***
После воссоединения первым делом босс поручил Паннакотте разобраться с бумагами по законодательной и финансовой части системы, без особых объяснений всучив ему толстую кучу папок со своего стола. Фуго приступил к работе, в своей привычной манере не задав вопросов, но результат оказался все равно не оказался настолько эффективным, насколько Джорно предполагал. Дух Паннакотты остался в другом месте, на пристани Сан-Джорджо Марджоре. А может за пределами Неаполя, в могилах Буччелатти, Аббаккио и Наранчи. Возможно, и поближе, у ног Мисты; как бы то ни было, для Джованны он оставался недосягаем. Фуго пропускал мимо ушей и ругань, и мольбы, и слова о том, что случившееся с командой — не его вина. Юноша не спал и не ел, медленно угасая на глазах Джованны, не послушав его, даже когда тот заявил, что если кто и повинен в смерти Буччелатти, Аббаккио и Наранчи — то это только он сам, ДжоДжо, приведший команду к этому безрассудному восстанию. — Я беспокоюсь за Фуго, — произнес Джорно, потирая лоб в попытке избавиться от мигрени после очередного одностороннего диалога с Паннакоттой. — Не стоит. Он о нас не беспокоился, когда мы сражались с Дьяволо, — пробурчал себе под нос Гвидо, присевший рядом и устроивший перекус для Sex Pistols. — Прекращай, Миста. Он не знал. — Не знал, потому что бросил нас. С каждым днем в подручном только крепла решимость никогда не прощать Фуго. Когда вы теряете своих трех лучших друзей, разве не правильнее разделить горе с еще одним оставшимся? Казалось, так думали все, кроме Гвидо. — Я отправлю его на миссию. — Кого, Панну? — Да. Думаю, это вернет ему уверенность, что он все еще нужен мне и организации. Подойдет уничтожение бывшей группы наркодиллеров, сейчас откативших на Сицилию. — Босс, да Фуго сдохнет, если мы его вытащим из дома! Даже «босс» звучало, как одна большая насмешка. Настоящим командиром для Гвидо всегда был и останется только Бруно. — Не то, чтобы мне было дело до этого. Он умер для меня в тот момент, когда не сел в проклятую лодку, но, если ты хочешь, чтобы он и дальше продолжал разбирать бумажки, лучше не оставлять его один на один с собственным стендом. Растворит, например, ему руки, как работать-то будет? — быстро поправился Миста под внимательным взглядом Джорно. Он уже много раз успел объяснить Джованне принцип работы Purple Haze. Джорно заставил Фуго показать ему состояние кожи на бедрах и талии, она, как обычно, вся была покрыта царапинами. Миста скорчил отвратительную гримасу, когда увидел поле битвы, мастерски спрятанное под одеждой. «Слушай, ублюдок, с этого момента ты снова будешь делать дырки в одежде, я это безобразие терпеть не намерен», — жестко приказал Гвидо, а Фуго, конечно же, повиновался. Паннакотта изо всех сил пытался контролировать вспышки ярости Purple Haze, как мог, особенно теперь, после воссоединения со старыми друзьями. — Он прекрасно обходился без нас шесть месяцев. — Да? И теперь глянь, в каком он состоянии. Но миссия подарит ему цель, замотивирует наконец взяться за свою жизнь. Фуго увидит в этом задании свое искупление и поймет, что он не один. Гвидо колебался, но наконец с шумом выдохнул: — Я не могу отправиться с ним, ДжоДжо. Я не оставлю тебя тут одного. У нас впереди еще слишком много работы, а бардака в Неаполе меньше не становится. — Я понимаю, потому и не заговариваю о твоем присутствии. У Джорно была на примете одна девушка, грубоватая и неряшливая Шила И, мигрировавшая из Нового Света и быстро лопочущая на ломаном итальянском. Несколько лет назад она похоронила свою старшую сестру и искала защиты у бывшего босса, отчасти чтобы и совершить кровную месть над Иллюзо, убийцей родственницы. Ее верность Джованне, ее желание отдать свою жизнь и мечту в его чуткие руки иногда откровенно пугали, и в такой скоропостижной верности новому дону еще предстояло убедиться. Джорно не забыл и о Канноло Муроло, скрытном шпионе, помогшем Сквадре предать босса. Испугавшись, что за это его сочтет предателем и новая глава, Муроло исчез с радаров. Кроме Фуго Джованна искал и его, в нынешнем положении ДжоДжо отчаянно нуждался в надежных информаторах. Правда, Паннакотта заявил ему, что именно с помощью Канноло он смог одурачить Джорно фальшивой встречей. Джованну до сих пор мучил вопрос «Как Фуго нашел Муроло?», ведь тот даже больше не был частью семьи. — Я уже встречался с ним в прошлом, — просто заявил Паннакотта на прошлой неделе, когда Джорно наконец удалось подвести разговор к этой теме. — Два года назад, вместе с Аббаккио. И снова тактичное напоминание, в этой незатейливой фразе, что даже стоя у управления синдикатом, связи Мисты и Джованны были ничем в сравнении с Фуго, ребенком системы. Тем не менее, преданность Канноло тоже должна быть проверена. Но Гвидо только рассмеялся, когда ДжоДжо наконец сообщил ему, кто отправится устранять бригаду наркотрафика: — Джорно, ты серьезно?! Команда изгоев, прекрасно! Ты уверен, что собрать вместе троих предателей и отослать куда подальше замечательная идея? Ну, конечно, если их всех убьют, нам это будет только на руку. Миста смеялся, когда и названная им «команда изгоев» победоносно, но с некоторыми потерями вернулась с Сицилии. Шила и Муроло бесцеремонно толкали друг друга и ругались, как знаменитый комедийный дуэт из Джуди и Панча. Вдобавок, оба страшно боялись объяснять, почему Фуго пришлось сразу же отправиться в больницу с поля битвы. Но, узнав, что Паннакотта все еще находится без сознания, с полностью разъеденным ядом горлом и не в состоянии объяснить, как так вышло, что для выполнения миссии ему пришлось прокусить капсулу Purple Haze у себя во рту, Миста смеяться перестал.***
Гвидо и Джорно срочно выдвинулись в больницу. Кожа на левой щеке, челюсти и шее Фуго полностью растворилась, оголив мышцы и частично кость. Из образовавшегося мяса торчали несколько пластиковых труб с поступающими питательными веществами и воздухом. — Он не выживет, — пояснил хирург, с сожалением глядя на полумертвое тело на больничной кровати. — Мы оставляем его на аппарате жизнеобеспечения лишь потому, что это ваш заказ, но ткани слишком поражены для возможной реконструкции, да и риск заражения практически неизбежен. И даже перенеси он операцию, все равно в дальнейшем не смог бы самостоятельно говорить, есть или дышать. Миста резко развернулся на каблуках своих сапог и покинул комнату, хлопнув дверью. Врач дал оставшемуся Джованне дальнейшие пояснения, которые остались за закрытой дверью палаты, но затем Гвидо услышал скрип двери и увидел врача, тоже выходящего из комнаты. Должно быть, Джорно попросил оставить его наедине с больным. Если Moody Blues появлялся со звуком, напоминающим сматывание пленки, то возникновение Gold Experience можно было сравнить с шуршанием травы под порывом ветра. ДжоДжо уверенно подошел к кровати Фуго и кивнул стенду. Gold Experience неслышно, но столь привычно коснулся лица Паннакотты, будто бы там, где-то в прошлой жизни только и делал, что выглаживал каждую неровность на оставшемся мясе. Но акт нежности кончился на этом прикосновении — Gold Experience резко надавил на ямку в мышце, создавая микробиом, защищающей такое беззащитное тело Фуго в этих белесых перинах. Не зная, чего добивается, Джорно чуть развернул к себе недвижное тело, рвано тряхнув его за плечи, чтобы вырвать ответный стон из непорванных голосовых связок. Но, тут же испугавшись этого хрипа, Джованна, дуя на руки, как после ожога, в ужасе отошел от этой смеси плоти и крови. Красивой смеси, красивой даже на грани на саморазрушения. Пока было достаточно, они еще успеют наиграться. Смущенно кашлянув и поразившись своей вольности, ДжоДжо покинул палату, неслышно прикрыв дверь, и, цокнув каблуками, принялся мерить коридор больницы в сторону громоздкой и невписывающейся в голые стены фигуры Мисты, ярким пятном растекшейся на кушетке в ожидании. На удивление, плечи Гвидо подрагивали, и, хоть он и отвернулся от Джорно, по характерным всхлипам становилось ясно, что Миста сотрясает эту тишину коридора ни чем иным, как рыданиями. Джованна легонько тронул его за плечо, не сумев вовремя спрятать ухмылку от стоящих в глазах обнаженных плеч Паннакотты и уродства выше. Сию секунду Гвидо дернулся и с угрюмым недоверием, слишком резко сменившемся на злость, пялился на лицо ДжоДжо. — И зачем? Зачем весь этот цирк? Зачем ты послал его туда, черти вас всех дери, с двумя, блядь, инвалидами недееспособными?! Просто снова в кукловода поиграть захотел, да?! Джорно мрачно отступил, сглотнув подступившее чувство вины. Он ненавидел эту ярость в глазах Мисты, тому было незачем впутываться в его личные, корыстные и нет мотивы. — Мне казалось, ты согласился. Видимо, списав улыбку Джованны на то, что Паннакотта наконец вне опасности, Гвидо потупил взгляд и с силой взял застывшую всего в жалких нескольких сантиметрах руку босса, горячо и уверенно кладя на свое плечо. — Я знаю, ДжоДжо. Прости, что ругаю тебя. Это просто... Мы столько потеряли... Я не вынесу еще одну… — Фуго не умрет. Благодаря моему стенду ситуация больше не критична. Всхлипнув и неряшливо отерев нос кулаком, подручный направился к заветной двери, неуверенно тронул ее и в предвкушении зажмурил глаза, не то от яркого света отражающегося в белых стенах, не то от страха и какого-то слепого обожания перед способностями Джорно. Но эйфория продлилась недолго, слишком подрагивающим и неестественно хриплым голосом Миста спросил: — Почему ты не вылечил его полностью? Значит, кукловод, да? С каменным выражением лица, Джованна скрестил на груди руки, упершись взглядом в спину Гвидо. Ничего лишнего, только сухая полуправда. — Я долечу его, когда он будет в сознании. Он должен знать, что его существование только в моих руках. Миста не выглядел особо успокоенным и впечатленным, он устало облокотился на дверной косяк, как-то безумно улыбаясь этой светлой комнате и треску больничной аппаратуры. Джованна никак не мог увидеть ухмылку, только знал, что эта недобрая эмоция тронула уголки губ его подручного. — О, так ты хочешь от него благодарности? — Больше. Я хочу, чтобы он знал, что принадлежит только мне. Если он предпринимает суицидальные акты со своим стендом, не жалеет свое тело, не спит или плохо питается — он предает меня, предает ресурсы, вложенные в его лечение. Я вылечу его и заставлю это понять. Теперь не ему решать, может ли он распоряжаться своей жизнью или нет, это зависит от меня. — Во-во, — только и смог откомментировать тираду Гвидо. Все они были правы, и Аббаккио, и Паннакотта — в глубине души Джованна был что ни на есть бессердечным манипулятором, а должность дона только приятно раскрывала эту сторону его души, бескрайней, как ящик Пандоры. Миста всем сердцем надеялся или скорее хотел, чтобы все методы Джорно шли Фуго на благо, и Джованне было отчасти даже жаль своего подручного и это потерянную плоть на больничной койке, так по-детски доверившихся ему и переступивших через свою гордость. Точнее, Паннакотте предстояло это сделать в ближайшее время. — Не могу поверить, что он заставил меня плакать, ублюдок этакий, — выругался Миста, наконец перекочевав с порога палаты обратно в коридор. Но и эта незатейливая фраза чуть успокоила босса. Возможно, у него еще и остался последний шанс пристрелить двух зайцев одним выстрелом — удовлетворить собственные хотелки и наладить отношения между Фуго и Гвидо, расшевелив ту маленькую искру нежности, оставшейся в сердце его подручного. Да и не будь у него этого шанса, Джорно все равно бы вцепился и вгрызся в это «ничто». Жизнь не раз учила его этому. Джованна прислонил пальцы к вырезу на груди, перекрестился и лишь одними губами произнес: «На благо Пассионе».***
А вот Паннакотта не чувствовал, что место у него есть вообще где-либо. Он очнулся с тупой болью, то и дело собирающейся в какой-то момент расколоть его череп надвое. Фуго попытался сфокусировать взгляд и с удивлением обнаружил Шилу И, участливо сидящую на стуле и ковырявшую пол носком туфли. Наверное, Муроло уже спрятался в своей норе, но на столе позади Шилы торчал огромный букет с наклейкой и подписью «от Канноло». И на том спасибо, как говорится. Паннакотта попытался напрячь голову, припоминая, что же произошло, но вместо этого в голове гудело лишь одно имя, действуя на Фуго, как красная тряпка на быка. Массимо Вольпе. Массимо Вольпе, из университета. Он сразу узнал это лицо, такое же лошадино-вытянутое, как и много лет назад, когда этот парень случайно заглянул в кабинет, где Барбабиетола как раз приглашал Паннакотту на очередной ужин, так противно держа руку на подбородке мальчика. Тогда лицо Вольпе вытянулось, изобразив гримасу не то отвращения, не то ужаса, еще больше став похожим на морду коня. Массимо немедленно закрыл дверь и поспешил ретироваться с места преступления, но зато профессор международного права наконец отпустил Фуго и кинулся за студентом вдогонку. В тот день в душе Паннакотты впервые зародилась надежда. Возможно, Массимо Вольпе и недолюбливал его за лучшие оценки, но в такой ситуации распри стоило оставлять за дверьми. Он был взрослым, он знал, что можно сделать, одно его слово, как очевидца, могло спасти тринадцатилетнего мальчика из плена. Но, увы и ах, всем, что изменилось после этого случая, стало то, что университет с головой накрылся шутками и слухами о Паннакотте, как о личной шлюхе преподавателя. А, да, и о впечатляющем подъеме Вольпе в области международного права. Он и снова не побрезговал сделать это, обозвать Фуго шалавой, еще и в присутствии Шилы И. Спасибо, Шила оказалась достаточно тактична, чтобы не спрашивать, откуда к Паннакотте пришло такое прозвище. Но сейчас и это было не важно, Фуго просто был там, чтобы уничтожить своих врагов, не думая о прошлом или будущем. Чтобы искупить свою вину перед Джорно, Мистой и покойными. Со смертями его родных все университетские воспоминания отошли на второй план, уступив место новым кошмарам. Он же, главное, себя таким умным чувствовал и удовлетворенным, разгрызая эту капсулу. Черт... Паннакотта ведь действительно это сделал, похоже, решив пораньше встретиться с Буччелатти. Фуго попытался поздороваться с Шилой, приподнявшись на руках, но из горла вырвалось только глухое рычание, настолько похожее на то, издаваемое Purple Haze, что Паннакотта рефлекторно подскочил, решив, что монстр объявился в комнате. Заметив бессвязные потуги товарища, Шила наконец приподняла пятую точку со стула, и, разогнувшись, как дикая кошка, подошла к постели Паннакотты. — Йоу, доброе утречко, если такое можно добрым назвать. Очнулся наконец. Конечно, Фуго отреагировать больше никак не мог кроме очередного приступа вязкого рычания. «Дурадаяговоритьнемогузачемтыжелаешьмнедоброгоутра» — Да, знаю-знаю, говорить не можешь. Я.. я не собираюсь тебя ругать или что-то вроде того за такой опрометчивый поступок, ты мне все-таки жизнь спас. Спасибо... Но пара пощечин для профилактики не помешает! Ты бы от меня не скрылся, если бы тут оставались еще щеки... Говоря это, девушка немного покачивалась из стороны в сторону, будто немного волнуясь. С Шилой, с ее постоянной гиперэмоциональностью и простотой было комфортно сосуществовать. Наверное, она бы поладила с Наранчей. — Короче, Панни, дам тебе пока всего один совет — избегай зеркал, побереги свою психику. Я рада, что ты жив, и что мы все-таки завершили эту миссию. В шутку кокетливо покачав плечам и послав больному воздушный поцелуй (кокетливо только в понимании самой Шилы), девушка сбежала из палаты. Не послушавшись столь дельного совета, Фуго все равно поплелся в ванную, кое как отцепившись от бесящих пластмассовых трубок. Правда, с катетером такое не прокатило и в итоге Паннакотте пришлось отправиться в туалет, волоча за собой нелепую подставку на колесиках. Благо, зеркало в ванной нашлось, хоть и довольно грязное. Фуго нелепо протер его рукавом, всматриваясь в мутноватую поверхность. Да, так изображение стало четче. Его лицо, его шея были в расплывающихся багровых рубцах, а то, что осталось от нижней части челюсти, было пришито к щекам, чтобы держаться хотя бы в роли подставки. Свежие, еще не зажившие швы, так напоминающие рот Purple Haze. Теперь Паннакотта выглядел снаружи столь же отвратно, как и внутри. Это заставило его рассмеяться, если можно было назвать смехом эти нечеловеческие рычания. Смех растревожил швы, и в итоге неожиданная боль заставила его потерять сознание.***
Фуго вернулся в свою захламленную квартиру с намерением больше никогда из нее не вылезать. Раз в два дня к нему приходила добрая полная медсестра, менявшая повязки и приносившая еду собственного приготовления. Паннакотта никогда не решался ни сказать, что куриный бульон ему порядком надоел, ни спросить, всегда ли так будет продолжаться. Априори, это было приятно, принимать заботу доброй женщины, пусть которой за это и платят. По крайней мере, Фуго отдал свой должок мафии. Он все равно больше не будет полезен Джорно в таком состоянии. Тем не менее, спустя неделю затворнической жизни Паннакотта получил повестку в Либекко. Что ж, либо у Джованны было слишком хорошее чувство юмора, либо слишком много жестокости. Фуго не понял, как Джорно оказался напротив него в этом частном зале ресторана, ни как пальцы Gold Experience успели дотронуться до его ран, разрешая Паннакотте тут же прощупать грубоватую взращенную кожу, мешаясь с пальцами самого ДжоДжо. Да, теперь Джованна просил называть себя так. Когда Фуго вернется домой, он увидит, что шрамы навсегда останутся с ним, как напоминание о слабости и нескончаемой боли. В конце концов, пластическим хирургом Gold Experience никогда и не был. Голос юноши все еще хрипел, да и шевеление языка пока вызывало жгучую боль, но сегодня в основном говорил Джорно. Подробности куда-то улетучились из головы Паннакотты, освободив место четким визуальным картинкам и спокойному тембру голоса златоволосого юнца. Фуго весь превратился в само зрение, впитывая всю кажущуюся нереальность происходящего: дневной свет, падающий на пол сквозь летящие занавески, блеклые стены, смягчающие звуки и фигура Джованны в тени, сумеречный бог, согласившийся милостливо вылечить раны влюбленного солдата. А еще колокола. Чистый звон, берущий за душу и наталкивающий ее на искупление. Паннакотта упал на колени и в сумбурном смятении целовал руки босса. Фуго так и не осознал, что натолкнуло его на этот жест, состоящий из безграничной любви — это так не было похоже на него! Джорно хотел оставить его в Пассионе, а Паннакотта продолжал лопотать, что свою жизнь он передает в руки новоиспеченного дона. Не только жизнь, душу, тело — все. Оглядываясь назад, Фуго раздумывал, что, возможно, перестарался с пафосными изречениями и поцелуями, но в этой торжественной обстановке это было всем, что казалось правильным. Похоже, и сам Джованна остался доволен, что Паннакотта предложил ему себя всего. Подумать только, ведь недавно Фуго пытался убить Джорно, чтобы отомстить за Буччелатти и остальных, а сейчас он же клянется Джованне с болезненной преданностью, такой, какую никогда не испытывал к Бруно. Части Паннакотты это не нравилось и вызывало гнетущее беспокойство, другая же молила об этом. Но, если хоть капля Мисты доверяла Джорно, то и Фуго преданно последует за оставшимся в живых товарищем. У него не было сил сопротивляться. Им манипулировали? Все равно хуже уже не будет, чем в одиночку. Notorious B.I.G., его Паннакотта тоже запомнил. Джованна рассказал ему о станде, который они не смогли победить, ведь его хозяин уже был мертв. Босс не преминул добавить, что и Purple Haze может пережить смерть владельца, став неуязвимым, и, соответственно, непобедимым. Идея была настолько кошмарной и походящей на удар ниже пояса, что Фуго даже застыл на пару минут, просматривая все ужасающие картины, участливо подсовываемые воображением на фарфоровом блюдце. Джорно умудрился забрать у него единственное утешение, лазейку — мысль о собственной смерти. Правда, взамен Джованна предложил ему перебираться на виллу вместе с Мистой и черепахой Коко Джамбо. Паннакотте ничего не оставалось, кроме как согласиться. Черепаха, сидящая на плече Джорно заставила его сердце сжаться — как этот маленький зверь мог выжить, когда почти все его друзья погибли? Дон осторожно приподнял рептилию, протягивая ей лист салата: — Сейчас в этом зверьке призрак, — с затаенным дыханием прошептал Джованна. — Месье Польнарефф, не соизволите выйти, чтобы я мог познакомить вас с Фуго? Паннакотта отпрыгнул назад, когда над черепахой показался силуэт неизвестного человека. — Ну, здравствуй, заблудшая овечка, — поприветствовал его мужчина с сильным французским акцентом. — Я надеюсь, ты готов приступить к работе, твоя помощь сейчас нам необходима. Фуго глупо и оторопело кивнул в ответ. Позже он встретил Мисту в коридоре, но снайпер тут же с отвращением отвернулся. Правильно, подумал Паннакотта, шрамы. Шрамы и предательство.***
И Фуго приступил к работе. Порывшись где-то на поверхности, можно было с легкостью обнаружить, что больше заняться ему было нечем. Когда банда Буччелатти жила в одном доме, найти время для работы нужно было еще постараться. Весь дуплекс был полон жизни даже по ночам, что уж говорить о постоянно звучащей музыке и работающем в режиме нон-стоп телевизоре. По вечерам Аббаккио доставал домашний кинотеатр, и они все, кутаясь в одеяла, смотрели фильмы или ситкомы, выбор которых был одной из причин постоянных конфликтов. Что уж говорить, холодильник и ванная были бесспорным полем битвы. Здесь же все было по-другому. Вилла была настолько огромной, что, зная привычки, предположим, соседа, видеть которого тебе не хочется, было вполне реально провести день, ни разу с ним не встретившись. Людям тут платили за уборку и готовку, а ванных комнат было больше, чем самих жителей. Тут не было своего Леоне, разлеживающего на диване, не было Наранчи, врубающего на всю громкость западный рэп, и виллу никогда не заполоняли веревки с мокрым бельем, как раньше, если Буччелатти вдруг угораздывало объявить день стирки. Миста больше не заходил в комнату Паннакотты, чтобы бесцельно побродить по ней или поваляться на его кровати, а может и поговорить о книгах с экзистенциальными вопросами. Миста больше не разговаривал с Фуго.***
Каждую ночь, если Джорно вставал, чтобы дойти до туалета или попить, его немым укором встречал свет, просачивающийся сквозь дверь спальни Паннакотты. Привезти Фуго сюда было недостаточным для его счастья. Джованна забрал у него все. Если бы хоть Миста вел себя помилее... Возможно, помогло бы что-то вроде: «Прости его, Миста, это приказ». Пусть Джорно и имел очень ограниченное представление о дружбе, он чувствовал, что прощение должно исходить от сердца Гвидо, им Джованне не хотелось манипулировать. Было ли неправильно с его стороны провернуть столь жестокую игру с Паннакоттой? Верным ли было отправить его на миссию рисковать своей жизнью, а затем исцелить его так, чтобы тот начал ценить собственную жизнь? Джорно не понимал до конца свои чувства и эмоции, еще вчера он думал, что отправил Фуго только для его благополучия. Но сделанное явно не было актом доброжелательности. Дружба нужна была Паннакотте больше, чем авторитет. И Буччелатти сразу понял это, в отличие от него. Джованна осторожно постучал одними костяшками пальцев в дверь. — Да? Фуго сидел на своей постели в окружении бумажной кипы. — И почему ты не спишь? — безмятежно спросил Джорно, просунув голову внутрь. — Я сортирую документы, — раздраженно всплеснул руками Паннакотта в привычной манере того, старого Фуго. Джованна сдвинул нахмуренные брови в сторону настенных часов — пол пятого утра. — Я могу присесть? На секунду Паннакотта задумался, а затем, будто вспомнив, с кем говорит, замялся и принялся хаотично отодвигать бумажки. — Да, босс. Джорно со вздохом присел на освобожденное от документов место, пристально вглядываясь в лицо подчиненного. Фуго был истощен. Темные тени и ямочки, залегшие под глазами, давно нестриженная солома волос и красные полосы шрамов, в тон слезящимся глазам. Шрамы на талии не казались слишком новыми. Значит, все-таки дыры были хорошей идеей. — Как ты, Фуго? — неловко спросил Джованна, рефлекторно протянув руку вперед. — Привыкаешь к вилле? Паннакотта не дернулся, лишь потупил взгляд, произнося: — Да, босс, все в порядке. Такая вопиющая ложь. — Purple Haze не доставляет тебе хлопот? — Нет. — Хорошо. Постараешься заснуть? Фуго моргнул и уже не ответил. — Фуго... — Да, босс, я попробую подремать. Джованна мысленно выругался — все снова прошло не по плану, он снова не был удовлетворен результатом. Джорно хотел убедиться, что Паннакотта будет послушен, чтобы Миста больше не видел в нем предателя. О, да, Фуго был послушен и спокоен, все прошло лучше, чем ожидалось. Но, дергая за ниточки его шаткой самооценки, Джованна невольно загнал в ловушку не только Паннакотту, но и самого себя. Фуго перестал считать себя одним из них, вряд ли у Джорно и Мисты был шанс построить общение с ним на равных. Все снова вышло из-под контроля. Не зная, как продолжить подобие разговора, но не желая сдаваться, ДжоДжо принялся тщательно осматривать комнату, думая, за что можно бы было зацепиться в качестве предмета разговора. Ничего, кроме безвкусного базового мебельного набора. Ни книги на тумбочке, ни носка, лежащего у подножия кровати, ни даже группового фото, которое дал ему Джорно, нигде не было. — Знаешь, — сглотнул Джованна, поразившись этой пустоте, так и отравляющей комнату. — У меня хранятся некоторые из твоих вещей. Я продал н... вашу квартиру, это то, чего захотел Гвидо. Твоя одежда и книги в подвале. Если понадобятся... — Нет, спасибо, — отрезал Паннакотта, не дав окончить фразу. — Надеюсь, Гвидо захочет продать и их, я все равно не заберу. Но у Джорно оставался оставался последний козырь в рукаве — серьги в форме клубники, над которыми Миста подозрительно долго ругался, чтобы заключить, что они ничего не значили для их предыдущего обладателя. Наверное, они все еще лежали в кабинете, в груде других безделушек из старого дома, с которыми Гвидо так и не хватило сил расправиться. — Я сейчас вернусь. ДжоДжо не пришлось долго искать заветную коробку, он быстро прошлепал по коридорам виллы туда и обратно, с нежностью сжимая красный бархат. Запыхавшийся и с горящими глазами, он вновь влетел в комнату Фуго, с картинным поклоном тут же протянув серьги их хозяину. Паннакотта посмотрел на Джованну чуть ли не со страхом и лишь отодвинулся, и не думая принять дар. — Джорно, я не думаю, что это... — Я просто оставлю коробку здесь, — тут же с натянутой улыбкой заявил ДжоДжо, заметив, что Фуго начинает паниковать. — Я, вот, просто положу на кровать. Тебе не нужно смотреть прямо сейчас, хорошо? — О... Хорошо. — Но, прошу, глянь, что там. Надо сказать, Мисту очень расстроила эта штука. Джованна все-таки неловко всунул в руки Паннакотты коробочку и тут же отошел на приличное расстояние. — Это же... Ах... Через секунду глаза Фуго наполнились слезами. Джорно, плакать не умевший, завороженно глядел на него, боясь нарушить очарование момента. Но Паннакотта поспешил отвернуться, стиснув зубы. Дон уже собирался оставить Фуго один на один с его личным горем, но тут Паннакотта резко зашептал что-то, будто умоляя Джорно остаться. — Это был подарок Наранчи. На прошлое Рождество... У меня не были проколоты уши, поэтому через несколько дней прокол делал Аббаккио, но в итоге он вставил мне эти дурацкие медицинские серьги, — Фуго дотронулся до мочки уха и провертел фиолетовые шарики, всхлипнув сквозь неожиданный смешок, — Над этой херней потом ржала вся банда, но Леоне сказал, что мне придется подождать несколько месяцев, пока прокол заживет... Я тогда еще накричал на него и обиделся... Мы с Наранчей никак не могли дождаться, Гирга говорил, что хотел бы увидеть меня с этими серьгами... Но потом... Черт, Аббаккио, Наранча... Паннакотта вновь всхлипнул и приподнял одеяло, прикрывая лицо. Он весь трясся, как в спазмах, и восхищение на лице Джорно переросло в панический испуг. Джованна точно знал, что нужно сделать — Мисте в таких случаях всегда помогали объятия, должно быть, Фуго тоже. Но первым все равно распахивал руки всегда Гвидо, когда в этом нуждался, не особо интересуясь разрешением. Тогда Миста еще сказал Джорно, что тот обнимается, как «Панни», с нежностью и ностальгией в голосе. Это произошло раньше, до того, как имя предателя стало для Гвидо своеобразным табу, полным ненависти. «Когда вас обнимаешь, вы оба сначала замираете на долю секунды, будто не понимаете, что происходит. А потом и ты, и Панни нелепо поглаживаете меня по спине». Это звучало очень странно, но было произнесено Мистой с такой любовью. А что случилось, если бы Джованна обнял Фуго? Они бы стояли, как два робота, только и похлопывающие друг друга по спине, как игрушки из Макдональдса... Джорно думал и об воссоединении под дождем. Паннакотта кинулся с такой небывалой легкостью в объятия Гвидо. Сам ДжоДжо никогда бы так не смог. Рука Джорно понимающе опустилась на колено плачущего Фуго и несмело провела по нему одними подушечками пальцев. Паннакотта, конечно же, ничего не сказал, но так вздрогнул, что Джованна поспешил убрать руку. Этот жест только усугубил положение? Может быть, Фуго стоило дать побыть в одиночестве? Дон спросил это как можно нежнее и доброжелательнее, но Паннакотта ожидаемо проигнорировал вопрос. Вероятно, это означало «да». Слезы всегда заставали Джорно врасплох, самого его никто и никогда не утешал. Он бросил взгляд на подчиненного только перед выходом — Фуго склонился, походя на старца, умудренного жизнью, над серьгами, которые Наранча уже никогда не увидит.***
Большую часть своего времени Паннакотта проводил с Шилой, они хорошо ладили, потому Джорно и частенько отправлял их на задания вместе, иногда еще и в компании Муроло, если того удавалось вытащить из собственной берлоги. Миста не переставал называть их командой изгоев, и Шилу частенько приводило это в ярость, но девушка уж слишком боялась снайпера, чтобы протестовать тому в лицо. Нет, Фуго однозначно любил ее, эту команду изгоев, неудачников и предателей. Они не годились банде Буччелатти и в подметки, но, во всяком случае, теперь Паннакотта был с людьми его сорта: напуганными, злыми, принявшими неверное решение. Трое неудачников, потерявшие все и вся. Шила И и Канноло раньше работали на Дьяволо, можно сказать, что именно это их и испортило. Однажды, когда вся тройка собралась у Муроло, и даже ни Фуго, ни Шила не отказались от бутылки пива, шпион заявил сквозь пьяные смешки, что как-то Дьяволо методично убил всю свою команду у него на глазах, только чтобы убедиться в отсутствии двойных агентов. Неудивительно, что после такого Муроло стал параноиком. История Шилы была другой, только примерно с тем же концом. Она осталась одна, испуганная, в чужой стране и по локти в крови. Иногда Паннакотта удивлялся тому, что, по сравнению с ними, его судьба сложилась не так уж и плохо. По крайней мере, у него все еще были Джорно и Гвидо, пусть и один манипулировал им, а второй ненавидел. Они хотя бы были живы. Как-то Фуго и Шила провели бессонную ночь в Скампии, гоняясь за группировкой наркокурьеров, додумавшихся развернуть свой бизнес в Веле. Наконец, на рассвете все было закончено, и Паннакотта предложил Шиле зайти к ним на виллу, прежде чем она вернется домой и грохнется в обморок от ужаса при виде своего пустого холодильника. Паннакотта наивно понадеялся, что в семь утра все обитатели виллы будут мерно посапывать, но, войдя на кухню, Фуго так и замер. Сказать, что народу там было чересчур много, значило бы не сказать ничего. Миста мрачно присел на столешницу, помешивая ложкой сахар в кофе, Джорно, в свою очередь, мрачно ковырялся в миске с хлопьями. Но особенно явно бросалась в глаза копна розовых волос — Триш кругами бродила по комнате, яростно жестикулируя. Заметив в дверном проеме Паннакотту, девушка замерла, как вкопанная, явно узнав его. Какое-то время все присутствующие молчали, только Гвидо наконец сместился со столешницы и небрежно достал пистолет из пижамных штанов, будто бы Фуго мог представлять опасность. Устоявшуюся свинцовую тишину нарушила Уна своим осторожным: — Привет. — Триш, — пробурчал Паннакотта куда-то себе под нос. Опять же, он был в растерянности. Фуго не ожидал снова увидеть ее. Он не знал, что должен чувствовать к ней. Ненавидеть? Он ненавидел ее, не так ли? Она была ответственна... Паннакотта прекрасно знал, что она ни в чем не виновата. У самой же Уны хотя бы были веские причины для неприязни к Фуго. — Прости меня, — неуверенно начал Паннакотта, сглотнув подступающий к горлу ком. Как бы ему хотелось, чтобы Миста куда-то делся и не наблюдал за этим личностным позором, но снайпер будто назло был весь во внимании. — ...В Венеции я был должен... — Стоп, — резко прервала его Триш. — Я рада, что ты не пошел. Хоть кто-то, до кого мой отец добраться не смог. Рада снова тебя видеть, Фуго. Ты совсем не изменился с тех времен. Это было мило с ее стороны сказать это. Мило и совершенно неправильно. Триш не могла пропустить неприятные шрамы, которые теперь покрывали добрую половину лица Паннакотты. — Как бы то ни было, — продолжала Уна, когда между присутствующими вновь повисла неловкая пауза. — Я пришла попрощаться, я уезжаю сегодня, моя звукозаписывающая компания организует тур по всей Италии! Я... теперь, похоже, певица. Я имею в виду, только начинающая. Фуго не мог поверить, что Триш пыталась говорить с ним так, будто бы ничего не случилось. Как будто не он кричал остальным, что лучше дать девчонке умереть и что они ничего не знают о ней. — Я знаю. Я слушал твои записи, они прекрасны. Фуго никогда не интересовался поп-музыкой, но между строк песни Уны были о них самих, о Буччелатти, Аббаккио и Наранче, об их банде, когда они были одним целым. Это и заставило Паннакотту как-то проплакать всю ночь возле магнитофона. Из своего угла на кухне Гвидо тоже решился добавить от себя искру в это перемирие: — Ха-ха, — сказал он довольно злобно. — Теперь ты знаешь, какая музыка ей нравится. — Пошел ты, Миста! — накричала на него Уна. Это удивило Фуго. Как будто бы Триш боялась, что слова Гвидо нарушат тонкое равновесие между ней и Паннакоттой. — Спасибо, — продолжила она, обращаясь, видимо, ко всем присутствующим. — Итак, я уезжаю на месяц, мне нужно, чтобы боги Пассионе соизволили спуститься на землю и не дали завять моим горшечным цветам, я живу неподалеку... — У Буччелатти, — вставил Фуго. — Точнее, в его старом доме. Тишина, затем: — А ты откуда знаешь? — Я видел тебя там пару месяцев назад. Не знал, что ты там живешь. Я тоже там жил, и пришел посмотреть, потому что... Подумав, может остальные... ну... и тогда увидел тебя. — О. Ты мог бы зайти поздороваться. Как будто он мог. — У тебя был при себе пистолет, — напомнил Паннакотта с крошечной улыбкой. — Что? Так, стоп! Извращенец, который зашел в сад, чтобы понюхать мое нижнее белье?! — Триш со смешком защелкала пальцами. — Джорно, Миста, помните? Я вам рассказывала! Фуго, только не говори, что это был ты! — Я только не за этим зашел, — тут же покраснел Паннакотта. — Я подумал, что это вещи Наранчи, я просто тогда не мог поверить... Он снова не смог сказать страшное слово «мертвы». Уна попыталась рассмеяться, но вместо этого вдруг отвернулась, пряча лицо в ладонях. У Гвидо затряслись руки, расплескивая кофе. — Я правда украла у него юбку или две, — Триш умудрилась пошутить дрогнувшим голосом. — Прости, да, это была всего лишь я. — Это ты меня прости, думаю, мне все же не следовало так врываться и трогать твое нижнее белье... Уна снова взглянула на него, одарив хитрой улыбкой. — О, ничего, правда, меня на самом деле успокаивает, что это был всего лишь ты. Я и так знаю, что ты гей. Фуго вздрогнул, Миста поперхнулся кофе и даже Джорно наконец оторвался от хлопьев. Откуда? Но, ведь Уна его едва знала, это было так очевидно, «написано на лбу»? Паннакотта был готов выдать кучу оправданий, когда сзади раздался слишком идиотский взрыв смеха и жалостливое похлопывание по спине. Шила хлопнула руками по рту, будто пытаясь загнать смех обратно и надеясь, что это лирическое отступление останется без внимания. Уна же впервые взглянула на Шилу и с удивлением улыбнулась: — И ты не заставишь меня поверить в обратное, даже приведя девушку. Паннакотта Фуго, где ваши манеры, как же зовут эту прекрасную незнакомку? — Уна протиснулась к Шиле и уверенно сжала ее руку. — Я Триш. — Шила. Я ваша фанатка, я смотрела все фильмы с вашим участием. Уна нахмурилась. — Но я не снималась ни в одном фильме... Шила покраснела от стыда, но все равно уверенно подняла голову, продолжив: — Я имею в виду, если бы вы играли в любом фильме, он точно бы стал моим любимым. Триш рассмеялась, немного удивившись этой странной девушке, обращающейся к ней на «Вы» и так по-идиотски, но красиво смеющейся. Было ли это попыткой флирта? Удивленный Фуго со вздохом подумал, что вряд ли бы смог сделать что-то подобное с большим успехом. Джорно наконец доел свои хлопья и пригласил всех пришедших к столу. Фуго и Шила уселись как можно дальше от Гвидо, недобро позыркивающего на них с ножом в руках, но пока тот лишь угрожающе нарезал хлеб для Sex Pistols. Тем временем Уна подошла к Паннакотте и ободряюще прошептала: — Знаешь, — сказала она. — Ты можешь приходить в дом, когда захочешь. Даже, если меня там нет, а тебе надо будет побыть одному, можешь прийти. Это был и твой дом тоже, тем более, ты жил там гораздо дольше, чем я. — Два с лишним года, — пробормотал Фуго. — Два с лишним года, — столь же тихо повторила девушка. Неожиданно, она схватила Паннакотту за руку, дрожаще улыбаясь: — Я знала Буччелатти всего неделю. Фуго несмело накрыл ладонь Триш своей. Им надо было сказать друг другу так много, но ведь с этим покатом ненужных извинений стало бы только больнее. В такой позе они и остались, пока внимание Паннакотты не привлекло движение на столе. Это был Пятый из Sex Pistols. Маленькое существо бродило по скатерти в стороне от собратьев, но ни Миста, ни остальные не заметили его отсутствие, пока тот не подошел к Фуго и не зазвенел своим тоненьким плаксивым голоском: — Фу-у-уго, мы так скуча-а-али по тебе! Сердце Паннакотты так и подпрыгнуло в нарастающем возбуждении. Это был всего лишь стенд, да и Пятый всегда отличался излишней эмоциональностью... Но все же... Фуго осмелился поднять глаза на Гвидо, который, правда, тут же ответил ему взглядом с жаждой убийства. Внимание вновь привлекли Sex Pistols — теперь Третий пинал Пятого, но на этот раз Миста позволил ему это сделать.