Общага "Бродячих"

На этаже было тихо. И Хан бы не придал бы этому особого значения, может быть, даже порадовался, что хотя бы сегодня он сможет в тишине закончить домашку. Если бы не одно «но». Хенджин сказал, что сегодня случится что-то плохое. Если судить по стоящим в прекрасных глазах слезам и бешено колотящемуся сердцу, которое, кажется, легко можно было услышать и без суперслуха, то это было еще мягко сказано. Джисону потребовались целая ночь и самые крепкие объятья, чтобы успокоить Хвана хоть немного и дать ему поспать пару часов до начала занятий. Огненные сны тревожили ведьму не так часто, но всегда были точны и разрушительны. Джинни рассказывал, что видения совсем размытые и неясные, но он чувствует, насколько все будет плохо, испытывая при этом настоящую физическую боль, будто кто-то голыми руками ломает ему грудную клетку и пытается добраться до самой души. В прошлый раз после одного из таких снов Феликс лишился зрения на две недели. Вся стая была в ужасе, и никто из них не отходил от вампира дольше, чем на три минуты. Ли ненавидел тьму, несмотря на то, что был ее порождением, оставить его с ней один на один они не могли. Потому было страшно представить, что случится в этот раз. Чувство тревоги усилилось, когда Джисон заглянул на кухню и не нашел там никого. Он знал, что, как минимум, Йенни с Хенджином уже должны были быть дома, так как их пары заканчиваются раньше. И обычно они включают на фоне какую-нибудь дораму и проказничают у плиты, Чонин помогает старшему с зельями, а тот угощает лиса всякими вкусными ингредиентами, которые остаются после. И, поскольку Хван ожидал чего-то плохого, он бы постарался как можно быстрее попасть домой и убедиться, что со всеми членами его семьи все в порядке. Но сейчас на кухне нет ни следа пребывания монстров, телевизор выключен, стоящая тишина оглушает. Хан душит в себе панику и заглядывает в каждую комнату, мысленно уговаривая себя не нагнетать. Они ведь могли устать за сегодня и пойти полежать где-нибудь, верно? С каждой новой дверью дрожь, охватившая все тело, только усиливается. В голову лезут худшие сценарии, парень ненавидит себя за свое воображение, которое подкидывает ему одну страшную картину за другой, заставляя руки дрожать. Парень чувствует, как его сердце замирает, когда он тянется к дверной ручке в комнату Чана и слышит тихий всхлип. Он, не думая совершенно, врывается внутрь и замирает. Не верит в то, что происходит в комнате. Но неверие почти мгновенно сменяется абсолютной яростью, когда Хан слышит очередной тихий всхлип и смотрит на сжавшегося в углу Чонина, прижимающего к себе руку, вывернутую под неестественным углом. В глазах младшего столько животного страха, столько паники, что сердце обливается кровью, Джисон даже не сразу обращает внимание на других. В голове пульсирует пугающая своей жестокостью мысль, болью отзываясь в висках. Краем глаза он замечает Чанбина и Хенджина в другом углу, но проверить их состояние он не успевает. — Джисон-и, а вот и ты, — ласково пропел голос, от которого мурашки бегут по спине. Хан предпочел бы никогда не слышать его, не видеть и вообще забыть о существовании обладателя этого мерзкого голоса. Он медленно поворачивается к чудовищу, которого предпочел бы видеть обезглавленным. Чтобы убить цербера, достаточно смазать серебряный клинок смесью из крови мавки, ведьминского праха и крыльев пикси. Следует обездвижить монстра, используя «нити мойр», зафиксировать руки и ноги, не давая укусить себя. Церберы — живучие, поэтому можно отрезать им конечность за конечностью, не боясь, что тварь умрет от потери крови. Клыки цербера полезны в изготовлении противоведьм- — Мы так давно с тобой не виделись, даже не обнимешь меня? Мерзкий голос вырывает из воспоминаний. Уджин улыбается, а в глазах его Хан видит такую же всепоглощающую ненависть, которую, он уверен, можно заметить и в его собственных. Радует, что у них по-прежнему все взаимно. — Отпусти его, ублюдок, — голос Джисона дрожит от сдерживаемой злости, глаза опасно щурятся. Чонин удивленно поскуливает из угла, вероятно, уловив всю ярость Хана, которую он впервые даже не пытается сдерживать. Уджин наигранно хмурится, будто не понимая, о чем говорит парень, опускает взгляд на стоящего на коленях вожака и весело хмыкает, сильнее стискивая пальцами чужую челюсть. Хан дергается, но после с силой заставляет себя остаться на месте. Поспешные действия не приведут ни к чему хорошему. — Я просто проверяю, все ли зажило у моего милого Чанни. В прошлый раз было так много крови, я переживал, — Ким говорит с нежностью, но ничего, кроме озлобленности и ненависти, в его словах Хан не слышит. Пропитанная ложью фраза иглами впивается в сердце. Криса трясет, когда Уджин лезет ему пальцами в рот, невесомо проходя по острым зубам. Он дрожит всем телом, в глазах у него стоят слезы. Видеть своего вожака таким Хан не может. Перед глазами всплывает образ маленького Чана, который сжимал в руках свой кулон и много плакал, умолял спасти его семью. Старые воспоминания стриггерили Джисона, но он быстро подавил все эмоции, заблокировав их ото всех за несколько секунд. — Чанбин, — Джисон не сводит взгляда с противника, говорит жестко и холодно, давая старшему понять, что его нужно слушать внимательно. — Уведи всех отсюда. — Чанбин, сидеть. Со, начавший подниматься, резко замирает, а после послушно садится обратно, вновь пряча Хенджина за свою спину. Хван жмется к нему, зажмурившись, старается не смотреть никуда. Джисон видит страдания и страх, вперемешку со злобой от собственного бессилия в глазах Бинни. Блядский голос. — Зачем ты вернулся? — понимая, что вывести парней из комнаты не получится, Джисон меняет тактику. В отличие от остальных, он может спокойно передвигаться по комнате, чем и пользуется, первым делом подходя к младшему. Безумно хочет подойти к тому ублюдку и хорошенько врезать ему, но тогда сработают инстинкты не только у Чана, но и у остальной семьи. Защищать истинную пару своего вожака — одна из главных задач стаи, и если в прошлый раз Джисону удалось обойтись без серьезных повреждений, то в этот рядом нет никого постороннего, кто смог бы помочь. Одному против четырех ему не выстоять. — Я соскучился по своей паре, — мурлычет Уджин, потрепав по волосам все еще стоящего на коленях Бана. Альфа сжимается от этого касания, скулит, а Хан мечтает отрубить мудаку его мерзкую руку, чтобы он никогда не смел прикасаться к Крису. — В отличие от тебя, я полноправный член этой стаи, могу себе позволить прийти и со всеми повидаться. От того, что все молчат, Джисону становится больно. Он понимает, что стая не может сейчас сказать и слово в противовес церберу, но это все равно резко проходит ножом по его сердцу. Ублюдок знает, на что давить, чтобы увидеть в лице напротив страдания. Знает, как Хану невыносимо тяжело от мыслей, что членом стаи он является лишь формально, на словах, без настоящей связи. Знает, каким брошенным может чувствовать себя парень, из раза в раз сталкиваясь с пониманием, что он лишний. Но кое-что хорошее в этом все же есть. Заткнув собственные чувства, Джисон присаживается на корточки перед лисом, стараясь не поворачиваться к Киму спиной, и мягко берет его больную руку в свои, стараясь не сильно ее тревожить. Чонина нужно было успокоить, проверить его руку и удостовериться, что регенерация лиса работает. Парень поглаживает младшего, молчаливо обещая разобраться со всем. — Мы оба знаем, что по собственному желанию ты бы не пришел, — Хан не может выпускать цербера из поля зрения, но он также не может смотреть на своего лидера в таком состоянии. Вся сила покинула его, он выглядел почти прозрачным, скуля как новообращенный щенок, мечтающий о ласке, но знающий, что никогда ее не получит. Совсем как тогда, в далеком прошлом, когда Ханни впервые увидел своего будущего вожака, старшего брата, одного из самых близких ему людей. Смотреть на это было больно, а знать, что совсем скоро Чан будет ненавидеть себя за собственную беспомощность — еще больнее. — Скажи, что тебе нужно, и уходи. Чонин всхлипывает. Джисон сканирует взглядом его опухшую руку и поджимает губы. Явный перелом, и парень надеется, что Киму хватило совести хотя бы не раздробить младшему кость. Заживать будет долго, даже с лисьей регенерацией и всеми заживляющими мазями Хенджина. Блядский Уджин. — Старшие послали узнать, не отрасли ли у Чанни новые клыки, и, в случае чего, убедиться, что наш маленький альфа не поставит никому метку, — цербер заканчивает осмотр клыков и вытирает перепачканные слюной пальцы о крисову щеку, довольный тем, что в красных глазах того не видно и капли осмысленности. — И я рад, что они действительно не отросли. Снова вырывать ему их было бы так утомительно. То, с каким ленивым безразличием говорил оборотень, выбесило Джисона просто мгновенно. Момент, когда Чану впервые вырывали клыки — один из самых ярких кошмаров, которые с отвратительной частотой снились Хану снова и снова. Он помнил все в мельчайших подробностях, помнил каждый отчаянный всхлип, каждую каплю крови, каждую слезу. Помнил содрогающееся в рыданиях тело, помнил собственный крик и беспомощность. Помнил, как обнимал семнадцатилетнего сломленного волка и вымаливал прощение. Хан резко вскочил на ноги, разворачиваясь к церберу всем корпусом и только мгновенно подскочивший оттого, что учуял в воздухе жажду убийства, Чанбин остановил парня от того, чтобы зарядить уебку ногой в живот. Ким даже не дернулся. Улыбнулся довольной змеюкой, склонил голову к плечу. — Не совершай необдуманных поступков. Ты же не хочешь, чтобы они все жалели о том, что загрызли своего любимого Ханни. Чан себе этого точно не простит. Уджин отпихнул от себя несопротивляющегося альфу, с каждым словом подходя к Хану все ближе и ближе, упиваясь чужим бессилием и собственным превосходством. Никто не посмеет его тронуть, никто не сможет даже двинуться против его воли, никто не поможет жалкому Джисону, потому что Уджин является парой одного из сильнейших вожаков четвертого поколения. Этот парень — только пыль под его ногами, раздражающая помеха, которая в прошлый раз выжила только потому, что Уен с Саном влезли не в свое дело. Но в этот раз здесь нет никого, кто помешал бы ему показать Хану, что ему не место в этой стае. — Иди нахуй, — выплевывает Джисон и, дождавшись удачного момента, со всей силы бьет бейсбольной битой цербера прямо в висок, мысленно благодаря всех известных ему богов за то, что их младшенький такой умный и догадливый. Ему даже не нужно было ничего объяснять, Чонин и сам все понял, когда в самом начале старший бросил выразительный взгляд на валяющуюся в углу биту, а после отвлек внимание Кима на Чанбина. Руку простреливает болью, когда со спины в него острыми клыками впивается Ян, инстинктивно кидаясь защищать пару своего вожака. Чан рывком поднимается на ноги, рычит, сверкает красными глазами, но его вовремя ловят под руку Хенджин и Чанбин, удерживая на месте. Голос перестал на них действовать в момент, когда Уджин мешком свалился на пол, отключившись — Джисон всегда бил сильно, а нацарапанные лисом руны на бите помогли. Не будь Ханни сейчас так больно, он бы обязательно похвалил бы младшенького за сообразительность. — Все хорошо, Чанни, — Хван прикладывал все усилия, чтобы не дать альфе вырваться, шепчет заклинания успокоения вперемешку с просьбами расслабиться, в то время как Чанбин только помогает его удерживать, не поднимая взгляд на Хана. Им повезло, что на ведьм связь действует не так сильно, как на оборотней, и что Хенджин быстро сумел среагировать, сковав заклинанием Со в момент, когда Джисон только замахивался для удара. Не сделай Хван этого, все могло закончиться еще печальнее. — Йенни, уже можно отпустить, — Сони смеется, легонько похлопав молодого лиса по голове, не замечая, как янтарные глаза сначала принимают свой обычный вид, а после наполняются слезами и сожалением. Чонин резко разжимает челюсть и отскакивает от старшего. Джисон улыбается ободряюще, пытаясь показать, что все в порядке, мысленно морщась от боли и того, как неприятно ткань прилипает к укусу. — Прости, — всхлипывает Ян, не в силах перестать наблюдать за тем, как белая ткань окрашивается в красный. Комната наполняется запахом крови, усталостью и лисьим сожалением. Первое, кажется, отрезвляет Чана, а может, это заклинания Хвана наконец подействовали, не важно. Главное, что вожак возвращается в норму, а ненавистный им всем ублюдок валяется в отключке. Хану бы хотелось, чтобы вся эта кровь под головой Кима значила, что он помер, но, увы, цербера можно убить только определенным способом. — Я попрошу Хонджуна связаться со Старшими, пусть пришлют кого-нибудь забрать его, — Джисон понимает, что стае нужно время, чтобы прийти в себя, потому кивает сам себе и уходит раньше, чем кто-то успеет его остановить. Ему тоже следует немного остыть — сказанные Кимом слова все еще причиняли тупую боль. Когда он возвращается на их этаж, Уджин уже лежит прямо на полу в коридоре, и Хан не может сдержаться, чтобы не пнуть его хотя бы еще раз. Ублюдок помотал ему нервы. Джисон боится представить, в каком состоянии сейчас сидит Чан. Хотелось тут же кинуться к старшему, обнять его крепко, самому убедиться, что он в порядке. Но. Парень минут десять назад вырубил его пару прямо у него на глазах, внутренний зверь Бана скорее всего в бешенстве. За такое в нормальной стае его бы уже если не загрызли, то выгнали бы точно. Истинные пары — это что-то на грани священного союза, они встречаются так же редко, как и золотые драконы, потому даже Старшие делают все возможное, чтобы защитить их. Хан, если честно, так и не понял почему, ему никто не объяснял, а после того, как узнал, что истинная пара может быть тем еще мудаком, предпочел не лезть в это. Защищать он будет только свою семью, а Уджин в нее не входит, уж точно не для Джисона. Пока Ханни стоял на кухне и обдумывал, куда они в прошлый раз дели аптечку, к нему подкрались из-за спины и крепко обняли, стараясь не тревожить раненную руку. Парень, будучи все еще немного на взводе из-за произошедшего и возможного пробуждения Кима, окаменел, но после уловил знакомый запах трав, магии и красок. Хенджин. Улыбка сама против воли растянулась на губах, тело расслабилось полностью. — Его забрали, — тихо говорит Хван, не в силах произнести чужое имя вслух. Хан понимает и кивает. Что ж, хоть одна хорошая новость за этот день. — Твой сон был про это? — спрашивает Джисон, прижимаясь спиной к чужой груди чуть крепче, эмоционально подпитываясь теплом, исходящим от его парня. — Похоже на то. — Тогда нам повезло, что никто не пострадал. Хан облегченно прикрывает глаза, понимая, что ничего непоправимого не случилось. Рука Чонина заживет за пару дней, Джисон поговорил с Сонхва, и тот поделится заживляющей мазью, которая улучшает регенерацию лисов, так что, возможно, уже к завтрашнему вечеру младший будет полностью здоров. Чану нужно будет больше времени, он всегда тяжело переносит встречи с Уджином, но он сильный лидер и точно справится, тем более рядом будет стая, которая ему поможет. Все сложилось лучше, чем Ханни ожидал, так почему руки на его талии сжались так сильно? — Ты пострадал, — у Джисона мурашки оттого, насколько злой у Хенджина тон. Ох. — Это просто укус, Джинни, — успокаивающе поглаживая парня, проговаривает Хан с легкой улыбкой. Ему не ясна причина злости Хвана, Чонин ведь кусал его не специально, малыш действовал лишь на инстинктах. Им повезло, что Ян сумел сдержать своего лиса, иначе Хан легко мог лишиться руки, так что это лишь очередной повод гордиться их младшеньким. Надо, кстати, не забыть, похвалить его за сообразительность и, на всякий случай, еще немного поднатаскать по рунам. Те, что он нацарапал, могли и не сработать, им повезло по чистой случайности. — У тебя нет регенерации, Ханни, — понимая, что до парня не дойдет, начал объяснять Хенджин, напряженно выдыхая. — И мои зелья на тебя не подействуют. — Именно поэтому у нас есть целая аптечка, малыш. — Укус слишком глубокий, он будет долго заживать. И у тебя останется шрам. — Шрамы украшают мужчин, ты же в курсе. — Джисон. Хан дергается от того, как серьезно и устало прозвучало его собственное имя. Он разворачивается в чужих руках и смотрит в невыносимо прекрасное лицо своего парня, на котором сейчас отражается столько непонятной печали. — Почему тебе так на себя наплевать? Джисон хмурится, не понимая, о чем говорит старший. Конечно, ему на себя не плевать. Но ведь не случилось ничего серьезного, верно? Джинни видел остальные его шрамы, знает, что Ханни к ним относится совершенно спокойно, не переживая и не ненавидя собственное тело. Тем более, укус кумихо ни в какое сравнение не идет с той болью, что он испытывал раньше, так что Джи действительно не видит в этом проблемы. Хенджин вздыхает, не в силах больше читать непонимание в глазах напротив. Джисон удивленно вскидывает брови, и Хван вздыхает еще раз. — Ты такой придурок, не могу поверить, что влюблен в тебя так сильно. — Эй! — в шутку возмущенно восклицает Ханни, но быстро затихает, когда старший упирается своим лбом в его. — Чанбин собирается прочитать тебе целую лекцию о том, что тебе нужно заботиться о себе лучше, и, если тебе интересно, мы все его в этом поддерживаем, — поджимает губы Хенджин, прикрывая глаза, — а сейчас бери свою чертову аптечку, и пойдем лечить тебя, пока запах крови не пропитал всю общагу. Феликсу будет тяжко, когда они вернутся домой. — А ты наденешь костюм медсестрички? — игриво закусив губу, томным голосом спрашивает Джисон, за что получает слабый щелбан полбу. Справедливо. Они все вымотались для шуток, но Ханни не мог не. Когда они входят в комнату Джисона, парень не ожидает там увидеть остальных. Чан сидел на полу возле кровати, Чанбин неловко стоял возле шкафа с книгами, а Чонин забрался на свое любимое кресло с ногами и уткнулся подбородком в колени. Все трое выглядели до чертиков виноватыми, и это нервировало. Их вины здесь нет абсолютно, Уджин был главной причиной всех бед. — Ханни, — начинает Со, увидев, как парни входят в комнату, но замирает, когда видит, что белый рукав рубашки почти полностью окрасился в красный. Чонин это тоже замечает, всхлипывает тихо и смотрит так жалостливо, словно Хан через секунду умрет. — Джинни предупреждал меня о лекции, но я не думал, что она будет так скоро, — отшучивается Джисон неловко, за что получает очередной подзатыльник от стоящего рядом Хвана. Ладно-ладно, придется вырубить клоуна, потому что в этот раз все слишком мрачно. — Садись сюда, я помогу тебе с рукой, — Чанбин берет все в свои руки, кивая головой в сторону кровати. Ханни не против, у Со всегда получалось лучше справляться с лечением. Он послушно присаживается на кровать, передавая альфе аптечку. Напряжение в комнате можно было резать ножом. — Ладно, пока это не скатилось еще в больший депрессняк, — начал Джисон бодро, но быстро прикусил язык, когда оборотень попытался аккуратно снять рубашку с младшего. Было больно. — Никто не умер, все закончилось хорошо. Он чуть не ляпнул про клыки Чана, но это бы точно не помогло разрядить обстановку. Впрочем, кажется, его слова все равно не особо действуют на стаю. Эти сверхъестественные существа такие чувствительные, ужасно. Так, значит, пытаемся дальше. — Йенна, ты хорошо справился. Быстро понял, что я от тебя хотел, в стрессовой ситуации вспомнил правильные руны, я прямо горжусь тобой, — лис качает головой на его слова, прячет глаза и вновь всхлипывает. — Эй, я вообще-то хвалю тебя, ты должен хотя бы взглянуть на своего хена! Чонин послушно поднимает голову и сталкивается с бесконечной теплотой в чужих глазах. Джисон говорит искренне, он правда не злится и считает, что то, что сделал кумихо — хорошая работа. Но он не понимает, что от этого молодому лису только хуже. Его старший со всей искренностью заботится о нем, всегда помогал и никогда серьезно не ругался, а Ян сделал с ним такое. Да, укус не опасен, он не ядовит и не настолько глубокий, насколько мог быть. Но это не значит, что ближайшие недели Джисон не будет ходить, постоянно морщась от боли, как он делает это сейчас. Хенджин видит состояние Чонина и подходит ближе, позволяет уткнуться носом себе в живот, мягко треплет по волосам. Шепчет ему нечто успокаивающее, что Джисон не может расслышать из-за шума в ушах, который настигает его, когда Чанбин принимается обрабатывать рану. — Больше никогда так не делай, — Крис впервые подает голос, и, несмотря на то, что он был тихим, все присутствующие могли слышать каждое слово своего вожака. Альфа, оказывается, подполз немного ближе, и теперь мог уткнуться лбом в колени младшего, одновременно успокаиваясь, вдыхая родной запах и пряча глаза, полные вины и сожаления. — В следующий раз, когда… В следующий раз просто развернись и уйди. Это не то, что кто-либо из них ожидал услышать. Да, возможно, каждый из монстров думал об этом, но ни за что бы не рискнул сказать вслух, зная характер Сони и то, как чувствителен он к этой теме. На краткий миг в комнате воцарилась тишина. Это был тихий, но строгий приказ от их лидера, которого никто не мог ослушаться. Никто, скованный связью и как хорошо, что Джисон не в их числе. Хоть какие-то плюсы от этого. — Пошел ты к черту, Чан, — Хан с трудом сдерживает раздражение, обжигающее изнутри, и только руки Бинни на его плечах не дают парню скинуть с себя голову вожака и вскочить на ноги. Он зол, и это оправданно, потому сейчас Джисон не собирается контролировать свой тон. — Если ты думаешь, что я хоть когда-либо брошу кого-нибудь из вас, то просто иди нахуй. — Сони… — Мы знакомы с тобой пять лет, а ты так и не понял, что я за человек? Обида скользит в голосе, в голове всплывают слова Уджина. Хан знает, что его любят. Знает, что в нем нуждаются так же, как он сам нуждается в этой семье. Чан пожертвовал ради него многим, сомневаться в его искренности было глупо и неправильно. Но сейчас, слыша о том, что Бан думает, будто Джисон способен просто развернуться и уйти, когда какой-то ублюдок делает больно близким его людям, разрывает парня на куски, заставляет думать, что они не воспринимают всерьез его любовь и преданность. — Ты бы смог уйти, окажись на пороге мои родители? — молчание в ответ было куда красноречивее слов, потому Хан продолжил, постепенно успокаиваясь от несмелых поглаживаний Чанбина. Старший не вмешивается, лишь молчаливо показывает, что, что бы там себе Сони не надумал, все не так. Это правда помогает унять раздражение, чужой голос в голове затихает сильнее с каждым касанием. — Мне плевать на всю эту магическую «связь», потому что даже без нее я все еще член этой стаи. Вы, блять, моя семья, и я никогда не смогу оставить вас. Неважно, сколько раз ты попросишь меня об этом, потому что я не твой щенок и слушаться не обязан. — Как будто ты слушался бы, поставь я на тебе метку, — Кристофер тихо бубнит, признавая свое поражение. Он снова опускает голову на чужие колени, ластится под теплые руки, что зарываются в его волосы, мягко перебирают прядки. — Я боюсь за тебя. Хан понимает, о чем альфа говорит. Тот боится не того, что Уджин может как-то навредить. Бана до трясучки доводит мысль, что навредить Джисону может он сам. Инстинкт доминантного альфы всем естеством требует защищать свою истинную пару, в этот момент волк не думает ни о чем, кроме как устранить любую опасность, угрожающую паре. Тоже самое и с остальными членами стаи, связь требует оберегать партнера вожака. Никто из них не контролирует себя в этот момент. В этот раз Ханни повезло отделаться не настолько серьезными ранами, но никто не знает, повезет ли тому в следующий раз, который определенно настанет, потому как весь мир монстров нацелен на то, чтобы сохранить связь истинных. — Не переоценивай себя, — Джисон хмыкает, слабо дергая лидера за прядки, а после морщится, когда Чанбин молча возвращается к обработке чужой раны. — Ты знаешь, что я могу без проблем надрать тебе зад. Джисон, безусловно, может. Он слишком хорошо обучен, знает каждую слабость оборотней, а за несколько лет вместе парень выучил и все слабости Чана. Хан, скорее всего, сможет справиться с любым из стаи, если доберется до своей заначки с оружием и амулетами. Но это не значит, что он сделает это. Парень слишком любит их, слишком боится навредить. В отличие от скованных связью монстров, он будет сдерживаться, бить вполсилы. Если вообще будет. А остальные, придя в себя, никогда не смогут простить себя за то, что причинили боль их милому Ханни. Чонин, вон, до сих пор смотрит побитым щенком, прижимается к Хенджину и все ждет, что его отругают. Джисон не может чувствовать запах чужих эмоций, но он почти физически ощущает, как младшему больно от отвратительного чувства вины. — Просто в следующий раз думай чуть больше о себе, а не о нас, — прерывает тишину тихий голос Чанбина, наполненный печалью. Джисону хочется закатить глаза и начать спорить, но он слишком вымотан сегодняшним днем, так что роняет тихое «хорошо». Судя по тяжелому вздоху Хенджина, никто ему верить не собирается. — А теперь, раз уж мы все решили, я требую свою порцию объятий от вас всех, — Хан говорит это раньше, чем кто-либо из парней решит продолжить неприятную для него тему. Чанбин фыркает, раскусив его, но послушно молчит, заканчивая перевязывать рану. Оборотень оставляет невесомый поцелуй совсем рядом с повязкой, все еще чувствуя вину за то, что он не в силах защитить младшего. Ведьма заставляет Чонина встать, тянет за собой, ведет к сидящим на кровати парням. Лис не сопротивляется, послушно ступает за старшим, позволяет уложить себя на большую кровать, но, когда Джисон ложится рядом, Ян отскакивает, как ошпаренный, и, если бы не стоящий за его спиной Хенджин, он бы улетел прямо на пол. В глазах кумихо ужас и полное недоверие к себе. Будто он все еще способен причинить Хану боль. — О боже, — Джи закатывает глаза и хватает младшего здоровой рукой, с силой утягивая к себе и заставляя прижаться к нему. — Завтра я возьму ключи от спортзала у Вонхо и отпинаю вас четверых на ринге, потому что вы, кажется, стали забывать о том, что я сделан не из стекла. Голос его строгий, но в нем скрыто столько нежности, что лис сдается и утыкается парню носом в ключицу, разрыдавшись, как маленький ребенок. Ханни улыбается, дает тому выплакаться, выплеснуть все эмоции. Хенджин обнимает Нинни со спины, переплетает с Джисоном пальцы. — Если Сынмин узнает, что Чонин плакал, мы все будем мертвы, — шепчет Со, пытаясь разрядить обстановку и помогая обессиленному вожаку подняться с пола и пихая его к Хану. Джи на его слова хихикает, пытаясь лечь так, чтобы не сильно тревожить место укуса. Чан, подавив в себе порыв жалобно заскулить, прижимается грудью к чужой спине, обхватывая руками обоих младших, поглаживает кумихо по рукам, дает понять, что все в порядке, что он чувствует то же самое, что Ян не один. Это, к счастью помогает, лис всхлипывает значительно меньше, успокаиваясь в теплых объятьях своих старших. Чанбин накрывает троицу одеялом, задергивает плотные шторы так, чтобы солнечный свет не проникал в комнату. Они правда все устали и было бы неплохо, поспи парни хоть немного. Все равно режим сна у них давно нарушен, так что никто особо не переживает, что может уснуть, когда на улице еще даже не вечер. Убедившись, что всем комфортно и ничего им не помешает, Со отправляет сообщение в общий чат, предупреждая, чтобы остальные, вернувшись, не сильно шумели, после чего заползает под одеяло, укладываясь у Чана за спиной. Джисон слушает, как успокаивается Чонин, постепенно засыпая, как рука Хенджина в его собственной медленно ослабевает, как Чанбин начинает тихо посапывать. И грудь затапливает бесконечная нежность. Он правда так сильно любит этих парней, и знание, что они любят его ничуть не меньше, заставляет что-то внутри приятно сжиматься, разливая тепло по всему телу. Через какое-то время монстры окончательно засыпают. Все, кроме вожака. Тот кладет руки на живот Джисона, сжимает объятья чуть крепче, осыпает чужое раненное плечо поцелуями. Хан чувствует, как ворот его футболки намокает от чужих слез и безумно хочет развернуться в руках лидера, взглянуть ему в глаза, уверить, что все хорошо и они оба в порядке. Но Крис машет головой, не отрывая губ от нежной кожи. Тогда Хан принимается поглаживать руки на своем животе, как совсем недавно делал сам вожак с Чонином. Он молча дает понять то, что сейчас не может выразить словами, и Чан начинает плакать сильнее. — Моя вторая жизнь началась в тот момент, когда ты протянул мне руку, сказав, что поможешь выбраться из того ада, — хрипло шепчет он, слишком подавленный, чтобы продолжать держать маску сильного лидера, — ты спас меня в тот день, и ты так безумно важен для меня, Сони. Все, что у меня сейчас есть, я обрел только благодаря тебе. И мне так эгоистично больно, когда я понимаю, что не могу тебя защитить. Я бесполезный вожак, бесполезный друг. — Хен, — Джисон каменеет, пораженный тем, что его умный лидер прямо сейчас несет такой откровенный бред. — Мы здесь, потому что ты был самым лучшим другом, а после стал самым лучшим вожаком. Ты говоришь, что я спас тебя, но на самом деле мы спасли друг друга. Мне страшно представить, как бы сложилась моя жизнь, не появись ты в ней, не позови ты меня с собой. До этого момента ты только и делал, что защищал меня, ставя в приоритет. И я никогда не жалел и не буду жалеть о том, что мы встретились с тобой. Кристофер всегда прислушивается к словам младшего, но в этот раз, кажется, не сработало. Каждый из них остался при своем мнении, и пройдет еще много ночей, прежде чем Чан решится поверить в то, что Хан не был бы счастливее, не встреться они пять лет назад. А пока он может только продолжать сжимать Джисона в своих объятьях, покрывать нежную кожу поцелуями и обещать самому себе стать сильнее.