сборник драбблов по stray kids

Проигрыватель — любезный подарок папеньки на семнадцатый день рождения — приятно потрескивает на рыжей лакированной столешнице по левую руку от кресла, устроившись на накрахмаленной кружевной салфетке. Здесь же стоит блюдце, а на нём чашка с прекрасным индийским чаем, пар свивается в полупрозрачные нежные завитки, ускользающие под потолок. Прекрасная музыка, теплая комната и восхитительный чай действует удивительно расслабляюще. Феликс, балуясь, чиркает пару раз колесиком привезенной из Германии зажигалки, выбивая суматошные искры. — Так забавно, — острый подбородок прочерчивает путь в сторону стены, а взгляд останавливается на одном единственном человеке. Суровые брови сдвинуты, кожа как у рабочего, плавящего металл, лоб рассекают глубокие морщины. Костюм дорог и хорошо выглажен, но это не прячет закаленного человека в обёртку крысы из канцелярии, наоборот, лишь подчеркивает то, что так усердно пытаются примять, притоптать, закрыть. Водянистые голубые глаза смотрят с извечным укором. — Твой любимый чай, жаль, что ты больше не пьёшь его. Феликс любит играть лицом. Мимика — его ятаган, а публика — напавшие на орду неразумные. Пухлые, вечно пляшущие в агонии немыслимых эмоций губы, миленький аккуратный нос — мама сначала сильно разочаровалась, когда увидела своего аккуратного нежного сына, а потом к ним в дом на приватный разговор зашёл чиновник и Феликс научился зарабатывать одним своим лицом. Он улыбался, опускал уголки губ вниз, подмигивал, сюсюкал, казался нежным и ассигнации появлялись в его карманах по щелчку. Только лицо и, иногда, разговоры, но это было куда сложнее. Утончённая внешность стала ключом к счастливой и интересной жизни. Бесконечные чиновники и лейтенанты, утихнувшая маменька и достаточное количество времени, чтобы размышлять. О, как этот юноша любит размышлять! Денно и нощно, за чашкой чая, под пуховым одеялом, прогуливаясь по людным улицам и пустырям — он всегда размышлял. Думал. Анализировал. Предугадывал, что уже было и что будет дальше. Заслуживает восхищения. Проигрыватель замолкает, законченная пластинка с балетом "Щелкунчик" замирает. Феликс целится сложенными в пистолет пальцами точно в лоб давно почившему мужчине с портрета. — Твоё последнее слово, чокнутый старик. Ну, давай же, — Ли щурит один глаз, целится в глазницу и стреляет. Комнату сотрясает ужасный грохот распахнутой двери, в проёме взмыленный как ездовая лошадь Хван Хёнджин — один из постоянных клиентов сеансов мимической пытки. Стройная фигура делает пару шагов до кресла, колени подламываются и растрепанная фигура в достаточно помятом виде падает вниз, обнимает ноги Феликса и мостится щекой на бедро. Обычно такие вольности непозволительны, но знать о том, что Хёнджин по уши влюблён и мучать его невозможностью сблизиться, так сладко на самом деле. — Что стряслось, Джинни? Тебе опять после беспорядочной пьянки снилась семейная жизнь со мной? — Хёнджин всхлипывает пока небольшие пальцы бродят в его пахнущих клюквенной настойкой и шоколадом волосах. — Я занят и не люблю, когда мешают. Через пару минут Хван затихает, дышит ровно и расслабляется. Встав, кладёт на столик помятый, немного влажный конверт с сургучной печатью родового герба и быстрым шагом уходит. — Пока, Джинни! — Феликс кричит вслед, наклоняя голову к плечу с аккуратной улыбкой. В конверте билеты на балет с подписью "для Вас и няни" и очередное признание в любви от почти что безумного пьяницы-художника Хвана. Всё это Феликс бережно достаёт из конверта, поглаживая пальцами дорогую мягкую бумагу. Он забавный, даже милый в некотором смысле. Но всё равно слишком прост. Феликс знает о нём очень много, может быть даже всё. И то, что его родители не смирились со смертью старшего сына на дуэли, поэтому позволяют Хёнджину вытворять всё, чего душа пожелает, и то, скольких любовниц и любовников он сменил, стараясь найти на него, Феликса, похожих. Пока что поиски оказались тщетными. Этот юноша как щенок — верный, милый и глуповатый. Мимическая пытка оказала на него неожиданное действие. Да, иногда люди влюблялись в Ли, писали стихи и письма, но в конце концов кончали с собой, не проходило и месяца, а этот парнишка держится на удивление долго. Интересно, сколько ещё до его конца? Феликс запускает винил по второму кругу. Матери тоже нравился раньше Чайковский. — Феликс, ты опять устроил сеанс медитации? Тебя ждут в редакции уже два часа, — из двери твердой поступью выходит сердитый Со. О нем Феликс не знает ничего — ни где тот учился, ни как зовут его собаку (а у такого человека просто обязана быть собака), ни историю его семьи. Лишь нейтральное "Со Чанбин, приехал с Урала. Больно душно там." — Господин Со, станцуйте со мной, — на губах Феликса чуть смущенная улыбка, глаза прикрыты, под веками прячутся остро заточенные колья. — Я так давно ни с кем не танцевал, вы бы знали, — юноша откидывается на спинку кресла в страдальческом жесте. Шея утопает в мягкой дорогой ткани и спина расслабляется, делая его нарочно успокоенно-податливым. Сосновые колья торчат под ресницами. Чанбин игнорирует, пишет что-то в своей книжечке, кидает взгляд поверх очков и снова пишет. Карамельная челка восхитительно блестит в свете люстры, щедро усеянной хрустальными слезинками. — Я не хореограф, а Ваш секретарь. Мне не нравится танцевать с мужчинами. — Нравится, — маленькая провокация. — Нет. — Неужели? В самом деле так, — в ответ Со лишь молча сжимает кожаный переплёт. Феликс встаёт с кресла, делает пару шагов и останавливается почти вплотную, меж ними не остаётся и полуметра. — Так уж и быть, я побуду на месте дамы, пусть вы и чуть ниже меня. Первые шаги аккуратные, на пробу. Ковролин прячет стук каблуков, съедает беспокойство и придаёт комнате уюта. В этот момент Чанбин немного приоткрывает дверь в голову своего... Господина? Начальника? Ну, на данный момент — партнёра по танцам. Их руки идеальны вместе, шаги всегда совпадают и нет никакой суматошной неуверенности. — Знаете, я ведь о вас совсем-совсем ничего не знаю, господин Со, — Феликс вздыхает, замедляясь. Музыка молкнет. Острый подбородок оказывается на широком плече, лицо прижато щекой вплотную к шее. От Чанбина пахнет порохом и сладким вином — так пахнут пираты в детских сказках. — Почему Вы зовёте меня господином? Я ведь ниже Вас по статусу, — почувствовав холодную кожу, прислонившуюся к нему, он замер, а после уложил и вторую руку на пояс Ли, чуть прижимая к себе. Феликс устало вздохнул. Они всегда пропускали такие вопросы друг друга. Молчание — это не святое неведение, это пытка для не знающего ответа человека.