🥀
Один… два… три…Джин кричал и плакал. Перед ним сгорал маленький мальчик, просил потушить огонь, тянул к нему руки и ждал помощи. От бессилия омега рвал на себе волосы и смотрел, как догорала маленькая звёздочка, сгорая и сам вместе с ней. Диким криком горло жгло, а сердце разрывалось на части.
Джин распахивает глаза и резко встаёт, хватаясь за сердце. В комнате синеватый свет от уличных вывесок отеля и звенящая тишина. — Ты хоть когда-нибудь спишь? — устало спрашивает Джин, оборачиваясь на лежащего Намджуна. Глубокая ночь, а чёрные глаза альфы так же смотрят на него, изучая. Зверь не спит — бдит. — Иди ко мне, — он послушно ложится рядом с ним, прикрывая глаза, когда альфа начинает гладить его лицо. — Часто тебе кошмары снятся? — Нет. Неприкрытая ложь. — Но просыпаешься в холодном поту уже который раз за последний месяц. Что тебе снится? Пока альфа невесомо сцеловывает каждый сантиметр его лица, Джин задумывается, стоит ли рассказывать о такой личной вещи, как кошмары. — Ребёнок в огне. Он всё время зовёт меня. — Что говорит? — прямо в губы. Джин, расслабленный неспешными поцелуями Намджуна, теряет нить разговора. У них всегда так — альфа убивает его, сердце хоронит и на его могилу цветы кладёт. Превращает в усталое нечто и возвращает к жизни, обнимает, успокаивает, а после кидает в необъятную безысходность. Джин существует в полном и безнадёжном мраке и сам не замечает, как подружился с монстрами в нём… Их разговоры, не важно о чём, каждый раз сводились к Тэхёну, и он чувствовал бесконечную усталость от вытаскиваемой крошечной информации от альфы. Стискивал зубы, но молчал, ожидая за каждый поцелуй свою награду, и снова не понял, в какой именно момент сам начал ждать их. Большего Намджун не просил, не заставлял ничего делать, если не считать частые прогулки и совместные ужины, посещение театров и обучение стрельбе. — Я умею стрелять, — запротестовал Джин, когда они неделю назад зашли в стрелковый клуб. Плотно сжал губы, когда ему вручили крупнокалиберное оружие, с которым ему ещё не доводилось иметь дело. — Ты должен уметь стрелять из всякого оружия. — Зачем мне это? — недоумевал он, крепко держа в руках ружьё. — К чему ты меня готовишь? Тогда Намджун лишь ухмыльнулся, не пояснив ничего. И сейчас, лежа рядом с ним, отвечая на его поцелуй и охотно принимая его ласки, Джин ни о чём не думает, не хочет привыкать к его ласкам, но и не сопротивляется, когда Намджун с каждым разом целует его глубже, шаря руками по телу. Иногда он заставляет себя поверить в то, что это правда, и что его ласки предназначены ему не ради того, чтобы после больно ударить, а просто так, как знак внимания. Хотя бы раз ощутить чувство защищенности, позволить себе быть слабым, маленьким, беззащитным. Отчаянно хочет облегчённо вздохнуть, а не комом глотать воздух каждого дня, впивающегося острым жалом. Хочет не выживать, а жить, не плакать, а смеяться, не страдать, а любить. Любить? Он очень часто думал над тем, какие отношения между ними были бы, встреться они при других обстоятельствах. Причинил бы альфа ему столько боли, мучал бы так, как делает это сейчас и делал до этого? Способен ли Намджун на какие-то чувства? И каждый раз альфа доказывал ему, что нет. Каждый день — нескончаемая эстафета эмоциональных качелей. В один из таких дней, лёжа на шезлонге и греясь в редких солнечных лучах в период дождей, Джин терзает себя сомнениями. В метре от него расположился альфа в белых шортах и футболке, лениво читая книгу и временами ведя переговоры по телефону совершенно открыто, не отходя от него, как раньше. Из открытого окна на балкон едва слышны новости о расследовании очередного убийства. Джин поднимается и, повернувшись к альфе, ждёт. — Говори, — приказным тоном говорит Намджун, ощутив его взгляд. — Мне не спокойно. Я правда сделаю всё, что ты хочешь, только скажи мне, что с ним и где он находится. — Тэхён в надёжных руках, ни в чём не нуждается и живёт припеваючи так, как тебе и не снилось, — перелистывает страницу, не поднимая на него взгляд. — Ты говоришь правду? — Джин садится рядом с ним, выпытывающе глядя на него. — Разве я когда-то врал тебе? — Нет? — Нет, конечно. Чего не скажешь о твоём друге. Забыл о тебе так, будто никогда и не знал. А какие речи пафосные были, я аж поверил. А ты выглядел так, будто за тебя будут войну развязывать, а в итоге никто не позвонил даже. — Тогда тебе нет смысла держать меня рядом. Я уйду, оставив всё, что услышал, тут, — говорит, вспомнив, как много важных разговоров велось в его присутствии. — Мой наивный красивый мальчик, смысл есть во всем. Твоё присутствие рядом меня веселит. Интересно наблюдать за тем, как человек, клявшийся о сопротивлении, сам же тянется за поцелуями. Ты нарушаешь свою же клятву и думаешь, я дурак, чтобы верить твоим жалким обещаниям. — Альфа спокоен, тогда как Джин готов умереть от обиды. Но обижаться смысла нет — на правду не обижаются. — Омега, скрывший кредит, выполнявший такую опасную работу только для того, чтобы Тэхён жил спокойной жизнью, не разрушив при этом образ идеальной семьи. Сколько же силы собралось в твоём маленьком сердце? И сколько из них ты истратил рядом со мной? — Отпусти меня, — безнадёжная попытка. — Только через мой труп, — чеканит альфа, сверкнув глазами. Схватив за затылок, тянет на себя, заставляя его опереться ладонью о спинку шезлонга. — Ты принадлежишь мне, Джин, и ты уйдёшь из этого дома только тогда, когда я позволю тебе. Но только куда? Без денег, без друзей, без связей, куда ты пойдёшь? — Хватит всё время об этом говорить! Думаешь, до этих пор у меня были связи, друзья? Я всегда был один, и я всегда справлялся сам. Я не такой жалкий, как ты думаешь, — хочет говорить твёрдо, но голос предательски дрожит. — О, нет. Конечно же, нет, — ухмыляется альфа, поцеловав его в лоб. В этот раз Джин находит в себе силы дать ему отпор, обратно ложась на своё место. Тэй в порядке, и это самое главное. Но блефует ли альфа? Солгал ли альфа, чтобы он чувствовал себя хорошо? Он хмыкает. С какой стати Намджуну заботиться о его чувствах. Ему плевать на чувства людей, а его, тем более. От постоянного перехода холодно-тепло, сердце Джина болит и не перестаёт болеть стараниями альфы. После этого дня Намджун куда только его не возил. Но Джину не нужна была эта роскошь, не нужны были изысканные деликатесы и дорогое вино. Не нужны ему были цветы и подарки, прикосновения и поцелуи… Он часто представлял дом мечты, что олицетворяло бы тихое место рядом с любимым человеком, в котором тепло и уютно. Но отель — не тихое место, Намджун — не любимый человек, а Джин — не тот омега, что верил в красивые сказки. Как там по сценарию: «Они жили долго и счастливо». В его случае нет хорошего финала. Джин иногда подолгу смотрел на своё отражение в зеркале, проводя опознание. — Ты — это всё ещё я? Джин сам виноват в том, что происходит с ним. Надо было следовать принципу тише воды, ниже травы. Но это противоречит всему, во что он верит. Просто стоять и наблюдать за тем, как угрожали беззащитному омеге, он не мог. Спас Мануэля, а его кто спасёт? Он тоже беззащитный омега, ему тоже хочется защиты. Временами Намджун дарил ему такие моменты, когда он чувствовал себя хорошо, но после делал нечто, что не прочь было бы и умереть. С каждым прожитым днём всё становилось обыденным, само собой полагающим, и Джин сам начал замечать, как тянулся к нему за поцелуем и запахом, из-за которого он готов был не отходить от того ни на шаг. Через несколько дней в отель прибывает Дельгадо и, смерив его презрительным взглядом, садится в кресло напротив Намджуна, информируя его о проделанной работе. — Товар на судне, и через две-три недели будет на месте. — Почему так долго? — Пиратов много, придётся плыть по другому рейсу. Товар слишком важен для риска. — Головой отвечаешь за него, — говорит Намджун, но с Джина глаз не сводит. С тех пор, как он вернулся домой с обновлённым цветом волос, альфа смотрел на него странно, не так, как он привык. — Он всё ещё с тобой, — едко говорит Дельгадо, откинувшись на спинку кресла. — Он всегда со мной, — ухмыляясь, отвечает Джун и жестом даёт понять, чтобы он подошёл к нему. Джин подходит и, к удивлению альф, садится не рядом, а на колени Намджуна. — Знай своё место! — вскипает Дельгадо, сжимая кулаки от злости. — Я на своём месте, — парирует он, не удостаивая его и взглядом. — Рассказывай всё, что знаешь о Тэхёне до тех пор, пока я не дам знак, — говорит Джун, обращаясь к альфе. — А ты, — продолжает, глядя на него, — смотри только на меня и не стесняйся. Всё зависит от того, как ты поведёшь себя. Джин, широко распахнув глаза, замирает; сейчас он всё узнает. Дельгадо начинает говорить о перемещениях его брата с самого начала, пока альфа ждёт от него чего? Поцелуев? Перед посторонним, причём ненавистным ему? Джин мнётся, но под взглядом таким непривычно-ласковым, смелеет. Упустить возможность осадить альфу, злостно рассказывающего про Тэхёна, никак не может. Приподнявшись с его бёдер, он устраивает свои колени на диван по бокам от ног Кима, и садится снова, опуская ладони на его плечи. Вполуха слушает то, что и так знает о брате, и прикрывает глаза, когда альфа запускает пальцы в его чёрные свежеокрашенные волосы. Скользя по идеально выглаженной белой рубашке, он останавливается на первой пуговице, затем следующей, одна за другой расстёгивая. Ёрзает на его бёдрах и тихонько скулит, губами прикоснувшись к бьющейся жилке на шее. Мускус голову кружит, а сильные ладони альфы, сжимающие его задницу, гулко сглотнуть заставляют. — Такой красивый. Слышит шёпот и запускает руки под его рубашку. Твёрдые мышцы, горячая кожа, шёпот на ухо и он бесстыдно стонет, забыв обо всём на свете. — Ты очень красивый. — Перестань. — Почему? — Потом ты делаешь больно. — Но ты уже привык, — обдаёт горячим дыханием его шею, пуская мурашки по телу. — Твой запах, он сводит меня с ума. Ты сводишь меня с ума. Джин на секунду поднимает глаза, а после сам целует, приоткрывая губы и разрешая альфе запустить язык в свой рот. Гладит его грудь, целует в ответ, не переставая слушать ненавистный голос за спиной. Ждёт, когда тот начнёт говорить о том, чего он не знает, и запускает руки по плечам вниз. — Говорил же, не трогать, — грубо чеканит альфа, разорвав поцелуй. Переводит глаза на альфу позади, и тот встаёт, прекратив свой рассказ. — Нет! Прости, я не буду, больше не буду. Пусть он продолжит говорить, — в панике сжимает края белой рубашки альфы, глядя, как Дельгадо, ядовито улыбнувшись, выходит из комнаты. — Скажи ему вернуться! Я никогда больше… — Я не доверяю твоим «никогда», — отцепив руки от ткани, Намджун смотрит в наполненные болью его глаза. — Ненавижу, — цедит сквозь стиснутые губы. — Ты перепутал реальность со сном: то ненавидишь, то целуешь. Если бы он проконтролировал себя, то мог бы всё узнать здесь и сейчас. Чёртовы феромоны! Чёртов Ким Намджун! — Ты не даешь мне спокойно жить. Зачем ты мучаешь меня? Чтобы довольствоваться моим жалким видом? Я никто, ты каждый день доказываешь это. Я никто, ты доволен? — переходит на крик. — Никто, — усмехается альфа, — вряд ли это было смыслом твоей жизни. — Кто-то же им должен стать, — обессиленно опустив голову, начинает беззвучно плакать. — Рядом с тобой и камень расколется. Кто я, чтобы сопротивляться такому монстру, как ты? — А говорил, что не такой уж и жалкий. — Ненавижу. — А тело говорит иначе, — приподнимает его голову за подбородок. — Твой запах выдаёт тебя. Я верю ему больше, чем тебе. — Отпусти меня, — шёпотом бессилия. — Никогда. Любая дорога приведёт тебя ко мне обратно. Стиснув зубы, Джин не осмеливается открыть глаза, как и вытереть дорожки слёз на щеках — смысла нет. Он плачет внутрь себя, разрывает горло диким воплем, до боли кусает губу, стараясь подавить крик раненного зверя. Джин привык молчать, когда больно, как и глотать слёзы. Тихая боль — самая жестокая из всех, что существует. Она ломает кости и крошит надежду. — Твои руки продолжают исследовать меня, даже когда я роняю слёзы на твои плечи. Из какой стали выковано твоё сердце, Намджун? — подрагивая в руках, залезших под рубашку, Джин обессиленно опускает голову на его плечо, после перехватывая его руки. — Не прячь своё лицо, Джин. Посмотри на меня, — слышит приказной тон и на автомате поднимает голову, глядя в серые глаза альфы. — С тобой мне не нужна наркота, я уже под сильным кайфом, — грубо схватив за затылок, тянет на себя, но Джин прикрывает ладонью его губы, не позволяя себя поцеловать — Прошу тебя, перестань. Ещё чуть-чуть и ты сломаешь меня. Я не знаю, кто я. Я потерялся, — не убирая руку с его губ. — Верни мне меня, Намджун. Джин смотрит в потерянные ошарашенные глаза альфы и без сил валится на бок, когда Намджун наклоняет его в сторону, прежде чем встать. — Приведи себя в порядок, я жду тебя через час у ресепшена, — стальной голос Намджуна тут же отрезвляет его. — Тэхён в джунглях, целый и невредимый. В окружении людей, которые заботятся о нём. Выглядит довольным своей жизнью, я бы даже сказал, счастливым, — на диван приземляется фотография брата с каким-то смуглым парнем. Джин захлёбывается слезами, но улыбается, глядя на смеющегося брата на фотографии. С ним всё хорошо. — Он искал тебя по всей Мексике. Удивительно, один брат отправился на опасную работу, чтобы обеспечить спокойную жизнь другому, а тот взял и прилетел вслед за ним, чтобы найти. Он знает, чем ты зарабатывал, чтобы ему хорошо жилось? Что будет, когда он узнает, что ты рисковал жизнью ради денег? Джин никогда не рассказывал об этом Тэхёну. И никогда не расскажет. — Я жду тебя через час. Прими душ в своей спальне. Но Джин ничего не слышит. С его братом всё хорошо, он жив и невредим. Только каким образом тот оказался в джунглях? И как он не напоролся на дикие племена? Кто этот парень рядом с ним и где Соджун? Вопросов меньше не стало, но огромный груз с плеч свалился. Джин аккуратно помещает фото в нагрудной карман рубашки и медленно плетётся в сторону спальни, в которой он провёл немало тревожных ночей в нескончаемых кошмарах, что наяву, что во сне. Открыв дверь, он заходит в спальню, погружённую в полумрак и, повернув голову набок, в сторону гардеробной, замирает, глядя на Намджуна без рубашки. Страх, сковывающий тело, прошибает его. А когда альфа, обернувшись, обнаруживает его присутствие в комнате, то и вовсе задерживает дыхание, прикрывая рот ладонью. — Ты! — волком набрасывается, в мгновении ока оказавшись рядом с ним. — Я же сказал тебе принять душ в своей спальне! Я сказал тебе не трогать мою спину, не смотреть на неё! Что из этого тебе не понятно? — кричит и, схватив его плечи, начинает трясти, глядя на него покрасневшими от злобы глазами. Намджун обезумевшим зверем припечатывает его к стене и дышит ему в лицо, вот-вот грозясь свернуть ему шею. Глаза сверкают пламенем, а сквозь стиснутые зубы слышится приглушённое злобное рычание. — Проклятье! Джин в ужасе прячет лицо в ладонях, когда альфа с силой бьёт кулаком по стене рядом с его головой. Убрав руки, он в панике смотрит, как Джун хватает рубашку и выходит, чуть-ли не снеся дверь с петель. Сползает по стене и кладёт руку на грудь, ощущая ею бешеный стук испуганного сердца. Его спина… такая широкая и такая изуродованная глубокими шрамами.🌿
Сафаи смотрит и понять не может, ему послышалось или Тэхён в самом деле попросил поцеловать его. — Ты не знаешь, что говоришь. Едем обратно. — Нет, — звучит непоколебимо. — С ума сошёл? Хочешь, чтобы я повёз с собой течного омегу? — заводит машину. — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. — Тэо, ты… Румяный, с горящими глазами и с ароматом, сводящий его с ума, Тэхён смотрит просящим жалостливым взглядом, будто всё, чего он хочет — один лишь его поцелуй. Омега сидит вполоборота к нему и отчаянно сжимает края своей тонкой рубашки, облизывает губы и потемневшими глазами сверлит его. Фаи задыхается от запаха такого просящего, уязвимого Тэ, готового в миг на него наброситься. Делает глубокий вдох, наполняя лёгкие только им и в безумство чувств впадает — всё насытиться не может. Скользнуть губами вдоль шеи, втянуть бархатную кожу, оставить свои следы, довести до истомы вдохом поцелуев, вкусно поцеловать ключицы… — Чонгук. И голос его — последняя капля в чаше терпения альфы. Опираясь на подлокотник, Чонгук подаётся вперёд и, наклонившись к омеге, впивается в открытые, ожидающие его губы. Ни с чем не сравнимая сладость, превосходная мягкость, любимая нежность. Тэхён, поддавшись навстречу, прижимается к нему, обвивая его шею руками. Отвечает страстно, зарываясь пальцами в его волосы. Жар от дрожащего тела альфу до безумия доводит, а нежный аромат полевых цветов, резко сменившийся на прогретый полуденным зноем в густой, дурманит разум. Жадный до его вкуса, Фаи мнёт то верхнюю губу омеги, то нижнюю. Языком вылизывает рот, ловя его короткие стоны. Тэхёну мало, потому, как тот лихорадочно перебирает его волосы, прижимается к нему, хныча в рот, ему катастрофически мало. — Чонгук, — задушенно шепчет Тэ, немного отстранившись. — Мы едем обратно. Я не хочу, чтобы это произошло в машине, — покрывает поцелуями его тёплые, покрытые румянцем щёки. — Я хочу там. — Там? Чонгук в удивлении смотрит на разморенное лицо Тэхёна, выражающее так много эмоций сразу, и оглядывается через плечо, глядя на лестницу храма, ведущую на платформу, расположенную наверху самой высокой пирамиды Чичен-Ицы, увидеть которую приезжают намного больше туристов, чем к пирамидам Гиза. Это каменное сооружение было пропитано кровавой историей, но оно же положило начало красивой любви, спасшую целый город. — Там много ступенек, а ты ослаб. — Не так уж и много, — заворчал Тэхён, облизывая губы и глядя на пирамиду расчётливым взглядом. — Всего лишь девяносто одна. Не так уж и много, — улыбнувшись ему, Чонгук выходит из машины и смотрит на ступеньки, ведущие наверх и понимает, что лучше туда подняться, чем в машине продолжать начатое. Рядом с ним становится разрумянившийся, с припухшими губами Тэхён и первый ступает к храму, около которой есть несколько рискованных туристов, решивших в такую непогоду выйти погулять. Моросит, но духота никуда не делась. Чонгук блокирует машину и спешит вслед решительно настроенным омегой, за которым шлейфом тянется загустевший аромат. Взяв его за руку, Чонгук сначала целует нежную кожу запястья, с трудом сдерживая себя, чтобы не проложить дорожку из поцелуев и дальше. — Давным-давно в этом месте зародилась любовь, которая спасла целый город, — начинает Чонгук, лишь бы не сойти с ума от желания поскорее прикоснуться к нему без одежды. — Знаю, — раздаётся тихий голос, и Чонгук в удивлении приподнимает бровь. — Хио рассказывал. — Хио, значит, — поднимаясь по ступенькам, он не чувствует ни усталости, ни утомления. — Что же он ещё рассказывал? — Что стоит остерегаться тебя. Он назвал тебя Улилем, — сказав такое, улыбается ещё, обернувшись на остановившегося Чонгука. — Что? — Не злись на него. Он, как и я, не знал тебя, — как ни в чём не бывало продолжает подниматься. — Я не Улиль, — спешит за Тэхёном, поскользнувшись на мокрых ступеньках, с которых следы кровавой истории смыли тропические дожди. — Погоди, Тэхён, — останавливает покрасневшего омегу, глядя в его глаза и мокрые то ли от дождя, то ли от частого облизывания, губы. — Ты так часто отталкивал меня, что я не могу перестать думать о том, что всё это ты делаешь только под влиянием течки. Я не хочу, чтобы ты… — Жалел? — перебивает омега, вытерев ладонями лишнюю влагу с лица. — Я целовал тебя в моменты, когда на течку не было и намёка. Разве можно целовать человека, не чувствуя к нему что-то? — Что ты… — Хио ошибался, — снова перебивает его, — ты не Улиль, а Канек. Прежде чем он успеет среагировать на сказанные слова, Тэхён целует его, с ума сводя, что своими словами, что действиями. Омега, в которого он влюбился с первого взгляда, который сводил с ума своим холодным враждебным настроем, теперь целует его так, что у него, альфы, видавшего не мало в этих джунглях, руки дрожат. — Сак-Никте, — шепчет ему в губы, а после чуть-ли не бежит наверх, и Тэхёна тянет за собой. Переступив последнюю ступеньку, они заходят в храм с колоннами в виде змей, где их встречает бета, ответственный за целостность всего, что находится в нём. С ним Сафаи знаком, и одного взгляда хватает, чтобы тот удалился из помещения, в котором находится священный трон правителя Чичен-Ицы и каменная жертвенная статуя индейца. В храме магнетическая аура, заставляющая каждый раз мурашками покрыться тело. А присутствие рядом течного любимого омеги усугубляет положение дел. Тэхён дрожит, заламывает руки и, подойдя к одному из трёх окон, выглядывает из него. Чонгук заходит во второе помещение храма и берёт с каменного помоста толстый плед, который он стелет на пол, когда временами поднимается сюда, чтобы отдохнуть. Но не сегодня, сейчас он тут с тем, кто сердце волнует, с тем, кто способен одним взглядом свести его с ума. Застелив на пол плед, Чонгук снимает с себя чёрную футболку, липнувшую к телу, и оборачивается на омегу, ожидающего от него дальнейших действий. Тэхён стоит, опираясь спиной о каменную стену и, закусив нижнюю губу, неотрывно смотрит на него. Показывает, как жаждет близости. Не медля и секунды, Чонгук быстро приближается к нему и впивается в сладкие, принадлежащие только ему губы. Тот впечатывается в его тело, будто расплавленный воск, обнимая в ответ. Чонгук ласкает его рот, смакуя изумительный вкус, доводящий до экстаза. Тэхён отвечает так же страстно, на грани безумия. Альфа расстёгивает пуговицы, снимая рубашку с него и оголяя такое желанное тело, после приступая к брюкам. Звучно разорвав поцелуй, он опускается на колени, стягивая вниз липкую ткань белых джинс. Целует острое колено, глядя снизу вверх на прекрасное создание, на его птичку, охотно принимающую его ласки. Поднимается выше, выцеловывая бёдра, вдыхая любимый аромат, рычит, дойдя до ткани нижнего белья и подняв глаза, шумно выдыхает, глядя в расплывчатые глаза Тэхёна. Такого красивого, такого идеального для этого мира. Целует живот и, облизнув кожу вокруг сосков, вбирает в рот, лаская языком. Тэхён выгибается, и стон его звучит как самый тяжкий из всех грехов в этом храме. Он лишает контроля, терпения, оставшегося в запасе альфы совсем немного. Чон хватает его за изгиб колена и подхватывает вторую, заставляя омегу обвить ногами свой торс. Тэхён обнимает и принимается облизывать шею, до боли кусая кожу. Скользнув руками по бёдрам, он помещает свои ладони на мокрое не только от дождя бельё омеги и сжимает его ягодицы, прижимая к себе сильнее. — Как же ты хорош, — говорит, укладывая его на плед. — Моя храбрая птичка, — нависает над ним, убирая пряди волос назад, целует щеки, лоб, нос, губы. Такие податливые, ждущие только его губы. — Я до безумия влюблён в тебя. Влюблён, — повторяет, покрывая каждый сантиметр его тела поцелуями, вылизывая до мокрых дорожек, покусывая нежно, оставляя после себя свидетельство того, что этот омега принадлежит только ему. Тэхён под ним скулит, зарываясь пальцами в свои волосы, следит за тем, как альфа избавляется от брюк, сразу же снимая и боксеры. Чонгук широко улыбается, увидев огонёк в глазах омеги, прежде чем тот успеет спрятать лицо в ладонях, сведя колени вместе. Наклонившись к нему, альфа целует его руки. Цепляет резинку трусов, кончиком пальца касаясь возбуждённой плоти. — Ах, — выгибается Тэхён, убирая ладони с лица. Чон, не упуская момент, скользит языком в его рот, жадно целует, потягивая вниз его бельё. Дорожкой поцелуев спускается к его шее. — Будет больно? Вдруг слышит Чонгук и, подняв голову, смотрит на румяное лицо, а после и в сверкающие глаза омеги. — Я никогда не сделаю тебе больно. Доверься мне, и я буду любить тебя сильнее, чем в легендах. Тэхён судорожно вздыхает. В храме, где когда-то зародились чувства, вспыхнуло новое, не менее сильное, название которому — любовь. — Я верю тебе. — Расслабься, птичка, и смотри только на меня, — говорит, раздвигая его колени и перемещаясь ближе к нему. Тэхён послушный, не отводит своего взгляда, когда Чонгук, наклонившись, облизывает с его головки члена выступившую смазку, заставив этим действием заскулить. — Хочешь узнать, насколько ты вкусный? Альфа тянется к его губам, целуя влажно, тогда как другой рукой поглаживает аккуратный член Тэхёна, пару раз проводя по стволу и спускаясь к пульсирующей дырке, откуда вытекает ароматная смазка. Кружит пальцем вокруг ануса, надавливая и снова массируя вход. Пальцами собирает смазку и проникает внутрь одним пальцем, выбивая из омеги греховно громкий стон. Широко распахнув глаза, Тэхён смотрит на него ошарашенно, часто-часто моргая. — Всё в порядке? — озадаченно спрашивает он, глядя, как Тэхён зажмурился, когда он начал массировать гладкие стенки. — Да. Просто… — Просто, что? — интересуется Чон. — Если ты не хочешь, скажи мне, и я тут же перестану. — Странные ощущения, — приподнимается и, обняв его за плечи, хнычет, пряча своё лицо. Ливень прекратился, и стало настолько тихо, что возникшая мысль сильно хлестнула альфу. — Это твой первый раз, — чуть с ума не сходит, когда в подтверждение его словам Тэхён качает головой, всё ещё не поднимая её с плеча. Чонгук его к себе сильнее прижимает, обнимая до хруста позвоночника. Целует шею, подавляя желание оставить свою метку на такой манящей шее. Заставляет поднять голову, глядя в его поплывшие глаза, которые он покрывает нежными чмоками. — Мой красивый невинный мальчик. Я не сделаю тебе больно. Ложись на плед и доверься мне. Верит. Тэхён безоговорочно ему верит. Каждый его поцелуй жжёт кожу, заставляет трепетать сердце, волновать каждую клеточку тела, заставляя хотеть большего, чем то, что он получает сейчас. Эти ощущения не похожи на те, что он чувствовал с Соджуном. Его альфа хотел близости, но Тэхён не мог зайти дальше простых поцелуев по необъяснимой причине, чем очень расстраивал того. Теперь казалось, что череда препятствий и трудностей была пройдена лишь для встречи с Сафаи, только для этого момента. Чонгук заставляет его чувствовать, и эти чувства прекрасны, красивы, не сравнимы ни с чем. С Чонгуком ему не страшно. — Я хочу тебя, — просит открыто, — хочу. Слышит альфа, и зверь внутри лютует, рвёт и мечет, желая сделать его своим. — Тэо, ты станешь причиной моего безумства, — поцеловав его бедро, Чонгук вновь собирает пальцами вытекающую смазку и проникает внутрь пальцем по одной фаланге. Мягко массирует и надавливает на стенки, попутно оставляя поцелуи на бархатной коже. Наслаждается его короткими стонами и добавляет второй палец, ощущая, как он сжимает их в себе. Проталкивает внутрь, находя тот самый комочек нервов, при надавливании на который Тэхён выгибается дугой, застонав при этом так красиво, что его член начинает истекать смазкой от скорейшего желания оказаться в нём. — Безумие! — Ах, Чонгу-ук, — протяжно стонет Тэ, откинувшись на плед. — Сейчас, птичка, сейчас, — вытащив пальцы из дырочки, сжимающейся вокруг пустоты, Чонгук проводит по своему колом стоящему члену сжатой ладонью несколько раз и, приставив головку ко входу, медленно толкается. Другой рукой хватает истекающий член омеги и начинает водить по нему, чтобы немного расслабить и отвлечь его. Преодолев сопротивление, головка проникает внутрь, и Тэхён раскрывает губы в немом шоке, глядя на него снизу вверх так умоляюще-красиво. — Потерпи чуть-чуть, сейчас всё пройдёт. Неспешно проникает внутрь, не сводя глаз с лица своей птички, ловя каждую его эмоцию, каждый его вздох. Его бархатная кожа блестит испариной, а красиво надломленные брови и зажмуренные глаза заставляют беззвучно ругнуться. То, как он сжимается вокруг его плоти, как крепко держит его запястье, как комкает плед в другой руке, как задушено стонет и временами смотрит на него поплывшим, потемневшим взглядом, не оставляет ему право выбора, влюбляясь в него сильнее и сильнее. — Ты принимаешь меня так хорошо, — проникнув до конца, Чонгук не двигается, давая ему и себе привыкнуть к ярким ощущениям. Поцеловав его ключицы, Чонгук начинает медленно двигаться в нём, поглаживая его красивые бёдра. Постепенно набирает темп, зафиксировав руки на тонкой талии. Внутри него полыхает пламя от такого распалённого Тэхёна, откровенно мечущегося, неприкрыто стонущего, тянущего к нему руки, царапающего и выстанывающего его имя, лишая зрения и рассудка. Всё это слишком для влюблённого сердца Чонгука. Один только вид распластанного под ним Тэхёна способен заставить его кончить. Потрясающее — чувствовать, как сильнее влюбляешься в человека, и знать при этом, что ты ему тоже не безразличен. Чон наглядеться не может, а когда омега начинает подмахивать бёдрами, то и вовсе утробно рычит, запрокидывая голову назад. Хочет вбиваться в него до пошлых шлепков, почти до боли, но никогда не позволит себе сделать этого. Тэхён достоин того, чтобы к нему относились, как с самому драгоценному из всех, кто когда-либо существовал и существует. Он самый редкий из птиц, что имеются в его заповеднике. Самый важный человек в его жизни. От особо резкого толчка Тэхён громко стонет и, приподнявшись на локте, тянется к нему. Совершенно бесстыдно взбирается на его колени, принимая член ещё глубже. Приоткрыв губы, распухшие от поцелуев, смотрит в его глаза и приподнимается, раскачиваясь на его бёдрах. Чонгук, опираясь на ладони, махнул бёдрами навстречу и растянул в губы улыбке, ловя взгляд затуманенных глаз. — Давай, птичка, покажи, как красиво ты кончаешь, — схватив его талию, Чонгук помогает ему настроить тот темп, который приведёт их к разрядке. Насаживает на член, не упуская ни единую эмоцию, сменяющуюся на красивом лице, ведь Тэхён не стесняется, демонстрируя весь спектр эмоций, что он сейчас проживает. Целует его плечи, переходит на шею, а после неуклюже целует в губы, сталкиваясь зубами. Делят одно дыхание на двоих. Ещё несколько толчков, ведомых уверенными руками Чонгука, и Тэхён, задрожав на нём, кончает. Красиво так, без преувеличенных стонов и криков. Тёплая сперма пачкает его живот, стекая вниз, там, где уже мокро от вытекшей смазки омеги. Сжимает его член так сильно, что Чонгук, толкнувшись, кончает в него следом. — Всё хорошо? Обессиленно опустив голову на его плечо, омега начинает покрывать шею поцелуями, втягивая кожу до легких вспышек боли, царапает плечи и ёрзает на его бёдрах, куда стекает сперма вперемешку со смазкой. Определённо, у него всё хорошо, раз готов к ещё одному заходу. Чонгук укладывает его на плед, целует, фиксируя его руки над головой, терзает соски, любуется своими отметинами, тем, как Тэхён реагирует на каждое прикосновение, прикусывает ключицы, испытывая ни с чем не сравнимые чувства. Продолжает любить его самой красивой любовью так, что до чёрных пятен перед глазами. Если они продолжат в таком темпе, то вернуться обратно придётся ночью. А бродить ночью в джунглях подобно тому, чтобы идти по минному полю; не знаешь, где именно тебя поджидает смерть. — Тэо, мы должны вернуться домой, — говорит он вперерыве, когда омега позволяет ему это сделать. — А то придётся возвращаться ночью. Сам знаешь, чем это может обернуться. — Я хочу, — ноет, обвивая его шею руками. Так ненасытен, так красив в несвойственном ему желании, что Чонгук долго так не выдержит. — А я то как хочу. Ты только посмотри на себя, — восклицает, любуясь им. — Ты прекрасен. — Давай останемся тут, — настаивает на своём, не позволяя ему встать, — пока течка не закончится. — А питаться чем будем? — усмехается, глядя на такого нуждающегося Тэхёна. — Я надену свои вещи, а ты закутайся в плед. Мокрое не надевай. — Хотя бы на эту ночь, — ластится омега, водя кончиком носа вдоль его шеи. — Всё равно стемнеет, пока мы соберёмся и доедем до джунглей. И как ему отказать, когда тот просит с такими глазами. Стемнеть так быстро не стемнеет, конечно же, но отказать ему совесть не позволит. — Только на эту ночь, — соглашается альфа, вкусно целуя его губы. Тучи рассеялись, и тёмно-оранжевый закат заструился на фоне потресканных временем камней священного храма. Последние лучи закатного солнца всплыли через окно внутрь храма и, пристыженные своей наглостью, не задержались на прижатых друг к другу обнажённых телах, также быстро уплывая, погрузив помещение в интимный полумрак. Этой ночью звёзды на небе загорелись с новой силой — сезон дождей завершился. Начался новый этап, новая жизнь…