Ромео и Джульетта с нашего двора

– Господи, бедная мама! Этот мерзкий Шпак упрятал её в больницу. Теперь она пишет, что будет мне всё разрешать, лишь бы я жила всё-таки дома… Не ругает, ничего – только бы я вернулась! Всё, Серёжа, как можно быстрее – домой! Когда я появлюсь – маму должны же выписать из больницы? – Вернёмся к тому, с чего начали? Если бы она тогда тебя не запирала – я бы тебя сюда не сманил! Ладно, не смотри так, я ей зла не желаю, наоборот… – Я знаю… Слушай, нехорошо, конечно, но всё, что было – было не зря. Такие вещи, как этот наш побег, позволено творить – как там говорится? – детям, пока они веселы, бесхитростны и бессердечны. А мы с тобой уже не такие. Мы повзрослели на этой земле. Сильно и, похоже, не в ту сторону… …Сложив вещи, Сергей и Майя пошли в индейскую деревню – попрощаться со своими местными друзьями. Провожали ребят не без грусти, напутствовали в дорогу, желали счастья… Кто-то предложил подарить гостям из-за океана какое-нибудь животное. Сыроежкин отказался, а Светлова, в принципе, ничего против не имела. Только предупредила: – Подарите мне такое животное, чтобы его моя мама не испугалась! – Хорошо, – сказал индеец, предлагавший подарок. – Хочешь эту анаконду? – Ой, что вы! Мама с ума сойдёт! – Будучи замужем за маэстро Вольдемаром? – Ну папа только мух ловит, и даже их домой не тащит! Мухи, как у нас говорят, отдельно, а котлеты – отдельно! А змеи тем более, хотя ни папа, ни я, после того, как пожила здесь, уже их не боимся… Если их не дразнить – они, как и любая живая тварь, не нападут. Но моя-то мама никогда здесь не была и не знает этого! Ей после больницы только анаконды недоставало! – Да что такого? Она полезная, мышей ловит… У вас есть мыши? – Да какие мыши, я на восьмом этаже живу! – И вообще, – продолжал уговаривать индеец, – она совсем ручная. Первая анаконда, которую вообще удалось приручить. Разве это не удивит всех в твоей стране? Майя представила себе, какие глаза станут у её одноклассницы, Ленки Лазаревой, когда та снова начнёт хвастаться своей дрессированной собакой, а она, Майя, скажет: «А у меня – ручная анаконда!» И сдалась. – Правильно, – молвила та мудрая индеанка, что всегда заступалась за молодую пару. – Это умная змея, она тебя выбрала и давно просилась к тебе. Она тебя ещё отблагодарит!

* * *

Переход через океан, несмотря на то, что число безбилетных пассажиров возросло на одного – длинного, чешуйчатого, опасного – снова прошёл благополучно. Майя и Сергей сошли на берег с толпой, а Рэсси выбрался и вытащил анаконду после, когда на судне никого не осталось. И потихоньку, но очень быстро доставил змею к гаражу Сыроежкиных. Ребята устроили рептилию рядом, в котельной и наказали электронной собаке наловить для светловской питомицы в ближайшем пруду рыбы. А сами разбежались: Сергей домой, а Майя в больницу, к матери. До посетительских часов было ещё долго, но девушка прорвалась через все препятствия. Для начала наговорила резкостей лечащему врачу – всё тому же пресловутому «Шпаку»: – Борис Матвеевич, вы энергетический вампир! Поняли, что со мной каши не сварите – так за маму принялись! Мне очень стыдно, что я невольно вам поспособствовала! Пустите! – Да ступайте, Майя Владимировна! С вами не сладить никому – в том числе и мне. Если вашей маме на радостях не станет хуже – я ещё успею выписать её прямо сегодня… …Мать и дочь Светловы, конечно, всласть наревелись в палате, но на том дело, в плане осложнений, и кончилось. Ушли домой ещё до обеда. А дома их уже ждал давным-давно не виданный муж и отец, доктор наук Владимир Дмитриевич. И всё вроде пошло хорошо. Папа даже не думал ругать Майю за бегство в Южную Америку. Теперь, когда дочка благополучно вернулась, бывалому путешественнику оставалось только гордиться своим чадом. Шутка ли – сама добралась как туда, так и обратно, да и там оказалась на высоте! Майя была уверена, что и за анаконду в котельной ей ничего не будет. Но пока всё же помалкивала о змее – и, как потом оказалось, правильно делала. Зато через слово поминала своего Сыроежкина: мол, в Америке она была не одна, её было кому защитить… – Да ты, мама, про него знаешь, мы вместе были в Фонтании! А ты, папа, ещё ни с кем из моих друзей не успел познакомиться, но это мы быстро поправим! Дома, с родителями, Майя опять чувствовала себя ребёнком. Забылись так напугавшие их с Сергеем обоих минуты в лесу и вся последующая философия по этому поводу. И даже в голову не приходило клясться в очевидном – в собственной непогрешности… Девушке уже казалось, что ей навсегда прощены все бывшие и будущие проступки. А меж тем лицо Владимира Дмитриевича мрачнело всё сильнее с каждым упоминанием фамилии «Сыроежкин». В конце концов, выждав момент, когда Майя на миг замолкла, замечталась с улыбкой на устах, её отец объявил: – Вот стоит уехать всего-то на несколько лет – как начинаются разные безобразия! Плохо я тебя воспитывал, дочь моя, и учил, как видно, не тому. Думал – ты ещё маленькая. А надо было ещё перед тем отъездом рассказать тебе то, что важно для любого представителя нашего рода. – Да в чём дело-то? – встревожилась Майя. – В том, что между нами и Сыроежкиными – кровная вражда. Что ты на меня так смотришь? – Ничего. Просто я думаю: неужели такое ещё возможно? В нашей-то стране и в наше время? – Да, дочь моя, возможно. Правда, история долгая, восходит к четырнадцатому веку. Тогда наш предок и их предок полюбили одну и ту же девушку. Она предпочла Светлова. Тогда Сыроежкин со словами: «Так не доставайся же ты никому!» – столкнул её в речку. Наш предок вызвал убийцу на поединок и вышел из него победителем. После чего родственники Сыроежкина подсыпали Светлову мух в суп, и он отравился. Наши родственники, конечно, стали мстить, а их род в долгу не остался. Вражда всё усиливалась с каждой новой обидой и докатилась до наших дней. Теперь, конечно, мы и Сыроежкины насмерть не бьёмся, но всё равно ненавидим друг друга. – Фу, как глупо! – возмутилась Майя. – Детский сад какой-то. Ты, папа, меня извини, но я никогда не думала, что ты на полном серьёзе будешь рассказывать такие нелепые истории. Во-первых, я как-то очень сомневаюсь, что оба наших рода уходят корнями в такую древность. Вряд ли мы из «бывших». А раз нет – вряд ли бы фамилии существовали уже так давно. Тем более за столько лет один из родов, если не оба, должны бы уже быть истреблены под корень. А про подробности дела я, извиняюсь, вообще молчу. У нас первоклассники более умные страшилки придумывают! – А ты дерзка и непочтительна, как я посмотрю! Впрочем, я могу тебя понять. Мне самому эту историю рассказали в прошлую мою поездку, в русской колонии в Фонтании. – Опять Фонтания! Все беды в последнее время оттуда! Ты, папа, когда там был – лучше бы их Скорпиона поймал, чем… Кто ж там тебе рассказал, да так, что ты поверил? – Майя, Марина, не говорите никому, но у нас в той русской колонии родственники! Это случайно выяснилось. Я ехал туда изучать фауну, ехал с чистой анкетой и с привычной картиной мира в голове. А нашёл целую ветвь родни. Жаль, ты об этом не знала, когда туда ехала, могла бы тоже познакомиться. У них на руках остались все хроники рода. Я сам читал ту историю, которую тебе сейчас пересказал. И после этого стал другим человеком. Тамошние Светловы поведали мне, что все Сыроежкины остались в России. В нашем городе. И завещали мне эту вражду. – Больше они тебе ничего не завещали? – Майя, с горящими щеками, встала из-за стола. – Например, продать на Запад наши секретные разработки? Или создать для них биологическое оружие? Из мух? Папа, помилуй, ты доктор наук и член партии! Ты что, не понимаешь, что это типичная провокация? Или понимаешь, потому и призываешь к молчанию? Господи, я так по тебе скучала, а сейчас вот думаю: и зачем ты только вернулся? – Чтобы не дать тебе запятнать фамильную честь Светловых! Ничего, в чём ты меня обвиняешь, не было. Я просто прикоснулся к истокам. И, как говорится, рад бы забыть, да не забудется… – А я бы забыла! Просто Фонтания до недавнего времени была такой страной, где в воздухе разлит дурман, мешаются мысли и вылезают из глубин подсознания самые непохвальные чувства и стремления! Я это испытала на себе! Мы испытали. – Так… Ну тогда понятно, почему тебя потянуло к человеку из рода Сыроежкиных! А его – к тебе. – Замечательно! Опять я же выхожу сумасшедшей! В чьей-то ненормальной логике, – с этими словами Майя вышла из комнаты, постаравшись погромче хлопнуть дверью. Тут до сих пор молчавшую Марину Степановну словно прорвало: – О Господи, сил моих больше нет! Понятно теперь, в кого Майя начала заговариваться! Ты думаешь, Володя, почему я стала её запирать? Потому что она не могла просто сказать: понравился мне мальчик, пусти нас погулять. Что, я бы не поняла? Так нет, она начала пропадать, а в своё оправдание сочинять какие-то немыслимые истории! Вот теперь я вижу, что ты, Владимир, страдаешь тем же самым! Не начинай. Не борись ни силой, ни хитростью. Я уже пыталась. Кончилось это Америкой для Майи и больницей для меня. Помяни моё слово – всё равно она сделает по-своему! Вся в тебя. Так не лучше ли ей быть у нас на глазах, раз уж она начала играть в открытую? – Только не с человеком по фамилии Сыроежкин! Проклятие! Лучше бы мне было никогда не ездить за границу!

* * *

«Майя, милая, доброго тебе дня, если бы ты только знала, как я скучаю!

Говорил со своими родителями. Папа сказал, что вроде в детстве слышал от прадеда (моего), будто была какая-то старая и глупая история. И не более того. Мой отец подробностей не знает (за вычетом того, что, по нашей версии, всю кашу якобы заварили не мы, а Светловы, извиняюсь) и не представляет себе, как из-за подобной чуши можно ломать людям жизнь. У нас ведь не Кавказ, не Сицилия и не Дикий Запад – и это большой успех всего коллектива. Вообще мои родители тебе очень сочувствуют. Только раньше они говорили, что я правильно с тобой дружу, потому что ты на меня влияешь исключительно благотворно, едва не лучше Элека. А сейчас они качают головами и говорят: «Бедная девочка!» В том смысле, что мать от нервов лечилась и отец тоже странно себя ведёт… Извини, не хотел обидеть. Я им на это сказал, что родителей не выбирают. А они мне, мол, вот именно, и продохни ты, Серёжа, от ерунды, и займись-ка ты делом, у тебя же зверские переэкзаменовки начались. Эл тут предлагал сдать за меня – я его послал в вежливой форме. Сам разберусь. Чего и тебе желаю, поскольку тебе предстоит всё то же самое. Тут вот подошла Элка и просит меня передать тебе совет… Не, пусть такое сама пишет, передаю бумагу и ручку. (другим почерком) <i>Привет, Майка! Какое-то массированное наступление Фонтании на Советский Союз, других слов у меня нет, потому что на совсем плохие я не запрограммирована. Скажи ты им, что ждёшь ребёнка! Тогда уже ничего нельзя будет назад отыграть. Играть останется только свадьбу. Правда, твой Сергей тут возмущается и говорит, что шла бы я в баню (что мне там делать?!) и что у тебя же мама доктор, она живенько затаскает по коллегам и поймает на вранье. Сейчас Сыроежкин меня прогонит. Ладно, извини, хотела бы я хоть от кого-нибудь ждать ребёнка… А впрочем, это уже лирика. Возвращаю бумагу и ручку.

Твоя подружка Эля, которая тебе, если честно, по-хорошему завидует.

</i> (снова тем же почерком, что начало – много нежных слов) »

* * *

«Сергей, я тоже страшно соскучилась!

Обижаться я и не думаю. Вот заметь: у тебя отец шофёр, мама на хлебозаводе работает – и мыслят они как нормальные люди! А мои образованные, учёные, мама врач в профессорской поликлинике, папу за границей знают – а ведут они себя… Правда, мама теперь меня поддерживает. Но всё равно – по поводу дикого плана Элечки ты прав. То, что это неправда, выяснят сразу. А поддерживать меня в такой ужасной лжи мама не будет. Потому что папа сразу скажет, чтобы она пустила в ход все свои связи и замела это дело под ковёр, ну ты понимаешь. Лишь бы только не скандал. Не говоря уже о том, что у меня у самой язык не повернётся наговаривать на тебя и себя такое. Так что привет Эле, я ей сочувствую и благодарна за участие. Элеку, кстати, тоже. Ладно, давай держаться – пока каждый сам за себя. Вот сдадим все «хвосты» – тогда, глядишь, что-нибудь придумаем. Я держу за тебя скрещенные пальцы. А ты за меня не волнуйся – мне вполне достаточно два раза перечитать материал накануне экзамена. И я тебе повторяю то, что говорила всегда: У НАС С ТОБОЙ ВСЁ ХОРОШО! Сильно надеюсь, что твоё шестнадцатилетие пройдёт лучше, чем моё. Ой, опять забыла, тебе стукнет целых семнадцать, тебе же пришлось не со своим годом поступать… Целую тысячу раз. Не знаю, как передать тебе тепло моей души…

Твоя М.»