🥑
После покупки ульев Чимин остался у Юнги. Точнее, Юнги уговорил его остаться. Юнги. Как сильно он отличается от Чапо; начиная с манеры говорить и заканчивая внешностью. Всё в нём противоположно тому, к чему Чимин привык. Холодная отчуждённость, которую альфа показал при первой встрече куда-то испарилась. Юнги необычный: узкие чёрные глаза, пирсинг в носу, татуировки по всему телу, низкий рокочущий голос и загорелые крепкие руки. Всё в нем противоречит друг другу, и всё для Чимина значимым становится. У Юнги нет я, меня, мне. Он говорит мы, нам, нас — будто они уже семья. Альфа даёт то самое чувство надёжности в завтрашнем дне, о котором Чимин не привык думать. — Ты пялишься, — говорит Юнги, отложив книгу в сторону. — Ты читаешь. — Я ещё и писать могу, — саркастично тянет Юнги и подмигивает ему, сидящему в кресле напротив. — Читаешь классику. То есть, это так… — Не подходит мне? — Чимин кивает, глядя, как Юнги наклоняется вперёд, опираясь татуированными локтями о колени. — Мне нравится классика, как и заучивать интересные цитаты оттуда. Нравится дождь, и при этом я терпеть не могу мокнуть. Руковожу заводом по производству пасты из авокадо, но сам её ни разу не пробовал. Не люблю спиртное, но… — Дымишь, как паровоз, — перебивает Чимин, тоже подаваясь вперёд. — Я перестану, если тебе не нравится запах табака. — Думаешь, легко справиться с зависимостью? — Легко, если заменить одну на другую. — Ты безумен, — смеётся, глядя как Юнги возвращается к чтению. — У всякого безумия есть своя логика. — Тогда в чём логика твоего безумия? Юнги опускает книгу на колени и задумчиво смотрит в ответ. — Прочь, животное! — доносится до них визг Мануэля и Чимин, как ужаленный подпрыгивает на месте, спеша на крики. Омега Хосока невзлюбил обезьяну, любопытство которой Чимину неподвластно. Не может же он запереть её в комнате. Забежав на кухню, видит покрасневшего Мануэля, а на столе Чичи, спокойно поедающую банан. Злой, как чёрт, омега поднимает с пола кожуру от банана, на которой тот, вероятно, поскользнувшись, упал, и показывает Чимину. — Проследи за своим животным, пока за ним следить не начал я. — Мануэль. — Всё хорошо. Он прав, — останавливает зашедшего на кухню Юнги, глядя, как, кинув кожуру обратно на пол, Мануэль удаляется из комнаты, прихватив с собой вазу с фруктами. — Я разберусь сам, не вмешивайся, пожалуйста, — говорит, преградив дорогу альфе, который собрался было последовать за Мануэлем. — Он слишком много на себя берёт, — цедит сквозь стиснутые зубы. — Но в этом случае он прав. Я должен лучше следить за Чичи, как и за собой. Мы находимся не у себя дома, — отвечает мягко, улыбаясь, когда тот наконец-то смотрит на него. — Это и ваш дом тоже. — Не спеши с такими заявлениями, — опираясь на стол, говорит. — И ты не ответил на мой вопрос. В чём логика твоего безумия? — Заменив табачный запах на твой, я вполне могу считать себя безумцем. Как и ты, осмелившись задать вопрос, ответ на который знаешь заранее, — отвечает, нависая над ним, и руки по бокам от его талии ставит. — Я хотел убедиться, — ничуть не смущаясь, отвечает, глядя, как Юнги наклоняется к нему. — От твоего запаха в моих лёгких бутоны раскрываются. — Из какой книги ты вычитал эти слова? — Я только что придумал их. — Юнги, — Чимин тяжело дышит и сползает немного ниже, когда его накрывает бальзамическим запахом сандалового дерева. Если бы не рука альфы, придерживающая его за талию, Чимин осел бы на полу. Слишком доминирующий, властный аромат окутал его неожиданно, выбивая почву из-под ног. Сколько же сил тратит Юнги, скрывая такие сильные феромоны? — Эта мартышка… — запинается Мануэль, вновь появившись на кухне. — Ещё и потрахайтесь тут же. — Тебя спросить за… Чимин не даёт Юнги договорить, приподнимаясь на носочках и целуя. Причиной тому стало не только стремление обойти конфликтную ситуацию с омегой Хосока, но и желание почувствовать его губы на своих. Юнги прижимает его к себе за талию, заставляя сдавленно пискнуть альфе в рот. Целует мягко, сминая то нижнюю губу, то верхнюю. Чимин опирается на плечи Юнги, когда тот, с легкостью подняв, усаживает его на стол, вновь припадая к влажным губам. Чимин, окольцевав его торс ногами, тянется ближе, зарывает пальцы в волосы, сжимая их в кулаке. Дурманит, голову кружить заставляет. Юнги ему нравится, и быть причиной безумства альфы очень тешит его самолюбие. Он не менее безумен, раз после горького опыта вновь доверился альфе — на одни и те же грабли. — Твои губы подобны медовым сотам, иначе я не могу объяснить эту сладость, — говорит, покрывая его сомкнутые губы ласковыми чмоками. Целует глубже, облизывая до неприличия пухлые губы, прижимает к себе и с ума сходит от бушующих чувств внутри, когда, приоткрыв веки, видит красиво изогнутые брови и зажмуренные глаза — прекрасная хрупкость. — Воу, какие страсти! Чимин отстраняется, услышав восклицание зашедшего на кухню Хосока, и, оттолкнув Юнги, прыгает со столешницы на пол, начиная поправлять одежду. — Привет, хён, — прячет глаза и на руки Чичи берёт, обнимая её. — Привет, — едва сдерживая улыбку, отвечает альфа, заключая Мануэля в свои объятия. — Я буду наверху, — сказав это, Чимин выходит из кухни, краснея пуще прежнего. — Я на плантации, ты едешь? — выныривая из кольца его рук, Мануэль отходит от Хосока, поправляя свои кудри. — Сегодня у меня дела с Юнги. Езжай один и будь осторожен. Хосок смотрит вслед омеге, которого любит, и широко улыбается, когда тот перед выходом одаривает его такой же лучезарной улыбкой. Такой красивый и принадлежащий только ему омега одним взглядом умеет сводить его с ума. То, с какой страстью Мануэль отдаётся ему каждый раз, как царапается и извивается под ним на пике удовольствия, закатывая глаза в наслаждении, всё это разворачивает в нём эмоциональную бурю. Его хочется сейчас же прижать в груди и не отпускать никуда, целовать, обнимать, любить. Чтобы до последнего вздоха вместе и навсегда. Всё также счастливо улыбаясь, подходит к столу и берёт бананы, один из которых протягивает такому же довольному другу. — Теперь вы вместе. — Да. Чимин теперь мой… — Вам лучше поехать со мной, — перебивает Мануэль, вновь показавшись в дверях. — Мне только что позвонили с плантаций, там много людей собралось. Пора нанимать новых рабочих. Хосок с Юнги немедля следуют за ним. Впереди их ждут трудные времена.🌿
Лакандон. В этом уникальном малоизученном заповеднике живой природы обитают животные, которые не встречаются нигде в мире. Но это место славится не только дикими животными и уникальной нетронутой природой, но и другими сокровищами, которыми любовались лишь немногие из людей. Тэхён сидит на ступеньках у дворца Майя и принимает фрукты то от одного индейца, то от другого. На голове у него красивый венок из белых цветов, на щиколотках ножные браслеты из красной нити, а на коленях большой букет орхидей. Каждый что-то несёт ему, и в восторге уходит на поиски чего-нибудь ещё, когда Тэхён благодарит их на индейском. Эти открытые люди вызывают в нём искреннюю радость и большой восторг. Тэхён сутками готов сидеть рядом с ними и учить их язык, готов вечность смотреть на эти радостные лица от одного лишь его присутствия. Дети, до этого галдевшие рядом с ним, куда-то исчезли, только один младенец с невероятно чёрными глазами сидит на коленях омеги и неотрывно смотрит на него. К нему идти наотрез отказывается, пряча лицо за маленькими ладошками. Его визиту радуются не только индейцы, но и орлица. Непавин сидит у его ног, то и дело пытаясь клювом цапнуть красные нити на ножных браслетах. Её жёлтые глаза зорко следят за каждым, кто подходит к нему. И если кто-то позволяет себе подойти ближе, чем следует, она свистит так, что все испуганно отсаживаются от Тэхёна. — Так сильно скучала? — гладит он перья орлицы, едва сдерживая смех от перемены её враждебного настроя на милый. Смиренно сложив свои крылья, она подпрыгивает ближе к Тэхёну и громко клекочет. — Тогда почему не навещала меня? Сколько дней тебя не было? — Она ненавидит мокнуть, — смеется Хио, обнажая выпирающие зубы, — мало что может её заставить вылететь в дождь. Тэхён улыбается, а после чмокает орлицу в голову, навещавшую его несколько раз и в ливень, и в грозу. Перед дворцом вновь собрались дети, с шумом что-то обсуждая. У самого младшего из них мяч в руках, и он с азартом ведёт какой-то монолог, с которым никто не согласен. Потом они, затихнув, все разом посмотрели на Тэхёна. У него чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда все они начали подниматься к нему, заставив птицу раскрыть крылья. Тэ хлопал ресницами, пока дети дискуссировали на какую-то тему, временами указывая на него. — Что происходит? — интересуется он, наклонившись к Хио. — Они делятся на команды и спорят о том, в какой из них будешь ты. — Правда? — оживляется. — Играть я люблю, только правила бы знать. — По ходу дела узнаешь, — довольно улыбается Хио и встаёт, громко свистнув для привлечения к себе внимания. Дети притихли и прислушались к нему, после бросаясь врассыпную. Кто-то притащил полутораметровый шест с круглым кольцом на верхушке и поставил в середину поля во дворе. — Смотри, тут всё, как в обычном баскетболе, только вместо двух колец — одно. — О, класс! — кричит Тэхён, потому что шум стоит невообразимый. Сняв с себя браслеты и венок, Тэхён аккуратно кладёт их там, где сам сидел. После обращаясь к альфе, полулежащем на ступеньках дворца. — Рэми, ты идёшь? Но Рэми, которого он с трудом вытащил гулять, мотает головой. С тех пор, как появился Уго, он редко появлялся вне своей комнаты, мало говорил и часто курил, что совсем на него не похоже. — Я чуть позже присоединюсь. Иди, Тэо, тебя ждут. Тэхён обречённо вздыхает и спускается по ступенькам во двор, где его тут же окружают дети. — Кольцо одно, — повторяет Хио, сняв с волос перья и передав их одному из ребят, — но попасть в кольцо мячом надо от бедра. — Что? — Да, никаких рук. Только бедром. — Это невозможно сделать! Тем более в такую грязь, — Тэхён сплеснул руками, глядя на слякоть, не высохшую из-за обильных осадков. Но когда дети вместе с Хио начали играть, ловко кидая мяч в кольцо, то омега уныло захлопал ресницами — ему никогда не попасть в это кольцо. Но попытка не пытка, и он, шлёпая босыми ногами по скользкой от непрекращающихся дождей земле, подключается к игре и ловит мяч. Первая попытка провалилась, даже была позорной, впрочем, как и все остальные тоже. Ни разу он не попал в кольцо, пока Хио не наклонил шест так, что и слепой попал бы в него. Когда после удачного броска в кольцо Тэхён навзничь упал на землю, детский хохот эхом зазвучал, наполняя им не только густой лес, но и сердце омеги. Тэхён падает раз двадцать, а заразительно смеётся ещё чаще. Нэпавин, не решаясь спуститься к балагану, где больше всех шумит Тэхён, просто кружит над ними. Измазанные и очень счастливые, они играют несмотря ни на дождь, нахлынувший с новой силой, ни на усталость, от которой ломятся кости. Внезапно появившийся вождь исправил ситуацию — он велит детям идти во дворец, как и Тэхёну, стыдливо прячущемуся за Хио, что измазался похлеще него. Тяжело дыша, он поднимается по каменным ступенькам и устраивается рядом с Рэми, наблюдая за тем, как малыши бегают вокруг своих родителей, даже не думая успокаиваться. — Какие они красивые, да? — глядя на детей, замечает Тэхён. — Почему я раньше не видел их? С ними намного интересней, чем с таким занудой, как ты! — возмущается, толкая альфу в бок. — Ты здесь был только на праздники, поэтому и не видел их, — Рэми делает затяжку. — Тогда надо навещать их почаще. А омеги, смотри, какие прекрасные, — махая молодому индейцу, который не отходил от него, Тэхён продолжает: — Тут целые семьи, молодые омеги, тогда как в заповеднике только альфы. Как они проводят… Ну-у-у… Им не хочется… — Секса? — Не говори так откровенно! — восклицает Тэхён, отворачиваясь от него. — Хорошо, — откинув недокуренную сигарету в сторону, Рэми громко смеётся. — Что ты хочешь узнать? Как они справляются во время гона? Ну, время от времени сюда приезжают омеги, с которыми подписан контракт о неразглашении информации. Проводят здесь несколько дней и уезжают. — Это ужасно! — Ничего подобного. Фаи позаботился обо всём. Омеги, что приезжают сюда, обеспечены жильём, работой и всем необходимым. Они в курсе, на что идут и на всё согласны. — А если кто-то проболтается? — интересуется Тэ. — И что они скажут? Мы периодически едем в джунгли заниматься сексом и нам за это ещё и платят? — Я же сказал не говорить так откровенно. — Ну а что ты хотел? Это физиология, мой хороший. — Омеги приезжают ко всем? — Конечно. — И к нему тоже? — Тэхён сам не понимает, на что надеется, задавая этот вопрос. — Фаи обычно выезжает в город. Тэ умолк. Недавно Сафаи выезжал на две недели. Четырнадцать дней… — Ревнуешь? — Кто, я? Кого мне ревновать? — Да у тебя же на лице всё написано, — смеётся Рэми, зачесав пальцами волосы назад. — Значит, ты очень плохо читаешь. Потому что тут, — он указывает на своё испачканное лицо, — написано, что я хочу домой. Тэхён встаёт и, не дожидаясь альфы, спускается вниз. — Тэхён! — Хио подбегает к нему, такой счастливый и с озорными глазами; ему очень идёт жить в своём племени. Когда Тэхён только познакомился с индейцем, тот выглядел отчуждённым, суровым, а сейчас же — он будто заново родился. — Ты не останешься? Я… дети хотят с тобой проводить больше времени. Охитека очень просил, чтобы ты остался. — Тот маленький альфа? — улыбается Тэхён, вспомнив шустрого малыша. — Да, — смотрит выпрашивающими глазами. — Мне надо привести себя в порядок, Хио, — мягко говорит, замечая, как сникают плечи индейца. — Я завтра с утра буду тут и проведу с вами целый день. Обещаю, — крепко обнимает его, едва сдерживая порыв заплакать. Хио, заменяя ему брата и отца, стал настолько дорог, что один его расстроенный вид причиняет боль. Большая ладонь альфы гладит его по спине, успокаивая внезапно разыгравшиеся нервы. Тэхён, прикрыв веки, стоит так недолго, после выныривает из объятий и облегчённо выдыхает, заметив улыбающиеся глаза Хио — только он умеет так улыбаться. Попрощавшись с ним, идёт по тропе в сторону заповедника. Рэми вскоре догоняет и молча идёт рядом, часто поглядывая в его сторону. — Не так уж часто он и выезжает. — Молчи, Рэми, и просто иди вперёд. Я хочу в сенот пойти и искупаться. — Я с тобой. — Ну да, я же там и до этих пор с тобой купался, — огрызнувшись, он невозмутимо смотрит на альфу. Рэми сопротивлялся, но успешно был отправлен им в заповедник. Внезапно испорченное настроение выбило его из колеи. Какая ему разница, где и с кем Чонгук проводит свой гон? Какое это имеет отношение к нему? И даже если к нему заявятся десятки омег, его это не должно волновать. Не должно, но волнует… Размазывая на руках грязевые пятна, он с трудом сдерживает порыв заплакать. Необъяснимая обида на альфу душит его. Очень опасно и глупо гулять одному по джунглям, но за то время, что живёт тут, Тэхён научился быть осторожным в каждом своём шаге. Перейдя по деревянному мосту, построенному недавно из-за паводков, Тэхён остановился и замер, прислушиваясь к насвистываемой мелодии, постепенно переходящей в смех. Сделав несколько шагов назад и вцепившись в деревянный забор, он стиснул челюсти до хруста. Уго. — Не боишься гулять один, — криво усмехается альфа, появившись из-за широкого ствола сосны, и медленно идёт в его сторону. — Мало ли какой зверь обитает тут. Может напасть на тебя и истерзать. — Что тебе надо? — грубит Тэхён. — Ничего особенного. — Зачем ты пришёл в джунгли? Ты же знаешь, что отсюда выхода нет. — За меня не беспокойся, я выйду отсюда очень скоро, и причём не один, — улыбается так, что внутри всё холодеет. — Ты и пальцем не тронешь Рэми. — А что на счёт тебя? Так защищаешь его, кто же тебя, такого слабого, защитит? — кривит губы, обнажая жёлтые зубы. — Мне ничья помощь не нужна. — Ты храбрый — очень привлекательно вкупе с таким милым личиком. Потому хозяин этих джунглей глаз на тебя положил. Ты его омега? — Да, я его омега. Ещё какие то вопросы? — дерзко вздёрнув подбородок, смело глядит на него. — Чего смеёшься? — Искал золото, а нашёл алмаз, — продолжает тот и, вытерев уголки глаз, вмиг становится серьёзным. — У меня дела, а вам хорошего дня. Какой-то больной, думает Тэхён, глядя вслед отдаляющемуся Уго. Услышав шумный вздох за спиной, Тэхён медленно поворачивается, отшатываясь от Чонгука, стоящего в метре от него. — Как долго ты здесь стоишь? — Достаточно, чтобы услышать твои слова. Тэхён отводит глаза, но с места не двигается. Сказать что-либо в оправдании своих слов или просто молчать? — Чем это ты был занят? — альфа подходит к нему ближе. — Грязный весь, — потирает кончик его носа большим пальцем. — Мне надо искупаться. Чонгук хватает его за локоть и останавливает, разворачивая к себе и глядя пытливо. — Мой омега, — тянет хрипло, всем телом прижимая его к деревянному забору. — Самый красивый в мире омега. — Я это сказал, чтобы… — Чтобы что?.. Не хватает того, что Чонгук перебил его, прижимая к забору, так ещё и поцеловал так, что он от неожиданности пискнул, цепляясь за его плечи. Подавляемый до этого запах альфы накрывает омегу резкой волной, и он тут же уплывает в неясность сознания. Альфа мнёт его губы, к себе прижимает, пачкаясь о его одежду. Тэхён пальцами зарывается в мокрые волосы Сафаи, целует так же страстно, с ума сходя от волн наслаждения, заставляющих приятно заныть низ живота. Ему безумно хорошо, приятно, сладко. Никто и никогда не заставлял его проходить через чувства, затронуть каждый уголок души способные. Чонгук гладит его лопатки, скользит вниз по дрожащему телу и запускает руки под мокрую футболку далеко не с первой попытки. Его руки такие горячие, сильные, так правильно держат его, что он буквально хнычет ему в рот. «Фаи обычно выезжает в город», — так невовремя звучит голос в голове. Тэхён обжёгся обидой и в порыве неконтролируемой злости укусил альфу за губу, нахмурив при этом брови. Чонгук дёргается и, разорвав поцелуй, смотрит потемневшим взглядом. — Я хочу домой, — отталкивает от себя, приводя дыхание в порядок. — И не целуй меня больше. — Почему? — остановив его, спрашивает Чонгук. — Я же тебе нравлюсь, я чувствую это по твоему запаху, по тому, как ты отвечаешь и смотришь на меня. Что тебе мешает довериться мне? Я разве требую от тебя что-то большее, чем поцелуи? Поцелуи, способные кожу сжечь… — Я безумен в жадности до твоих губ, тела, запаха и чертовски красивых глаз, — соприкоснувшись своим лбом с его, опаляет губы горячим дыханием. — Тэхён, я весь извёлся в желании быть рядом с тобой, вдыхать твой запах по утрам, смотреть на тебя без прикрытого желания, любоваться тобой не украдкой ночью, а в свете дня и перед всеми, есть с тобой за одним столом и пить вкусное вино, обнимать тебя и любить так, как никогда и никого на свете. Это больше, чем «нравишься», это больше, чем просто «люблю». С тобой душа неспокойна, а сердце и вовсе вот-вот выпрыгнет из груди. Чувствуешь? — кладёт ладонь омеги на левую сторону груди и пытливо смотрит на него. — Это всё ты, Тэхён. Ты творишь со мной то, на что не способен был никто до этого. Оцепеневший от его слов, не способный сделать нормальный вдох, Тэхён обмяк и начал дрожать, вцепившись в деревянные перила рукой. Эти эмоциональные качели его добивают. Чонгук с ума его сводит, а учащённый стук сердца под ладонью дрожь по телу пускает. — Тэхён. Своё имя с губ альфы звучит так хорошо, что Тэ, прикрыв веки, ждёт, когда тот снова назовёт его по имени. — Тэхён, — будто прочитав мысли, Чонгук повторяет его имя вновь и вновь, покрывая влажное лицо Тэхёна нежными поцелуями, собирая губами капельки дождя с щёк. — Мой Тэо, мой самый красивый и нежный мальчик. Его не было две недели. Четырнадцать дней он был за пределами леса, а потом вернулся с новой стрижкой, довольный. — Я хочу домой, — стиснув зубы, говорит Тэхён, ненавидя свои мысли. Ещё сильнее злится, когда альфа послушно отходит назад, позволяя ему идти вперёд. Как добрался до заповедника, а после и до своей комнаты, он помнит смутно. Альфа не стал его о чём-то спрашивать, просто шёл молча за ним и так же молча в свою комнату ушёл. Обида накатывала на него огромными волнами, снедая изнутри. Вдобавок к вечеру температура поднялась и заныл низ живота; набегался под тропическим дождём, вот и пожинай плоды веселья. Он долго ворочался в постели, не мог уснуть и всё время думал о том, что произошло днём. Пытался найти объяснение своему поведению и не мог. Снова и снова прокручивая в голове слова Чонгука, он краснел, пылая румяными щечками. Альфа открыто признался ему в любви, а он, находясь в эмоциональной буре, откровенно его отшил. Жалел ли об этом Тэхён? Очень. Влюбился ли он? Не знает. Как можно влюбиться в человека, держащего в плену? Заснул Тэхён не с самыми добрыми мыслями, а проснувшись, начал питать их ещё сильнее от известия о том, что Чонгук выехал из Лакандона. Он стиснул зубы и, незаметно выйдя во двор, сел на квадроцикл и поехал к границе леса, туда, где его поджидал жёлтый жук. Не бывать другим омегам. Тэхён его остановит, пока не знает как, но остановит.🌿
Чонгук поздно ночью заходил к омеге, спящему повернувшись на бок и пахнущему так сумасводяще красиво, что он буквально заставил себя выйти из спальни, предварительно поцеловав его в пылающий лоб. Тэхён температурил — прогулка под дождём не прошла бесследно. Этой ночью он заснуть так и не смог, всё думая об омеге, занявшего все его мысли. Тэ неравнодушен к нему, так пылко отвечая на поцелуи, так тесно прижимаясь в ответ, а после отталкивая его и вводя в заблуждение своим поведением. Отказывая ему с таким желанием в глазах, он выглядел ещё привлекательнее, ещё желаннее. Не отпугнуть. Дать привыкнуть. Любить и ждать. Жизнь Чонгука была наполнена ожиданиями, и ни одно ожидание, как это, так сладостно-мучительно не длилось. Омега уже доверился ему, но упорно не видит и не понимает этого. Не замечает за собой, как ищет того, от кого сбежать обещал. Не чувствует, как запах меняется, стоит ему только подойти поближе. Смущается, но неизменно дерзит. Как маленькая птичка, подлетает ближе, и тут же вспорхнув, улетает. Его маленькая птичка-колибри. Поручив Рэми ухаживать за ним и проследить, чтобы тот придерживался постельного режима, Чонгук планирует поехать на важные переговоры в Мехико, купить Тэхёну одежду, телефон, орехи, которыми тот любит набивать щёки, и ещё много чего, но останавливается, доехав только до храма Чичен-Ицы. Знакомый жёлтый жук, догнавший его, заставил альфу притормозить. Выйдя из машины, Фаи приподнимает бровь в удивлении, а когда замечает за рулём покрасневшего не то от злобы, не то от температуры Тэхёна, то и вовсе теряет дар речи. Какого чёрта? В кармане брюк телефон начинает вибрировать. Не сводя глаз с Тэхёна, вышедшего из автомобиля, Чонгук ответил на звонок. — Он обманул меня, уже в который раз обвёл вокруг пальца, — заныл Рэми в трубке. — Тэхён пропал! — Он со мной, — сказав это, Чонгук завершает разговор. — Я поеду с тобой, — серьёзен как никогда. — Это куда же? — Неважно. Но я поеду с тобой. — Ты не должен был вставать с температурой — раз. Не должен был пересекать границу джунглей — два. И ты со мной не поедешь — три, — чеканит он, глядя на пунцовое лицо Тэхёна. — Ты совершенно меня не слушаешься, пользуешься моим отношением к тебе, бессовестно пытаешься манипулировать, играя моими чувствами. Поверь, у всего есть конец. Не испытывай удачу и не зли меня. Садись в машину и езжай обратно. — И поэтому ты решил не ждать и поехать за тем, что легкодоступно. — Что ты имеешь в виду? — Чонгук терпеливо ждёт, пока Тэхён начнёт говорить, но только и делает, что смотрит на возмущённого, сложившего руки на груди омегу. — Ну? — Что ну? Думаешь я спокойно буду смотреть на это? Я, знаешь ли, боец тот ещё. Не будь я таким, не прилетел бы через такую даль на поиски брата. — Смотреть на что? — Чонгук глубоко вздыхает. — Возвращайся обратно, а я поеду и быстро вернусь. — Ага, быстро это через две недели, как в прошлый раз? — Тэхён, громко фыркнув, возвращается к машине и оборачивается на него. — Я поеду за тобой. Чонгук, скрестив руки на груди, наблюдает за тщетными попытками омеги завести мотор. Ударив по рулю, Тэхён выходит из машины и открывает капот. — Солнце моё, мотор у жука находится сзади, — усмехается Чонгук, глядя на него. — А ты молчи! — громко хлопая капотом, Тэ сверкнув глазами, скрывается за машиной, после открытия крышки которой мотор начинает дымиться. — Блять! — впервые позволяет себе ругнуться перед альфой, Тэхён обогнул жёлтую машину и ни чуть не поубавив свой пыл, встал перед альфой весь красный, ароматный, жар от тела которого Чонгук чувствует, даже не прикасаясь к нему. — Сядь в мою машину, я отвезу тебя обратно, — строго говорит он. — А ты куда поедешь? — На важные переговоры, Тэхён. И что это за допрос с пристрастием? — Вот как теперь это называется? Важные переговоры. — Тебе надо отдохнуть и вылечиться. У тебя жар, и ты не знаешь, что говоришь. — Поэтому тебе невтерпёж, что аж в город за этим едешь. Пока я заповеднике, приводить омег не очень, да? — обиженно звучит. Чонгук замирает, пытаясь переварить сказанные слова. — Да. Я знаю, что в заповедник приезжают омеги и что ты выезжаешь в город. — Откуда? — Птичка нашептала. — Погоди, — поймав за локоть, он разворачивает Тэхёна к себе, глядя в готовые заплакать глаза. — Ты поехал за мной, потому что… приревновал? — Не мечтай даже. Я поехал за тобой, чтобы напомнить о поездке к моему брату, — вырывается из его захвата, поправляя рукав рубашки. — Ты и без этого знаешь, что мы к нему поедем через три недели. — Откуда тебе известно? — Птичка нашептала, — ухмыляется он, вспомнив, как заприметил белоснежную макушку за деревом, когда они с Рэми обсуждали поездку к Хосоку. — Надо же, какие сговорчивые нынче птицы стали. — И не говори. Сядь в машину, — Тэхён, к счастью альфы, послушно садится в машину. — У тебя жар. — Да не простуда это, — слабо говорит Тэхён, и только теперь он понимает причину загустевшего цветочного аромата; течка вот-вот начнётся. — Чонгук, поцелуешь меня? С ума сводит. Просящими глазами разума напрочь лишает. Необузданной страстью наполненные глаза огонь желания разжигают. Хочет посадить его на свои колени и поцеловать глубоко и влажно. Три… два… один…