🌿
Непрекращающиеся ливни обрушились на тропический лес. Вплетенные в русло могучей реки островки затопились сезонными паводками, полностью меняя свой облик. Усумасинта вышла за свои берега, устанавливая правила в джунглях. Тэхён сидит на полу своей комнаты и, вытянув ноги перед собой, отслеживает путь капелек, стекающих по стеклу вниз. Через откинутое окно внутрь нет-нет залетают капли дождя, попадая то на него, то на пол рядом с ним. Мысли о брате возвращаются к нему с новой силой, особенно причиняя боль, когда он остаётся один. Винит себя, что не остановил тогда, что так легко отпустил, не потребовав объяснений. Понятия не имеет, какая нужда заставила брата согласиться на эту работу? Они всегда жили в достатке и даже после смерти родителей не знали нужды. Он учился, а брат выпускал свои статьи, неплохо на этом зарабатывая. Потом Тэхён встретил Соджуна и начал с ним встречаться, а после и вовсе переехал к нему. За это время, видимо, в жизни брата произошли перемены, о которых он и не знал. — Где же ты, Джин? — шепчет в пустоту. — А ты где? — добавляет тихо, вставая с пола и направляясь в заповедник. Хозяина джунглей нет две недели… И если сперва он обрадовался этому, то к концу первой недели начал раздражаться от опустошенности внутри, невозможности чему-то искренне обрадоваться. В последнюю встречу альфа показал ему раненую гарпию и пропал, объяснив особенности ухода за огромной птицей. Рядом с такой хищницей Нэпавин выглядела только вылупившимся птенцом. Она рокотала недовольно, когда Тэхён оказывал знаки внимания гарпии. Восхищенно гладил крылья птицы, размах которых намного превышал его рост, и мило беседовал с ней, не боясь, что она может отцапнуть от его руки один палец, если не все. Намерения на то в первые дни у неё были самые серьёзные. — Перестань дуться, — говорит он орлице, возвращаясь из заповедника, после обхода птиц. Направляется в свою комнату и прыскает в кулак, прислушиваясь к недовольному звону острых когтей по паркету. Она ужасно ревнива, хочет, чтобы всё внимание было сконцентрировано только на ней. Зашелестев крыльями, она взмывает в воздух и вылетает из открытого окна в спальне. — Обиделась. Уныло смотрит на пол, залитый дождём из открытого окна, и спешит его закрыть, чуть ли не падая на скользкой поверхности. Бежит в ванную и вытирает паркет полотенцем, после, оседая на пол. Прислушивается к барабанной дроби капель дождя, который порядком уже надоел, и, шумно вздохнув, встаёт на поиски Рэми. Упрямый, невыносимо преданный своему хозяину Рэми. Не хочет говорить, куда альфа ушёл. Если бы Сафаи пошёл к своему брату, то ему обязательно сказал бы. Слово ему дал. Но что, если обещание было лишь для успокоения Тэхёна? Что, если таким способом он усмирить его хотел? Что, если… В голове сотни «а что, если», и ни одна из них не приносит облегчения. — Рэми? — зовёт, спускаясь на первый этаж. Минует большой удлинённый зал и быстро направляется по узкому коридору, связывающий заповедник с домом, обводит ленивым взглядом ряд дверей, за которыми ему неизвестно, что находится, и тянет уже знакомую дверь на себя. Запах жареной курицы вперемешку с ароматами альф тут же бьёт в нос. Взгляды в столовой вмиг обращаются на него, уже привыкшего к такой реакции со стороны этих мужчин. — Тэо! — машет ему Хуан, оголенный по пояс. — Иди к нам. — Спасибо, я не голоден. Ты не видел Рэми? — говорит, не двигаясь с места. — Только что сидел тут, — всплеснув руками, отвечает Хосе, вставая со своего места и с аппетитом пережёвывая кусок курицы. Тэхён кидает беглый взгляд на альф и выходит из столовой. Почти бежит к двери, ведущую во двор заповедника, и обнаруживает, что дождь перестал идти. — Фаи укрепляет западную, наиболее уязвимую часть. Когда вернётся, не знаю. Он со мной не связывался, и я говорю чистую правду, — заранее тараторит Рэми, заприметив Тэхёна. — Перестань меня преследовать. — К чёрту Фаи, — отмахивается от его слов. — Дождь перестал идти. Давай навестим Майя? — Ненадолго, скоро ливанёт с новой силой и мы промокнем насквозь, — говорит альфа, отбросив окурок в сторону. — Тогда давай прогуляемся немного. Мне так скучно, даже уснуть не получается из-за этого, — вынув из кармана орешки, начинает их есть, предложив другу несколько штук. — Скучаешь? — Я не скучаю по Сафаи, ясно? Мне просто… скучно. — Я твоего брата имел в виду, — прочистив горло, говорит Рэми. Взяв с его рук орехи, он выходит на дорогу, чтобы прогуляться. Тэхён спешит за ним и даёт ощутимый толчок в спину. — За что? Тэхён и сам не знает. Просто захотелось его треснуть. Желаемого облегчения это не принесло… — Побежали? — обернувшись, Рэми хитро улыбается. — Если выиграешь, то я достану тебе питаю с самой высокой пальмы. — Ту самую, красную? — Ту самую, — не успевает он произнести, как скользя по рыхлой земле, Тэхён стартует. Рэми, рванув с места, начинает бежать вслед за ним. Липкая грязь, отскакивая от ботинок, пачкает их брюки сзади. Как маленькие дети бегут по скользкой земле и поднимают несусветный шум в тишине леса; сумасшествие просто. Тэхён правда старается его догнать, но от Рэми уже и след простыл. Только его смех и слышен. — Мог бы и поддаться! — кричит вслед и падает на одно колено. Решительно поднимается на ноги и, весь испачканный в грязи, бежит в сторону, куда ломанулся альфа. Почва такая мягкая, что его ноги в некоторых местах по щиколотку вязнут, и ему приходится, нагнувшись и буквально вцепившись руками в щиколотки, вытаскивать их. Тэхён истерически смеётся, думая о том, как глупо он выглядит со стороны и что ему определенно не стоило поддаваться провокации альфы. Рэми иногда ведёт себя как маленький ребёнок, и его в ребёнка превращая. — Рэми! — выкрикивает он, когда крупные капли дождя начинают барабанить по спине. — Рэми? — эхом проносится по затихшему лесу. Будто кто-то по щелчку пальцев выключил звуки природы. Джунгли застыли в ожидании очередного ливня… Рэми не слышно и не видно. Тэхён поднимается и, нервно сжимая кулаки, неторопливо идёт вперёд, временами зовя альфу. Сердце колотится в груди от липкого страха перед опасными джунглями один на один. Они навевают страх, и наэлектризованный воздух с трудом проникает в лёгкие. Он идёт и думает, каким способом отомстить другу, если тот решил над ним так пошутить. Тишина тяжёлая и давящая. Птиц не слышно, как и обезьян-ревунов. Тэхёна не покидает чувство, что он под прицелом сотен глаз, ожидающих конца этой сцены. Маленькая жертва в джунглях одна гуляет… Где-то вдали загрохотал гром, заставляя Тэхёна ускорить шаг. Сквозь раскаты вечернего неба он едва улавливает крик. Самые страшные мысли сменяют друг друга, пока Тэхён бежит в сторону, откуда он был слышен. Выбежав с тропы и спустившись вниз к заваленной сосне, он видит, как здоровый мужчина, повалив Рэми на землю, одной рукой закрыл ему рот, пока другой пытался душить. Тэхён закрывает рот ладонями, чтобы не выдать себя криком, и начинает шарить взглядом по земле, выискивая хоть что-то. Ринувшись к небольшому камню, он крепко зажимает его в ладони. Максимально стараясь не шуметь, медленно приближается к незнакомцу и что есть силы бьёт камнем его по затылку. Ругнувшись на мексиканском, незнакомец разжимает пальцы на шее Рэми и, схватившись руками за голову, валится набок. Тэхён думал, что вырубит, но когда тот обарачивается на него с бешеными глазами, кричащими «убить», крепче сжимает в ладони камень и переводит взгляд на поднявшегося на ноги друга, из носа которого начала идти кровь. — Только тронь его, и тебе не жить, — злобно говорит, вновь взглянув на насильника. И откуда только смелость на такую дерзость берётся… — Твоя сука, что ль? — смеётся, обнажая пожелтевшие кривые зубы, пока омега дрожь в коленях контролировать пытается. На ноги поднявшись, откашливается и трогает затылок, глядя на пальцы, перепачканные в крови. Высунув язык, облизывает указательный палец и криво усмехается, глядя то на него, то на Рэми, приходящего в себя. — Какой храбрый. Как ты себя поведёшь, когда я сомкну эти пальцы на твоей тонкой шее? — Тронешь его, и тебе не жить, — Рэми повторяет слова Тэхёна, становясь рядом с ним плечом к плечу. Чёрные тучи начинают сгущаться, выжимая из себя ливень… Гром грянул так внезапно, что распугал не только живность джунглей, но и двух друзей, прильнувших друг к другу. — И ты убьёшь меня? — хрустит шейными позвонками, развлекаясь с этой ситуации. — Не я. С минуту нависает тишина, нарушаемая лишь рокотом с неба и гулкими ударами сердца Тэхёна. — Уходи, Уго. Тебе не позволят тут делать всё, что твоей душе угодно. Это не твой дом. — Как и не твой, — отвечает альфа, приблизившись к нему. Тэхён удивлённо смотрит на Рэми, и слова Хио вспоминает: «Кто переступил границу тропических лесов, навеки обречён тут остаться». Рэми противоречит этим словам, прогоняя альфу. Страх друга ощущает как собственный и, коснувшись его ладони своей рукой, переплетает пальцы, сжимая в знак поддержки. — Уходить я не намерен, — убирает прядь волос, прилипшую ко лбу застывшего Рэми, и хватает его затылок, дёргая на себя. — Уго пришёл к тебе напомнить о долге. — Убери свои руки от него, — шипит Тэхён, ощетинившись, как дикая кошка, и в замешательстве смотрит на друга в полуобморочном состоянии. Почему позволяет так с собой разговаривать? Почему не защищает себя? Переводит взгляд на Уго и стойко выдерживает взгляд чёрных глаз, становясь перед Рэми и защищая его собою. — Не смотри на то, что я омега. И глазом моргнуть не успеешь, как убью тебя. — А ты мне нравишься, — вдруг выдаёт альфа и отступает назад, заинтересованно глядя на него. Нос крючком, чёрные глаза, кривая улыбка и запах мяты, прожигающий дыхательные пути. — Мы с тобой поладим. И в сторону заповедника идёт, оставив их позади. — Рэми, держись за меня, ладно? Нам надо вернуться домой, опасно в такое время находиться в лесу, — говорит, глядя на почерневшее небо, где только что полыхнула молния. Джунгли опасны, но не более, чем человек… Тащит невменяемого друга домой вплоть до его комнаты, оставляя грязные лужи на чистом паркете, и толкает деревянную дверь, заходя внутрь помещения, в котором до этого ещё ни разу не был. Обводит взглядом большую комнату и толкает очередную дверь, оказываясь в ванной комнате. К этому времени альфа немного приходит в себя, тщательно трёт лицо, губы, затылок, шею до красных отметин. Тэхёну приходится остановить его, не позволяя ещё больше травмировать кожу. Толкает его в душевую кабину и включает тропический душ, смывая с него грязь. Рэми смотрит на него опустошёнными глазами и вдруг выдаёт такое, что у него волосы дыбом встают. — Брат пришёл мстить мне. Тот альфа его брат? И он пришёл ему мстить? Что, чёрт возьми, происходит? Тэхён в растерянности отворачивается, когда альфа начинает избавляться от мокрой одежды. Ему тяжело видеть, как ломается человек, который только и делал, что улыбался, подбадривал его, пускал незатейливые шутки и смеялся громко, часто о них вспоминая. Рэми выходит из душевой кабинки, в то время как Тэхён стоит не шелохнувшись. Выходит вслед за ним только тогда, когда слышит скрип кровати. Рэми укрылся с головой, и ему ничего не остаётся, кроме как молчаливо выйти из комнаты друга. Плотно закрыв за собой дверь, смотрит на лужи грязи, стёкших от них, и снимает ботинки, босиком направляясь к своей комнате, находящейся этажом выше. Эти две недели вышли очень тяжёлыми, и, несмотря на то, что за всё это время Рэми не отходил от него ни на шаг, Хио был рядом, Нэпавин проводила большую часть дня с ним, иногда и вовсе оставаясь на ночь, Тэхён чувствует себя ужасно одиноким. Тоска снедает его сердце. Её слишком много для него одного. Слезы скапливаются в глазах, а коридор плывёт перед ним. Тэхён останавливается у двери своей комнаты и вытирает глаза тыльной стороной ладони, чувствуя себя уязвимым как никогда раньше и судорожно вздыхает, обнаружив себя у дверей Сафаи.🌿
Чонгук заходит в свою комнату и замирает: спиной к нему, свернувшись клубочком, в его одежде лежит Тэхён. Медленно огибая кровать, смотрит на спящего омегу, чьи белоснежные волосы раскиданы по подушке, а после и на вторую подушку, прижатую к его груди, и чувствует, как сердце обволакивает необъятное, так восхваляемое всеми чувство. Любовь. Тэхён — олицетворение этой любви. Такой хрупкий, красивый и принадлежащий только ему, омега. Как так получилось, что каждая часть его тела так прекрасна? Как так вышло, что Чонгук полюбил его больше, чем может позволить себе человеческое сердце? Любовь? Любовь — это родинка на кончике носа и цветочный запах. Любовь — это квадратная улыбка и бархатный голос, зелёные глаза и пушистые волосы… Любовь — это Тэхён. — Чонгук? — шепчет он, разомкнув веки и сладко причмокнув губами. — Птичка моя, что ты тут делаешь? — Где ты был? — также тихо спрашивает, часто-часто моргая. — Укреплял границу на западе. Рэми разве не сказал тебе. — Сказал, — после минутного молчания и гляделок он приподнимается на локте и откладывает подушку в сторону. — Постригся. — Совсем чуть-чуть, чтобы не выглядеть запущенным садом, — откидывает в глаза лезущие пряди. Тэхён хмурится, вспоминая в порыве злости брошенные слова, и на краю кровати сев, мелко дрожать начинает. — Что случилось? — встревоженно смотрит Фаи, накрыв его руку своей. — Где ты был? Ты просто бросил всё и ничего толком мне не объяснил. Я… мне было страшно. Эта гарпия чуть не откусила мой палец, смотри, — тычет забинтованный указательный палец в лицо Чонгука. — Ещё птенцы, которые должны были вылупиться неделю назад, почему-то не хотят этого делать. А ещё Нэпавин обиделась на меня. Потому что я не могу уделять время всем птицам этого заповедника, не лишая внимания, принадлежащего ей. Я очень переживал. И Рэми… заявился его брат и чуть не убил его. Заодно и меня. Я всю храбрость потратил на то, чтобы таковым казаться перед ним. Мне было так страшно и… — Он тронул тебя? Взгляд Сафаи становится тяжёлым. Тэхён больно глотает ком в горле, глядя, как быстро выражение его лица поменялось. От стиснутых зубов желваки ходуном ходят на лице, а глаза мечут молнии. — Нет, — и продолжает дрожать. — Мне страшно. Меня пугают джунгли, люди, неизвестность и… ты. Чонгук смотрит на него долго, а после, крепче сжав его руку: — Пошли, — говорит и тянет его к выходу из комнаты. Тэхён успевает нацепить тапки на босые ноги, едва успевая за его быстрыми шагами. Фаи ведёт его в заповедник и останавливается под пальмой, с листьев которых капли стекают и капают на них. Тэхён ёжится от резкой смены температуры и вдыхает питаю, не принимая попытки разорвать сцепленные руки. — Есть правило джунглей: не навреди, расслабься и получай удовольствие от природы. Лишь только в этом случае джунгли станут домом, — говорит тот мягко, и от былой злости альфы не остаётся и следа. — Представь, что ты с ливнем и землей — единое целое. Понимаю, что это сложно, ко всему прочему — еще и холодно. Но прятаться от ливня бесполезно, как и бежать. Тоже самое и с нашими страхами. Если убежать от страхов, они последуют за тобой, куда бы ты ни пошёл. Рванёшь навстречу — и они убегут прочь. Страхи ненавидят, когда люди так делают. — Легко говорить, когда ничего не боишься, — говорит, взглянув на вспорхнувшую птицу с ветки дерева позади альфы. — Как встретил тебя, начал бояться. — Бояться чего? — Жить без тебя. — Но я же тут, — отвечает, растерявшись от его слов. — Просто жить уже смертельный приговор, а без тебя уж тем более. Тэхён, больше не в силах смотреть на него, опускает глаза, глядя на сцепленные руки. — Страх — не дикая гиена, которую приручить нельзя. Ты боишься джунглей, но эти джунгли стали тебе домом. Боишься людей, но ни один из них тебя не коснётся, пока я рядом с тобой. Неизвестность? Как закончится сезон дождей, мы поедем к Хосоку, и ты увидишь брата. Вернёшься со мной обратно, и мы продолжим заботиться о птицах. Боишься меня? Дождь начинает мелко капать, стекая по листьям пальмы и расплываясь мелкими пятнами на серой футболке альфы. — Боишься меня? Разве я делаю что-то, что тебя пугает? — убирает со лба мокрые волосы, с кончиков которых капает вода, и, наклонив голову набок, изучает его, блуждая по лицу. — Реальность — это наше восприятие. На чём мы концентрируем внимание, от того она и зависит. То, над чем мы трясёмся и боимся больше всего, так и остаётся в нашем сознании в виде вымышленных страхов. Так зачем тратить силы и энергию на размышление того, чего никогда не будет. — Это реальные страхи. Мы в Мексике. — Но я рядом с тобой. Ничего не бойся. А меня — тем более. Джунгли — место, где на каждом шагу ожидают сюрпризы, а вопрос жизни или смерти решается в мгновение ока — казалось, застыли в моменте, в котором встретились глаза. Место подобного этому нет нигде на земле, здесь удивительное — привычно, а привычное выходит за грань реальности. Это место прекрасно и жестоко. И адаптация необходима для выживания как животным, так и людям. И Тэхён выживает как может. Ищет спасения и находит его в глазах напротив. И лес задышал прохладой, пока Тэхён дышал альфой… — Тяжело, — выдыхает Чонгук, глядя на него как-то совершенно по-другому. — Что? — Тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать. Тэхён немеет, чувствуя, как кончики его ушей вспыхнули от смущения. Смотрит на альфу, чей взгляд застыл на его губах, и невольно облизывает их. — Кто сказал, что не можешь? — едва слышно говорит, вновь опуская голову. — Тэо, — приподняв голову за подбородок, наклоняется к нему, уже пунцовому от смущения, и мягко целует в лоб. — Ты скучал... — Нет. — Поэтому спал на моей кровати, в моей одежде, уткнувшись носом в мою подушку? Ты пахнешь мной, — улыбается, целуя в щёку. — Скучал. — Нет, — противоречит не только словам альфы, но и сам себе. — Я тоже. Очень сильно. Тэхён, прикрыв веки, отдаётся губам альфы, нежно прикоснувшихся к его влажным и похолодевшим. Кладёт руки на его плечи и льнёт к нему, нуждаясь в теплоте его тела. Приподнимаясь на носочки, наклоняет голову на бок, неуклюже отвечая на поцелуй. Млеет и тает в руках, так приятно-сильно сжимающих его талию. Пальцы Тэхёна скользят по мокрому затылку альфы, путают и так слипшиеся волосы. Тихонько хнычет, когда альфа покрывает его губы лёгкими поцелуями. Слишком хорошо. Слишком чувственно. Интимно. Ливень усиливается, обдавая их прохладной водой, который не в силе потушить пожар, разгоревшийся в Тэхёне от накативших чувств и эмоций. Чонгук так красиво его целует, так восхитительно правильно, мягко. Обхватывает нижнюю губу и языком по ней скользит. Кровь приливает к лицу, сердце грохочет, как ненормальное, ноги ослабевают под натиском сильного тела. Чонгук напирает на него, заставляя отклониться назад и вцепиться в плечи альфы, чтобы не потерять равновесие. Одна рука Сафаи держит его за затылок, а другой он сжимает талию. Кожа покалывает в местах, куда дотрагиваются руки, губы немеют, а значение времени теряет свою силу. Звучно разорвав поцелуй, Чонгук припадает к шее Тэхёна и начинает рвано дышать. Запах рыхлой земли вперемешку с природным ароматом альфы голову кружит. Омега опускается на пятки и выпрямляется, укладывая голову на широкую грудь. Осознание того, что только что произошло, заставляет дрогнуть в его объятиях. Встрепенувшись, Тэхён отстраняется от него и делает пару шагов назад, вытирая каплю с подбородка. Не смея поднять на Чонгука глаза, бежит к выходу, прикладывая ладонь к грохочущему сердцу. Чонгук стоит довольный и поверить не может, что Тэхён так пылко-неуклюже ему отвечал. Теперь главное — дать ему время на принятие того, что произошло. А ему самому — разобраться с братом Рэми. Фаи смотрит на гарпию, усиленно привлекающую к себе внимание, подпрыгивая у его ног. — Клюнул моего омегу и доволен, да? Птица лишь цокает клювом и расправляет крылья, будто демонстрирует, как её вылечили. Чонгук опускается перед ней на корточки и осматривает крыло, удовлетворённый тем, как ткани срослись. — Хорошая работа, птичка. Шквальный ливень обрушивается с новой силой, и даже он не в состоянии справиться с пожаром, загоревшимся в сердце альфы…🥀
Джин слоняется по огромному номеру отеля «Гранд Фиеста», принадлежащего Намджуну, и, остановившись у окна, смотрит огневое шоу у бассейна. Роскошный пятизвёздочный отель на берегу Карибского моря оказался ещё более худшим вариантом, нежели дворец за пригородом. Ни там, ни тут спокойно не вздохнуть. Джин задыхается рядом с альфой, где бы он не находился… Намджун давно должен был понять, что он не падок на богатства, прежде чем привести его в свой отель и ждать, что Джин прыгать от счастья начнёт. Прыгать от счастья он начнёт в тот день, когда отправит брата обратно в Корею. А пока он просто постарается выжить. — Красивый, — говорит Намджун, до этого молча наблюдавший за ним. — Вид и правда очень красивый. — И твой брат, должно быть, очень красив. — Что? - оборачивается Джин, глядя на альфу. - Некрасивыми не рождаются, ими становятся. Истинную красоту человек либо утрачивает, либо совершенствует своими поступками, - вновь отворачивается, глядя вниз. — Значит, много хороших поступков совершил, — поднявшись с кресла, вплотную к нему подходит, разворачивая лицом к себе. — Перестань катить ко мне яйца, и скажи прямо, чего ты хочешь? Намджун в его глаза смотрит своими спокойными и облизывает губы. Джин догадливый, приблизившись, коротко целует Намджуна в губы и, отстранившись, смело в ответ смотрит. — Удивлён? — Неудовлетворён, — ухмыляется. Джин стоит в нерешительности и тянет нитку от своих рваных дорогущих джинс, купленных ему альфой. Намджун видит, сколько усилий тот прилагает, чтобы подчиниться немому приказу. Облизывает неприлично пухлые губы и, наклонившись к нему, замирает в сантиметре от губ. Альфа удивление скрывает, когда горячий язык, облизнув его нижнюю губу, скользит внутрь. Смотрит на дрожащие ресницы Джина и, прижимая его к окну, мокро целует. Оторвавшись от покрасневших губ, переходит на шею и ключицы. — Тэхён ищет тебя, — целует выемку ключиц, — нанял проводника, — целует в плечо, — и едет с ним из штата в штат, — целует мочку уха. — С ним всё в порядке? Где он сейчас? — задаёт Джин вопрос, хоть и знает, что альфа ничего не скажет. Проходили — знаем… Намджун за каждую маленькую деталь просил с него плату. И если Джин по приезду в отель сперва думал, что альфа будет над ним издеваться, то последующие приказы Намджуна выбивали его из колеи. Точнее, это были не приказы вовсе, а скорее выбор, предоставленный ему. Джин в любом случае делал то, что хотел Намджун, либо через сопротивление и слёзы, либо послушно и без боли. Он был вынужден выбрать второй вариант просто потому, что большего, чем сон рядом и поцелуи, альфа не просил. А ещё заставлял с ним завтракать, обедать и ужинать, будто бы всерьёз взялся за его здоровое питание. Принуждал идти с ним на деловые встречи, где он только и делал, что скучал под боком у Намджуна. Возил его в Мехико на мероприятие журналистов, дарил цветы и одежду и, откуда-то разузнав, начал покупал разные мармеладки. Джин обожает их и всегда ест с восторгом. Именно по этой причине в каждой комнате большого номера отеля находились вазочки, наполненные мармеладками самых разных вкусов. Намджун долго смотрит на него и целомудренный поцелуй оставляет на уголке губ. Джин чувствует его эрекцию и боится, что альфа дальше зайдёт в своих ласках. И в этот раз тоже, тот удивляет Джина, делая несколько шагов назад, а затем захлопывая за собой дверь ванной комнаты, как и многие разы до этого. Джин трёт виски и приводит мысли в порядок. На часах одиннадцатый час ночи. Он идёт в спальню, ест мармеладку с арбузным вкусом и переодевается в шёлковую пижаму, укладываясь на самом краю кровати. — Ты таким образом прощения просишь? — спрашивает Джин, когда альфа возвращается в спальню и, устало потерев глаза, ложится на свою сторону кровати. — Я сказал, что ни у кого прощения не прошу, — отвечает, поправляя футболку с удлинённым рукавом. — Ты просто будь рядом и слушайся меня. Больше от тебя ничего не требуется. — Тебе одиноко? — Это ещё откуда взялось? — удивлённо вскидывает бровь. — Тебе, наверное, очень скучно, раз тратишь столько времени на меня: одеваешь, кормишь, всем показываешь. Будто я кукла. — Стоит заметить, очень красивая кукла, — дополняет альфа, хлопая ладонью рядом с собой. — Я должен быть в восторге? — Было бы не плохо, — устало отвечает. — Просто ложись рядом и обними меня. Джин в замешательстве от человека, со стороны которого он только грубость ждёт, а получает лишь необоснованное терпение. Чего ради? Подползает к нему ближе и ныряет в навязанные объятия. Мускус забивается в лёгкие, тело и разум тревожит. Альфа пахнет так, что с ума сойти можно. Кажется, Джин уже чувствует первые укусы сумасшествия, раз, уткнувшись носом в его шею, дышит им. Ёрзает на кровати, плотнее ложась к альфе, всегда спящим в футболке и шортах, и глубоко дышит, прижимаясь губами к тёплой коже шеи. Кладёт ладонь на грудь, замирая в таком положении. Запах слишком сильный, подчиняет, доминирует, заставляет его скулить внутри. Стыдится своих мыслей, реакции тела, и ничего с этим поделать не может. Сейчас ему хорошо и спокойно, об остальном он подумает утром, когда проснётся один. А пока: он хочет почувствовать губы альфы, до дрожи тела хочет, чтобы Намджун поцеловал его. Попросить об этом не может и чуть ли не хнычет. Чёртовы феромоны… «Что я делаю?» — в поплывшем сознании мелькает мысль, полностью игнорируемая Джином. Завтра. Всё завтра… Сейчас он полностью сконцентрирован на пальцах, цепляющих его подбородок, на губах, приближающихся к его губам. Тихий скулёж вырывается наружу, и Джин ненавидит себя за это. Ненавидит себя и целует ненавистного… Всем своим видом показывает, как он на самом деле слаб даже перед запахом альфы. Скользнув рукой по груди и торсу, проникает под футболку Намджуна, двигаясь к его спине, пока альфа неожиданно не останавливает этот порыв, грубо схватив за запястье. Джина будто током бьёт, разрывает поцелуй и, широко распахнув глаза, испуганно смотрит, как альфа, прикрыв веки, шумно дышит. Он в большей степени боится своей реакции, нежели альфы перед ним. — Не трогай мою спину, — холодно говорит Намджун, отпуская его запястье. — Никогда. Джин опускает голову и кивает, не в силах издать даже звук. Лежит напряжённо, когда тот к груди его прижимает и руки сжимает в кулаки. Никогда больше…