"о, ты в сети" "привет :)" "ты правда не сможешь зайти?"
Альбедо выдыхает и отвечает. "Нет, не хочу заразиться.""понял" "хорошего дня, солнце"
И всё же, ему ужасно стыдно.***
Кэйа уже который день будто игнорирует Альбедо. Вечно спешит то на дополнительные занятия, то в магазин, то просто уходит, не объяснившись. Раньше он всегда предлагал пройтись до остановки и был рядом, пока не приедет нужный автобус. С каждой их встречей чувство вины нарастало. Кэйа такой… мягкий и тёплый. А Альбедо после каждого отказа уходит к Сахарозе. Тот секс из головы не выходил. Альберих тогда не просто не кончил, он постарался уйти как можно скорее. Парень сидит на крыше соседнего дома и глядит, как пар изо рта рассеивается в воздухе. Раньше он часто приходил сюда с мольбертом и красками и рисовал, пока соседи не выгоняли, думая, что суицидник. А сейчас просто нужно сосредоточиться, так как дома вся семья. Альбедо понимает, что просто плывёт по течению. Каждый день повторяет одни и те же действия, забивает свою голову учёбой и наркотиками, чтобы просто не думать лишний раз. Он устал жить. Давно не было интереса ни к Кэйе, ни к Сахарозе, ни даже к Тигнари. Краски он не трогал с конца сентября, лишь иногда рисовал маленькие почеркушки в тетради. Жизнь стала такой скучной. Парень подходит к краю крыши и глядит вниз. Он никогда не боялся ни высоты, ни смерти. Кто будет жалеть, если он уйдёт? Нет, нужно хотя бы извиниться перед семьёй и Кэйей за то, что он мудак.***
— Кэйа, можно тебя? Альберих замирает, перестав собирать вещи в рюкзак. Он снова хотел убежать, потому что так стыдно было со своими чувствами к Кадзухе, просто невероятно. — Что-то важное? Мне ещё Дилюку надо… Альбедо берёт парня за подбородок и целует. Кэйа отчего-то сразу же напрягается в его руках и прикрывает глаза. — Очень важное. — Слушаю. Только быстро, хорошо? — Кэйа, я… — он выдыхает и усаживается рядом — я хочу извиниться. Я даже не замечал, что мы так часто ругаемся. — Бедо? Он… впервые извиняется и это настораживает. Альберих хмурится и подсаживается поближе. — Что случилось? Вместо ответа Альбедо крепко обнимает. Он не верит, что его можно простить, но не хотелось оставлять после себя лишь плохое. Кэйа укладывает голову ему на плечо и выдыхает, пока сердце колотится. Очень плохое предчувствие. Что-то точно не так. — Все ссорятся. Не забивай этим голову. Тебя проводить? — Пожалуйста. Альбедо имеет друзей даже в аптеках, поэтому засыпает он в тот день, приняв большую дозу бензодиазепина. И непонятно, то ли собираясь не проснуться утром, то ли вычитав, что подобные депрессанты при повышении дозы и частоты действуют как наркотик.***
Кэйа всегда старался быть идеальным: идеальным сыном, братом, другом, учеником, партнёром… Он пытался почувствовать, что он действительно заслуживает любви. Он давно не верил, что его можно полюбить просто так. Он давно не верил, что его действительно любят. Ведь многие не знают настоящего его. Настоящего Кэйю, что сутками может сидеть в книгах, того, что не скрывал свои истиные эмоции и так часто испытывал чувство, будто он разрывается изнутри. Он никогда не позволял себе обижаться, даже когда Дилюк сказал, что ему стоит вернуться в детский дом, даже когда Альбедо из раза в раз садился с другими парнями, показывая, что недоволен и что Кэйа сильно провинился. И Кэйа извинялся, даже если не был виноват. Он крутил кольца на пальцах, опускал голову и выдыхал негромкое "прости меня, пожалуйста". Потому что Альбедо ему дороже всех. Если говорит, что вина в Альберихе, значит, вина в Альберихе и по-другому совсем никак. За свою "новую" жизнь (начиная с того, как его забрал Крепус) он плакал всего единожды. Они тогда поругались с Дилюком и тот жаловался отцу. Кэйа стоял рядом, хотел уже начать защищаться, но услышал "Из-за его родителей умерла мама. Я не хочу быть его братом, пап, верни его обратно". Он лишь мог выдавить тихое "извини", прежде чем ушёл в свою комнату. Слёзы текли без остановки, неужели он правда виноват в таком большом горе? Неужели его и в этой семье не примут? Может, судьба Кэйи — остаться на улице, без родителей? Он всё шмыгал и шмыгал носом, задыхаясь. С тех пор ещё неделю он ел отдельно от остальных и из комнаты старался без сильного повода не выходить. "Дилюк злится на меня. Если я буду попадаться ему на глаза, то он будет злиться ещё сильнее." Альберих тогда почти сбежал из дома. Он соорудил канат из простыней и покрывал, но спас его тихий стук в дверь и вошедший брат, держащий в руках тарелку с печеньями и молоко. — Извини меня. Я буду рад быть твоим братом, если мы подружимся. Будешь? Мы с папой сделали. Оглядываясь назад, Кэйа прекрасно понимал, что тогда у него были все шансы умереть. Незакреплённый "канат" явно бы оборвался и сбросил бедного мальчика с высоты пятого этажа. Дилюк, по сути, ему жизнь спас. С того дня они стали дружнее. Да, всё ещё ругались периодически, но действительно начали считать друг друга своей семьёй. Кэйа совсем не понимал, как мог жить раньше без такого прекрасного брата. Он никогда не думал о том, что они сводные — Дилюк был ему роднее всех. Именно он не раз спасал, именно он всегда заряжал энергией на весь день. И именно ему Альберих первым рассказал, что он гей. Парень тогда лишь пожал плечами и произнёс слова, которые Кэйа никогда не забудет. "Ты — моя семья, всегда был и будешь ею. Я не отвернусь от тебя из-за таких вещей. Кэйа, спасибо за твоё доверие, ты не представляешь, как я ценю это." — ты тоже моя семья, — слабо улыбается парень, глядя на фотографию в рамке на столе. Тут они впервые были на отдыхе и вместе жарили шашлык. Кэйа не умел его готовить, поэтому Дилюк спокойно учил и улыбался так ярко, что именно он стал солнцем на этой фотографии, а не та летающая белая штука на небе. Так, пора возвращаться к готовке.***
— Я так и не понял, умерли ли они в конце или нет. Кадзуха тихо смеётся и пожимает плечами. — У них любовь умерла. А в этой трилогии любовь — синоним слова "жизнь". Вот тебе и ответ. — Не тронуло, — закрывает книгу Кэйа, убирает её в сумку и смотрит на парня. — Тебе кажется. Подожди пару дней и нахлынет. Альберих пытался смириться со своими чувствами. Он правда старался не думать о чёртовом Кадзухе каждый день, не заглядываться на его милое лицо, еле заметные веснушки и губы. Он просто надеялся, что это не так заметно. Альбедо чувствовал изменения, но не понимал, с чем они связаны. Кэйа перестал так часто звать его на свидания, редко задерживался и ему будто бы стало всё равно. Лишь влюблённый взгляд давал понять, что он не остыл и уходить не собирается. Кэйе ни к чёрту разрушать длительные отношения с тем, кому он до безумия доверяет ради симпатии к другу. Мало ли потом окажется, что это действительно была только симпатия? Они с Кадзухой снова начали общаться спустя время. Они не поднимали тему того инцидента, мысленно договорившись забыть об этом. Стыд понемногу прошёл сам. — Можно вопрос? — Конечно, снежинка. — Почему Аякс — Чайлд? — О, — Кэйа смеётся — если вкратце, то он часто общался с ребятами постарше с курсов английского. Вот и называли его — Чайлд. А я просто подхватил. Оказалось, что они общались с ним только из-за денег. — А ты… Тоже?... — О Боже, Кадзуха, почему ты такого мнения обо мне? — Альберих приподнимает бровь — он — моя семья. Мы дружили еще тогда, когда Чайлд просил у меня по сто рублей в долг на поесть в столовке и на мой день рождения приносил игрушку с автомата и шоколадку, а не дорогие украшения, которые стоят как моя зарплата. У меня до сих пор где-то лежит тот кролик… — А теперь он стал мечтой любой девушки. Время меняет людей, да, Кэйа? А как часто с ним дружат из-за его состояния? — О, таких у него нет, — парень смеется — он умеет правильно выбирать друзей и сразу видит, если кому-то нужны только его деньги. Кэйа достаёт сигарету из упаковки и хлопает по карманам, пытаясь отыскать зажигалку. — У него и девушка классная. Чайлд прямо расцвёл в отношениях, за последний год я ни разу не видел, чтобы он грустил. Эх, а ведь совсем недавно он был таким микрочихпыхом... — Что? Микро... Как ты сказал? — Каэдэхара удивлённо поднимает голову, в шаге от того, чтобы рассмеяться. И вечно Кэйа вкидывает подобное. Кому-то пора перестать сидеть в интернете так часто. — Микрочихпых. Как микрочелик, только лучше. — И откуда ты всё это берёшь? — Он улыбается и натягивает шарф себе на нос. Похолодало. — Не поверишь, от самого Чайлда. Только так и общаемся. — Я бы хотел себе такую же дружбу, как у вас, — вдруг тихо выдыхает Кадзуха — вы и вправду как семья. — Эй, снежинка. Альберих закуривает и слабо улыбается. — У тебя есть я. Ты моя семья, Кадзу. Даже не сомневайся в том, что я бы отдал за тебя свою жизнь. На улице холодно, но Каэдэхару это совсем не смущает. Конечно, он согласился пройтись покурить, ибо это означало, что он может провести больше времени со своей любовью. Пусть ему и не нравится запах табака. Он смущается, слушая столь приятные слова и, лишь заглянув в синие глаза, понимает — не врёт. Действительно жизнь отдаст. Кадзуха краснеет и отводит взгляд. — Рад слышать. — Можешь не верить, если не хочешь. Но Кадзу, — он делает шаг вперед и крепко обнимает парня — ты правда мне очень дорог. Не представляешь, насколько. Короткий поцелуй в макушку заставляет Каэдэхару резко слиться цветом лица с его красной прядью волос. Он утыкается Кэйе в грудь и рвано выдыхает. Какой кошмар. — Я когда-то тоже курил. Слышится громкий смех. Альберих удивлённо смотрит на него и улыбается. — Не верю. Ты ведь такой хорошенький и вдруг курильщик? Кадзуха выдыхает и пожимает плечами. — Два года назад. Но меня начало тошнить от никотина и я бросил. — Изначально тошнило? — Нет, я… В общем, я на спор выкурил целую пачку за раз. Моему организму это не понравилось. — О, понятно. Ну хорошо, что бросил, та ещё дрянь, — он смеётся и вновь закуривает, выпустив парня из своих объятий. Скоро звонок, надо уже бежать, но так не хочется покидать его... — А почему начал? — Честно? — Кадзуха начинает говорить уже намного тише, будто боясь, что его услышат. — Я когда-то много ругался с родителями. Ну, знаешь, этот подростковый максимализм, все дела... — пытается прикрыть истинные причины за ложной. Хотя, она является ложью только наполовину, — а потом начал общаться с одним человеком. Вот и... Виснет молчание. — Извини. Не хотел тебя этим нагружать. — Кадзу... Кэйа замирает, глядя слегка встревоженно, но после его взгляд смягчается. — Не нужно извиняться за такое. Ты не представляешь, как я рад, что ты хотя бы немного открываешься мне. Я рад, что сейчас всё закончилось. Мне нравится видеть тебя таким счастливым, — и быстро переводит тему, потому что Каэдэхара уже хочет возразить. — Пойдем, уже восемнадцать минут. Физичка за опоздание приставит мне нож к горлу. Кэйа тушит сигарету, кидает окурок в мусорку и крепко обнимает Кадзуху на прощание, грустно выдохнув. Он не хочет уходить.***
— Мх… Темнота. В комнате ничего не видно, кроме снегопада за окном. Альберих выдыхает рвано и глядит в потолок, пока из глаза медленно катится слеза. Как же сильно он ненавидит всё это. Вместе с ноябрём пришла куча проблем и новых тревог: влюблённость в Кадзуху, странности с Альбедо (Кэйа старался не думать о том, почему тот выглядит так, будто ещё парочка таких дней — и он решит устроить косплей люстры), который то извинялся вдруг, то отсутствовал несколько дней, выглядел всё хуже, а взгляд его совсем потух. Его также волновали и экзамены, до которых оставалось всего чуть больше, чем полгода. Хотя бы раз в неделю он просыпался среди ночи в слезах после очередного кошмара. Таблетки не помогали: Кэйа просто спал больше обычного и выглядел настолько вымотанным, будто последние два дня без перерыва на сон и поесть копал грядки, либо делал любую другую физическую работу. Парень старается отдышаться. Ебучие жуткие сценарии: то Дилюк снова отказывается от него, то папа разочаровывается после заваленных экзаменов, то Альбедо смотрит с нескрываемой ненавистью в глазах и говорит о том, что не любил никогда… Одни из самых главных страхов появляются в его голове из ночи в ночь. Из коридора слышатся шаги. Дилюк имел привычку просыпаться среди ночи. Он не уточнял почему, лишь говорил, что это идёт из детства, проведённого с матерью. Как только Кэйа слышал слово "мама", то сразу старался увести разговор в другое русло: неосторожно брошенное "Из-за его родителей умерла мама" прочно засело в голове, отчего каждый раз он чувствовал вину. Рагнвиндр просто сидел на кухне какое-то время, пока вновь не начинал чувствовать сонливость. В последний год он ещё и проверял, нормально ли спит Кэйа, ибо кошмары волновали и его тоже. "Мы — семья, так что твои проблемы — наши проблемы", — прочно засели в голове слова Дилюка. Как и ожидалось, он включает чайник, шуршит чем-то на кухне и вскоре приоткрывает дверь комнаты. — Чего не спишь? — А ты чего не спишь? — шмыгает Кэйа и глядит на тёмный силуэт брата с кружкой в руках. — Не переводи стрелки. Рагнвиндр выдыхает, подходит ближе, усаживается на кровать и пытается разглядеть лицо парня в темноте. — Кошмары? — Ага. — Знаешь, — он ставит кружку на стол и принимается гладить Альбериха по волосам, что всегда успокоительно на него действовало, — когда мне было шесть, мне тоже часто снились кошмары. Моя мама тогда спала со мной в обнимку. Опять разговор про человека, который уже лет семь или восемь как мёртв. Кэйа выдыхает и закрывает глаза. — Тебе не тяжело говорить о ней? — Её давно нет. Слишком давно. Я скучаю по маме, но мне не больно, когда я вспоминаю её. Воцаряется тишина — Может, тебе не хватает объятий? Я могу полежать с тобой, если хочешь. — Нет-нет, иди спать. Я справлюсь, хорошо? — Хорошо. Спокойной ночи. Позвони мне, если снова проснёшься. Дилюк убирает чёлку со лба и оставляет мягкий поцелуй, а Кэйа слабо улыбается. Он действительно только и мог мечтать о таком брате и теперь совсем непонятно, как жил двенадцать лет один. Он берёт парня за руку и тихо шепчет: — Люк, спасибо тебе за всё. Спокойной ночи. — Отдыхай. Рагнвиндр всё же кидает ему в объятья мягкую игрушку и закрывает дверь комнаты, направляясь к себе. Кэйа засыпает за несколько минут. Не хватает объятий?...***
Двадцать восьмое ноября. Через два дня у Кэйи день рождения, а он только и думает о том, что с Альбедо что-то не так. Он уже давно перестал быть таким красивым, как раньше, и тут уже явно сказывается не несколькичасовой сон или вечные подготовки к экзаменам. Что-то… Намного глубже, чем он мог себе представить. Кэйа курит, стоя у учебного здания. Занятия там уже должны закончиться, так что его парня придётся прождать всего несколько минут. Он наблюдает за тем, как дым от сигареты рассеивается в воздухе и думает о своём. Он даже никак не подготовился к празднику, никого не пригласил, а он уже в эту субботу. Да и кого там можно звать: Альбедо, в первую очередь, Чайлд, Кадзуха, Дилюк… Список заканчивается на этих именах. С одной стороны, хотелось оторваться по полной, ведь это мало того, что совершеннолетие, так ещё и последний его год здесь… С другой же стороны, а так ли сильно оно нужно? Почему ему не особо хочется устраивать большую вечеринку с алкоголем и танцами? Хотелось думать, что это просто такое настроение. Альбедо нет уже пять минут, семь, десять… Альберих вглядывается в лица выходящих и видит одно знакомое. Юнь Цзинь общается со своими подругами и застёгивает куртку прямо на ходу. — Можно тебя? — Кэйа? — девушка глядит вопрошающе, быстро перешёптывается с другими и подходит поближе — давно не виделись. — Альбедо задерживается? — Кэйа тушит сигарету и бросает её в ближайшую мусорку. — Я думала ты знаешь… Она как-то неловко отводит взгляд и её ладонь сильнее сжимает ручку тубуса. — Знаю что? — Он не ходит последний месяц. Я его не видела ещё с октября. Ты не знаешь, что с ним случилось? Он выглядел таким измученным… Кэйа замирает и хмурится. Последний месяц? И куда же он, блять, ходил, когда писал "я в художке"? Отчего-то накатывает злость. Юнь Цзинь видит это и настороженно делает шаг назад, будто боится, что сейчас получит кулаком по лицу. — Не знаю. Спасибо за информацию. Он быстрым шагом идёт к остановке и как-то рвано дышит. Ехал блять сюда, чтобы узнать, что зря. Этот ещё и по-любому не прочитает сообщения. Так что остаётся всего один вариант. — Кэйа? Альбедо смотрит на парня несколько секунд, пытаясь понять его настроение и впускает в квартиру. Удивительно, как он появился именно в тот момент, когда стояло неимоверно, настолько сильно, что аж больно. И он как раз собирался в душ, чтобы разобраться с этим. Они проходят в комнату, Кэйа усаживается на кровать и выдыхает, думая, как начать. — Я хочу поговорить. Я же вижу, что-то не так. Ты давно перестал ходить в художку? Скажи, ты снова… Мх… Он прикрывает глаза, чувствуя поцелуи на своей шее и слишком настойчивые руки. Альбедо кусает плечи, а холодными пальцами ведёт по плоскому животу. Короткий поцелуй, затем ещё один, уже глубже, ещё и ещё… Альберих рвано выдыхает и запрокидывает голову, позволяя делать с собой всё, что угодно. Альбедо снимает футболку парня и прикасается губами к соскам, тут же наслаждаясь несдержанным стоном. Кэйа… чувствует себя двояко. Избегать разговора вот таким наглым способом? Но он не может думать, пока чувствует шершавый язык на одной из самых чувствительных зон, не может ругаться, пока тихо постанывает и не может сопротивляться, когда неожиданно для себя оказывается на коленях и дрожащими руками снимает штаны парня. Поцелуи на бёдрах (так хотелось оставить засосы, но Альбедо из раза в раз ругался на такое), на животе и вот уже Кэйа чувствует привычную руку в волосах. Ему, по какой-то непонятной причине, пиздецки нравилось позволять трахать себя в рот, чувствовать дрожь чужого тела и слушать тихие, низкие стоны… Отсутствие секса последний месяц затуманило ему разум. Казалось бы, ещё в начале ноября у него уже не стоял на Альбедо, а сейчас... А сейчас Альберих делает минет. А в голове всё равно проскакивают картинки с Кадзухой и в один момент становится даже немножко тошно, когда он осознаёт, что именно делает, но остановиться не может. Но хочет. Он слишком провинился, чтобы останавливаться сейчас. Нужно довести дело до конца. Художник смотрит немного рассеянным взглядом, не особо давит и запрокидывает голову с негромким мычанием, когда чужие губы касаются головки его члена. Кэйа… Выглядит немного по-другому. Будто бы его отношение ко всему парню поменялось в какой-то момент, только в какой — непонятно. Альбедо наблюдает за дрожью собственной руки и постанывает, пока его партнёр набирает обороты, немного ускоряя темп. Ладонь на затылке сжимается и парень задаёт свой собственный, отчего прикусывает губу и, не сдержавшись, негромко выстанывает: — Ох, блять, Сахарок… Кэйа вдруг останавливается. Останавливается, а во взгляде его читается непонимание. —...Сахарок? Он прекрасно знает, кого тот обычно называет Сахарком. В их отношениях за долгие четыре года это прозвище не возникало ни разу, так что всё медленно становится на свои места, а в глазах темнеет… Альбедо не понимает, что сказал не так. Может, это последствие принятого бутирата? А Кэйа резко поднимается, хватает свою футболку и дрожащими руками надевает её, надеясь, что ему просто показалось, может, он в очередной раз надумал что-то… Ну не может это быть правдой, так?... Твою мать твою мать твою мать твою мать твою мать твою мать твою мать твою мать твою мать… Кэйа чувствует, как паника накатывает к горлу и даже сказать ничего внятно не может. Он не хочет ссориться. "Блять, твой мужик тебе изменяет, а ты не хочешь с ним ругаться?", — спрашивает голос в голове, а ответ так и не получает. Парень глядит в последний раз на растерянного Альбедо. В глазах его негодование, страх, злость… Сама мысль о возможной измене медленно пожирала изнутри. Даже не проводит. Кэйа намеренно оставляет дверь в комнату распахнутой, скидывает книги с полки, что были выстроены так идеально ровно… Что-то разбивается, видимо, задел. Всё, что попадается ему на пути, валится на пол. Слёзы накатываются на глаза, пока сам парень быстро покидает квартиру, взяв куртку в руки и даже не завязав обувь. Ком в горле никак не проходит, он шмыгает носом и, выйдя из подъезда, просто присаживается на корточки, чувствуя, как дрожит весь от страха. Ему… Действительно изменяют? Одинокая слеза катится по щеке и тут же застывает. Он поджигает сигарету и жмурится, надеясь, что никотин поможет. Ахуенный подарок на день рождения. — Алло? — Алёу, — Чайлд всегда брал трубку достаточно быстро, даже если был занят, — бро, что случилось? У тебя голос так дрожит. — Я… — Кэйа снова жмурится и рвано выдыхает, запрещая себе плакать. — Ты где? Я вызову тебе такси. У меня тут как раз мама шарлотку готовит. — Нет… — всхлип — закажи до дома. — Уверен? Точно? Хорошо, просто скажи адрес, я напишу Дилюку. Кэйа сбрасывает трубку и пишет короткое "дом Альбедо" в сообщении, что сразу же отмечается прочитанным. Стикер с лисом в ответ, показывающим большой палец, заставляет слегка улыбнуться, пока истерика не накатывает снова. Альберих не верит. Не хочет верить. Осознание медленно настигает, заставляя всхлипнуть вновь и дрожащими руками приставить сигарету к губам. Ему изменяют. Как давно? Он… Действительно заслужил этого? Слёзы не идут, оставаясь в глазах. Слишком привык сдерживаться. Он сидит на корточках перед домом своего парня, даже не накинув на себя куртку и курит, совсем ничего не понимая. Ему, блять, изменяют. Ему изменяют, ему изменяют, ему… Такси приезжает достаточно быстро. Кэйа едет домой, где сразу же запирается в своей комнате и, укутавшись в одеяло, просто смотрит в одну точку ещё несколько часов. Ему изменяют. В ту ночь он не засыпает. А на дворе двадцать девятое ноября.***
Чайлд нервно кусает губы и еле сдерживается, чтобы не обернуться сейчас и не разбить нос Альбедо. Успокаивают его только одобряющие сообщения от его девушки и короткое "он слишком устал" от Дилюка. Хотя такое можно трактовать совсем по-разному. Ну надо же было этому чёрту вчера просто пропасть со всех радаров, а! Аяксу просто повезло, что у Кэйи есть брат. Желание разукрасить одному парню личико растёт в геометрической прогрессии каждый раз, когда он слышит его голос или просто дыхание. "не заслужил ты дышать, пидорас", — бубнит про себя Чайлд и постукивает пальцами по парте, периодически поглядывая на пустое место рядом. И нет, под пустым местом он имел в виду не Альбедо, хотя… Может и его. В поле зрения вдруг оказывается Кадзуха, неловко стоящий в проходе. — Я Кэйю потерял. — Я блять тоже Кэйю потерял, — выдыхает Чайлд, подойдя к нему и переходит почти на шёпот — слушай, а у тебя с боевой подготовкой как? Челюсть сможешь сломать? Кадзуха вопросительно поднимает брови, точь-в-точь как Кэйа и скрещивает руки. — Я не буду никому ломать челюсть. — А если этот человек довёл Кэйю до слёз и тот сейчас отлёживается дома? — Что? Кто это сделал? Аякс внутренне смеётся, когда видит, как твёрдое "нет" сменяется на "ну, может быть…". Ну надо же, как легко. Он оборачивается на Альбедо, встречается с ним взглядом и тут же показывает кулак. Ещё немного и сорвётся. Пусть только попробует попасться на глаза. — В общем, не жди своего кавалера сегодня. И я бы посоветовал подарить ему что-то, что может поднять настроение. У него завтра день рождения. — День… рождения? Каэдэхара замирает и тут же краснеет, понимая, что то ли совсем забыл, то ли не знал даже… Какой кошмар, какой кошмар, боже… — Я помогу тебе с подарком, если денег или идей нет. Не волнуйся, оплачу любые расходы. Только сделай его. Я не прощу даже тебе, если у него ещё сильнее испортится настроение. Чайлд поджимает губы, слыша звонок и возвращается на своё место. Досидеть последний урок сложно, когда на уме только лучший друг и чешущиеся руки. Как же хочется развернуться и въебать, да так, чтобы сразу в больницу поехал. Он сжимает ладони в кулаки и выдыхает, пытаясь справиться со своей агрессией. А после урока уже хочет побыстрее затащить эту белобрысую тварь в какой-нибудь тихий угол, чтобы никто не слышал, если он будет кричать, но… — Мне нужен Кэйа. Аякс сразу оборачивается на незнакомый голос и смотрит на брюнета в проходе. Быстро оглядев класс, он понимает, что пока раздумывал, Альбедо уже успел слинять на свои дополнительные задания. Парень быстро подходит к незнакомому брюнету и чуть ли не к стенке его прижимает, уже начиная злиться. — Зачем тебе? — Почти рычит на самое ухо. Незнакомец не на шутку пугается и устанавливает зрительный контакт, думая, что ответить, пока остальные одноклассники молча выходят. Знают же, полезут — останутся до конца дня в медпункте. — Это личное дело. — Никаких, блять, личных дел, связанных с Кэйей, ясно? Хочешь узнать где он — назови мне причину и своё имя. Только попробуй мне наврать, иначе можешь в последний раз посмотреть на небо за окошком — больше ты его не увидишь. — Я Тигнари, — парень дышит часто и взгляд у него бегает. Всё же он в два раза меньше и слабее, — мне нужно поговорить с ним. — О чём? — Ты ему телохранитель или как? — Шутки шутить вздумал? Тигнари резко останавливается, когда чувствует, что ноги больше пола не касаются, а дышать от руки на шее стало намного труднее. Глаза округляются от накатывающей паники и он чуть ли не кричит: — Всё, всё! Я всё скажу. Это касается Альбедо. Если они встречаются, то… — То? Не томи. — То Альбедо ему изменяет, — он наконец вдыхает полной грудью, потому что руку с шеи убирают. Чайлд смотрит прямо в каре-зелёные глаза то ли с удивлением, то ли с раздражением. — Доказательства есть? — Переписки, фотографии. Плюс… Он употребляет. Парень несколько секунд молчит, а после выдыхает, закрыв лицо руками и тут же сжимает ладони в кулаки, отчего Тигнари невольно пугается. Его только что чуть не убили на месте, мало ли. — Вот же… Тварь. Я ему не только нос сломаю, я ему блять жизнь сломаю… — Не волнуйся, я позабочусь об этом, — выдыхает новый знакомый и достаёт телефон, — так… Я заслужил его адрес? Чайлд выглядит неважно. Он знал, что Альбедо — полная гнида, последняя сука, какую ещё поискать надо, но чтобы настолько… И что же тогда между ними произошло вчера? Кэйа всё узнал? — Сначала дай мне свой номер. Только попробуй сделать что-то с Кэйей без моего ведома, — он снова сокращает между ними расстояние, а Тигнари сглатывает — я найду тебя и тебе не поздоровится. — Ни за что. Они обмениваются номерами, Аякс диктует адрес кофейни, в которой работает Кэйа, а сам вечно прикрывает лицо руками и тяжело дышит. Всего тридцать минут подождать этого ублюдка… — Заедь туда ближе к семи. Даже не вздумай идти сейчас, понял меня? Тигнари кивает и убирает телефон обратно в карман. — Большое спасибо… — Чайлд. — Большое спасибо, Чайлд, — он слабо улыбается и поправляет одежду на себе, — я пойду. Аякс провожает парня взглядом, усаживается за парту пустого класса и утыкается в неё лбом. В каком же дерьме его друг.***
Кэйа… Выглядит подавленным. Он пропустил учёбу и еле как собрался на работу, практически молча делал кофе посетителям, вместо привычных разговоров и почти всё время просто смотрел в пол. Он не поговорил с Альбедо и действительно надеялся, что это всего лишь ошибка. Четыре года отношений… Они ведь столько всего прошли вместе… Что Кэйа, возможно, смог бы простить такое. И ему стыдно за свои мысли. Стыдно за то, что он слишком привык к Альбедо в своей жизни и настолько привязался, что перестаёт ценить себя от слова совсем. Он считает минуты до конца смены, протирает всё, поджав губы и оборачивается, когда слышит, как открылась дверь. — Здравствуй. — Добрый вечер. Кэйа никогда не запоминает лица посетителей, так что он почти уверен, что забудет этого парня спустя десять минут. Хочется плакать. Хочется поговорить, наконец и понять, в какой момент всё пошло не так. Он что, действительно недостаточно хороший, что заслужил измены?... — Раф средний. И Кэйа, можно с тобой поговорить? — Откуда ты… Альберих сразу же оглядывает свою форму и не находит ничего, что могло бы указывать на его имя, отчего паника накатывает только сильнее. — Я Тигнари. Я хожу на курсы вместе с Альбедо. Кэйа никнет ещё сильнее, услышав это имя, молча готовит кофе и усаживается за барный стул. — Слушаю. Тигнари будто не знает, как начать. Он мнётся, пьёт капучино и перекладывает телефон с сотней доказательств чужой вины из руки в руку. Они молчат и в глаза друг другу не смотрят. — Вы встречаетесь? Альберих не знает, что ответить после такого. Он не двигается несколько секунд, затем неуверенно кивает. — Сколько? — Четыре года. — Ох… Тигнари выдыхает и, собрав яйца в кулак, всё же начинает говорить. Пусть ему и трудно, потому что по глазам видит: Кэйа очень хороший. Но таким хорошим нельзя встречаться со столь отвратительными людьми и жить при этом в неведении. — Он занимается сексом с Сахарозой, если вдруг знаешь её. Примерно четыре месяца. Он видит, как взгляд Кэйи меняется. Будто бы что-то обрывается внутри, падает, оставляя после себя лишь пустоту. Он поджимает губы и Тигнари окончательно понимает, насколько все плохо, когда тот быстро отворачивается, а после касается рукой лица. Плачет? — Думаю, она тоже считает, что они в отношениях. Он никогда не говорил, что вы встречаетесь, он… Он говорил, что ты просто его настойчивый поклонник. Для меня это никогда не выглядело так, будто Альбедо действительно есть до тебя дело. Ответа не следует. — Если тебе нужно, у меня есть все переписки, записи с диктофона и фотографии. И есть ещё одна вещь… Он принимает наркотики. Стоит Кэйе поднять голову, как Тигнари жалеет, что родился, научился ходить, говорить, а потом связался с Альбедо. Парень глядит покрасневшими от слёз глазами с удивлением, но на его лице так и читается "пожалуйста, скажи, что это шутка". —...Как давно? — Не знаю. В сентябре он точно принимал. Альберих переводит взгляд куда-то чуть выше макушки Тигнари и пытается собраться с мыслями, но получается просто отвратительно. То есть, он жил в неведении минимум три месяца, пока его парень трахался с Сахарозой и жрал наркоту? Он так легко позволил водить себя вокруг пальца?... Его мозг просто отказывается это воспринимать. Теперь становится понятно, почему он вечно упоминал эту Сахарозу, заставляя ревновать и почему стал выглядеть столь отвратительно, а голос охрип и стал звучать так, будто водят ногтями по доске. Он выдыхает, поднимается и берёт в руки картонный стаканчик, собираясь сделать себе кофе и постараться не разреветься прямо на месте при постороннем. Это… Очень больно. Очень. Руки дрожат. Хочется закурить прямо здесь, в помещении и плевать на штраф. Кэйа пытается собраться с мыслями и восстановить дыхание, переваривая всю информацию. Постепенно, стараясь не торопиться. — Эй, Кэйа, — подаёт голос Тигнари спустя пару минут, — не вини себя. Это он мудак, а не с тобой что-то не так. На твоём месте мог быть кто угодно. Он кивает и шмыгает носом. Не может он просто взять и перестать думать, что вся проблема именно в нём. Тигнари же открывает телефон и показывает всё еще верящему только наполовину Кэйе несколько фотографий. На одном скриншоте — Альбедо, в переписке молящий принести ему наркоту в период ломки, на другом фото он же целует Сахарозу. И таких в папке с подписью "Альбедо" около сотни. Включая те, где его поливают дерьмом за спиной. Кэйа молча поджимает губы, совсем не в силах хоть что-то сказать. Как же отвратительно, почему… Почему именно сейчас?... — Я не хотел, чтобы он продолжал тобой пользоваться, поэтому нашёл тебя. Мне от этого нет выгоды, просто… Взгляни на ситуацию трезво. Тигнари немного приврал. Ему огромная выгода, только в плане мести. Ему уж очень хочется подпортить жизнь Альбедо и Кэйа — только первый шаг огромного плана. — Спасибо. За то, что рассказал. — Всё будет хорошо, Кэйа. Я же знаю, есть те, кто тебя очень любит. Ради них стоит бороться, ладно? — Ага. Тигнари поджимает губы, тихо прощается и покидает помещение с тяжёлым грузом на душе. Он не знал, что всё так обернётся. А Альберих рвано выдыхает и оседает на пол кофейни, пока перед глазами всё темнеет. Он еле как находит контакт Чайлда в телефоне и, еле сдерживая слёзы, нажимает на кнопку звонка. — Кэйа? — Альбедо… — парень всхлипывает и запрокидывает голову, чтобы слёзы не пошли — Альбедо изменял мне. Аякс знает это, но ему становится плохо от интонации друга. Как бы сильно не хотелось угробить жизнь этому ублюдку, его Кэйа сейчас в очень херовом состоянии и его нужно поддержать. Потому что от дрожащего голоса всё внутри обламывается и у самого слезы накапливаются. — Повиси минутку. Слышится нервный смех. — Могу и не минутку, — парень выдавливает из себя улыбку и жмурится, потому что после этого действия плакать захотелось ещё больше. Он дрожит весь, а внутри — пустота. Абсолютно ничего. — Прости. — А ну не вздумай ничего с собой делать! Он мудак и он не заслуживает твоей смерти. Так, такси заказал, номер скинул. Я в процессе готовки борща. Ты не ел ведь сегодня, я знаю. Кэйа снова всхлипывает, пока дрожь охватывает его полностью. Он не может нормально думать, уже на автомате накидывает куртку, закрывает помещение на ключ и залезает в машину. Пятнадцать минут поездки ощущаются как несколько часов, от которых хочется рыдать, потому что полное молчание заставляет его погрузиться в собственные мысли и чуть ли не в комочек свернуться на заднем сиденье. Чайлд встречает его, крепко обнимает и, вздохнув, уводит домой, где резвятся младшие. Они вдвоём сразу же запираются на кухне и парень разливает недавно приготовленный борщ по тарелкам. — Ешь. — Я не хочу. — Кэйа, надо, — Тарталья садится рядом, поджав губы, — я тебе два половника налил всего, давай. Парень тяжело вздыхает и вливает в себя первую ложку горячего супа, сразу же понимая, что нет, не съест, иначе стошнит прямо здесь. — Я не хочу, правда. Чайлд хмурится, раздумывая, а потом поднимается со стола, чтобы вылить суп обратно. — Хорошо, — он забирает тарелку и треплет Кэйю по голове — давай хоть чаю с печеньками выпей, замёрз же, холодно на улице. Попробуешь? Альберих неуверенно кивает и опускает голову на стол. Он совершенно разбит и Чайлд видит его в таком состоянии впервые, поэтому совершенно не понимает, что нужно делать. Было бы правильнее отправить его домой, но раз уж тот позвонил именно ему, значит, нужен не кто-то другой, а конкретно он сам. Аякс наливает зелёный чай и молча сидит рядом, боясь и слово сказать. С одной стороны правильно сделал, что дал возможность узнать Кэйе всю правду, с другой… На душе неприятно скребло, ведь его друг теперь не то, что расстроен, он опустошён. Он берёт телефон и пишет Дилюку, пока Альберих медленно, маленькими глоточками пьёт чай."хэй, твой балбес у меня останется. завтра верну на родину"
Кэйа даже не замечает, как наступает двенадцать часов. Тридцатое ноября. Ему восемнадцать.***
Кэйа еле уснул той ночью на кровати Чайлда, пока тот спал на диване в гостиной. Он долго смотрел в одну точку, боясь уснуть, но и в сознательном состоянии тоже боялся оставаться по одной простой причине: он слишком много думал. Часто дышал и всё возвращался и возвращался мыслями к тому поцелую, перепискам и негромкому "Сахарок". Аякс почему-то понимал, что сейчас поздравлять с днём рождения и дарить подарки — не лучшая идея. Может, завтра или послезавтра, но точно не сегодня. Ощущение странное. Кэйа просыпается и просто смотрит в окно. Он не двигается, кажется, будто не дышит даже. У него нет сил и желания плакать. Он не меняется в лице, пока внутри всё горит дотла. Пока желание умереть растёт в геометрической прогрессии. Это самое больное предательство. Он правда не понимает, что сделал не так, в какие моменты был недостаточно хорошим, что Альбедо ушёл к другой. Может, ему стоило быть более покладистым? Ругаться поменьше? Он всхлипывает и укутывается посильнее в одеяло, пытаясь защититься от собственных мыслей. Сам себя в могилу и сведёт. Надо будет поговорить. Чайлд заходит в комнату с кружкой зелёного чая и смотрит на именинника опечаленно. Как же отвратительно видеть Кэйю в таком состоянии. Хочется помочь, но непонятно, каким образом: слова вряд ли помогут, избиение Альбедо — тем более. — Я оставил тебе блинчики, попробуй хоть немного поесть. — Не хочу. Парень поджимает губы и усаживается на край кровати. — Выпей чаю. Кэйа, ты так долго не проживёшь. Он мотает головой. — Я правда не хочу. Чайлд оставляет кружку на столе и крепко обнимает Альбериха, пытаясь понять, что же ему сейчас делать, в какую сторону воевать, кому бить морду и другие насущные вопросы. Решив не гадать, спрашивает напрямую: — Бро, как я могу тебе помочь? Что мне сделать? Молчание затягивается всего на секунд семь, а по ощущениям, проходит несколько минут. — Довези меня до Альбедо, пожалуйста.***
Стук в дверь. У Кэйи живот скрутило от тревоги. Сейчас он стоит у знакомой двадцать шестой квартиры и проворачивает в голове все дальнейшие сценарии произошедшего. Самым лучшим исходом он считал то, что сейчас ему скажут, что это всё шутки, что он всё не так понял и никто не изменял, никто не молил о наркоте в сообщениях. Каждая секунда идёт словно долгий час, вводя в напряжение всё больше и больше. Ноги не держат совсем, а на глаза снова наворачиваются слёзы. Хотелось избежать этого разговора, притвориться, что ничего не было, что всё хорошо, может, его продолжат любить и они смогут продолжить отношения. Дверь медленно открывается. Альбедо, шатаясь, слабо, странно улыбается и смотрит такими расширенными зрачками, что радужку не видно совсем, а на вене виднеется след от укола. У Кэйи весь воздух вышибает из груди. Твою… Твою мать… — Ты чего здесь забыл? Я звал тебя? — голос словно пьяный, хреновая дикция. Одинокая слеза катится по щеке и парень жмурится, тут же вытирая всё шарфом. Он не хочет верить. Он не хочет видеть этого. Он… Он не хочет жить. — Нам надо поговорить. Голос дрожит ужасно. — О чём же? Всё в порядке, не так ли? Не считая того, что ты мне пол квартиры разнёс. — Ага, да у тебя всё заебись, как для нарика, я смотрю. Много венерических Сахарозе передал? Кэйа вдруг срывается на гнев, пока взгляд всё ещё не выражает абсолютно ничего. Хочется разбить эту дверь, это лицо, выколоть глаза, которые смотрят даже не удивлённо, а внимательно, любопытно. Разбить Альбедо лицо, а потом сделать что-то с собой на этом же пороге. И плевать на остальных. Поплачут и забудут его, не особо то и выделялся. — Тебя не должно касаться, с кем я трахаюсь. — Ах не должно? Даже, блять, при том, что я твой парень, нет? — громко вопрошает Альберих и скрещивает руки на груди. — Нет, — на удивление спокойно отвечает Альбедо и хитро улыбается. — Кэйа, никто тебе не предлагал начинать отношения. Мы просто трахались. Ты сам себе что-то надумал и поверил в это. Я правильно думал, что ты глупый. Гнев сменяется на шок, а шок — на вновь подступившие слёзы. Альберих судорожно прокручивает в голове все слова, сказанные его… Парнем? За четыре года и пытается отыскать хоть что-то, что могло доказать обратное. Но нет, официального начала отношений не было: они просто в один момент стали больше проводить времени вместе, целоваться, а после Альбедо настоял на сексе под предлогом любопытства. Им всего четырнадцать было. Нет, нет, он же не мог давать обводить себя вокруг пальца вот так вот?... Он же не мог просто дать воспользоваться собой? Он не мог быть просто человеком для секса всё это время… — Ты врёшь. — Ты просто не хочешь признавать свою наивность. Стоило мне покрутиться вокруг тебя немного — как ты сразу навыдумывал себе, что я тебя люблю и так далее. Ты действительно в это верил, Кэйа? Ты настолько глупый? Да даже третьеклашка бы понял на твоём месте. — Прекрати. Мне. Врать, — выделяя каждое слово, произносит Альберих. Он пытается, честно пытается оставаться спокойным, пока его сердце разбивается на тысячи осколков и режет все органы изнутри: живот начинает болеть только сильнее, дышать становится труднее, да и нечем, весь воздух уже давно вышел из лёгких и возвращаться не планировал. Ему больно, ему чертовски больно и даже повиснуть на петле сейчас было бы не так тяжело, как продолжать всё это слушать и сдерживать слёзы. — Ты правда думал, что я последую каким-то твоим идиотским словам? Что перестану употреблять просто потому, что так попросил ты? Ты думаешь, что мне не всё равно? Это моя жизнь и ты, — Альбедо тычет пальцем ему в грудь — никогда не был её частью. Никогда. — То есть, это конец? — Не было даже начала, Кэйа. Я знаю, ты паршивый лгун, но себе-то хоть не ври. — Хорошо. Отлично. Парень смотрит снова со злостью и вдруг толкает Альбедо, не учтя, что тот по весу раза в полтора меньше и стоять на ногах не может. Он падает, ударяясь об пол головой, шипит и тут же кряхтит, когда получает ногой по животу. — Ты мерзок. — А ты наивен и пуст, Кэйа — хриплый смех ощущается, словно ногтями по доске проводят, — не удивлён, что тебя никто никогда не любил. Ты этого просто не заслуживаешь. Даже Дилюша твой сколько гадостей про тебя говорил. — Заткни пасть. Альбедо хочет возразить, но не может, потому что руки, крепко сжавшие шею, намереваются её сломать к чертям. Он видит в глазах Кэйи гнев и… Отчаяние? Парень держит так, пока тот не начинает задыхаться и хрипеть, лишь после этого грубо отпускает и выходит из квартиры. — Приятно будет твоей сестрёнке наблюдать за тем, как ты дохнешь от передоза. — Не… Не смей так говорить! — симплым голосом проговаривает Альбедо. Задел за живое. — О, мне помочь тебе насладиться твоей наркотой? Давай, подскажи, где она спрятана, я поищу подходящую дозировку, — он нервно смеется, — я заставлю тебя вынюхать каждый грамм, пока ты не сдохнешь. Кэйа злится. Он прекрасно знает, что будет при передозировке. Но решает, что такое оставит на самого Альбедо. Пусть ужрётся где-нибудь. Только он хочет что-то сказать, как Альберих, увидев это, со злости пинает ему по животу, а после, схватив за шиворот, резко ударяет по носу. Да так, что слышится хруст. Из носа тут же начинает течь кровь, а Кэйе хочется лишь выдавить ему глаза к чертям. Гнев достигает своего максимума. — Хоть кому-то расскажешь, что я здесь был — сядешь за употребление. Тварь дрожащая. Парень, чисто на всякий случай, ещё раз проезжается кулаком по чужому лицу. Он слышит, как Альбедо шипит от боли, как не может нормально дышать и видит, что он хватается за свой живот. Но вместо помощи просто поднимается и, громко хлопнув дверью, уходит. Слезы тут же начинают лить ручьём, но всего несколько секунд. Кэйа жмурится, всхлипывает и промаргивается, а после быстро покидает подъезд. Гнев проходит. Остаётся только отчаяние и боль, бесконечная боль от предательства и измены. Он присаживается на корточки у дома и закрывает лицо руками. Кэйа не сможет жить дальше. Не после такого. Тридцатое ноября. Пятнадцать минут шестого. Он даже и не помнит про свой день рождения. Он больше не помнит, как его зовут, сколько ему лет и где он живёт. Машинально идёт на остановку и садится в автобус, глядя лишь в одну точку перед собой. А в голове пустота. Абсолютное ничего. Он будто умер. Кэйа будто умер тридцатого ноября, в пятнадцать минут шестого.***
Кадзуха привязывает резиночки к красным колпакам и мягко улыбается, думая о Кэйе. Ему было слегка неловко, так как основным подарком была толстовка красивого синего цвета с небольшими рисунками. Пришлось срисовывать, ведь он совсем не художник. Дилюк, строго оценив этот подарок, одобрительно кивнул головой и осторожно сложил всё как было, добавив негромкое "очень хорошо вышло, ему понравится". Кадзуха уже в гостях складывал всё в цветастую коробку, слабо улыбаясь и представляя реакцию дорогого ему человека. Он искренне надеется, что Кэйю всё устроит. — Он пишет, что скоро будет, — Дилюк ставит торт на стол и кухня погружается в выжидающую тишину. Сейчас не особо хочется разговаривать о всяком, лишь дождаться именинника и поздравить его с совершеннолетием. Через долгих пятнадцать минут слышится открытие замка. Парни сразу убирают телефоны, готовятся к сюрпризу и, стоит Кэйе зайти на кухню, громко кричат: — С днём рождения! — и тут же взывается хлопушка. Но реакцией лишь служит пустой взгляд и нахмуренные брови. Дилюк сразу же подходит ближе и тихо спрашивает что-то, настолько быстро среагировав, что даже конфетти не успевает полностью опасть на пол. Кадзуха же стоит у стола с хлопушкой в руках и вопрошающе смотрит на Альбериха, выглядящего до жути вымотанным и… Расстроенным? Он не отвечает ни на один из вопросов, после закрывает лицо руками, выдыхает, их с Каэдэхарой взгляды пересекаются и парень лишь тогда подаёт голос. — Поздно уже. Я провожу тебя. Собирайся. — Но ведь только шесть… Впрочем, Кадзуха быстро понимает, что к чему, бежит в коридор, накидывает куртку и, негромко попрощавшись с Дилюком, забирает свой подарок и дожидается Кэйю уже за пределами квартиры. В голове тысяча вопросов и ни на один ответа не находится. С одной стороны, стоит расспросить и постараться помочь, с другой… Кэйа такой разбитый сейчас. Они молча идут по заснеженным дорогам, слышится лишь хруст снега под ногами и редкие шмыги носом. Каждый думает о своём и мыслями делиться пока не собирается. Лишь у самой квартиры Кадзуха хочет задать стандартный вопрос, но Альберих его опережает. — Как думаешь, я правда… Не заслуживаю любви? Взгляд, полный печали, смотрит сейчас с такой надеждой, что Каэдэхара невольно делает шаг назад, в квартиру, будто приглашая войти внутрь своему гостю. Кто же, кто же ему такое сказал? Собственное сердце последние два месяца разрывалось от любви, от нужды увидеть и поговорить, а теперь вдруг не заслуживает? Конечно заслуживает! Кто вообще такую ерунду будет говорить. — Ох, — Кадзуха хмурит брови и старается сформулировать мысль, чтобы сказать её вслух в надежде подбодрить — Кэйа, никогда не думай об обратном. Ты заслуживаешь намного больше, чем любовь. Ты заслуживаешь всего на свете. Пойдём, я тебе чай заварю. Я не знаю, что произошло, но я же вижу, что тебя нельзя оставлять одного. Небольшая пауза. — Доверишься мне? Прошу. И Кэйа доверяется. Проходит внутрь, раздевается и смотрит на одну точку в столе, пока ожидает свой чай. Хочется заобнимать его, поцеловать эти вечно поджатые губы и всеми силами заставить его не грустить. А может, наоборот, Альбериху нужно высвободить накопившиеся эмоции? Кадзуха задумывается. — Я могу обнять тебя. Хочешь? — Хочу. Такие крепкие объятья, но почему в них так сильно чувствуется отчаяние? Кэйа хватается так, словно боится, что его бросят, оставят здесь одного, утыкается лицом в плечо и сжимает в ладонях чужую кофту, лишь бы не отпускать, лишь бы не уходил… Кадзуха лишь обнимает крепче и целует синие волосы в надежде, что это всё хоть как-то поможет. Он совершенно ничего не понимает, лишь губу прикусывает и думает, долго думает, пока не слышится щелчок вскипевшего чайника. — У меня нет такого ассортимента, как у тебя, — он смеётся тихо, — так что выбирай: чёрный, зелёный, с малиной или… Это вообще что? Каркадэ, но его нужно заварить. — С малиной. — Хочешь выбрать себе кружку? Кэйа кивает, глядит в открытый шкаф с посудой, прищурившись и указывает на кружку с котами. А после снова утыкается головой в стол, стараясь уж совсем не раскиснуть. — Знаешь, я помню, ты спрашивал, как я вижу любовь. Думаю, я готов ответить. Кадзуха ставит две кружки на стол и усаживается напротив. — Для меня любовь — это, в первую очередь, о доверии. Когда от партнёра нет секретов, когда тебе не приходится надевать маски рядом с ним или волноваться, что ему не понравится твоё поведение. Когда ты просто можешь быть самим собой и не бояться, что тебя осудят. Это когда чувствуешь себя с партнёром как дома, когда вы можете поднять друг другу настроение и помочь справиться с переживаниями, понимаешь? Кэйа понимает, что такая любовь — полная противоположность тому, что у него было с Альбедо. И ему невыносимо грустно от того, что четыре года пошли насмарку. Интересно, что бы он мог делать всё это время, если бы не находился в отношениях? Как много он упустил? Как же… Как же отвратительно. Он неспособен сейчас на долгие обсуждения. Еле как пару связанных между собой слов выдавливает и просто надеется, что Кадзухе не придёт в голову мысль попытаться завести диалог. А тот, в свою очередь, чувствует себя немного непривычно, ведь обычно именно Кэйа разговаривал чаще. — Хочешь, покажу тебе книгу, которую на той неделе купил? Я не дочитал, но она хорошая, тебе понравится. Парень кивает и слепо следует в комнату, держа кружку чая. Тут всё же очень уютно. Очень похоже на его собственную комнату, только она менее обставлена. Подаренный медведь, лежащий у подушки, немного смущает. Неужели действительно продолжает хранить? Кэйа усаживается на кровать и невидящим взглядом наблюдает за руками Кадзухи. Ему лишь бы отвлечься, лишь бы не погружаться постоянно в собственные, пожирающие изнутри мысли. Он готов даже слушать двухчасовой монолог о полезности сливочного масла, только не самого себя. — Я не буду тебе рассказывать сюжет, но знаешь, что меня очень зацепило? Я очень редко где вижу настолько прописанных персонажей. Тут даже… Каэдэхара неспешно рассказывает, иногда отвлекаясь на кружку чая. У Кэйи лишь взгляд двигается, следуя исключительно за движением рук. Он слишком сосредоточенно слушает и это слегка напрягает. Что же произошло? Почему Кэйа… так сильно не похож на самого себя сейчас? — Знаешь что? Я никогда и ни за что тебя не осужу. Я хочу, чтобы ты это знал. Виснет молчание. Долгая минута ощущается часом и парень уже собирается продолжить говорить хоть о чём-то, но Альберих вдруг подаёт голос. — Ты уверен? — На все сто. — Даже если я перестану сдерживаться? — Кэй, тем более, если ты перестанешь сдерживаться. Я всегда готов быть здесь для тебя, что бы ни случилось. — Тогда... Можно тебя обнять? Кадзуха садится рядом, обнимает и позволяет уткнуться себе в плечо, принимается поглаживать по спине и вдруг замечает что-то… Необычное. Кэйа плачет. Беззвучно, лишь иногда всхлипывая, но плачет. — Прости пожалуйста. Это ведь… Какая степень доверия сейчас? Каэдэхара замирает, не зная, что делать, хмурится и обнимает покрепче, решая дать проплакаться. Видимо, это сейчас очень нужно. — Не сдерживайся и не извиняйся. Я буду рядом. Тишина прерывается лишь редкими всхлипами. Кэйа дрожит в чужих руках, хватаясь так отчаяно, будто завтра погибнет. Он роняет слёзы на кофту, которая постепенно промокает, шмыгает носом и надеется лишь на то, что его не оттолкнут. Он безгранично доверяет Кадзухе. Так, как не доверяет никому. И Кадзуха не даёт и шанса засомневаться в правильности выбора. Он гладит, целует в макушку и постоянно напоминает о том, что никуда не уйдёт. Тихий голос действует как колыбельная, но Альберих и не думает засыпать. Все эмоции, все слёзы, что он подавлял годами, идут наружу и это явно затянется надолго. Он ненавидит себя за слабость, за то, что не выдержал, но такие мысли быстро проходят с каждыми последующими словами Кадзухи. — Умничка. Поплачь, станет получше. Веришь мне? Он не может не верить. Он не может не доверять каждому слову своего друга, не может перестать обнимать его и плакать ему в плечо. Ощущение, будто сердце внутри в очередной раз разрывается на тысячу кусков. Кэйа даже не замечает, как они меняют положение и укладываются на кровать, не переставая обниматься. Спустя долгих полчаса слёз уже не остается и всё, что он делает — это шмыгает с перерывами, дрожа всем телом. Он больше не боится показаться слабаком. Не перед тем, кто всё это время так крепко обнимал и даже не попытался успокоить его, а дал возможность выплакать всё, что накопилось за это время. Голос дрожит жутко, но Кэйа понимает, что нужно объясниться. — Я… Я встречался с Альбедо четыре года… — тихо начинает и чувствует, как замер Кадзуха, будто даже дышать перестал, — оказалось, что так думал только я. Он… Трахал другую девушку, пока говорил мне, что задержится на занятиях, понимаешь? Он сказал… Глубокий вдох. — Он сказал, что я не заслуживаю любви. Выдох. — Ну и пошел он нахер, правильно? — Каэдэхара поджимает губы, думая, что сказать. Ему нужно переварить эту информацию. Очень хорошенько так переварить. Но почему-то он слышит тихий смех. — Ты что, умеешь материться? — Кэйа смеётся, но быстро прекращает. — А как на таких не материться? — он выдыхает и задумывается — знаешь что? Полежи здесь минут десять, хорошо? Я не бросаю тебя, я хочу тебе кое-что купить. Договорились? Альберих думает несколько секунд и кивает. — Иди. — Лежи тут. Я быстро, туда и обратно. Кадзуха укрывает парня одеялом, целует в висок и быстро покидает квартиру, лишь накинув на себя куртку. Теперь становится ясно, почему Син Цю и Чайлд так не любили этого Альбедо, почему даже Дилюк хмурился при упоминании этого имени и почему Кэйа с каждым днём становился грустнее.***
— Кэйа, иди сюда. Парень поднимается с кровати и без сил плетётся на кухню. Последние пятнадцать минут он провёл в очередном самокопании и настроение опять ухудшилось. А Кадзуха хозяйничает на кухне, снова ставит чайник и достаёт из пакета торт. — Я хочу, чтобы ты загадал желание. Это ведь твой день рождения, так? Я не знаю, какой ты торт любишь, но, надеюсь, шоколадный подойдёт. Кэйа садится за стол, поджав губы и скрывает своё лицо ладонями. Ему стыдно показывать заплаканное лицо под светом люстры. Каэдэхара вставляет свечки в тортик, разливает чай по кружками слабо улыбается. — Давай, солнце, посмотри сюда. Стоит поджечь все восемнадцать свечек, как парень выключает свет на кухне, обнимает плечи именинника и негромко поёт ему на ухо. — С днём рождения тебя… Кэйа не сводит взгляда со свечек, думая над желанием. —...С днём рождения тебя… Что же загадать? Восемнадцать исполняется раз в жизни и это действительно повод, чтобы пожелать что-то очень особенное. Но мозг раскис после почти часовой истерики и думать совершенно отказывался. —...С днём рождения, милый Кэйа… "Пусть будет как будет" —...С днём рождения тебя! "Хочу быть счастливым. Вместе с Кадзухой." Под восторженные хлопки друга он всё же задувает все свечи и старается хоть как-то отвлечься мыслями от всего произошедшего. Последние три дня он находился в постоянном стрессе и сейчас даже такая маленькая радость всё равно вызывала слёзы. Но Кэйа их больше не прячет. Кэйа позволяет себе плакать, позволяет Кадзухе обнять себя и слушает его прекрасный, убаюкивающий голос. — Я желаю тебе, чтобы в твоей жизни больше не было таких идиотов. Они даже взгляда твоего не заслуживают. Ты прекрасный человек, Кэйа, ты умный, начитанный, общаться с тобой — одно удовольствие. Я никогда тебя не оставлю и всегда буду рядом, обещаю. Давай, поешь немного. Альберих наблюдает за тем, как парень нарезает торт на куски, но не на ровные: некоторые побольше, а другие совсем маленькие. И мысленно благодарит его за такое: обычный кусок он бы точно не смог съесть. — Кушай. Или мне тебя покормить? Кадзуха смеётся, а вот Кэйа, видимо, относится к этим словам серьёзно. — Давай. — Ну хорошо. Кормить парня с ложечки оказывается довольно забавно. И вот он уже съедает два куска торта, лишь на третьем мотает головой и показывает всем видом, что больше не влезет. Ну и ладно, главное, что покушал. — Спасибо. — Не за что, Кэйа. Пей чай и пойдём обратно. Я же вижу, ты устал. Останешься здесь на ночь, я не против. Альберих медленными глотками пьёт чай, думая о своём. Кадзуха за последний час сделал для него больше, чем Альбедо за пять лет, плюс, это всё мешалось с его чёртовой влюблённостью. Конечно, он останется на ночь, ведь это возможность поспать без кошмаров и побыть рядышком с тем, кого он так любит, немного подольше. Становилось тошно от собственных чувств. — Кстати, вот твой подарок. Я старался, честно. Кэйа глядит на коробку несколько секунд, после дрожащими руками открывает её и достаёт толстовку. Он вертит её в руках примерно минуту, рассматривая рисунки и впервые за эти дни на лице появляется радостная, спокойная улыбка, даже глаза блестят. — Ты сам рисовал? — Да, — Кадзуха прикусывает губу, надеясь, что подарок нравится и немного успокаивается, когда замечает положительную реакцию, — там ещё есть. Колечки всякие, конфеты… Кэйа так внимательно всё разглядывает, слабо улыбается, надевает толстовку, мерит кольца и даже пробует маленькую мармеладку в виде пиццы. Настроение слегка поднимается и Кадзуха улыбается в ответ, очень сильно этому радуясь. Неужели таки смог отвлечь? А сам Кэйа думает о том, что не зря пришёл сюда.***
— Это нормально, что я много разговариваю? — Меня это успокаивает. — Хорошо, — Кадзуха лежит на кровати, обнимая парня и смотрит в стену, размышляя — тебе интересно послушать про мою мечту детства? — Да. — Тогда слушай. Голос у Кэйи перестал так сильно дрожать и это радовало. Сейчас он просто молча обнимает, совсем успокоившись. Навязчивые мысли теперь были просто фоновым шумом. — Моя бабушка очень любила читать. За всю её жизнь она смогла собрать три огромных шкафа книг и всегда давала мне несколько, когда я уезжал от неё обратно домой. Именно она учила меня читать правильно. Моей мечтой было, чтобы в каждой книге был портал в этот мир. Я хотел побывать там, потрогать всё, лично познакомиться с героями и увидеть всё своими глазами. Я только недавно понял, что эти порталы были всегда, просто я их не видел, понимаешь? — Понимаю, — тихо соглашается Кэйа. — Когда моя бабушка умирала, она разрешила мне забрать все её книги. Я решил оставить их на месте. Иногда я возвращаюсь к ней домой, чтобы прочитать что-то, но полностью библиотеку не забирал. Да и ставить некуда. — Ты скучаешь? — Не так сильно, как раньше. Время идёт и это нормально, что кто-то уходит, — он гладит Кэйю по голове и выдыхает — да и теперь у меня есть ты. — Я… Я очень скучаю по своим родителям, — вдруг выдает парень. Воцаряется тишина, которую нарушают лишь спустя долгую минуту. — Моя мама очень любила читать. Она обожала "Маленького принца". Угадаешь, как её звали? — Роза? — Кадзуха не сводит взгляда с пятнышка на обоях, понимая, что сейчас они переходят на последнюю стадию доверия. Кэйа никогда не говорил о своих родителях. — Правильно, — Альберих грустно смеётся — она каждую неделю покупала мне новые книги. Она никогда не объясняла мне их смысл и давала возможность понять самому. Мои родители… Они очень любили меня. Я так и не смог смириться с тем, что их больше нет. Он всхлипывает, но не плачет, слёз не осталось. — Меня брали разные семьи и каждый раз возвращали обратно в детский дом. Знаешь, я даже не надеялся на то, что мой папа разрешит мне остаться дольше, чем на месяц, особенно видя, что Дилюку я не нравлюсь. Но… Они самая прекрасная семья, которую я мог только пожелать. Они не заменят мне моих маму и папу, но я очень счастлив. Я не мог просить о большем. Кадзуха крепко обнимает его и целует мягкие волосы. Теперь у Кэйи нет от него секретов. Кроме одного. Но даже он когда-нибудь раскроется. Кто знает, скоро ли? Это чёртово "я люблю тебя, Кэй" так и хочет вырваться из уст. Не сейчас, не надо, не после всего произошедшего. Кадзуха не сразу замечает, что его друг уснул. Хватка в один момент ослабилась, а дыхание выровнялось. Дилюк был прав: спать с кем-то в обнимку — лучший способ избавиться от кошмаров. Он даже не ворочается во сне, лишь иногда руки на чужой талии сжимаются чуть сильнее на несколько секунд и снова возвращаются в расслабленное положение. Он больше не думает ни о предательстве Альбедо, ни о собственных загонах. Кадзуха наблюдает за метелью в окне. Невероятно тихо и спокойно, слышится лишь сопение практически на самое ухо. Он тоже засыпает, убедившись, что всё хорошо. Тридцатое ноября. В этот день закончилась одна история и началась новая — совсем другая. "Наша" история. История Кэйи и Кадзухи. Потому что он дал обещание, что всегда будет рядом.