It takes two to tango

Порой Лорен диву даётся, как им удалось прожить вместе столько лет, не убив друг друга. Им потребовалось достаточно времени, чтобы вдоль и поперёк исследовать своих и чужих демонов, чтобы усмирить их и полюбить самые тёмные странности, таящиеся в глубине душ. Чтобы научиться терпеть друг друга, получая удовольствие. Хотя здесь Лорен слукавила бы — терпеть им с самого начала было по-странному забавно. И всё же... Она поражается тому, как ей хватило выдержки не переломать ему все кости в теле за то, насколько коварно он продолжал издеваться над ней каждый божий день вот уже три года. Словно истинный дьявол, не имеющий выходных. В эти моменты она понимала все те изречения о единой природе двух противоположных чувств, — любви и ненависти, — верной в которых признавала лишь ту часть, что связывала раздражение со страстью. Но чтобы любить человека всем сердцем, каждым уголком души, и так отчаянно порой желать раздавить его шею руками... А какая бы женщина не ощутила этого, оказавшись привязанной к постели с маской на глазах не раз, не два, а добрых пятнадцать за одни только два месяца? В Киране словно проснулась какая-то тёмная страсть к пыткам, которую Лорен бы скорее назвала страстью выводить её на эмоции (он всегда говорил, как горяча она, когда ярость подсвечивает агаты и сжимает губы в нить), собирая губами весь пыл её нрава до капли. Ей нравились моменты, когда эта тёмная сущность брала над ним верх. Чертовски. Но не отнять было того факта, что Киран заигрывался порой, и вспоминать о происходившем в постели, на кухонном столе, на полу, в е з д е после того, как руки освобождались от пут, а разум от страсти, было невыносимо. Страшно хотелось заставить его беспомощно извиваться и умолять, хватать ртом воздух, звать её по имени в истоме, в агонии, в наслаждении, близком к мучению. После всего того, что он заставил её вынести, лишая возможности двигаться и даже видеть, ей хотелось удовольствием распять его. По меньшей мере. Она, как любая женщина, задумавшая отомстить мужчине за неподобающее поведение, со всем коварствоством долгое время вынашивала в себе сначала желание, страстное и тёмное, вознамерившись ужалить его, когда он не станет ждать. А затем появился план. Час был поздним — они успели поужинать и разбрестись по своим комнатам на несколько часов, занявшись каждый своим. Киран прошагал в мастерскую, а Лорен скрылась в своём кабинете, объяснив, что ей нужно доделать кое-какие дела. И поначалу она в самом деле занимается этими делами, поначалу — до тех пор, пока от желания сделать что-то усидеть на месте становится совсем невозможно. А потом Лорен поднимается и, недолго думая, на носочках крадётся к мастерской. Находит Кирана у мольберта, занятым её портретом, который он продолжает называть «их» работой. Губы растягиваются в улыбке, а желание выкинуть проказу разом возрастает. Сначала она, не удерживаясь, целует его в макушку, припадая следом же к ней подбородком. Трётся щекой, пока ладони обвивают шею, и она улыбается, когда Киран легко касается губами её запястья, не отрываясь от работы. Лорен обходит его, опускается коленями на пол у самых ног. Припадает щекой теперь уже к бедру и трётся о него бродячей кошкой, требующей ласки. Киран бросает кисть, кладёт наверняка перемазанные маслом руки ей на щёки, целует в выпаде, трепетно и нежно, скользя руками по её волосам, шее, плечам. Поднимает её и садит к себе на колени, словно она не имеет веса. А потом также невозмутимо возвращается в картине. Лорен утыкается носом ему в шею, дышит им, кроет кожу жалящими поцелуями, языком словно фигуры по плоти вырезая. У него очень, очень чувствительная шея. А Лорен слишком любит эту слабость, чтобы удерживаться от соблазна пробовать его на вкус, медленно и верно сводя с ума. У него сбивается дыхание. Она усмехается и кусает выше, почти у самого уха, тянется к мочке, но вздрагивает и замирает, когда Киран забирается рукой под домашнюю футболку, поглаживая бедро и едва притрагиваясь к краю белья. Ладонь ведёт вверх по ягодице, и Лорен стоит настоящих усилий не закатить глаза, когда он сжимает кожу, стаскивая кружево, чуть оттягивает и с тихим щелчком отпускает. — По глазам вижу, ты что-то задумала, — она плавится от его взгляда снизу вверх, задержавшегося на секунду, когда она привстала, меняя положение, надеясь, что его рука скользнёт к внутренней стороне бедра, чуть выше. Но этого не происходит. Он бесстыдно поглаживает её ягодицы, поминутно крепко сжимая их, и на этом всё. А Лорен от желания уже почти трясёт. — Всего лишь хочу внимания, — бормочет она куда-то между его щекой и ухом со смазанным поцелуем. — Соскучилась. — В самом деле? — брови приподнимаются в притворном удивлении, пока он продолжает делать вид, словно она ничуть не отвлекает его. Пока одна ладонь скользит по телу, другая продолжает выводить по листу штрихи. Он даже не смотрит на неё, и подумать бы, что рисунок в самом деле увлекает его более любимой женщины, явившейся с единственной целью — соблазнить его и утащить из мастерской. Да только усмешка выдаёт его с потрохами. И дьявольский блеск в опущенных глазах, который из раза в раз пробуждает в ней нечто сродни... Соперничества? Желания потягаться тьмой — кто сдастя первым. Кому удастся взять верх. — О-ох, вот это напор! Неужели спасение старушек так возбуждает, офицер? — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя грязный язык? — цокает она недовольно, сгребает ладонью его подбородок и грубо тянет на себя, впиваясь в губы порывом. И этот паршивец отстраняется, чтобы ответить, успев сделать своим поганым языком пару движений, от которых у Лорен подкатываются глаза. — Разумеется. Вот только не припомню, чтобы тебе это не нравилось, дорогая. Она едва дожидается, когда он закончит, от желания вновь заткнуть его поцелуем почти зверея. А он нарочно понижает тон, звуча медленнее, соблазнительнее. Она никогда не могла похвастаться завидным терпением, но задуманное поспешности не терпело. Лорен всеми силами убеждала себя подождать ещё чуть-чуть, ведь просто опрокинуть его на пол и забраться сверху она всегда успеет. Пришла и другая мысль — тем лучше, что он решил повыпендриваться, строя из себя занятого и непоколебимого. У неё больше шансов на то, что он замешкается и не успеет среагировать. Она по-звериному усмехается, сползая одной ладонью ниже по его телу, дразняще-медленно, змейкой, успевая выписывать по ткани круги. Тихое шипение ласкает слух, когда ладонь сжимает член сквозь пару преград, и тот твердеет почти мгновенно. — Ты как заводная игрушка, — ухмыляется она, двигая рукой жёстче, быстрее. — Кто бы говорил, — успевает выдохнуть полурыком-полустоном, а Лорен с каким-то затаённым трепетом отмечает, как занесённая над мольбертом рука дрожит. Но он не сдаётся, продолжает делать вид. Невозможный. Она дожидается момента, когда Киран теряет контроль — очередное движение заставляет его застонать вслух и вскинуть голову. Лорен прижимается к шее губами, втягивая кожу, прикусывая местами, выписывая языком такой чувственный танец, какой губы обычно оставляют на губах. Вторая ладонь ложится поверх его, кроющей её ягодицы, тянет ниже, туда, где он чертовски нужен ей, где хочется ощутить не одни пальцы, а его всего, и Лорен едва не забывается — поглаживание плоти вышибает из лёгких весь воздух. Но в очередном поцелуе она уводит его руку за спину и щёлкает наручниками. Киран вздрагивает, и кисть выпадает из его руки. Лорен звучно целует его в щеку и проказливо отводит взгляд. Он дёргает запястьем, и ударяющая по пруту в каркасе стула цепь противно грохочет. Взгляд, который он поднимает на неё, больше походит на вымученный, чем взбешенный. — Что ты делаешь? — спрашивает он тихо. Пока без угрозы, даже радужки глаз не начали чернотой наливаться. В тоне плещется один интерес. — Хочу показать, что могу сделать, используя наручники, — поясняет Лорен, отвлекая его поцелуем. Но он не отвлекается, противный, только смотрит с вызовом. — Ты мстишь мне, — его глаза озаряются озорным, каким-то даже задорным блеском. Совсем не того ждала Лорен, и до чего же глупо — прикован к стулу он, а дар речи от удивления теряет она. — Скажи ещё, что ждал этого, — ворчит она, вставая с его колен. — Рано или поздно, — пока ещё свободной рукой придавливает её так, что она упирается промежностью в набухший член. Она дёргается и шипит от неожиданности, от остроты. Но почти сразу чуть подаётся бёдрами вперёд, потираясь о него. И у Кирана вновь дыхание застревает в горле. — Ты заслужил это, — произносит она на выдохе, с нескрываемым удовольствием наблюдая за тем, как его глаза подкатываются в такт рваным движениям. Они стоили друг друга, когда дело доходило до подобных пыток — и Лорен хотела сполна вернуть ему должок. — Ты заслужил своим поведением каждый миг той пытки, в которую я превращу последующие... — она дьявольски ухмыляется, облизывая губы. Киран подаётся вперёд, пытаясь захватить её губы своими, но она отстраняется, а новое движение бёдер, ещё более напористое, заставляет его вновь опасть на стул. — Веди себя прилично, — демонстративно цокает она. — Не собираюсь, — бормочет упрямо. Но не оказывает и попытки сопротивления, когда вторая рука оказывается пристёгнута к стулу. — Какой послушный, — тут же поддразнивает, похлопывая по щеке ладонью. Киран умудряется вывернуться так, что кусает её за палец. — Кусаешь руку, которая тебя кормит? — Я, конечно, понимаю, что тебе триумф глаза застилает, но, дорогая, имей совесть. — Не собираюсь, — проговаривает она ему в губы по слогам. И вновь отстраняется, когда он пытается её поцеловать. Она поднимается, и Киран протестующе дёргается. Дышит тяжело, как бык разъярённый, а Лорен от того ликует. Добилась своего. Заводит руку себе под футболку под пристальным взглядом мужа и выуживает оттуда что-то скомканное и чёрное. — Ну нет, — жалуется Киран, когда она тянется к нему с чёрной маской. — Что я тебе сделал? За что ты со мной так? — Прекрати ныть, — проговаривает она довольно жёстко, упирается коленом в стул между его ног и прикладывает ткань к глазам, фиксируя завязки. — И не дёргайся. — Мне не нравится эта игра, — не унимается он, когда Лорен фиксирует маску и отстраняется. — О, какая жалость, — она и не пытается звучать жалостливо. — А я ведь ещё даже не начала. Она осторожно отставляет мольберт в сторону и вновь опускается на колени у его ног. Стаскивает с себя футболку, забрасывая куда-то в угол. — Совсем забыла сказать, дорогой, — Лорен звучит нарочито елейно, нажимая на последнее слово тем тоном, от которого у Кирана дёргается кадык. — Я купила новый комплект белья сегодня. Бордовое кружево. Тебе бы понравилось. Разумеется, она знает, что делает. И как делает. Киран хрипло, поверженно смеётся. — Чего ты хочешь? — она жалеет, что не видит его глаз, потемневших от желания, но та самая угроза успевает закрасться в голос, и от тона у Лорен судорогой сводит низ живота. Ладонь касается его лодыжки, ведёт по ноге вверх, медленно, мучительно, всё ближе к паху. Чтобы, почти добравшись до алчущего ласки, отвести руку. — Поиздеваться над тобой как следует, — вкрадчиво, новым поцелуем в шею. И звук, который она умудряется тем из него выбить, кажется превосходным — полурык-полустон, ещё более громкий. Она улыбается и целует его снова. — Я понимаю, наручники, — Лорен выщелкивает пуговицы из пазов, поцелуями прочерчивая дорожку по его груди. С каждой пуговицей всё ниже, медленнее и увереннее. — Но чем тебе не угодили мои глаза? — Ничем, — признаёт она. — Представляешь, я уже скучаю по ним, — и в тот же момент, как он собирается очень хорошо попросить её избавить их обоих от этой проблемы, она с отчётливо слышимой издёвкой отмечает. — Лучше бы кляп взяла. Она отводит полы рубашки, открывая как можно больше кожи, прижимается к нему, мажет по голой коже кружевом. Сама обжигается, но не ведётся. Пытка сама по себе слишком хороша. — Знаешь, что я сделаю с тобой, когда ты освободишь меня? — Знаешь, что я сделаю с тобой сейчас? — шепчет она в кожу под ухом укусом, голимым желанием, сводящим с ума. — Расслабься и получай удовольствие. Ах, да, — её тон меняется с довольно-властного на совсем озорной, и Киран угадывает, что его девочка наслаждается своей маленькой местью, как может. Она горячо дышит ему в шею, лаская её губами, зубами, проворным языком. И шепчет, так голодно и томно, что Кирану едва удаётся сдержать стон. — Побудь хорошим мальчиком, дорогой. — Ты была послана мне дьяволом, — жалуется он. — Только что понял? — её смех полосует остриём ножа оголённые нервы. Такими темпами он кончит ещё до того, как она успеет его раздеть. Лорен словно слышит его мысли — тут же расстёгивает ширинку и стягивает брюки вместе с бельём. Бросает, не глядя. И закусывает губу, глядя на сумасшедшую эрекцию. Обхватывает ладонью основание и накрывает плоть губами. Киран так резко подаётся вперёд, что стул смещается с противным скрипом. — Я просила вести себя прилично. — Я просил снять с меня повязку. — Принести кляп? Киран рычит и стонет, подаваясь бёдрами, подскакивая на своём месте. Лорен движет ладонью вверх-вниз и улыбается тому, как великолепно злость мешается с податливостью. Пьянящий коктейль. Думается даже, что она понимает, отчего он так любит издеваться над ней до победного, чтобы сначала у неё от злости пар из ушей начал валить, а потом она сорвала под ним голос. И после сил, ни физических, ни моральных, на то чтобы поквитаться с ним как следует, не хватало. Обводит головку языком, расчерчивает длину одному дьяволу известными узорами, вбирая больше, глубже. Одна ладонь помогает, кулаком сжимаясь у основания и следуя за губами. Кирана на стуле скручивает, сворачивает вдвое, он беспомощно дёргается, отчего наручники то и дело лязгают цепью, а стул со скрипом сдвигается. Он хрипит, рвано выдыхает, стонет. Зовёт её по имени на выдохе, на изломе, почти в лихорадке, перемежая его ласкающим слух смиренным «пожалуйста». Лорен от этой беспомощности ведёт так, что она сама едва не стонет, заживо сгорая от желания ощутить его в себе, получить всё и вся разом, выпить его до дна, оставив беспомощно задыхаться, а потом сделать так ещё. Но в момент, когда она чувствует, что ещё чуть-чуть, пара движений, и он взорвётся, она с влажным звуком отпускает его. Он дёргается с громким разочарованным стоном. — Ну что ж, милый, думаю, с тебя хватит, — произносит ласково, щекой ластясь к его бедру. Ладони невесомо проходят по его ногам, и он чертыхается, дёргаясь, срываясь на громкий и очень удручённый вздох. — Ты развяжешь меня? — голос уже совсем не его: хриплый, сиплый, и в тоне ворочается та самая тьма, от одного намёка на которую у Лорен всегда едет крыша. — Разумеется, нет, — пальчики змеятся по телу выше, обводя проступающие чётче с каждым рваным выдохом кубики пресса, рёбра. Она подаётся вперёд и ловит пульс губами, терзая чувствительную точку на шее. Он несдержанно стонет и дёргается ещё раз, будто надеется, что с очередным таким движением путы падут. — Пожалуйста, Лорен. Прекрати издеваться. — О-о, джекпот. Киран Уайт признал, что издеваться над женой и оставлять её неудовлетворённой на самом пике — свинство. В её голосе столько холодной злости, что Кирана ведёт от этого. В самом деле ведёт. — Ты любишь, когда я издеваюсь, — цедит он сквозь зубы, и Лорен намеренно смыкает губы на головке, от чего он теряет контроль. — Люблю, — ещё одно движение, жёсткое поглаживание рукой, и он выгибается навстречу. А потом Лорен вновь отстраняется. — Но не больше, чем издеваться самой. Ладони исследуют внутреннюю сторону бедра, нежно поглаживают бедренную кость, выше, ниже, везде, но не там, где без её рук и губ уже так невыносимо. Кирана потрясывает, подбрасывает на стуле, и он выпускает воздух сквозь стиснутые зубы. Лорен почти зачарованно следит за скатывающейся по шее бисеринке пота. — Чего ты хочешь? — ладонь вновь касается его, но легко, почти нежно, а губы увлекают в поцелуй, но отстраняются — она ожидает ответ. — Тебя. Тебя, Лорен. Закончи начатое... Пожалуйста. И убери повязку. Я прошу тебя. Пальцы сжимаются, губы соскальзывают по абрису, смакуя пульс, и смыкаются на шее. Она улыбается тому, каким тяжёлым становится дыхание. — Может, что-то ещё? — она играется, скользя кончиками пальцев по самому острию. Киран ощущает себя на то остриё насаженным. — Я вёл себя плохо, — признаёт он без всякого раскаяния, но с очевидным нетерпением в голосе. — По-свински, дорогой, — разжимает ладонь, но не отстраняет, гладит, едва касаясь, пока Киран пытается вывернуться и получить больше. — Я вёл себя по-свински, — через зубы, со свистом. Лорен ликует и целует его поощрительно в шею, а он задыхается. — Какой хороший мальчик. Можешь ведь, когда хочешь. Губы разжимаются для колкости, для угрозы, гадости, чего-нибудь... И тогда Лорен срывает с него повязку. Поначалу он щурит привыкшие к темноте глаза, но достаточно быстро осваивается, и впивается в неё взглядом жадно, словно путник, что брёл по пустыне без воды несколько дней и наконец нашёл источник. И рассмеяться бы — его пытка была гораздо короче. Под пристальным взглядом она расстёгивает бюстгальтер и медленно стягивает его с плеч. Когда он, привязанный, доведённый до отчаяния, от желания почти обезумевший, смотрит на неё так — Лорен кажется, что это она из них двоих в низшем положении. Дыхание застревает в груди, но она не может отвести от него взгляд. Боже, как же она любит его глаза. Она стаскивает по ногам бельё и забирается к мужу на колени, обвивая руками шею. Целует его — медленно, чувственно, сладко, просто неимоверно сладко. Это она путник, искавший днями и ночами воду. Это он ей нужен, как воздух. Нестерпимее воздуха. Иссякает желание шутить, дерзить, измываться. Они разглядывают друг друга зачарованно, голодно. Цепи тихонько лязгают — Киран позабыл, что был прикован, и хотел отвести волосы ей за уши, убаюкать лицо жены в своих руках и утянуть её в новый поцелуй, над которым взял бы контроль сам. Лорен едва не хнычет от того, как сильно хочется ощутить его руку на себе, в себе, всего его внутри себя. Она призывно приподнимается, подставляясь алчущей касаний грудью, зарываясь в смоляные кудри пальцами, и Киран обхватывает навершия губами, посасывая, не отрывая от её лица взгляда. С губ Лорен срывается тихий стон, она откидывает голову назад, прогибаясь в спине, подставляется сильнее, безмолвно требуя большего. Язык обводит сосок, и губы вновь втягивают его. Лорен тянет за волосы, царапая ногтями затылок — ещё, ещё, сильнее, ну же! И он легонько покусывает её, всё увереннее с каждым призывным касанием, с каждым нетерпеливым стоном. Она отстраняется, чтобы подставить вторую грудь, и позволяет ладони заскользить по своему животу. Та змеится, пока не достигает средоточия жара, касается лишь едва, и Лорен протяжно выстанывает его имя, прикрывая веки. — Иди ко мне, — у Лорен вся спина покрывается мурашками от того, как властно и мягко звучит его голос. Он просит, и просит при том так сердечно, что желание освободить его и позволить делать с собой всё, на что он горазд, обжигает изнутри. — Я хочу тебя, Лорен. Пожалуйста. Накрывает ладонью напряжённую плоть, раскатывает влагу по всей длине, приникает к губам и целует его, насаживаясь. В поцелуе схлёстываются два несдержанных стона. — Киран, — хнычет она, цепляясь за его плечи как за последний рубеж. Рвано дышит и дрожит от желания, а Киран просто любуется ею, пока в черте взгляда разливается вспышка от того, как хорошо внутри неё. Он бы удержал её, насадил плавно, будь у него свободны руки. Лорен же опускается почти рывком, не успевая толком привыкнуть, и заполненность сперва причиняет дискомфорт. Киран подаётся вперёд, целуя приоткрытые губы, обещая себе зацеловать её всю, когда руки окажутся свободны — влажные от пота виски, щёки с росписью румянца, подрагивающий подбородок, блаженно прикрывающиеся то и дело веки. Насаживается ещё и ещё — сперва осторожно, давая себе возможность привыкнуть. Прижимается к нему ближе, тянет его на себя, цепляясь за волосы, собирая их в пригоршни, царапает плечи, теряя контроль, так, что наверняка останутся алые полосы. И целует его, целует, целует, целует не в силах оторваться. Темп быстро становится рваным, резким, каждое скольжение внутрь — лавина удовольствия. Под сомкнутыми веками пляшут искры, по коже скользит электрический ток. Киран подаётся навстречу, и на самом изломе Лорен прижимается ближе к нему, позволяя добить себя парой крепких толчков. И перед глазами у неё вспыхивают звёзды. Ощущение, словно из тела вытащили все кости. Лорен растекается по его груди, позволяя дыханию постепенно успокоиться, и когда сил оказывается достаточно, чтобы пошевелиться и распахнуть глаза, она тянется и увлекает его в поцелуй. Нежный, но не утративший страсти. Она сползает с его колен, жестковато оседая на пол, лукаво смотрит на него снизу-вверх, пускай смущённый румянец до сих пор не сошёл с щёк, а руки мелко дрожат после долгожданной разрядки. Ложь. Они дрожат от желания. Лорен вновь обхватывает его губами, осторожно, неспешно, обводя языком головку, скользя пальцами по его животу. Она смотрит на него — уставшего, разморённого, всё с тем же диким блеском в глазах. И стоит ей опустить взгляд, поддаваясь собственному удовольствию от ласки, как она вздрагивает — на голову ей опускается ладонь. Пальцы зарываются в волосы, требовательно, но не грубо. Она смотрит на мужа исподлобья, и в жилах вскипает огонь. — Пусти, — требует Лорен, сжимая руку на органе крепче, от чего глаза у Кирана подкатываются. — О нет, дорогая, я тебя никуда не пущу. Она ухмыляется и тянется к нему за поцелуем, но стягивающая волосы ладонь не даёт пошевелиться. — Поиграем, любовь моя? — прозвище не звучит хоть сколь-нибудь нежно. В нём плещется угроза. И Лорен принимает вызов с раскатанной по губам усмешкой. Однако та тает, стоит наручникам сомкнуться уже на её запястьях.