сборник драбблов по stray kids

Джисон потёр крошечную баночку с плещущимся внутри яблочным вином. Она была крохотной — чуть меньше пальца, — с пробочной крышкой с наконечником в форме сферы и опояском из хлопкового кружева. Под прилавком, на задних витринах и в коморке с запасами ютились её сестры — стеклянные бутылки, сосновые бочки и нержавеющие фляжки с яблочными, брусничными и смородными слезами. Над головой, прямо на потолочных балках, позвякивали на нитках серебристыми крылышками тонкие сонные бабочки. Они соприкасались носиками и усиками, перешептываясь и переговариваясь. Хан Джисон хлопнул винной колбой по столу, отгоняя трёх подползших изумрудных тараканов с малахитовыми панцирями на спинках. Они смущённо подрожали влажными лапками, скрываясь в коробке с подношениями на чай и затихли сонными стеклышками в своём картонном домике. Над пыльной дверью с витражным окошечком зазвенели тонкие трубки и колокольчики. «Новый гость, новая история, новая заплатка на душу», — спели медные язычки, сплетаясь в косы с ветром и затухая через минуту. Чужие ботинки с жестяными подковаными каблуками пробили дробный марш, вдавливая прямоугольники в мягкое сухое дерево пола, принужная прогнуться под собственной мощью. Льдистые звонкие глаза с посеребренными веками скользнули плоским боком атаманского кинжала по мешкам с зерном, прошагали по фоторамкам с седеющими голубыми травками, скакнули остриём по ящику со склянками, наполненными чужими сердцами. — Пачку гномьего пороха и горсть табаку, — незнакомец тряхнул серебристыми, рвано пострижеными волосами юного старца, ставя на прилавок жестянку с золотом. — Куда дорогу держишь, молодой путник? — Джисон мягко всплыл над прилавком, найдя на полу ещё одного зелену́шного ползунка и отправил в домик с подношениям к братьям-тараканам. — Как погода в Залесье? Пришелец не удивился осведомленности торгаша — лишь присел на прилавочный табурет, сколоченный из певучих березовых брусков, и отцепил от пояса бычьей шкуры, протянувшегося по животу, флягу. Из горла пахнуло спиртовой настойкой клюквы — багровая, словно кровь, капля скользнула по шее к вороту такой же как ремень рубахи и скрылась в нагруднике из серебряных мелких звеньев. Часы с кукушкой в правом углу лавки пробили третий час. — Война подходит к концу. Никто пока не знает, но Султана Восточной Пустоши больше нет, — он многозначительно смотрит на Хана, принявшегося за расфасовку чековых табличек в узком ящике. — Кровь старика всё-таки оказалась чёрной. — Собрал? — Хан Джисон, торгаш межмирья, отследил как чужой плоский рот стал кроткой зубастой улыбкой. Побарабанил пальцами по столешнице. — Эх, расстраиваешь меня, воин Серого Моря, — он посмотрел, как со старого приятеля медленно сползла отмершей змеиной шкурой тонкая грань наваждения и вместо плоского рта и мертвецких зрачков замерцали сапфировые глазницы и вишнёвые пьяные губы. Ли Феликс, наследник главенства рода Сероморских Легионеров оглянулся на запертую — и когда хозяин лавки только успел? — дверь и поставил на середину доски стола выуженный из-за пазухи кожаный бурдючок меньше ладони в длину, перевязаный позолоченной лентой. Хан Джисон принюхался, перехватывая чужие пальцы, на которых всё ещё сохранялся дух убитого владыки. Бурдюк уже исчез под прилавком, сменяясь коробкой пороха, табаком и новой трубкой вишневого дерева с вырезанным тотемом. Тотем был зажмурившимся лесным полугномом-друидом с короткими ногами. Вишневое дерево, вымоченное в вине на Кровавую Луну, отдавало зеленью там, где расцветала борода полугнома. Воин Феликс вздохнул, рассматривая новую игрушку. — Всегда знаешь как подкупить, — сапфиры поднялись к лицу Джисона, потихонько теряющего личину взрослого торговца. Волосы принялись свиваться в неравномерные колечки и перебиваться травяными косичками, на щеке выступило пятно, выжженое давным-давно в лагере беженцев железным прутом. Феликс улыбнулся ему. Они были знакомы уже несколько столетий — бессмертные, бессменные, безо́бразные, вечные юноши. И, хоть виделись нечасто, всегда знали, что встретятся снова. — Расскажи как убил Султана, — пальцы Джисона каким-то образом оказались на гладкой щеке с серыми пыльными веснушками под ресницами. — Расскажу, если сегодня будешь слушать только меня. Потом они много часов сидели перед камином: Феликс на кресле, с больными искалеченными путём ногами на холодной подушке, и Джисон на корточках, обнимающий за скрипучие синюшные колени без брони. Воин Серого Моря поведал о том, как хлюпала бесконечная чернючая кровь во рту и продырявленном кинжалом горле Султана, как плакала его лошадь на свободе, как пески кусали Феликса в скулы и локти за их убитого человеческого папашу. Феликс рассказывал про ледяную пещеру, про смертников у врат, про отсутствие воды в пути, а Джисон сосредоточенно помалкивал, уткнувшись в воспалённый синяк на коленной чашечке, и заговаривал уставшую от нелёгкой жизни кровь.