сборник драбблов по stray kids

Это трудно. Жить с набухшим от весенних чувств сердцем, не умещающимся в клетке из рёбер, давящим на тугие кости и сочащимся печалью, трудно. Сынмин никогда не был хорош в любви. Сынмин никогда не любил так, как сейчас, поэтому складывалось впечатление будто он не любил вообще. Трудно, когда вы на разных концах города, но намного больнее, когда вы находитесь на расстоянии в множество миль и не имеете ни малейшей возможности встретиться. А вам нужно — до покалывания в ладонях нужно взять другого за лицо и посмотреть в глаза, и делать это так долго, пока время в этом мире не кончится. Вы не можете добраться друг до друга на метро или такси, у вас гигансткая разница во времени, от которой спасает только гибкий график и перевёрнутый режим — Сынмину пришлось повесить более плотные ночные шторы чтобы спать днём. И вам срочно нужно прикоснуться друг к другу. Каждое "спокойных снов" сопровождается теплом в щёках от сонной улыбки, каждая подколка нуждается в дурачествах после и шуточной потасовке, каждое "я люблю тебя, вау" прячется где-то на кромке губ несмелым шёпотом. Это тяжело. Безумно тяжело, и если бы Сынмин не любил так сильно, то не осилил бы тащить эту скалу. Благо, не один он хотел держать на себе эту тяжесть. Они познакомились в июле. Чанбин ошибся юзернеймом и прислал Сынмину фото своей настенной полки, причём несколько раз и в разных ракурсах. Сынмин спустя три года после знакомства всё ещё задавался двумя вопросами — как он мог влюбиться в такого дурака и не влюбился ли он случайно в него в первый же день? "Bin: ты только дождись, зимой встретимся." День рождения в этом году был одним из худших — его торт, который заказал Чанбин на день рождения, привезли превратившимся в кремово-джемовое месиво с кусками измятой клубники. Истоптанное настроение сберегло лишь свидание по интернет-звонку, но даже во время него Сынмин был подавлен. Он скучал по тому, чего ещё даже не случилось и от этого было бы в пору плакать, но слёзы по Чанбину он позволял себе только в крайних случаях. Двадцать четвертого декабря Сынмин поднимался, шаркая подошвами по лестнице на свой законный четвёртый этаж, представляя как войдёт в пустую квартиру и ляжет спать. Это первый раз за три года, когда Чанбин сказал, что не сможет созвониться с ним. В груди что-то клокотало, раздувалось колючим воспалившимся комом и жгло, жгло, жгло яростью... Почему он до сих пор не приехал к Чанбину. Почему он не попытался. Почему он не... Секунда — и Сынмин почти спотыкается о сидящего на корточках у двери человека. Недоуменно поднимает брови, смотрит на номер квартиры — его. Через несколько секунд нервного удивления он обходит незнакомца, присаживаясь перед ним и робко протягивая руку к чужому плечу, чтобы легонько потрепать по плечу, разбудить и сообщить — "О, вы, наверное, ухажёр Сыльги? Она живёт этажом выше, вы ошиблись." Но даже не успев коснуться чужого плеча последующая реплика застревает у него в глотке, а тело замирает, потому что Чанбин поднимает голову, смаргивая дремоту. Он здесь. Настоящий. Пахнущий усталостью, парфюмом (который, между прочим, Сынмин очень удачно выглядел у него на полке и купил такой же, чтобы спрыскивать им свою подушку в особо грустные дни) и офисной бумагой. Сонный, с пластиковым контейнером клубники на коленях, в мятой одежде, с тёмно-синим чемоданом под боком. Он выглядел так по-дурацки в чёрных спортивках, розовой футболке и распахнутой дублёнке. Волосы топорщились в стороны намёком на помятые аэропортным сном кудряшки. Рука сама собой поменяла маршрут и неловко легла на немного шершавую из-за проступившей щетины щёку. — Дождался. Когда Чанбин поцеловал его через десяток секунд перезагрузки системы в его черепной коробке — после сна он всегда туго соображал — Сынмин осознал, что никогда и никого так не любил, как измятого перелётом Со Чанбина в тот момент, когда тот любовно врезался в его губы на лестничной площадке и почти повалил на пыльную плитку. Сынмин никогда и никого так не любил, как Чанбина прямо сейчас.