Десятый холд. Книга первая: Джига на драконьем гребне

      Знаете, откуда взялся известный миф о том, что люди, дескать, в обычной жизни используют данные им природой способности едва на десятую часть от максимума? Дело там не столько в каких-то хитрых научных исследованиях - хотя они в некоторой косвенной мере все же повлияли на возникновение такого мнения, как минимум создав подходящий фон в коллективно-бессознательном. Но серьезные ученые как раз опровергают эту версию. А возникла она потому, что в определенных обстоятельствах, практически всегда - стрессовых, отдельный человек способен совершить нечто, кажущееся выходящим за грани возможного. Так иные воины, будучи израненными с ног до головы, продолжают стоять и сражаться - и позволяют себе умереть лишь тогда, когда враги, уверившись в их бессмертии, в ужасе откатятся прочь. Так демонстрируют невероятную силу слабые женщины, когда их ребенок попадает в беду. Откуда же берутся такие возможности? В поисках ответа на этот вопрос нетрудно додуматься до наличия каких-то необъятных экстренных резервов, простаивающих в ожидании подходящего случая. Но это не так. На самом деле, человеческий организм всегда работает на сто процентов, просто он при этом выполняет прорву разнообразных задач, из-за чего квота сил, выделенных на осмысленную деятельность, получается сравнительно небольшой. Но в отдельных случаях, когда вопрос стоит как минимум о жизни и смерти, все естество человека, все ресурсы его организма подчиняются одной единственной цели - и тогда становится ясно, насколько их, на самом деле, много. Впрочем, разница, казалось бы, чисто диалектическая. Что силы берутся из экстренного резерва, что они перераспределяются с других задач - не все ли равно? Ан нет. Разница, на самом деле, очень большая. И заключается она в одном простом слове - "отдача". То бишь, весьма ограниченная способность выполнять те действия, с которых были перераспределены ресурсы. И оную ограниченную способность я ощущал так, что аж кушать не мог.       Причем, ладно бы еще дело ограничивалось сугубо телесными ощущениями. Да, они были изрядно ниже среднего и намного превышали обычную "физкультурную" боль, но после тренировок, пройденных нами на Дрожащих Островах, это было для меня не в новинку. Иное дело - эмоции. "Экстренный режим" касался и их, значит здесь тоже не могло обойтись без последствий. И они были. Они разрывали мое сознание на части невозможным коктейлем из основательной эмоциональной опустошенности и целого спектра реакций отложенного действия, среди которых были: ужас, ощущение фантастичности произошедшего, осознание прошедшей совсем рядом смерти, осознание совершенного убийства, осознание собственного ликования в момент совершения убийства и, наконец, снова ужас, но на этот раз - уже комплексный и всесторонне осмысленный. И поверх всего этого - гаденькое ощущение, что ты - черствая бессердечная свинья, раз тебя от таких переживаний еще не хватил кондратий. Тогда я еще удивлялся, как можно привыкнуть к подобному. Забегая вперед, потом я это понял. Никак. В разных вариациях и с разной интенсивностью, но гадко будет всегда. Если же вдруг когда-нибудь (не дай Бог!) вы окажетесь на моем месте и после очередного подобного эпизода не ощутите никаких душевных терзаний, то у вас останется только два пути на выбор. В монастырь или к психоаналитику. Впрочем, возвращаясь к нашему повествованию, даже если бы тогда кто-нибудь рассказал мне об этом, эффекта было бы не много. Увы, не всякий жизненный опыт пригоден для того, чтобы его просто так взяли и вложили в любой достаточно сообразительный для этого мозг. Кое-что можно усвоить только лично. А вот совет загрузить свою соображалку какими-нибудь посторонними мыслями и таким образом приглушить неприятные переживания был бы очень кстати. Настолько кстати, что я сам же до него и додумался. Только вот последовать ему никак не мог, поскольку и без того был занят. Все мое внимание занимал тонкий серебряный браслет, бывший, как и Амулет Ансея, магической приблудой и подарком Шеогората. Только если Амулет был у нас исключительно для экстренных случаев, и при некоторой доле везения мы вполне могли бы без него обойтись, то использование браслета было для нас суровой необходимостью. Нахождение в одном теле позволяло нам проделывать уйму трюков, недоступных обычному человеку, от сравнительно банального сдвоенного движения, направленного на чистое физическое усиление, до всяческой сложносочиненной акробатики. Без последствий это, конечно же, не обходилось, и каждый сеанс подобных выкрутасов приводил к небольшим, но весьма зловредным растяжениям и надрывам наших мышц и связок. Сила браслета же была в ускорении регенерации. Для заживления серьезных ран этого бы не хватило, зато спасало нас от преждевременной инвалидности, которая в противном случае неизбежно наступила бы уже на второй попытке, как мы это называли, "станцевать". Требовалась для этого сущая ерунда: один из нас должен был примерно полтора часа непрерывно призывать силу браслета. При некоторой практике это нисколько не напрягало. Но теперь я именно из-за этого оказался беззащитен перед назойливыми хаотичными послебоевыми мыслями, которые я рад был бы отогнать, но не мог - ведь тогда всю лечебную процедуру пришлось бы начинать сначала.       Удивительно, но Айем отнеслась к такому моему состоянию с редким для нее пониманием. По крайней мере, несмотря на то, что моя тревога была для нее явно заметна, она оставила непременные в таких случаях едкие комментарии при себе. Да и сама старалась держать свои эмоции под контролем, даже тогда, когда выяснилось, что любезно предоставленный нам заводной* конь Ларриуса - скотинка с характером, и вообще, приучен к несколько иным командам, нежели привычные Ее Отставному Величеству ездовые твари. Животное отлично чувствовало ее неуверенность, и потому, с молчаливого согласия своего хозяина, отрывалось на всю катушку, то издевательски сбавляя шаг, то вдруг начиная с достойным лучшего применения упрямством переть в сторону от дороги. В частности, когда я, наконец, закончил с лечебной процедурой, вредный жеребец усиленно делал вид, что ищет еще не пожухший клочок травы под ближайшим деревом, и на все понукания со стороны Айем реагировал полным игнором.       - Эй, не отставай! - окликнул нас легионер. - Или ты собралась сбежать? Если да, то не советую.       - И не собиралась! - раздраженно огрызнулась Айем. - Ясно же, что стрелять ты будешь не в этого копытного негодяя.       - В точку, - недобро ухмыльнулся Ларриус. - Ярл ведь мало того, что денег стоит, он еще и не виноват ни в чем.       - Ярл? - переспросил я.       - Конь, - снизошел до пояснений наш конвоир. - Кличка у него - Ярл. В общем, поторапливайся давай. Дела у меня срочные, а по твоей милости я и так задержался.       - О, с возвращением! - тут же обратилась ко мне Айем. - Отдохнул? А теперь сделай что-нибудь с этой тварью, пока я ее не прибила!       - Не обещаю, что получится, - честно признался я, с задумчивым видом выламывая прут из нависшей над нами кроны, - но попробую.       И незамедлительно попробовал, совершив то, что, в свете клички нашего транспортного средства, могло быть классифицировано, как тяжкое правонарушение. А именно, с оттягом врезал импровизированной розгой по крупу вредной коняги. На битье Ярл отреагировал сообразно имени, возмущенно вскинув породистую голову и негодующе ржанув, видимо призывая Лариуса с его лошадью в свидетели творящемуся беззаконию. Возмущение копытного аристократа выглядело столь праведным, что, развернув его башку поводьями в потребном направлении и хорошенько наподдав по бокам пятками, я ощутил себя кровавым тираном, жестоко подавляющим слабые ростки гражданского самосознания братьев наших меньших.       - Гуар за такое отгрыз бы тебе кусок колена, - укоризненно заметила Айем.       - Значит, хорошо, что Ярл - не ящерица, - философски заметил я. Стыдно мне за такое обращение с благородным животным не было, причем от слова "вообще". Видит Бог, копытный сам напросился. Не читать же ему мораль, в самом деле? Тем более, намек Ярл понял отлично и более не безобразничал. Ларриус же на это только понимающе хмыкнул, всем своим видом показывая, насколько ему привычны подобные сценки.       Тем временем видневшаяся впереди каменная перемычка, соединяющая сплошную стену Джерола с белоглавой громадой Глотки Мира, становилась все ближе. Словно вздыбившаяся, взбунтовавшаяся линия горизонта, она вздымалась ввысь, не пытаясь при этом бросить вызов недосягаемости небесного свода, подобно какой-то там Вавилонской Башне. Нет, это был бунт другого характера. Горы восставали в мощи своей исключительно затем, чтобы заслужить место в симфонии северного неба, чтобы своими размерами, все едино не достигающими ослепительно синего купола, подчеркнуть его величие и послужить его вящей славе. Конечно, с точки зрения геологии это все - глупость несусветная, но разве обязательно все время воспринимать окружающий мир сугубо материалистически? В конце концов, только для тех, кто еще не вырос из коротких штанишек, будет откровением то, что сказка - ложь. Иное дело, какие намеки мы, все из себя такие взрослые, в состоянии в ней уловить. С этим ведь обычно и бывают связаны наши самые большие проблемы. Тогда я, впрочем, даже не пытался задуматься, о чем же нам, смертным, намекают мудрые седые горы. Черт, да я находил дела поважнее, чем даже просто всласть ими полюбоваться, тем самым безвозвратно поганя свое первое от них впечатление. Вместо этого я предпочел поковыряться как следуем в своих свежих душевных ранах, да без особого толка попрепираться с Айем насчет наших дальнейших действий. Ну, не дурак ли?       Впрочем, по прошествии сравнительно небольшого промежутка времени пейзаж все же сумел завоевать мое внимание. Для этого от него потребовалась самая малость - всего лишь кардинально измениться. Празднично-золотой лес остался позади, сменившись мрачно-серым устьем прохода между до головокружения высоких отвесных скал. Ущелье, по которому дальше стелился тракт, выглядело каким-то смутно неестественным, будто бы вырубленным в незапямятные времена прямо в теле некогда монолитной скалы. Имевшиеся же по обе стороны от тракта резные обелиски еще больше утверждали меня в этом мнении. Они выглядели так, как будто тот же неведомый доисторический скалогрыз, что вздумал проложить здесь дорогу, нарочно оставил вдоль нее пару рядов колонн изначального серого гранита. А потом, чтобы сторонний наблюдатель не подумал ненароком, будто бы все это - творение природы, изрезал получившиеся столбы орнаментом и увенчал каждый из них стилизованной головой неведомой зверушки, одновременно похожей на ястреба и дракона. Уж после такого наблюдателю в моем лице оставалось только терзать себя предположениями, что же сталось с цивилизацией, способной сотворить такое, раз ее наследники живут ныне в совершенном варварстве и мало что обратно на пальму не лезут?       - Смотрю, тебя впечатлило, - сделал Ларриус вполне естественный вывод из нашей, надо полагать, весьма обалдевшей физиономии. - Впервые здесь, да? Готов поспорить, сейчас ты думаешь, какой же магией можно было соорудить подобное. Я прав?       - Прав, - не стала спорить Айем. - И что-то в твоем тоне подсказывает мне, что уж для тебя-то в этом нет ничего загадочного.       - Да как сказать, - пробормотал легионер и многозначительно вздохнул. - Мои сослуживцы-норды все поголовно уверены, что этот проход со всеми его обелисками был сотворен силой Голоса. И они, пожалуй, не так уж неправы. Вопрос только в том, что и кому этот голос приказывал. Как бы там ни было, когда каменщики из Сиродила прокладывали здесь дорогу, они обнаружили, что земля под этим ущельем скрывает больше костяков, чем живет крыс под Столицей. Вот и думай, как оно было.       - Костяков? - не понял я. - Некроманты, что ли, расстарались?       - Возможно, - Айем милосердно не стала сходу отметать мое преподложение. - Но скорее - обыкновенные надзиратели. По одному на пару десятков рабов. Они, знаешь ли, дешевле обходятся.       По какой причине мне поплохело - от цинизма своей компаньонки или же от безжалостности доисторических прорабов с плетьми - я так и не понял. Да и не особо стремился, если честно.       - А ты откуда все это знаешь? - дрогнувшим голосом осведомился я. - Ну, что костяки здесь нашли?       - Рассказали вот, - неопределенно пожал плечами Ларриус. - Кажется, кто-то из помощников хелгенского префекта по фортификации. Помнится, именно с ними мы тогда пья... То есть, говорю, взаимодействие между подразделениями налаживали.       - Ну, раз так, то да, - покачал головой я, крайне уязвленный собственной загружаемостью и алчущий по такому случаю возмездия. - Пьяный в жо... То есть, говорю, умудренный опытом фортификатор врать не станет.       Ларриус пару мгновений посверлил нас удивленным и слегка растерянным взглядом, после чего вдруг захохотал так заливисто, что даже заработал укоризненный взгляд от Ярла, видимо полагавшего столь бодрое ржание своей законной прерогативой.       - Чего это с ним? - удивился я. - Вроде бы, такой угрюмый был...       - Это не он угрюмый, это ты слепой, - утешила меня Альмалексия. - Солдатик нас с самого начала расшевелить пытается. Шутки у него, правда, как будто кайлом сделаны, но что еще от служивого ожидать прикажешь? В общем, добряк он. По крайней мере, когда может это себе позволить.

* * *

      Стоило нам перевалить через хребет, отделяющий Рифт от Фолкрита, как дорога стала значительно веселее. Но, разумеется, не сразу. Все-таки позади был тяжелый многочасовой подъем, который необходимо было преодолеть на своих двоих, чтобы не утомить лошадей раньше времени. При этом, в одиночку Ларриус мог бы и не спешиваться. Для того, собственно, при нем и было аж целых два скакуна. Но тут уж внесло свои коррективы наше с Айем присутствие. Выигрыш в скорости, впрочем, от этого был бы незначителен, поскольку там, где начинался ледник, на лошадей следовало одеть специальные шоры**, чтобы животные не ослепли от яркого горного солнца, обильно отражаемого снегом. А с таким модным аксессуаром пускать скакуна в галоп было бы изощренной формой самоубийства. Иное дело, пеший переход был крайне утомителен. Даже простая ходьба вверх по заснеженному склону - дело непростое. Да не дадут мне соврать вечно экономящие на подъемнике сноубордисты. Если же еще добавить сюда разреженный на высоте воздух, гарантированно приводящий к горной болезни, то получается совсем весело. А ведь "горняшка" может посетить незадачливого покорителя вершин в самых разных вариациях, в общем случае сводящихся либо к недомоганию, либо к утрате адекватности. Я, например, во втором случае начинал вполголоса напевать какую-нибудь попсовую глупость. Просто так, потому что хотелось. Не самый худший вариант, а главное - практически безопасный. Для сравнения, мне случалось видеть людей, которые, поймав "буйную", начинали безудержно скакать по лавиноопасному склону, как жеребенок на выпасе.*** В тот момент я больше всего опасался, что опьянение горным воздухом вызовет у Айем примерно такую реакцию. Но обошлось.       И вот мы уже неслись вниз по пологому склону, протянувшемуся, по словам Ларриуса, от верхней точки перевала и до самого Хелгена. Именно здесь и начинался настоящий Скайрим, совершенно не похожий на оставшуюся позади золотую сказку осеннего Рифта. Фолкрит являл себя стороннему наблюдателю намного более строгим, и в чем-то даже мрачным, соотносясь с соседним холдом примерно так же, как суровая валькирия соотносится с провинциальной кокеткой. Он был прям и строен, как высокая мачтовая сосна, белокур, как вершины громоздящегося на юге Джерола, а заметная с высоты Илиналта твердо глядела в небеса, подобная насыщенно-индиговому оку. Воистину, это была земля нордов, такая же кряжистая и неуступчивая, как и населяющий ее народ, щедрая к тем, кто принимал ее правила и обычаи, и безжалостная к гордецам, вздумавшим их проигнорировать. Обитель неисчислимого множества разномастных бандитов, и вместе с тем - душа Скайрима. Перекрестье важнейших дорог севера Империи - и на редкость глухой медвежий угол. Пожалуй, в этом всем - в разудалой разбойничьей лихости, самобытной мудрости вековых традиций, имперской разнообразности и деревенской кондовой ограниченности - заключалась самая суть суровой и противоречивой северной провинции. И все это в миниатюре ярко иллюстрировал Фолкрит. При этом оставаясь все той же строгой, скромной и невыразимо прекрасной валькирией, пусть и обладающей малость сомнительными манерами, про которые я, впрочем, знал тогда сугубо теоретически и потому особо на их счет не заморачивался. В самом деле, мне прежде нечасто подворачивалась возможность залихватским аллюром промчатся верхом по дороге, с обеих сторон утопающей в не знавшем выхлопной трубы сосновом бору. Так удивительно ли, что я предпочел сосредоточиться на этом тогда еще редком для меня удовольствии, не отвлекаясь ни на что другое?       И тем ценнее оказались эти радостные моменты, когда "что другое" меня все-таки благополучно догнало. И я сейчас не о Ларриусе. Меня догнали мои собственные невеселые мысли, ускорение которым придала показавшаяся впереди крепостная стена. За ней пока еще жил своей немудреной жизнью маленький уютный городок, населенный самыми разными людьми с самыми разными убеждениями и жизненными принципами. Но мне уже вовсю представлялось безжизненное пепелище, что по сюжету должно было возникнуть здесь в самое ближайшее время. И вдвойне паршиво было то, что мы с Айем имели сейчас все шансы стать частью этого пейзажа. Но что нам было делать?       - Чего нам точно не стоит делать, так это выходить на местную рыночную площадь и взывать к толпе, - поделилась своим мнением Альмалексия. - Мало того, что слушать не станут, так еще и напасть могут. И то, что после прибытия дракона наша история станет красивой легендой, будет слабым утешением. Кстати, а ты уверен, что Шеогорат ничего не напутал? То, что показывают Древние Свитки, бывает трудно распознать без ошибок.       - "Когда начнутся беспорядки в восьми частях света," - начал мысленно декламировать я в ответ, - "когда Медная Башня пойдет и Время исказится, когда триблагие падут и Красная Башня содрогнется, когда Белая Башня падет и Драконорожденный Государь утратит свой трон, когда в Снежной Башне наступят беззаконие и кровопролитие, проснется Пожиратель Мира и Колесо повернется на последнем Драконорожденном".       - Это еще что такое? - настороженно спросила Айем.       - Пророчество, которому больше лет, чем прадедушке нашего общего знакомого. За точность цитаты не поручусь, но смысл я, вроде бы, не исказил. А сводится он, если ты еще не догадалась, к тому, что после заговора Джагара Тарна, явления Нумидиума, Деформации Запада, падения Трибунала, извержения Красной горы, пресечения рода Септимов, поражения в войне с альтмерами и, наконец, бунта в Скайриме следующей неприятостью, которая обрушится на Империю, будет именно возвращение драконов, главная задача которых, если верить нордским легендам, сожрать этот мир в конце времен. Про Колесо я, правда, не совсем понимаю. То есть, я в курсе, что у вас такая модель Вселенной, но зачем ей вертеться на Довакине - понятия не имею.       - Поэтический образ, - пояснила Айем. - Довольно прозрачный, кстати. Вивек намеки намного тоньше делал - такие, что не сразу и разберешь, что к чему. Но Обливион с этим женомужем. Ладно, то, что драконы возвращаются, примем за данность. Но почему именно тот город, куда мы едем?       - Не знаю, - честно признался я. - То есть, при необходимости наврать какое-нибудь обоснование смогу, но по сути я пока ни в чем не уверен.       - Вот как? Значит, ты можешь убедить местных, что им нужно спасаться, но не знаешь, нужно ли это будет на самом деле? Паршиво же быть тобой!       Что же, с этим я был полностью согласен. Но не настолько, чтобы сообщить о сем прискорбном факте Айем, так что наша беседа вновь, как это нередко бывало, выродилась в обсуждение личностей собеседников. Ну, вроде "сейчас я тебе объясню, кто ты вообще по жизни".       Впрочем, много времени у нас на выяснение отношений не было. Толстые приземистые стены Хелгена становились все ближе, и вот мы уже замедлили шаг наших лошадей, чтобы своим лихим аллюром не нервировать отчетливо заметных стражей на галерее над тяжелыми даже на вид дубовыми воротами. Ну, или не дубовыми - какая именно древесина пошла на них, я не знал, просто подсознательно вспомнил о дубе, обратив внимание на их основательность.       - Кто такие? - донесся до нас не слишком приветливый окрик.       - Квестор Ларриус Анций, - с достоинством представился наш провожатый. - Отдельная когорта генерала Туллия. У меня срочное донесение для трибуна Руфии. Откройте ворота.       - Погоди, - отозвался местный бдительный Аргус. - Тебя-то капитан ожидает, но вот эта девица - она кто? Уж без обид, квестор, порядок есть порядок. Пока не узнаю, впустить вас не могу.       - Какие обиды, ты же прав, - пожал плечами Ларриус. - А девицу зовут Боадис и она вроде бы как моя случайная попутчица. Случилась в дороге такая история, что и бросить ее никак было, и отпускать с миром не положено. Передам трибуну, она все и решит.       - Ладно, - чуть поскрипев мозгами, откликнулся дежурный по воротам и залихватски гаркнул на своих подопечных. - Эй, лодыри! Открывайте! Халтоф, остаешься за старшего, я провожу гостей к капитану.       Зловеще стукнул засов, покидая пазы, и створки ворот медленно распахнулись внутрь.       - Не доверяют, - настороженно заметила Айем. - Понятно же, что этот провожатый будет скорее за нами присматривать, чем показывать дорогу.       - Конечно, будет, - согласился я. - Но не потому, что подозревает в нас шпионку Шеогората, а потому, что в городе либо комендант строгий, либо кто-то из больших шишек приехал, вот и делают все по правилам. Так что уйми паранойю, поводов понервничать у нас и так хватает.       По сути дела, в рамках того, что я знал, справедливы были оба моих предположения. Местная капитанша, хоть и была насквозь эпизодическим персонажем, в игре являла собой редкий образец годно прописанной стервозности, а таким начальникам подчиненные стараются не давать повода для недовольства. Кроме того, Хелген, который я помнил, был еще и осчастливлен делегацией от Талмора, едва ли не с самой Первой Эмиссаршей во главе. Если уж она не подходила под определение "большая шишка", то я даже и не знаю, кто подходил. И да, разумеется, нам здесь не доверяли, поскольку доверие - вообще штука тонкая, на всяких там мимохожих осторожными людьми и нелюдями не разбазариваемая. Но говорить об этом с Айем, подогревая ее нездоровый интерес к творящимся здесь делам, я счел неразумным. Само ее нынешнее положение было следствием того, что когда-то она слишком заигралась в интриги, и я очень сильно сомневался, что теперь у нее вдруг включатся тормоза. Интриги были ее наркотиком, а свежезавязавшим наркоманам не стоит ощущать даже запаха их зелья.       Городок, когда я его впервые увидел, не произвел на меня никакого особенного впечатления, в чем, впрочем, не было ни капли его вины. Просто на тот момент меня больше беспокоило наличие здесь элементарных благ цивилизации, вроде мягких постелей, горячей еды и бочки с теплой водой на правах ванны. Потому я не особо стремился выискать здесь что-нибудь особенное - после долгой и в некоторой мере утомительной дороги мне было просто не до этого. Да, вокруг был Хелген, причем - настоящий. Ну и?       Иное дело - наш провожатый, норд, представившийся Альфринном. Виноват, центурионом Альфринном. Звучало это мощно и по-имперски, а означало, насколько я ориентировался в легионерских званиях, что-то вроде ротного старшины в чине прапорщика. И будь я проклят, если Альфринн не был самым расхлябанным и раздолбаистым прапорюгой, которого я когда-либо видел! Доблестный центурион, видимо, полагал, что затягивать каждый ремешок на броне слишком утомительно и не заслуживает внимания такого крутого парня, как он. То есть, виноват, не парня, а вполне себе уже дядьки, о чем недвусмысленно говорило наличие изрядной проседи в откровенно запущенной щетине. Последняя только добавляла ощущения, что бронька на сем типчике сидит, как ворованная, включая напяленный набекрень шлем с весьма помученным жизнью султаном, видимо символизировавшим почетное звание, которое его обладатель имел честь позорить. А если еще добавить, что рожа у центуриона была ой какая не благостная... В общем, встреть мы это туловище вне имперского форта, у меня не было бы ни малейшего сомнения, что перед нами - уголовник, за какой-то гнусной надобностью присвоивший форму. Тем не менее, встретившие нас у входа в башню нормальные подтянутые бойцы вполне исправно отсалютовали нашему проводнику, так что мне ничего не оставалось, кроме как поверить, что Альфринн действительно является тем, за кого себя выдает.       Покои и рабочий кабинет коменданта располагались самым очевидным образом из всех возможных - на самом верхнем этаже башни, который исключительно по случаю незначительности форта здесь совпадал со вторым. Такая планировка, судя по всему, была типовой для любой страны любого мира и времени. Будь то башня, вроде этой, или же пентхаус в небоскребе, те, кто находились выше прочих по иерархии, неизменно стремились привести свое физическое положение в соответствие социальному. Конечно, всегда и везде находились оригиналы, предпочитавшие статусности своего обиталища его удобство, но такой шаг кроме наличия желания требовал еще и наличия возможности. Комендант захолустной крепостицы оной возможности не имел по определению. Выделили казенное помещение - его и обживай. Впрочем, обычно человеческая тяга к проявлению своей индивидуальности и в таких случаях находила выход. Как правило, этим выходом была какая-нибудь мелочь, вроде пейзажа на стене, горшка с неприхотливой растительностью на подоконнике или какой-нибудь несерьезной регалии на стеллаже, в общем, чего-нибудь, что сигнализировало бы об обитаемости этого места.       Так вот, здесь, в рабочем кабинете хелгенского коменданта, ничего подобного не было. Единственным признаком обитаемости здесь была сама комендантша.       - О-о-о, - многозначительно протянула Айем. - У нас неприятности. Можешь считать, что она нас уже ненавидит. И заставить ее отнестись к нам хотя бы беспристрастно не смогу даже я.       До этих безрадостных мыслей я уже и сам начинал догадываться. Дело было в том, что местная мать-командирша относилась к наиболее неудачному для нас типажу. Она относилась к той категории женщин, над которыми природа решила зло подшутить, дав им пару-тройку привлекательных черт и сведя их на ноль другими, намного менее симпатичными. В частности, я знавал много девушек, которые позавидовали бы ее большим насыщенно-карим глазам, высокому чистому лбу и точеному носу греческой статуи. Но вот дальше... Волосы у бедной женщины были тонкими и редкими. Рот - слишком широким. Губы - слишком узкими. Подбородок - слишком маленьким. До кучи, последний был перечеркнут жутковато выглядящим шрамом, а прекрасный античный нос явно был когда-то сломан и сросся с дефектами, пусть и не уродующими, но вполне доступными взгляду даже не очень внимательного наблюдателя. И это было только то, что касалось чисто внешних данных. А ведь еще в копилку ложились такие нюансы, как подчеркнутая суровая холодность во взгляде и уже подмеченная мной минималистичность в оформлении комнаты. Все вместе это формировало образ некрасивой карьеристки с более чем строгим характером, надеющейся поскорее выслужиться, добиться повышения и убраться прочь из местного очаровательного захолустья (и потому сознательно не торопящейся как следует обустроить свою текущую берлогу). И вот перед этой женщиной нелегкой судьбы появляется наша скромная персона. То есть, чего уж там, привлекательная тепличная дурында, сдуру и от большого нечего делать отправившаяся искать приключений на свои прелести. По крайней мере, по официальной легенде так. В общем, с ненавистью Айем, может быть, и преувеличила, но предвзятое отношение нам было почти гарантировано.       - Капитан, - негромко, но отчетливо произнес Альфринн, отвлекая начальницу от бумажной работы. - К вам здесь квестор Анций из генеральской когорты. С донесением.       - Да, - деловито откликнулась капитанша. - Я слушаю, квестор.       - Госпожа трибун, - Ларриус начал свою речь с уставного обращения и незамедлительно козырнул, чуть наклонив голову и приставив кулак к груди, - генерал Туллий велел передать вам, что его план увенчался успехом и в течение двух дней он рассчитывает вернуться в Хелген. То есть, учитывая, сколько я добирался - завтра утром. К этому сроку необходимо подготовить все для казни мятежников. Кроме того, потребуются три свободные камеры в тюрьме форта.       - Генерал решил кого-то помиловать? - скептически произнесла "госпожа трибун", вопросительно подняв бровь.       - Никак нет. Просто нам случайно встретились двое контрабандистов и один конокрад. К мятежникам они точно не относятся. Один из нарушителей границы - Изгой с разрисованным лицом. Братья Бури с такими не водятся. Конокрад же - просто воришка, который, едва поняв, в чью компанию угодил, тут же принялся громко проклинать Ульфрика и его дурацкое восстание. Но они в любом случае нас видели, так что генерал Туллий принял решение задержать их с тем, чтобы впоследствие передать фолкритскому ярлу для совершения над ними правосудия.       - Мудрое решение, - заметила капитан. - К слову, кто твоя спутница? Тоже из задержанных по случаю? И что она тогда здесь делает?       - Нет-нет, госпожа трибун, она не преступница, - поспешил объясниться Ларриус. - Мне просто посчастливилось спасти ее от оборотней. Как она утверждает, ее зовут Боадис и она просто путешествует. А к вам я ее привел, чтобы вы сами решили, как с ней быть.       - Вот как? - вкрадчиво переспросила капитан, и что-то в ее тоне мне отчетливо не понравилось. - И что же в ней такого особенного, что ты не смог решить это сам?       - Возможно, мне просто почудилось, - Ларриус замялся, - но она, кажется, владеет этим... редгардским умением... В общем, она на моих глазах отмахнулась вроде бы как мечом, да только меч в другой руке был. И, в любом случае, нечего ей было делать там, где я ее нашел.       - Так, легионер! - не выдержал я. - Ты мне, помнится, что-то другое говорил. Что это еще за шпионские игры? Что же до, как ты выразился, "редгардского умения", то...       - Ни слова про амулет, дурак! - вмешалась Айем. - Отнимут!       - ...то это, насколько я помню, не преступление! - фразу я закончил иначе, чем планировал вначале, что, боюсь, было заметно.       - Девочка, - проникновенно заговорила капитан, своим тоном подтверждая справедливость моих подозрений, - вот только не пытайся нас убедить, что ты - действительно ансей.       - Кто? - переспросил я, неосознанно потянувшись рукой к одноименному с этим термином медальону.       - Так ты и слова этого не знаешь? - недобро усмехнулась комендантша. Я, до последнего подозревавший, что "ансей" - имя собственное, смущенно уставился в паркет. - Она не опасна, квестор. Но, без сомнения, что-то скрывает. Ты правильно сделал, что доставил ее сюда. Альфринн, отправь-ка ее в камеру. И предупреди старого изувера, что она пока что нужна мне в целости и сохранности, и что я ему лично голову с плеч сниму, если он вздумает поразвлечься без разрешения. А завтра, как разберемся с мятежниками, мы с ней и побеседуем.       В тот момент у меня в голове успел промелькнуть целый хоровод разнородных и различно окрашенных мыслей. Часть из них гласила, что не будет уже никакого "разберемся" и "побеседуем". Другая - что мы, в принципе, спасены, поскольку тюрьма здесь, как и в любом уважающем себя замке, располагалась в подземелье. И, наконец, третья - та, которую я, не утерпев, выкрикнул капитанше прямо в лицо.       - Да поздно завтра будет! Поздно! Хелген обречен!       Все присутствующие обернулись в мою сторону, демонстрируя на своих лицах богатейшую палитру непонимания и удивления, помноженных на скепсис.       - Мо-ло-дец, - нараспев промыслила Айем. - По крайней мере, ты это проорал не на площади. Хотя, там, наверное, тоже было слышно. А теперь скажи мне, пожалуйста, только не вслух: ты что, совсем дурак?       - Похоже, совсем, - нехотя согласился я, ощущая, как эмоции покидают меня, сменяясь осознанием, какую же, все-таки, невероятную ересь я только что спорол.       - Так-так, - с зарождающимся раздражением в голосе произнесла капитан, будто бы имитируя тикание секундомера, отсчитывавшего время, имеющееся у нас на то, чтобы убедить ее не отрывать нам голову. - И что же это нам такое грозит? Твои дружки придут тебя искать и все разнесут? Или ты полагаешь, что нас за твое пленение покарает кто-то из богов?       - "Когда начнутся беспорядки в восьми частях света," - замогильным голосом на память процитировала Айем, - "когда Медная Башня пойдет и Время исказится, когда триблагие падут и Красная Башня содрогнется, когда Белая Башня падет и Драконорожденный Государь утратит свой трон, когда в Снежной Башне наступят беззаконие и кровопролитие, проснется Пожиратель Мира и Колесо повернется на последнем Драконорожденном". Все сходится, и теперь очередь за Пожирателем Мира. Скоро он будет здесь.       - Не знаю, обрадует тебя это или расстроит, - насмешливо ответила капитан, - но завтра беззаконие в Снежной Башне закончится. Я ведь правильно уловила твой намек? В общем, можешь спать спокойно. В камере. Альфринн, уведи ее.       - А на досуге, Альфринн, вспомни легенды своего народа, - едко заметил я. - Вспомни, кого в них именуют Пожирателем Мира. Вспомни, где он был побежден. И подумай, какой город лучше всего виден с высоты Глотки Мира и в каком настроении будет огромная крылатая ящерица после тысячелетий безвременья. Мне почему-то кажется, что...       - Уведи эту сумасшедшую, я сказала! - повысила голос капитан. И бедняга Альфринн, видимо хорошо зная нрав своей непосредственной начальницы, незамедлительно повиновался, пребольно ухватив нас за локоть и потащив прочь из командирских покоев.       - А теперь давай поговорим, - тут же возникла на "мысленном канале" Айем. - Вот вывалил ты им все, как есть, разве что Шеогората помянуть постеснялся, да моего присутствия не выдал. И что, легче тебе от этого стало?       - Не поверишь, - ответил я. - стало. Правда, не сильно, но выбирать не приходится.       - И отчего бы это? От перспективы посидеть в тюрьме?       - В том числе. В тюрьме нас дракон не достанет. Зато слухи о моем пророчестве буквально за пару часов облетят весь Хелген, и, возможно, кто-то воспримет их достаточно серьезно, чтобы заблаговременно смыться. Из тех же, кто останется, кто-нибудь точно догадается убраться под землю. Тут ты и уговоришь их нас выпустить. В общем, из всех возможных вариантов этот - далеко не худший.       - Так ты что, все это спланировал?! - спросила Айем с нотками изумления, восхищения и неодобрения в мыслеголосе.       - Нет, - ответил я. - Конечно, нет. Просто так совпало.       - Тогда ответь: нет ли таких удачных совпадений на случай, если дракона все-таки не будет?       На пару мгновений я задумался. Нет, конечно, на знакомый мне сценарий намекало слишком многое. Но вдруг? Что будет тогда?       - Тогда нам кирдык.