It takes two to tango

— Дорогой, не изволишь объясниться? Киран лениво потянулся и, не отрывая головы от подушки, едва-едва приоткрыл один глаз. Лорен рассматривала его сверху-вниз, держа на руках сына, поглаживая того по вихрастой макушке и пропуская рыжеватое золото меж пальцев. Недовольная или скорее пытается казаться такой. Но от вида женщины — любимой так давно, что он уже не был способен вспомнить себя до встречи с ней, своё сердце до того момента, как оно стало биться для и во имя неё — бережно обнимающей их крохотное сокровище, перенявшее рыжину её волос, у него привычно зашлось счастливым трепетом сердце. Чаще всего Лорен была способна завестись с полуоборота, независимо от ситуации и его участия в ней. Независимо от того, хотел он собственноручно толкнуть её к краю или был случайной будущей жертвой её пыла, будь то хоть злость, хоть возбуждение. До неё он никогда не питал такой страшной слабости к вспыльчивым женщинам, но стоило разок-другой обжечься её огнём, а, скажем, на пятый и вовсе научиться мирно с ним управляться… Он расплылся в довольной улыбке, потягиваясь с тихим стоном, и выражение злости на лице супруги тут же дало осечку — она и сама чуть было не улыбнулась ему. Он наконец изволил открыть глаза, устроившись поудобнее, сложа за голову руки. А Лорен едва не подавилась от смешавшихся в его взгляде наглости и обожания. Только он так умеет. Одним взглядом обезоружить и лишить дыхания. — В чём дело, моя душа? Лорен попросту не была бы собой, если бы позволила себе признаться в том, как предательски у неё забилось сердце от его слов. Ну ведь немыслимо — шли годы, а она всё также густо-ало краснела от его нежных прозвищ, от касаний, поцелуев и самых чувственных во всём мире ласк. Она осторожно опустила Натаниэля на крошечную подушку, подготовленную Кираном и уложенную между их подушек, и растянулась на своей половине кровати. Киран продолжал любоваться ею, не скрывая того и не трудясь выглядеть при том хоть сколько-нибудь менее самодовольно. Лорен терпеть не могла его, когда он был таким лихорадочно-влюблённым. Даже дышать рядом с ним становилось тяжело, не то что говорить, глядя ему в глаза, или терпеть его касания, кромсающие самообладание на мелкие-мелкие куски. На считанные мгновение её взгляд стал мягким, словно расплавленный воск. Кошка, своенравная и временами весьма упрямая, но готовая вскочить на колени и податься поглаживающей шёрстку руке. Она легонько помотала головой и вновь на него взглянула. — Что ты снова успел наплести Нату? — строго, но спокойно. Лорен уперлась ладонями в постель и подалась ближе. Он повторил её движение, поднимаясь и замирая против неё полусидя. Они оба отметили про себя — не разделяй их малыш, давно бы уже голодно накинулись друг на друга. — О чём именно ты? — самую малость лукаво, но всё же серьёзно, чтобы раньше срока не вывести её из себя. По крайней мере, не при ребёнке такое проворачивать, не когда их маленькие дьяволята находятся дома. — Боже, Киран! — воскликнула она, стараясь не повышать голос. — Так это не всё? Мне ждать новых сюрпризов? Но он лишь развёл руками, не спеша ни отмести обвинения, ни оправдаться. Однако сделал следом же укус, затевая спор, (прекрасно понимая, что именно он делает). — То есть верить в Санта-Клауса по-твоему для ребёнка не зазорно, а… — А верить в то, что он лис, которого родители нашли в лесу, знаешь ли, это уже несколько другое. Неужели ты не видишь совсем никакой разницы? — Вообще-то про лес я ему не говорил, — заметил он между дело, но стоило Лорен прижечь его взглядом… — Ну… Ладно-ладно, я самую малость перегнул. Но только самую малость — ты видела это чудо? Рыжий-рыжий, весь в веснушках, да такой юркий и славный! В самом деле ведь по… Лорен перегнулась через сына и, притянув мужа за ворот пижамы, заткнула его поцелуем. — А я и не спорю, что похож. Но если ты ещё хоть раз скажешь ему, что мы нашли его в лесу… — Но я ведь… Новый поцелуй оказался безжалостнее, она завладела его губами и искусала их. — Понял-понял, моя госпожа. Никаких больше шуток над маленькими и милыми. Лорен улыбнулась ему, нечто в её взгляде заставило его голодно сглотнуть и придвинуться ближе. И вновь безмолвное поощрение — эдакая маленькая хищница позволяет себе быть пойманной, зная, что в чужих руках никакой опасности нет. Он принялся целовать её шею, плечо, руку, постепенно сдвигая ниже ночную рубашку и открывая всё больше кожи. А у Лорен с каждым влажным поцелуем лишь стремительнее кружилась голова и горели щёки. Она прикусила ладонь, чтобы не застонать вслух и не разбудить малыша, и сжала шёлк на спине Кирана, заглядывая в глаза предупреждающе, с угрозой. Но во взгляде была едва не мольба. Ещё. Сделай так ещё. Однако, к неудаче Лорен, в тот самый момент, когда его губы успели оказаться в опасной близости к открывающейся в разрезе сорочки груди, Нат заворочался. — Тш, — зашипела она, попытавшись отстраниться. Но от Кирана не так уж легко было отделаться, когда он был чётко уверен в том, что она хочет чего-то ничуть не меньше его. — Перестань! — заворчала она шёпотом. — Мы разбудим Ната. — Твоя правда, — согласился он, успев напоследок обжечь её губы мучительно-медленным и сладким поцелуем. Он призадумался о чём-то буквально на пару мгновений, и Лорен ощутила смену мыслей в его голове нутром. Замерла в ожидании, склонив голову, но долго ждать не пришлось. — Дорогая, а ты не думаешь, что было бы славно сегодня… — взгляд метнулся к циферблату настенных часов. — Скажем, часика так через два отправить детей в гости к дяде Уиллу с тётей Ким? Бровь Лорен изогнулась, она очень постаралась не рассмеяться вслух. Не переставая поглядывать на смешно (точь-в-точь как Киран!) сопящего во сне Натаниэля, она осторожно перебралась на ту половину кровати, что принадлежала Кирану. И с удовольствием устроилась в протянутых ей объятиях. — Ну какой же ты ужасный, — весело забормотала она ему в губы. — Пощадил бы бедного Уилла! Ему же потом прибирать за детьми. — Просто отвратительный, ты хотела сказать, — проворковал он в поцелуй, над которым у Лорен с каждым мгновением становилось всё меньше власти. — Да ладно тебе, слышала же, как Ким жаловалась, что любимая племянница скоро совсем её забудет. И Джастина страшно скучает по ней. А Ната вручим Уильяму, они прекрасно ладят. — Твоя правда, — она крепко-крепко прижала мужа к себе, полной грудью вдохнула родной запах. — Я не против, — кончики пальцев прошлись по плечу, руке до самого запястья, и она нырнула обеими ладонями под тонкую ткань пижамной рубашки, повалив его на подушку. Его смех, бархатный и низкий, совсем тихие вздохи и нечто, едва-едва напоминающее стон, что вот-вот опадёт с губ, вскружили ей голову. Как же она любила его, боги. Любила, любит, и эта щекотка в груди, замирающее всякий раз рядом с ним дыхание, невозможная нежность словно бы со временем лишь растут. У неё по венам давно уже бежит любовь к нему, дышит она его смехом, живёт ради того, чтобы держать его руку в своей руке. И нет ничего ценнее. Разве что мальчишка, похожий на него чертами, мальчишка с его глазами, в которые она безвозвратно влюбилась много лет назад. Мальчишка, хлопающий сонно глазами и трущий их, улыбающийся и даже потягивающийся спросонья точь-в-точь, как её любовь. Она потеряла контроль в тот миг, как потянулась, чтобы оставить на веснушчатой щеке поцелуй, а маленькие, словно бы кукольные ручки потянулись к ней навстречу, требуя свою порцию ласки. И другие руки, такие же родные, тёплые, сильные, любимые, захватили их обоих, весело смеющихся, и прибежавшую босиком из своей постели Софию, маленький ураган, как две капли воды похожий на него. А потом началось их утро — шумное и счастливое. Лорен ни за что бы не поверила, поведай ей кто-нибудь в её двадцать, что однажды она обретёт подобное счастье в руках человека, которого так горячо презирала когда-то. Человека, которого полюбила каждым уголком души и каждой клеткой тела. Её человека.