Purple Haze на пристани Сан-Джорджо Маджоре

      Фуго и Аббаккио довольно быстро добрались до злосчастного пляжа. Несколько человек все еще толпились у воды, любуясь наступающими сумерками. Обломки бетона были убраны муниципалитетом, и шумиха закончилась статьей в местной газете да пересудами пенсионерок. Впрочем, подобное не стоило даже внимания властей, да и если бы стоило, мафия бы быстро решила проблему деньгами. Фуго с любопытством наблюдал, как Аббаккио призвал Moody Blues и сказал стенду день и время битвы. Он появился с характерным звуком, напоминающим перемотку пленки, по табло на лбу побежали цифры, а сам Moody Blues хаотично задвигался, принимая форму недавнего врага. Леоне брезгливо отвернулся, чтобы не видеть ни свои неудачные выстрелы, ни попытку Фуго спасти положение. Самому Паннакотте тоже было неприятно наблюдать за этим, но подросток вздрогнул, когда откололся кусок платформы, придавивший Буччелатти, и в смятении прошептал: — Я не хотел этого… Как будто пытается вымолить прощение подобной исповедью. Даже выглядит жалко. «Случайно», «я не хотел этого» — хорошо знакомые Леоне слова. Но они перестают иметь вес, когда у твоих ног лежит мертвый напарник или раненый Бруно. Прихрамывая, враг двинулся в сторону дороги и пересек пляж. — Следуем за ним! — прокричал Аббаккио. — Фуго, заводи мопед! Противник наконец отозвал свой стенд и залез в машину. В свою очередь Паннакотта и Леоне забрались на Веспу, и тут же последовали за Moody Blues. После нескольких крюков по узким неаполитанским улочкам стенд привел их в промзону — враг выпрыгнул из автомобиля и отправился к мрачноватому зданию с тяжелыми звуконепроницаемыми дверьми, в обличии Moody Blues просочившись сквозь эти ворота. — Что это за место? — спросил Фуго, с недоверием глядя на двери. Возле входа стоял двухметровый амбал, выглядевший внушительно даже в сравнении с ростом Аббаккио, работавший, наверное, вышибалой. Над головой охранника висела табличка, подсвеченная неоном — «Малебольдже». Это вызвало у Аббаккио довольно приятные воспоминания, заставив продекламировать: — Luogo è in inferno detto Malebolge. Особый вертеп есть в Аду, зовется Малебольдже. Для того, чтобы впечатлить Фуго, требовалось что-то большее. — Божественная комедия, Ад, песнь восемнадцатая. Я тебя не стихи читать прошу, а сказать, куда мы приехали. — Ночной клуб, как я полагаю. Мрачноватое место, с дешевым алкоголем, именно в таких Аббаккио и любит зависать, догадывался Паннакотта. — Мы идем? — Подожди! — остановил Леоне мальчик. — Что, если это опасно? — Почему это может быть опасно? Не похоже, что наша цель знает, что мы собираемся наведаться к нему в гости. Возможно, он и сейчас тут, под кайфом или пьяный. — Тут слишком много гражданских для Purple Haze. — Так побьем его по старинке, кулаками и ногами, все равно он не сможет использовать SOAD. — Это слишком рискованно, Аббаккио. Нам все же лучше дождаться Буччелатти… — Ты серьезно? Мы почти у финиша, это просто глупо сдаваться сейчас! Мы должны найти нашего врага, все, что нам нужно сделать, это войти туда, допросить двух-трех человек, и выяснить, знает ли кто этого кретина. Это будет легко. Тем более, когда я работал копом, расследования были моим любимым времяпрепровождением. Фуго ехидно парировал: — Да ну? Разве твоими обязанностями не были посещения допросов и охрана камер? — Да что на тебя нашло? — вздернул бровь Леоне, с удивлением наблюдая резкую смену в настроении мальчишки. Паннакотта громко выдохнул. Нет, сейчас было не время для скандалов, стоило успокиться. До того, как Аббаккио понял, что к чему, и что действительно Фуго имел в виду, подросток решил перевести тему: — Но это же ночной клуб! Он, должно быть, полон извращенцев! Леоне рассмеялся в ответ: — Даже удивительно, как мало ты знаешь о жизни! — Да пошел ты! Они были совершенно неспособны работать сообща. Как люди, говорящие на разных языках, как кошка с собакой, постоянно непонимающие друг друга, и из-за этого злящиеся. Все это дерьмо выводило Леоне из себя — и брыкающийся Паннакотта с постоянными сменами настроения, и этот говнюк, ранивший Буччелатти, и импровизированный домашний арест. Пора было переходить к крайним мерам. — А знаешь, что, Фуго? — так и брызжа желчью, произнес он. — А ты прав, уже поздно, деткам пора в кроватку. Езжай домой, я вернусь чуть позже. Паннакотта чуть не подпрыгнул на месте, с ненавистью взглянув на Аббаккио — провокация сработала на отлично. — Ни речи об этом! Это была моя идея! — Да, но там-то ты мне только мешать будешь, и мы сразу привлечем к себе много ненужного внимания. Я думаю, они не каждый день наблюдают готов в компании четырнадцатилетних подростков. И это если охрана тебя пропустит! — на окончание тирады Леоне кинул многозначительный взгляд на вышибалу, торчащего у дверей. — О, он пропустит, не волнуйся, — угрожающе проворчал Фуго и решительно направился ко входу. — Я не позволю тебе одному разобраться с хозяином SOAD’а, чтобы потом без меня припереться к Буччелатти с лаврами победителя! Леоне хмыкнул и подтолкнул мальчишку ко входу, мол, ну попытайся. Тут даже вышибала не сдержал смешка: — Дите, тебе сколько лет-то? Но Фуго лишь нагло двинулся ближе. — Хочешь знать, сколько мне лет? Достаточно, чтобы дружить с Польпо. На лице охранника отразилось изумление и чуть не выступил пот, он подозрительно взглянул на Аббаккио, но все же отодвинулся, пропуская этих двоих. — И ни слова о нашем присутствии здесь, — Паннакотта промаршировал мимо, надменно засунув руки в карманы джинс. Леоне был впечатлен. — Как ты понял, что этот амбал знает имя Польпо? — Пассионе владеет почти всеми ночными клубами и казино в Неаполе. Сотрудники службы безопасности точно нанимаются и оплачиваются мафией, а Польпо известен в довольно узких кругах. Но Фуго не говорил это с обычной гордостью и уверенностью в своей правоте, наоборот, ступив внутрь, мальчик рассеянно и напуганно жался к Аббаккио, походя на нахохлившегося после дождя воробьишку. Они миновали коридор, освещенный красным неоном, и очутились в большом зале с танцполом и баром, где так и гремела музыка со всех сторон. Приглушенное освещение, потные толстые мужчины, сидящие в компании полуодетых девушек или таких же потных мужчин, обилие голых тел на танцполе и вина, выплескивающегося из бокалов — «Малебольдже» полностью оправдывал свое название. Аббаккио пришлось кричать Паннакотте прямо в ухо, потому что песни так и гремели изо всех динамиков в режиме нон-стоп: — С этого момента каждый сам за себя, хорошо?! Поспрашивай людей с правой стороны и не мешай мне! Мальчик раскрыл большие, выпуклые глаза, похожие на рыбьи, и схватился за плащ Леоне, что-то лопоча в панике. Аббаккио бы даже, может, и посочувствовал бы страху Фуго, если бы не услышал отчетливое: — Ты думаешь, я не понимаю, что ты хочешь просто пойти и напиться в баре?! Ни за что не отпущу! Леоне все-таки удалось отодрать Паннакотту от своего плаща, но мальчуган, верный своим словам, весь вечер ходил по пятам за Аббаккио и дотошно блюл соблюдение сухого закона. Тот, кто старательно избегал Леоне дома, вдруг неожиданно превратился в прилипалу — Аббаккио уже побаивался новой метаморфозы в поведении подростка. — Виски, пожалуйста, — попытался Леоне, наконец дойдя до бара. — Он сказал мохито, — на месте тут же возникал Фуго, поправляя заказ. — Причем, безалкогольное! — Вы знаете парня, который приходил сюда три дня назад? Каштановые волосы, среднего роста, татуировка на руке, с простреленной ногой? — А что тут делает ребенок? — О, я просто работаю няней. — Простите? — Паннакотта тут же встрял в разговор. — Тогда уж нянька тут это я, если мне приходится смотреть за тем, чтобы ты не пил! — Он повсюду следует за мной, — устало вздохнул Аббаккио, разъясняя ситуацию группе мужчин за барной стойкой. — Никогда не встречал большей прилипалы! — О, если хочешь, я могу забрать его, — к бару подошел еще один мужчина, говоривший уж слишком громко и противно. На это группа ответила довольными пьяными смешками, засмеялся даже Аббаккио. Паннакотта был готов заплакать, но решил все-таки скорчить злую рожицу, подумав, что сейчас это будет лучшей защитной реакцией. Леоне заметил, как мальчик погрустнел и осунулся, и поэтому Аббаккио решился даже потрепать его по щеке в знак примирения: — Лицо попроще, Фуго, мы же просто шутим. Но Паннакотта уже сбросил руку, с привычной ненавистью взглянув на Леоне. Аббаккио всегда удивляло, как взгляд подростка мог за считанные секунды наполниться жгучей яростью, так и норовившей выплеснуться из этого необычного сосуда по имени Фуго. Обычно, в порыве такой злости, Паннакотта хлопал дверью и сбегал в свою комнату, но сейчас бежать ему было некуда. Тупик, только лица этих противных взрослых людей, которые никогда не поймут и не захотят понять его чувства. Тем временем Аббаккио задал еще несколько вопросов. Надо сказать, это Леоне тоже порядком ненавидел. Ненавидел людей (пожалуй, за исключением Буччелатти), ненавидел формальную заинтересованность в разговоре, чтобы расположить к себе собеседника. Но в то же время Леоне захватило ощущение адреналина в крови от близкой опасности и ощущения чего-то ненастоящего, того, про что он смотрел фильмы и читал книги еще в детстве, про полицейских и детективов под прикрытием, спасающих мир. Нет, чаша весов клонилась все-таки в пользу расследований. Аббаккио действительно хорошо справлялся, уже получив кое-какую информацию, он наконец-то чувствовал себя, как рыба в воде, поэтому, когда ему предложили пропустить стаканчик, он тут же, не думая, согласился, лишь отмахнувшись от Паннакотты. Но едва бармен поставил рюмку перед Леоне, Фуго резким движением опрокинул ее на пол, расплескав алкоголь. Это было уже слишком. Тут же подскочив, Аббаккио схватил мальчишку за воротник и заорал на него: — Ты отстанешь от меня или нет?! В ответ подросток тоже заорал на Леоне, обрушив на него поток непонятных упреков, в которых Аббаккио разобрал лишь одно слово — «Буччелатти». — Что, Буччелатти? — Что бы он сказал, увидь, как ты принимаешь бокалы от незнакомых людей?! Задумавшись, Леоне наконец отпустил Паннакотту, уже пять раз пожалев о внезапной вспышке гнева. Будто бы проблема была не в выпивке, а в самом факте, что ему предложили это чужие люди. — Ба, он ничего не скажет… Ему ведь все равно, верно? Если Бруно раздражало, что ему, как максимум, что-то подсыпят и трахнут в туалете клуба… Что ж, тогда послушаться Фуго имело смысл. — Я отлить, — проворчал Аббаккио и направился в сторону уборной. Но даже тут Паннакотта увязался за ним, как преданный пес. — Боже, Фуго, я не твой дорогой Буччелатти! Прекращай меня преследовать! Подросток ничего не ответил, но наступила хотя бы желанная тишина, в которую голосок мальчика ну никак не вписывался. Даже по смазанным, неуверенным движениям подростка можно было понять, что тот нервничает. Либо он боялся, что Аббаккио вытащит бутылку из своей задницы и наконец начнет обряд опьянения в уборной, либо, что враг тут и заметит их. — Ты же видишь, что парня, нужного нам, здесь нет. И System of a Down был бы тут бесполезен, ты посмотри, какие у них тут низкие потолки! Чего же ты боишься? — Я не боюсь, — огрызнулся Паннакотта, но Леоне оставлять не собирался. Конечно, мальчик был напуган с тех пор, как они вошли в «Малебольдже», но бывший коп был слишком раздражен, чтобы придавать этому столько значения. Мужской туалет был совершенно пуст. Аббаккио обошелся бы и писсуаром, но поскольку Фуго не спускал с него глаз, он зашел в кабинку и тут же повернул замок до щелчка, предусмотрительно дернув ручку. Наконец-то один! Ну что не так с этим ребенком?! Весь вечер Леоне казалось, что он гуляет со строгой матерью, не дававшей даже взглянуть на разврат и другие соблазнительные пороки. И, главное, весь этот цирк только для того, чтобы он, Аббаккио не напился! Для начала, Буччелатти никогда не делал особо строгих запретов на выпивку — так, очаровательная улыбка и иногда лекция о вреде спиртного, с намеком на эмоциональный шантаж. Туалет был, мягко говоря, отвратительным, поэтому Леоне не решился присесть на унитаз и лишь облокотился на пластмассовую стенку, обдумывая информацию, полученную сегодняшним вечером. Владельца SOAD’а звали Винченцо, он приезжал в «Малебольдже» каждые пятницу и субботу, а домой возвращался примерно в час ночи. По слухам, тут работала его невеста, но в последнем Аббаккио был уже не так уверен. А, да, и он жил в Понтичелли. Этой информации было достаточно, чтобы узнать его адрес, наведя справки в Пассионе, активировав Moody Blues в Понтичелли или просто порывшись в телефонной книге. В голове у Леоне было готово уже несколько замечательных планов расправы над Винченцо, но тут из раздумий его вырвал чей-то голос: — Так вот ты где! А я тебя обыскался, крольчонок. Сначала Аббаккио подумал, что слышит разговор двух случайных любовников, но ответный голос был ему хорошо знаком: — Ч-чего вам надо? — настороженно спросил Фуго, почему-то начав заикаться. — Мне просто интересно, что делает такой очаровательный крольчонок в таком месте. Ты заблудился? — Я жду кое-кого. Неторопливые шаги, предположительно, в сторону мальчика. — О, так это тот неуклюжий гот, постоянно кричащий на тебя? Он нежен с тобой в постели? Аббаккио чуть не стошнило в унитаз от услышанного. Но даже через дверь было слышно возмущение Паннакотты, так и сквозящее сквозь его тяжелое дыхание. Правда, несмотря на все признаки нахлынувшей ярости, Фуго опять чуть ли не пропищал: — Это… Это не то, что вы подумали! Почему этот сопляк орал на него, Леоне, целыми днями, а когда извращенец приставал к нему в ночном клубе, он молчал!? Где сейчас эти изысканные ругательства, черт возьми!? — Не подходите ближе, не то я закричу! — О, милый, я бы с удовольствием заставил тебя кричать. Снова шаги и звук расстегивающейся молнии. А затем еле слышное: — Аббаккио... Какого черта он, Леоне, все еще торчал в кабинке, когда его напарник попал в сложную ситуацию? Аббаккио вышиб дверь кабинки, в ту же секунду выбегая на этот тихий крик о помощи. Снаружи стоял невысокий мужчина с гнилыми зубами и в клетчатой рубашке, со спущенными штанами. Противно хрипя, он прижал Паннакотту к грязной стене, уткнувшись в ключицы Фуго. У Аббаккио не было времени разглядеть выражение немого ужаса на лице подростка, он тут же обхватил мужчину сзади, оттаскивая его от мальчика и бормоча такие проклятия, до извращенности которых не додумался бы даже Фуго. Сам же Паннакотта не смел пошевелиться, и так и остался стоять около стены, спасительно вжавшись в нее. Испугавшись, мужчина резко вывернулся в руках мужчины и тут же встретился лицом к лицу с глазами Аббаккио, будто так и желающими разорвать его на куски. Съежившись, мужчина отбежал к спасительным кабинкам, путаясь в спущенных до колен штанах. Только скрывшись в спасительной тени, педофил неуверенно спросил: — Вы… Так он свободен, нет? Леоне почувствовал, как мальчик схватился за рукав его плаща. — Я не знал, — жалостливо протянул мужчина. — Обычно, детей сюда не приводят, чтобы только таскать их за собой! «Так он думает, что я сутенер!» — вскипел Аббаккио. Больше продолжать разговор ему не хотелось, так что уверенным шагом Леоне дошел до кабинки, в которую запрятался мужчина, тут же схватив мудака за грудки клетчатой рубашки. Прицельный удар по яйцам коленом, и мужчина оказался на полу, скуля и хватаясь за гениталии. Второй удар пришелся сапогом по лицу мужчины — Леоне не хотелось даже марать руки об это дерьмо, не заслужившее и жизни на земле. — Погнали отсюда, — прорычал он Фуго, все еще кипя от злости. Они вышли из уборной, и Паннакотта вновь схватился за рукав Аббаккио. Леоне с участием взглянул на мальчишку — он, непутевая сиделка, все понял. Спектакль, тщательно разыгрываемый весь вечер, был организован не потому, что подросток был ярым противником алкоголя или боялся хозяина System Of a Down, это были лишь глупые отговорки, ведь Фуго был слишком горд, чтобы поделиться причиной своих истинных переживаний. Настоящим стрессом для него стали взгляды — взгляды, на которые он натыкался весь вечер, взгляды потных мужиков, в которых без слов выражались лишь похоть да желание. Извращенцев и педофилов. Аббаккио и Фуго ненавидели друг друга, это была открытая вражда за все — внимание Буччелатти, место в иерархии банды, да даже за миску макаронных изделий. Но перед лицом опасности Паннакотта все равно искал защиты у него, продажного алкоголика. Как будто Леоне все еще мог дать ему эту гребанную защиту. На земле все еще был один человек, искренне веривший, что Аббаккио мог его защитить. И не абы кто! Маленький нелюдимый Фуго, никому не доверявший, подросток с феноменальными мозгами и несносным характером. Мальчишка разглядел в нем что-то, что, по мнению судьи, прокурора и коллекции пустых бутылок, Леоне давно утопил в красном вине или продал за несколько жалких бумажек — честь, достоинство и готовность защищать слабых. Внезапно Аббаккио почувствовал прилив сил, паршивое состояние, не покидавшее его после смерти напарника, постепенно начало куда-то улетучиваться. Аббаккио отчаянно хотелось заслужить доверие Паннакотты и действительно стать для мальчика тем, у кого он сможет найти упокоение. Дело было выполнено, они с чистой совестью могли покинуть клуб, было собрано достаточно информации. Правда, никто из них не был уверен, стоила ли эта работа потраченных нервов. Оба были выжаты, как два ссохшихся лимона. Фуго устало примостился на скамью возле танцпола. Музыка бешено стучала в висках, помогая немного отвлечься. Вместо того, чтобы занять соседнюю лавку, Аббаккио подсел к мальчишке. Паннакотта немного вздрогнул, когда их плечи соприкоснулись, но тут же прижался к Леоне поближе. Аббаккио взглянул на подростка — Фуго сидел прямо, почти неподвижно, покорно сложив руки на коленях. В свете неона он походил на безликую восковую куклу. Наверное, родители науськивали сидеть его так, неподвижно, выражаясь в полной покорности, а не так, как он вел себя рядом с Леоне и Бруно. Честно говоря, Аббаккио предпочитал живого Паннакотту с уродским характером, чем это выдрессированное подобие человека. — Почему ты не разукрасил рожу тому отбросу? — Леоне правда постарался, чтобы вопрос не звучал, как обвинение мальчика в слабости. Боль пронеслась всадником апокалипсиса, заставив на секунду исказиться лицо Фуго и сжать руки, лежащие на коленках, в кулаки. — Потому что я идиот. Аббаккио хотелось положить руку ему на плечо, по-дружески потрепав его, как обычно делал Буччелатти. Но имеет ли он право? Бруно бы точно подсказал ему правильное решение в такой ситуации, его любили все дети без исключения, но сейчас просить совета было не у кого. Леоне мысленно взвыл, когда понял, что рано или поздно ему придется рассказать об этом лидеру. Буччелатти доверил ему Паннакотту, а он снова подвел их обоих. Аббаккио хватило трех дней, чтобы ребенок подвергся сексуальному насилию под его опекой. И он почувствовал себя сильным, только потому что Фуго пришлось позвать его на помощь? Для начала, Паннакотта вообще не хотел идти в клуб, а потом поневоле таскался за Леоне, уничтожив свою гордость и доверив свою безопасность в руки Аббаккио. А вместо этого взрослый человек, которому доверился подросток, лишь накричал на него и всячески измывался, а затем и оставил его одного, в месте, совершенно неподходящем ему по возрасту… Парнишке было всего четырнадцать, черт возьми! Каким же пропащим человеком почувствовал себя Леоне. Рядом пошевелился Фуго, прервав тревожные мысли спутника: — Спасибо, Аббаккио, — прошептал подросток, смущенно отвернувшись. — Ничего страшного, — пробурчал Леоне в ответ. Аббаккио хотел сказать — не благодари меня, Фуго. Я вел себя слишком глупо и инфантильно, даже не попытавшись понять причину твоей тревоги. Ты не хотел оставаться один, а я нарочно сбежал, просто, потому что разозлился. Как ты? Я хотел бы для начала просто узнать, все ли в порядке… Но я не умею этого делать, мое сердце слишком зачерствело. Прости, малыш, я не заслуживаю этих слов. Но слова не шли из горла, как застрявшая рыбная кость, оставшись где-то глубоко-глубоко в душе Леоне. — Поехали домой? — только и смог выдавить Аббаккио. — Да. Больше не проронив ни слова, Фуго резко встал, распрямившись. Оловянный солдатик из расплавленного олова. Неожиданно для самого себя, Аббаккио почувствовал, что должен взять Паннакотту за руку. Чуйка? Открывшийся третий глаз? Неважно. Неожиданно, мальчик не сбросил ее, а лишь сильнее прижался к Леоне, протискиваясь к выходу сквозь толпу.

***

Фуго ненавидел его, ненавидел всем сердцем и душой. Аббаккио был худшим, что этот мир принес в свет — паразит, покрывающий плесенью и разрушающий все на своем пути, он походил на цунами невиданной силы, потопившее сердце Буччелатти и никогда не слышавшее Паннакотту из-за грохота волн. Но жизнь людей продолжается и после цунами. Они восстанавливают разрушенные дома и возвращаются к родным наделам. Волна спадает, открывая взору невиданные просторы, омытые этой первозданной стихией. Ведь сегодня вечером этот грязный коп, отброс общества, который видел, как Фуго подписал сфабрикованное заявление, сегодня Аббаккио во многом превзошел родителей мальчугана своим поступком. Паннакотта не хотел больше воевать с Леоне. Но смогли бы они стать друзьями, после этих постоянных ссор, смогли бы в конце концов понять друг друга? Фуго не знал, но верил, и поэтому даже протянул Аббаккио ключи от Веспы в знак примирения. — Если хочешь, можешь сесть за руль… Раз уж ты сегодня не пил. Фуго все равно не хотелось рулить, мальчику хотелось только забраться дома под одеяло и разрыдаться, но, увы, до кровати с одеялом предстояло еще доехать. Скутер выехал из Неаполя, и весь изможденный, Паннакотта уцепился кончиками пальцев за плечи Леоне. Чуть осмелев, к концу пути Фуго наконец зарылся с головой между лопаток парня, спасшего его, и зажмурился, как ребенок, скрытый шумом мопеда от всех невзгод этого мира. От Леоне пахло дорогим парфюмом, вроде, от Hugo Boss, и Паннакотта понял, что именно этот запах будет ассоциироваться у него с ощущением спокойствия. Аббаккио был теплым, живым — этаким оплотом безмятежности, с которым было спокойно, как за каменной стеной. Сегодня он уже успел доказать это. Никак не прокомментировав спонтанное объятие, по приезде Фуго тут же скрылся в своей комнате. Он устало плюхнулся на пол, всеми силами стараясь не призвать свой дьявольский стенд под воздействием негативных эмоций. Паннакотта снова позволил этому случиться, так еще и под взглядом Аббаккио. Что на него нашло? Домогавшийся человек был не таким уж и крепким, Фуго легко мог бы уложить его на обе лопатки. И где был хваленый Purple Haze, когда мальчик действительно в нем нуждался? «Все в порядке», — повторял Фуго, словно мантру. Главное правило — не плакать. Не из-за этого. Этот мужик даже не успел дотронуться до него, как в прошлый раз. Если бы он посмел… Паннакотта знал, что он способен уничтожать — однажды он уже почти раскрошил голову Барбабиетолы 4-ех килограммовой энциклопедией, значит, он бы просто сделал то же самое во второй раз. Но… Все произошло слишком быстро, Паннакотта не успел понять, что происходит, да и Аббаккио пришел на помощь… «Черт», — прошептал Фуго, когда почувствовал соленые капли, покатившиеся по щекам и из носа. Почему он просто не может реагировать вовремя, не позволяя подобному случаться? Почему его парализовало, когда он был в состоянии защититься? Он легко мог огрызнуться, посмотри Леоне на него косо, но, когда чужой человек начал приставать к нему, он будто отключился и не смог ничего предпринять. Какой смысл в высоком IQ, если мозг все равно не среагирует вовремя, будто замерзнув? Если вы неспособны в нужное время взглянуть на мир через призму суровой реальности, увидев, что вы так и остались беззащитным ребенком, жизнь которого так и бежит мимо вас? Да, в жизни Фуго все всегда происходило слишком быстро, не давая времени на раздумья и нужную реакцию. Паннакотта едва умел складывать кубики, когда обучился грамматике и счету. По возрасту не закончив начальную школу, мальчик сидел за партой вместе со старшеклассниками. В тринадцать лет он не понимал своего тела, своих мыслей, у него не было времени усвоить основы выживания в обществе, но Фуго уже оказался в университете и нос к носу столкнулся со взрослой жизнью, как он мог знать, что делать? Высокий IQ никогда, никогда не был преимуществом в жизни Паннакотты. Фуго оставил все это позади, в прошлом, убрав эту коробку в самый дальний угол чердака своих мыслей, когда встретил Буччелатти. Бруно, этот волшебник, умел замедлять время, помогая Паннакотте чувствовать себя обычным ребенком. Ну, как, обычным, в спину Буччелатти дышала сама смерть, были драки, были погони на машинах, были трупы, растворенные в кислоте, и наркотики, но в этот раз у мальчика было достаточно времени, чтобы приспособиться к новым условиям существования. Так почему сегодня он вновь почувствовал себя все тем же напуганным ребенком, которого каждый день отвозит личный водитель в университет? Останется ли он таким навсегда? Что за жизнь, черт, что за жизнь у него была и есть — отвратительное тело, гнилой мозг, чудовищный стенд. Это было слишком. Фуго выскользнул из комнаты, не в силах терпеть нахлынувшее одиночество. Purple Haze уже готов был выскользнуть из-под кожного покрова и разорвать его, мальчишка это чувствовал. Паннакотта на цыпочках прокрался в гостиную — комната встретила его пустотой и мусором, даже Аббаккио со своей бессонницей отправился на боковую. Конечно, Буччелатти не стал бы винить его, набери Фуго ему даже в такое время, верно? Паннакотта так нуждался в нем, его успокаивающем голосе даже через телефонный провод. Это дало бы сил и нужной стойкости. Но лидеру нужно было отдыхать, у него была сломаны нога и пара ребер, да и что мальчишка сказал бы ему, осмелившись дотронуться до телефона и выкрутив нужные цифры? «Да, Буччелатти, мы выследили владельца SOAD’а без твоего ведома и сходили в подозрительный ночной клуб», — даже звучит смешно. Бруно попросил Леоне позаботиться о Паннакотте, и со стороны Фуго теперь было бы подло предать свою «няню», после всего, что сегодня сделал Аббаккио. Подросток быстро отмел и мысль разбудить Леоне. Бывший коп в любом случае отправит его на хрен, а вероятность этого только повысится, если Фуго с видом сомнамбула встанет у кровати и скажет что-то вроде, что ему жаль быть таким эгоистичным ребенком и постоянно с ним ругаться. Но и возвращаться в свою комнату у Паннакотты никакого желания не было. Мальчик забрался на диван, аккуратно перешагнув линию пустых бутылок, и свернулся клубочком. Так было спокойнее. Спать не хотелось, но Purple Haze все равно возник в углу, посматривая на хозяина своими выпуклыми желтыми глазами, походившими на две большие светодиодные лампы. Все, что ему нужно было сделать, это дождаться возвращения Буччелатти, позволив монстру содрать с него кожу по кусочкам, почистив ее, как кожуру от фрукта, пока она наконец действительно не станет чистой или, скорее всего, пока от Фуго ничего не останется.