It takes two to tango

Лорен устало упёрлась в стол лбом, разочарованно вздохнув. Новое дело, взятое ею под личный контроль из упорства и желания доказать что-то новоявленным подчинённым и ушедшему в отставку Герману (впрочем, скорее себе самой) сводило её с ума. Реабилитация после второй беременности оказалась ещё тяжелее первой. Мало того, что ей пришлось уйти в декрет почти сразу после назначения на новую должность (чего она не сделала бы, не будь Киран собой — ссора стала одной из крупнейших на её памяти, но он не уступил ей и когда Лорен в первый и, клялась она себе, последний раз пригрозила разводом. Взгляд Кирана, обращённый на неё тогда, она не простит себе ни в одной из уготованных ей жизней). Она оставила пост на полгода, парой месяцев раньше родов, и когда пора возвращаться в офис подошла, любовь к малышу Натаниэлю, переросшая в нередко зарождающийся в матерях страх расставаться с дитя даже на минуту, сделала возвращение невыносимым. Киран нашёл для сына просто невероятную няню. Софие в своё время она не понадобилась — Люси была так очарована малышкой, что Тристан позволил давней хозяйке своего дома на какое-то время взять эти обязанности на себя. Кроме того, опьянённый счастьем отец проводили львиную долю времени с ней, нередко баюкая беспокойную (вся в родителей) дочерь, когда та просыпалась по ночам, и выстраивая график работы (слава богам, руководство университета тому способствовало) таким образом, чтобы уделять больше времени своему маленькому чуду и её маме, любовь к которой после рождения малышки помножилась на бесконечность. После появления на свет Софии Лорен не торопилась на службу, и за проведённые за уходом восемь месяцев она — пускай и страшно привязалась к ней, прикипела так, что маленькое продолжение их с Кираном любви срослось с ней — превратилась в тень себя прежней. Дни слилились в вереницу пустого, серого и безвкусного, и проведённое с мужем время, само собой, скрашивало их, но всякий раз, как ему необходимо было отлучиться, она вновь начинала тонуть в разочаровании и захлёбываться ненавистью. При том и оставить Софию она не могла, слишком беспокоилась за неё, да и как же она сможет работать спокойно, не видя её перед собою, не баюкая её, не будучи уверенной в том, что она в порядке? Единственным, что заставило её вернуться раньше окончания положенного срока стал честный разговор с Кираном, который прекрасно видел, сколь пагубно на ней отражается отсутствие привычного движения. Само собой, ему было спокойнее, когда две его самые любимые на этом свете женщины были дома. Но когда ценой тому было состояние Лорен, меньше чем за год целиком и полностью выгоревшей... Именно потому она так боялась наступить на те же грабли вновь, и после рождения Ната скрепя сердце решила оставить его няне. И тревога, напоминающая судороги, такая же непредсказуемо-резкая и невыносимая, со временем ослабла, пускай и не оставила её до конца. И вновь помогал Киран — почти каждую свободную минуту проводил с сыном, которого, как и Софию, всё младенчество боялся держать на руках, но продолжал хранить это в строжайшей тайне даже от любимой жены. А уж Кирану она верила даже больше, чем себе самой. Она размяла пальцами переносицу и протёрла глаза, постаравшись сфокусировать взгляд на разложенных по столу страницах показаний и отчётов. Голова закипала, виски неприятно ныли, а боль в спине от перенапряжения становилась совсем невыносимой. Она зло, раздосадованно усмехнулась, пустив по сознанию противную мысль, так крепко по вискам обвившуюся, что напоминала о себе бессчётное количество раз на дню вот уже который месяц: не думала, что в свои тридцать пять начну рассыпаться. Минувшей ночью ей так и не удалось сомкнуть глаз — она пролежала несколько часов, беспрестанно ворочаясь, и, дождавшись, когда Киран уснёт, улизнула в кабинет. Она щёлкнула выключателем, погасив лампу. Уже несколько часов как кабинет заливал дневной свет, акварельными разводами пробивающийся сквозь занавески. Влить в себя ещё одну чашку кофе и закончить... Ну же, давай... Страшно клонило в сон, а ещё – и об этом Лорен подумала с теплотой — хотелось обнять Кирана, уткнувшись носом ему в шею. И в волосы ему обеими руками зарыться, и... Она едва не застонала от одних только подобных мыслей, начавших заполонять усталую до предела голову, медленно и верно сводя её с ума. Она собиралась встать и направиться за своей порцией нежности, когда дверь в кабинет распахнулась, и в обход ожиданиям на пороге Лорен увидела не мужа, а заспанного Натаниэля, потирающего кулачком один за другим глаза. В крошечной ночнушке, достающей ему до самых щиколоток. Она мягко улыбнулась сыну и подозвала того к себе, отодвигаясь от стола. Маленькие ножки протопали через весь кабинет, и Лорен помогла малышу забраться к себе на колени. Попутно она бросила взгляд на циферблат расположенных на противоположной стене часов — время приближалось к восьми. Значит, и Киран должен был проснуться. Скорее всего, именно он и подослал к ней своего маленького шпиона. — Выспался? — она прижалась губами к виску сына, притягивая его ближе к себе. Наклонилась к нему, чтобы видеть его, и едва не задохнулась хлынувшей вдруг любовью к этому маленькому существу, рождённому от их с Кираном любви. По правде говоря, она и представить себе не могла, что сможет испытывать это к кому-то помимо мужа. И по сей день не могла к тому привыкнуть. — Дя-а, — ответил он с широким зевком, для его маленького лица оказавшимся таким умилительно-крохотным, что Лорен вновь ему улыбнулась. Он, невозможно хорошенький, продолжал напоминать ей котёнка. Рыженького, голубоглазого, страшно похожего на своего отца котёнка, до кучи всего усыпанного бледными веснушками. Люси любила говорить, что их дети взяли от родителей лучшее, и Лорен, разглядывая обоих, любуясь чёрными волосами дочери, кудрями сына, голубыми глазами обоих... Не могла не согласиться. — Мама, — Натаниэль вдруг принял чрезвычайно серьёзный вид, нахмурившись и сведя брови к переносице. — Что такое? — она приблизилась, давая понять, что слушает так внимательно, как может. И сама приняла такой же серьёзный вид, едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться и не чмокнуть его в нос. — Мама... — он задумался, нахмурившись ещё пуще прежнего, и попытался выразить мысль, пускай сам, казалось, не до конца понимал, что пытается сказать. — Мама, а вы зе с папой йюти? — Ну да, — она подняла брови, но мгновение спустя спохватилась и вновь сдвинула их вместе, подражая сыну. — А Со... С-со... — он напрягся, очень-очень усердно стараясь выговорить имя сестры правильно. —... фия тозе? — И София тоже, — Лорен погладила его по огненным кудряшкам, зарывшись в них пальцами. — Откюта я у в... в-вас зялься? До Лорен дошло, о чём он её спрашивал, не сразу. Первые пару секунд она продолжала улыбаться ему, играясь в волосах, а потом осознание выплеснулось ей на голову ледяной водой. И ей не удалось сдержать наползшего на лицо ужаса, когда она открыла рот, чтобы ответить что-то, но не смогла. — Что ты имеешь ввиду, дорогой? — мягко переспросила она, мысленно отвешивая себе оплеухи за совершенно нелепую растерянности. В крайнем случае, в самом крайнем случае всегда можно отвести его к Кирану и скинуть необходимость объясняться на него. Хотя, зная Кирана... Едва ли она будет рада результату. Господи, как же она устала... — Ню-у... — и мальчик снова зевнул, подавшись головой сначала назад, а потом вперёд. Как неваляшка. Замер и вновь призадумался. — й... еш... ешли вы йюти, а я йисёнок. Лорен глупо хлопнула глазами, а потом, уже не копируя мимику сына, нахмурилась. — Лисёнок? Где ты это взял, солнышко? — Папа в-всегда гавайит, что я ш... шамый нястаящий йи... йи... йи-и... — Лисёнок, — улыбаясь, подсказала ему она. Нат закивал головой, смотря маме прямо в глаза. А потом, протяжно зевнув ещё раз, припал щекой к ней, обнимая. — Спать хочешь? — ласково спросила она, поглаживая его по щеке. Он чуть подался касанию, ластясь, и Лорен не без умиления подумала о том, что так часто делает Киран. — Н-ниет, — настаивал на своём он, устраиваясь на груди мамы поудобнее. Лорен перехватила его покрепче и поднялась из-за стола с сыном на руках. Прижавшись губами ко лбу мальчика, тихонько проговорила: — Идём, вместе разберёмся с твоим папой. Не успела она дойти до спальни, как Нат на её руках сладко засопел.