Ромео и Джульетта с нашего двора

Всё время, что корабль шёл до порта назначения, Майя и Сергей, а с ними Рэсси, просидели в трюме. То ли им просто везло, то ли электронная собака окружала их полем невидимости и вообще необнаружения – но никто беглецов не потревожил. И они сами себе не поверили, когда до грузового отсека донеслось объявление по судовому радио: – Наше судно подходит к порту назначения! Больше не надо сидеть словно мыши, прижавшись друг к другу в тёмном углу, и так же по-мышиному грызть что можно из припасов! А ещё иногда, поодиночке, пугаясь каждого шороха, стесняясь друг друга и полагаясь только на помощь Рэсси, пробираться к контейнерам для утилизации отходов жизнедеятельности… Теперь всё закончилось. Отчаянная парочка послала вперёд электронного друга, дабы точно быть уверенными в отсутствии впереди опасности. Получив сигнал, что всё чисто, парень с девушкой выскользнули из трюма, смешались с толпой выходящих пассажиров и сошли на берег. Никто не обратил на них внимания, и они незамеченными юркнули в чащу леса. Да, это была не цивилизованная Америка с её небоскрёбами, а один из немногих оставшихся нетронутыми уголков дикой природы. Экзотика начиналась прямо рядом с портом. Сыроежкин и Майя стояли, притихнув, под сенью гигантских деревьев, и не могли оторвать глаз от всего, что их окружало. – Ну и хорошо же здесь! – наконец прошептала восхищённая Светлова. – Ещё лучше, чем я себе представляла. После нашего пыльного города это – просто рай земной! – А где мы жить будем? – спросил Сергей свою принцессу-специалиста. – И как к нам отнесутся местные жители? – Хорошо отнесутся. Мы ведь не собираемся убивать их или прогонять с исконных земель. Мы с ними по-доброму, и они с нами тоже по-доброму. За переводчика я сработаю, обещаю! А жить будем на дереве. Ты сможешь влезть на дерево? – Смотря на какое. – Вот на это, – Майя указала прямо перед собой. Дерево было не очень высоким и развесистым, ветви его переплетались, образуя причудливые клубки. – Нет, наверное, не влезу, – вынужден был признать Сыроежкин. Здесь было явно не его царство. – А я вот влезу! – объявила Светлова. Она подошла к дереву, ухватилась за нижнюю ветку, подтянулась на руках… Сергей и не заметил, каким ловким и точным движением любимая девушка взлетела на ветку и встала на неё обеими ногами. По правде говоря, он просто отвёл глаза – Майя полезла на дерево как была, в форменном платье… Трудным был только первый шаг. Дальше забираться было гораздо легче. Девушка ставила ноги на бесчисленные развилки. Очень скоро она исчезла в кроне дерева и крикнула оттуда: – Я уже наверху! Поднимайся ко мне! Сыроежкин не мог показать, что боится, и полез. Ему пришлось труднее, чем Майе, даром что она была в юбке. Но зато Сергей не ходил на секцию гимнастики… Так что Светловой пришлось опять спуститься, будто белке, и помогать своему избраннику, иначе он не добрался бы до вершины. В кроне ветки вообще образовали сплошной ковёр. По нему можно было ходить почти как по полу, не боясь упасть. – Располагайся! – улыбнулась Майя. – А змей не боишься? – Какие змеи? С нами же Рэсси! Он с любыми тварями найдёт общий язык, в смысле, чтоб они к нам не совались! – Ну, тогда у меня перестанет голова болеть насчёт того, что мы не сделали полторы сотни прививок от тропических заболеваний! За микробов не поручусь, но мухи с москитами точно обратятся в позорное бегство! – девушка расцеловала парня в обе щеки. По справедливости, целовать надо было бы Рэсси, уже взлетевшего на вершину дерева…

* * *

Доктор Светлова сидела в кабинете у своего коллеги Бориса Матвеевича. Тот ювелирно подливал ей спирту в чай и приговаривал: – Успокойтесь, Марина Степановна, какая может быть милиция? Я вас уверяю: погуляет ваша Майя и вернётся! Уж не знаю, с повинной головой, нет ли – но вернётся обязательно! – Побойтесь Бога, а вдруг с ней что-то случилось? – Я утверждаю: ничего, кроме того, о чём я вас предупреждал. И ничего вы с этим не поделаете. Она выросла, пришло её время. – Господи! Ну не могла же в нашей семье получиться такая… сумасшедшая девица! – Отчего же? Ваш муж, если не ошибаюсь, тоже не любитель сидеть дома? И ничего плохого я в этом не вижу. Ваша девочка нормальнее многих, кого я встречал. Она уж точно никогда не сядет сюда, к моему столу, и не начнёт жаловаться на жизнь… Она просто живёт. Она знает, чего хочет – и она это получит. Ну… если будут какие-то последствия, так мы поможем, что мы – не медики? – Уши вянут вас слушать, Борис Матвеевич, право слово! – Уверяю: в милиции вам скажут то же самое и ещё хуже, не стесняясь в выражениях. И закроют дело, не успев его открыть. – Ну, а что мне прикажете делать? – Как говорится, день и ночь держать окно открытым. И сердце тоже. …Конечно, доктор Светлова так не могла. Да, в тот вечер, после смены, она просто засыпала, склоняясь головой на стол товарища по работе. Но на следующий день Марина Степановна, во-первых, написала письмо мужу в Южную Америку, а во-вторых, разыскала Майину записную книжку и принялась обзванивать всех по очереди одноклассников дочери и девчат из секции. Картина вырисовывалась привычная и успеха в поисках не сулящая. Майя ни с кем близко не дружила. Её соученики сами дорого бы дали, чтобы понять, чем и ради чего она живёт. Марина Степановна постоянно выслушивала недобрые, полупрезрительные-полузавистливые отзывы о соседней школе. У них там, видите ли, роботы, и потому Майке… ой, простите, Майе там интереснее. Если у неё и есть какие-то привязанности – то искать надо в сорок второй. Хотя уже сколько она с тамошними, а сны наяву стала видеть только в самое последнее время… Следующий звонок доктор Светлова сделала профессору Громову. Но в гостинице «Дубки» ей очень вежливо сказали, что Гель Иванович вместе со своими электронными детьми отбыл в Синегорск. Вот так. Письмо к мужу блуждало по чужому континенту, ища в глуши постоянно перемещающуюся экспедицию. Как-то незаметно начались каникулы, а значит – и Марина Степановна с ужасом в этом убедилась – ученики сорок второй школы разъехались кто куда. Вот тогда у Майиной мамы опустились руки. До милиции она так и не дошла. И действительно, как и предрекал доктор «Шпак», сидела дома, не в состоянии ничего делать и ловя каждый шорох на лестнице. А приходя в поликлинику, жаловалась Борису Матвеевичу на видения… Хитрый доктор устроил коллегу в нервную клинику и, очень довольный, начал на материале несчастной писать монографию.

* * *

Вот так и получилось, что Майя и Сергей преспокойно «зависли» в чужих краях на всё лето. В отличие от обычной почты, их письма – Элеку, Элечке и родителям Сыроежкина – бесперебойно доставлял Рэсси. И в этих посланиях беглецы чем дальше, тем увереннее говорили, что к началу нового учебного года вернутся домой. Как ни весело было в Латинской Америке – но тоска по дому потихоньку закрадывалась в ребячьи сердца. Уже надоедало купаться и загорать, сидеть у костра с местными жителями, учить на практике местный вариант испанского… У Сергея раз за разом слезала с носа кожа. Майе везло больше – она загорала ровно и красиво. Индейцы относились к ней с каким-то особым почтением. Она была хороша собой и необычна – светлые волосы и карие глаза привлекали взор и здесь, ещё сильнее, чем дома. Она ничего не боялась, держалась с местными на равных – да и не удивительно, ведь она была дочерью своего отца. А «маэстро Вольдемара», охотника на ядовитых мух, здесь прекрасно знали. – Почему маэстро-то? – удивлялся поначалу Сыроежкин. – Он разве фокусник или музыкант? – Нет, для них – учитель или учёный… Почти «сэнсэй». Кстати, это ещё одна причина, почему мы не задержимся здесь надолго. Не хотелось бы, чтобы папина экспедиция нас тут накрыла, а вероятность немаленькая… …Земли племени майя – совсем в другой стороне. Но всё равно – Сергей непрерывно ощущал, как теряется на фоне своей принцессы, которая легко становилась и принцессой здешней… Правда, местные старались не обижать Сыроежкина невниманием или насмешками и от души желали молодой паре счастья. Майя зря не выберет! Когда ребятам случалось ночевать в индейской деревне, их, как будто так и надо, пытались уложить вместе. Ссылки на грядущую, не скоро притом грядущую, свадьбу никого не смущали: – Тем более, если день назначен! Сергея и Майю, красных от стыда и возмущения, понимала и поддерживала только одна мудрая женщина: – Чем дольше… как это по-вашему, дети мои? – помолвка и чем ближе они в это время друг к другу, тем больше им чести её выдержать! Потом все добрые духи их за это вознаградят! Молодые люди благодарно улыбались и старались уйти к себе в поднебесный дом. Сюда, в Америку, они прибыли с чистыми помыслами, ребяческой жаждой приключений и столь же наивным желанием не расставаться – не очень понимая, что за этим стоит. Для Майи было нормальным скакать по ветвям, рвать диковинные плоды и бросать Сыроежкину. Да при этом, забывая, что и сорваться можно, ещё распевать из своей тёзки Кристалинской:

Для тебя, Для тебя, Для тебя Самой лучшей мне хочется быть! Все земные пути Я могу обойти, Все моря я могу переплыть! Ты поверь, Ты поверь, Ты поверь: Я сумею, всем сердцем любя, С неба звёзды достать, Чтоб единственной стать Для тебя, Для тебя, Для тебя!

Каждая рубленая строчка – короткий замах и рассчитанный бросок… Майю мало волновало, как она выглядит со стороны. Одно только, она, конечно, в юбке по деревьям больше не лазала – но ведь это же просто-напросто неудобно! Так же как неудобно спать на дереве в обнимку, а значит, можно устраиваться просто рядом… И вот так они двое, девушка особенно, играли с могучими, первобытными силами и не понимали этого. А ведь здешнее солнце, пряный воздух, подначки местных жителей, их праздники с зажигательными танцами и само испытание неразлучностью – всё горячило кровь… И в один прекрасный вечер, как раз когда Майя и Сергей возвращались с очередного индейского празднества, небеса решили, что пора посмеяться над этими детьми. Они уже подходили к своему дереву. Девушка шла чуть впереди. И едва не упала, когда любимый человек вдруг обнял её сзади, накрыл ладонями грудь и стал жадно целовать в шею, открытую лежавшими по обе стороны косами… Майя застыла, окаменела. И сказала чужим, мёртвым голосом: – Пусти меня, пожалуйста! Сыроежкин, кажется, сам до смерти испугался своего порыва. Руки его разжались, и Майя с трудом удержалась на ногах. – Прости, – глухо произнёс Сергей. Оставшиеся пару десятков шагов они прошли молча. Потом девушка прислонилась спиной к дереву и объявила: – Надо ехать домой. Не нами сказано, а задолго до нас: Не повенчав, с такою речью страстной Вас оставлять одних небезопасно! – Надо ехать, Майя, надо, – опять, как много дней назад, Сыроежкин смотрел в землю. – Август кончается. А у нас ещё такие «хвосты» на осень… …На рассвете, как и должно было быть, вернулся Рэсси с почтой. Но неожиданностью, хоть и символичной, оказалось в принесённой им пачке письмо от Майиной мамы.

* * *

У беглецов в Америке был вечер, а у Марины Степановны в больнице – белый день. И почему-то в этот день с раннего утра бедная женщина не находила себе места. До того она вроде успокоилась, даже начала испытывать ко всему равнодушие, переходящее в апатию. А тут металась, ушла в тихий час на лестницу и, по-мальчишески треснув кулаком по автомату, дозвонилась в гостиницу профессору Громову. И Гель Иванович, немало, видимо, удивлённый, сообщил Светловой-старшей, что её дочь вместе с Сергеем Сыроежкиным, ну который двойник Электроника, прекрасно проводит время в Южной Америке, по приглашению и под присмотром её же собственного, Марины Степановны, мужа. – Бред какой-то! – сказала на это Майина мама. – Я бы знала, если бы Володя её пригласил… Мне он на письмо до сих пор не ответил, три месяца скоро… – Ну не знаю… У нас вот только что был Рэсси, принёс моим ребятам письмо от Сергея и Майи. Сейчас попрошу Элека вернуть собаку и послать к вам, напишите сами Майе, я полагаю… …В этот день Владимир Светлов наконец получил письмо жены от мая месяца. И, махнув на всё рукой, сорвался домой – несколькими часами раньше своей дочери и Сыроежкина.