всё для него — слишком. Но раз соскакивать с джэюновских пальцев он не планирует, то хотя бы сделает этот процесс немного проще. Кому именно проще — не уточняет; только оглядывается, чтобы найти откинутый в сторону тюбик смазки и подрагивающей рукой подкинуть его Шиму. Пока Джэюн копается с лубрикантом, Сонхун крепче сжимает его бёдра и делает несколько резких глубоких толчков — компенсирует секунды разочаровывающего ощущения пустоты. Капли смазки падают Джэюну на торс, он сдавленно матерится, но сам не понимает, из-за Сонхуна или из-за нахлынувших сильнее ощущений. Тюбик выскальзывает из рук куда-то на пол и Джэюн торопливо входит пальцами в Сонхуна, чтобы поспевать за его ритмом. Сонхуна же крошит и ломает от каждого толчка: вперёд — в крышесносную узость, назад — на чувственные дразнящие пальцы. Он стонет в унисон с Джэюном и опускает голову, жмурясь — долго продержаться вот так он не сможет, хотя вряд ли это и нужно. Джэюн тянет к себе ближе, вынуждая упасть на локоть, и глубоко целует, глуша и свои, и сонхуновские стоны. В таких сумасшедших условиях Сонхун срывается первый — задушенно простонав Джэюну в рот, он кончает и сжимается вокруг его пальцев. Двигаться не перестаёт, даже несмотря на проявляющуюся чувствительность — Джэюн всё ещё гуляет по тонкой грани и не даёт себе сорваться. Нехотя разорвав поцелуй, Пак приподнимается на дрожащей руке, выпрямляется и отрывисто Джэюну надрачивает. Чужие пальцы покидают его тело, зато ногти проезжаются по нежной коже ягодиц, оставляя следы, равносильные тем, что на бёдрах, когда Шим кончает. Пачкается живот, сонхуновская рука, но момент, когда перед глазами сияют белые вспышки, Джэюн теперь не забудет никогда. Обессилев от двух сильных оргазмов, Сонхун валится на Джэюна сверху, наплевав на всё, и прячет раскрасневшееся лицо в его плече. Дыхание всё ещё не пришло в норму, сердце стучит как сумасшедшее, а от джэюновского тела так жарко, но так уютно, что отодвигаться совсем не хочется. Да и было бы куда — полуторка хоть и шире обычной односпальной кровати, но для двоих всё равно места мало. Джэюн Сонхуна почти сразу обнимает и целует в макушку. — Ненормальный, — едва не задыхаясь, бормочет Сонхун; ему ещё предстоит как-то выскользнуть из джэюновского тела и избавиться от использованного презерватива, но он абсолютно понятия не имеет, где найдёт на это силы. — Предупреждать о таких вещах надо. — Смотрю ты меня о многом предупредил, — так же сбивчиво отвечает Джэюн, коротко посмеявшись; ему сейчас так хорошо, как не было ещё ни с кем. — Теперь у меня будет болеть всё, включая уголки губ. Сонхун поднимает голову, чтобы злобно зыркнуть в ответ, но получается, что мягко целует оба уголка джэюновских губ, а потом и сами губы. Джэюн растерянно хлопает глазами — он этого не ожидал точно так же, как и сам Пак. — Ладно, прощён, — сдаётся он, а Сонхун всё же находит в себе силы подняться и наконец выйти из Джэюна. — Взаимно. Голос у Сонхуна хрипит безбожно, но он ни о чём не жалеет. Нехотя устранив все последствия бурного действа, он на негнущихся ногах возвращается в кровать к Джэюну, на ощупь вытягивает ящик тумбы и достаёт оттуда начатую пачку сигарет. Чиркает зажигалка, пламя подхватывает бумагу и табак — Сонхун, зажав фильтр губами, делает первую тяжку и выдыхает в потолок. Может, это и самовнушение, но после такого секса дым на вкус больше сладкий, чем горький. Плевать, что сигареты ароматизированные. — Расскажи мне всё, Джэюн. Сонхун больно давит затылком Джэюну на бицепс, удобно устроившись на его руке, и выжидает. Джэюн хмурится — дым попадает прямо в глаз, заставляя слезиться, но он достаточно быстро промаргивается и отнимает сигарету прямо у Сонхуна изо рта. — Нечего рассказывать, ты и так всё знаешь, — Шим глубоко затягивается и точно так же выдыхает дым вверх. — Ведь это из-за меня он тебя бросил. Сонхун замирает, не отводя взгляда от потолка. Почему он всё ещё не потемнел после стольких месяцев курения в квартире — тот ещё секрет, но эта мысль кажется намного интереснее, чем пытаться понять услышанное. Конечно, он понимает — только дурак не поймёт такое огромное количество совпадений, но Сонхун либо правда дурак, либо настолько слепой, что не видит ничего вокруг себя. Как тогда он вообще дожил до этого момента? — Я что-то подобное подозревал, — тихо отвечает он. — Что ж, был дураком, очевидно. Но мне не это важно сейчас. Сонхун приподнимается на локте и возвращает отнятую сигарету, чтобы тоже затянуться. На этот раз дым летит прямо Джэюну в лицо, а Сонхуну за это ни капли не стыдно. — Мы с ним общались какое-то время, но не встречались, — Шим отмахивается от дыма и жмурится, чтобы сморгнуть непрошенные слезинки. — Потом потеряли связь и недавно он снова меня нашёл, как раз в тот момент, когда вам нужны были люди для показа. Я предложил его кандидатуру просто так, но не знал, что наш дизайнер-ним будет настолько отчаянным, что согласится. Так что, я не нарочно, только хотел помочь. Сонхун чувствует, что Джэюн искренен — его неторопливый темп повествования, ни единой нотки оправдания в голосе или вины, только — сухие факты. Он поджимает губы; сигарета в пальцах подрагивает, осыпая пеплом оголённое бедро и смятое одеяло под. Больше и придраться не к чему. — А как же море? — Пак неловко стряхивает пепел с кровати, но только ещё больше его разносит по ткани; громко цокнув языком, он зажимает сигарету губами, встаёт с кровати и идёт к дивану, чтобы там взять пустующий джэюновский бокал и использовать его в качестве пепельницы. — Ни за что не поверю, что он сам напросился. — Вообще-то, так и было, — Джэюн медленно садится, опираясь на изголовье кровати, и чуть двигается к краю, чтобы Сонхуну было место, куда вернуться. — Сказал, уговорил директора из-за меня. Хотел моих фотографий. — Интересно, сколько ещё народу хочет твоих фотографий, — язвит Сонхун, усаживаясь рядом на край кровати, но так, чтобы было проще за Джэюном наблюдать. — Или тебя. — Мне плевать, кто они и сколько, всё равно всё будет только твоё. — Романтик ебучий. — На себя посмотри, чувствительный комок нервов. Несколько секунд оба смотрят друг на друга, после чего коротко смеются. Сонхун стряхивает пепел в бокал, поджимая под себя ногу, чтобы было удобнее сидеть, вновь зажимает сигарету губами и упирается свободной рукой в кровать. Ему и правда стало легче — и морально от того, что сказал Джэюн, и физически после разрядки. Только теперь собственное худощавое тело ощущается в два раза тяжелее и усталость накатывает с такой силой, что с каждой минутой бороться с ней становится всё сложнее. — Ладно, допустим, я поверил, — спустя минуту тишины говорит Сонхун. — Но я больше не хочу препираться с тобой. Отнимает много энергии, ещё и Рики частенько устраивает разносы, а у меня и так сил не много. Поэтому, пожалуйста, перестань выводить меня на эмоции. — Прости, не могу, — Джэюн разводит руками очень даже искренне, но быстро протягивает одну к Паку, пальцами прося сигарету. — Для работы нужно. Тем более, смотри, это помогает. Ты уже намного лучше контролируешь свои эмоции и сам даёшь им выход когда нужно, а не когда получается. Ещё чуть-чуть и моя помощь тебе вообще не понадобится. — Я когда-нибудь сделаю что-нибудь с тобой и не извинюсь, — со вздохом произносит Сонхун, отдавая почти стлевшую до фильтра сигарету. — И страдать не буду. — Врёшь, — Джэюн улыбается, в пару тяжек докуривая и сбрасывая окурок в протянутый бокал; бычок тихо шипит, коснувшись угольком капель вина на самом дне. — Твой черёд рассказывать правду. Сонхун невольно хмурится, отставляя бокал на тумбу, после чего вытягивает край одеяла из-под Джэюна и забирается под него. Джэюн неоднозначно смотрит на это молчаливое представление и уже готов смириться, что Сонхун ему ничего не расскажет, как тот начинает говорить. — Я даже знаю, что ты хочешь узнать у меня, — тихо начинает он, виском прижимаясь к джэюновскому плечу. — Я спал с инвестором почти сразу после вечеринки, поэтому у меня были следы, когда мы увиделись. Я не хотел, чтобы ты знал. Но зато мне дали обложку, как оказалось. Джэюн внимательно слушает и давит в себе желание задать хоть один вопрос — Сонхун и так слишком уязвимый сейчас, ощутимо нервничает, поэтому нельзя всё испортить. Он забирается к нему под одеяло, прижимаясь теснее, и приобнимает так, как позволяет положение. Сонхун, недоумевающе взглянув на него, решает не дёргаться и просто поддаться. С Джэюном тепло и хорошо; намного лучше, чем одному. — И ещё кое-что, — Пак затаивает дыхание прежде чем продолжить, но сдаваться не собирается — сейчас самый подходящий момент. — Никогда не интересовало, почему я столько благодарю тебя? С самого первого дня. — Не решался спросить, — кивает Джэюн. — Но если ты не хочешь говорить, ничего страшного, я пойму. — Никто со мной не возился больше, чем Сону. Никогда. А ты пришёл и сразу с порога начал мне помогать. Опустим тот факт, что я сначала воспринял это как угрозу, — Сонхун спешно добавляет, хмурясь, — сейчас-то уже не так. Поэтому, в очередной раз, спасибо. Что возишься со мной и не бросаешь. Сонхун нервно закусывает нижнюю губу и отстраняется, чтобы было удобнее взглянуть на чужое лицо. Джэюн задумчив — почти очевидно, как снова подбирает правильные слова, но Паку ведь и показаться может. После обрушившегося шквала эмоций несколькими часами ранее, будет вполне естественно путать чувства и не понимать происходящее. — Как же я надеюсь, что у тебя никогда не хватит сил оттолкнуть меня, — наконец говорит Джэюн. — Не скажу, что возиться с тобой в радость, но если будешь благодарить чем-то подобным, как сегодня, то я в деле. — Какой же ты всё-таки идиот. — Есть с кого брать пример. Едва заметная улыбка непроизвольно касается пострадавших губ — спорить с Джэюном бесполезно, подколки не кончатся, но теперь Сонхун знает, что направлены они не на то, чтобы задеть его. Он коротко вздыхает и прикрывает глаза, прижимаясь к Шиму теснее. Сколько времени остаётся до рассвета Пак понятия не имеет, но думает, что поспать снова не получится, поэтому нужно использовать оставшееся время с пользой. Хоть у него и нет графика на следующий день, всё может поменяться в любой момент, поэтому будет проще, если Сонхун вне зависимости от ситуации поедет утром в студию. Авось сгодится там кому. Но прежде — в душ. — Мне так ужасно лень, но, — почти не различимо бормочет Сонхун, — надо ополоснуться. Выпихни меня с кровати, пожалуйста. Джэюн искренне смеётся, прижимаясь щекой к чужой макушке. То, как Сонхун резко включает режим ребёнка, больше его веселит, чем раздражает. — Мне тоже, — отсмеявшись, вздыхает он. — Иди, я пойду следом за тобой. Сонхун ещё раз ноет что-то непонятное, а потом тратит остаток своих сил на то, чтобы вылезти из тёплых объятий. Скажи ему кто-нибудь год назад, что он будет нежиться в каких-то чужих руках так же, как в хисыновских, то этот человек был бы высмеян и проклят. Сонхун до встречи с Джэюном никому не собирался открывать своё сердце, и сейчас отчасти жалеет о том, что всё же открыл — не потому, что Джэюн плохой или это всё пахнет служебным романом; потому, что теперь невозможно будет пробивать себе путь к звёздам устоявшимися рабочими методами. Вряд ли Джэюн позволит, чтобы Сонхуна касался кто-то, кроме него. Но это Паку ещё предстоит только выяснить. Голые ступни тут же начинает холодить пол, едва Сонхун поднимается на ноги; потоптавшись на месте, он стягивает скомканное покрывало с конца кровати, кутается в него, и торопливыми мелкими шагами направляется в сторону ванной. Джэюн смотрит ему вслед, прикусив нижнюю губу — лишь бы не засмеяться. Он уверен, что как бы ни сложилась дальше их жизнь — они обязательно справятся со всеми трудностями.