🌵
Выехав со столицы Веракрус, они едут по пустынной дороге, где нет ничего, кроме кактусов да агавы. Тэхён залезает на заднее сиденье машины и шипит, когда альфа шлёпает его по заднице; совсем руки распустил. Чонгук на это хмыкает, взглядом давая понять, что это лишь начало. Откинувшись на сидения и устроившись поудобнее, он закрывает глаза, а когда открывает, обнаруживает, что уже вечер. Тэхён перелезает вперёд, вытаскивая из бардачка влажные салфетки и коробку с новым телефоном, который, судя по всему, альфа купил, но подарить так и не решается. Он открывает коробку и довольно улыбается, глядя на новенький телефон, который он так долго хотел. Включает его и осматривается вокруг; машина припаркована у заправки с мигающими лампами по всей территории, а вокруг — ни души. Поёжившись от накатившей волны мороза по коже, он облегчённо выдыхает, лишь когда видит вышедшего с одного из дверей обветшавшей заправки. — Проснулся? Чонгук садится в машину и смотрит с прищуром. — Пока ты мне его подаришь, мы, кажется, уже вернёмся домой. С губ альфы срывается смешок. — Я доверяю тебе и поэтому давно купил телефон, но никак не мог подобрать момент, чтобы подарить. — Доверяешь? — Больше, чем себе, — твёрдым голосом. Телефон на коленях начинает вибрировать, отвлекая его от таких громких слов Чонгука. На экране высвечивается имя Рэми. — Я сохранил нужные номера. Тэхён заходит в контакты и, хоть он и не любитель таких вещей, обнаруживает острое желание рядом с именем Чонгук добавить маленькое сердце. Телефон в руках вновь вибрирует, оповещая о входящем сообщении от Рэми. «Ты потерял сознание от счастья, поэтому не отвечаешь?» — А с тобой я ещё поговорю. Так и не сказал мне, что ты телефон купил. — За это он получил бы от меня, — улыбается альфа, заводя мотор. Тэхён откладывает телефон, решая ответить другу более красноречиво, но потом, и, перевесившись через консоль, целует Чонгука в колючую щёку. — Спасибо, — а после и в губы. Его запах слишком красив, а губы слишком заманчивы, чтобы устоять при такой близости. Поэтому Тэхён не отказывает себе в удовольствии развязно целоваться с ним. — После такого «спасибо» напрашивается продолжение, — едва отрываясь от него. — Но брать тебя в машине я не хочу, поэтому мы доедем до отеля и только потом продолжим. Тэхён нехотя отстраняется, глядя в потемневшие глаза альфы, и облизывает губы, тяжело дыша. — Хочешь есть? — перекладывая на его колени пакет с чем-то тёплым и вкусно пахнущим. — Хочу. Перекусив сэндвичами, купленными Чонгуком на заправке, они едут дальше, лишь через два часа езды заезжая в город Орисаба. Чонгук снижает скорость из-за непроглядного тумана, окутавшего их по трассе и рассеявшегося лишь когда впереди показались огни города. — Ты выглядишь очень уставшим, хоть и спал полдня, — говорит Чонгук, припарковавшись у небольшого отеля на краю города. Тэхён едва волочит ноги от усталости. Заваливается в номер и, почистив зубы, сразу же ложится спать на свежую постель, пахнущую лавандой. Уютно ютится в руках Чонгука и засыпает крепким сном. Чонгук гладит белоснежные, мягкие, как шёлк, волосы и поднимается, когда телефон начинает вибрировать. Рэми… Сначала он думает о том, чтобы не поднимать, но в столь позднее время Рэми звонить по незначительному поводу не стал бы. Ответив на звонок, он тут же настораживается, когда слышит взволнованный голос. — Брат Тэхёна был у джунглей. — Ты что-то путаешь. Я всё проверял. Джин был на плантациях у Хосока. — Это было несколько месяцев назад. За это время могло произойти всё, что угодно. Я отправил тебе фото с камер наблюдения. Я не могу ошибаться. Чонгук тут же лезет в телефон, с нахмуренными бровями глядя на омегу, которого он видел у Намджуна. Тогда ему показалось, что тот кого-то ему напоминает, но особого значения этому не придал. Потому что Сокджин был таким же абсолютным блондином, как и Тэхён, а с фотографии на него смотрел жгучий брюнет, который ввёл его в заблуждение. Джин был рядом с ним. Был рядом с Тэхёном. Ему следовало быть внимательным. Но Чонгук и подумать не мог, что он окажется у Намджуна. Что такого произошло, что вместо плантаций Хосока он оказался в особняке Ким Намджуна? — Судя по твоему молчанию, омега на фотографии — он. Датчики движения у границ сработали, и из машины вышел какой-то альфа и Джин. После пяти минут монолога тот сел в машину и уехал. Сокджин еще стоял некоторое время, после развернулся и ушел. — Что значит «ушёл»? — Чонгук сжимает кулаки. — Я заподозрил что-то неладное и позвонил пограничной охране, чтобы они проследили за ним. Джин остановился у торговцев у храма. — Не своди с него глаз и докладывай всё мне. Если он захочет уйти — остановить любым способом, не причиняющим ему вред. Я доверяю тебе. — А Тэо? Что ты скажешь ему? Вы в паре часов езды от плантаций. — Придумаю что-нибудь. Завершив разговор, он набирает другой номер и ждёт ответа, кажется, целую вечность. Голос, прозвучавший в трубке, и радует, и раздражает одновременно. — Несколько месяцев назад, когда я проверял данные, Ким Сокджин находился на плантациях в целости и сохранности. Что такого произошло, что он оказался в руках отпетого мошенника и наркобарона? Повисает пауза. — Даже не поздороваешься со старшим братом? — твёрдо звучит голос Хосока. — Нет времени на любезности. Ты нагло вторгся в мои джунгли, без моего ведома забрал омегу с моей же территории и не сумел его защитить. Боюсь представить, в каком состоянии плантации. — Не смей меня отчитывать. Если ты забыл, то я старше тебя. — Но не умнее. Избавь меня от попыток пристыдить и направить на путь истинный. Я сам решу, что мне делать. Я даю тебе два дня, чтобы вернуть Сокджина на плантации, потому что на третий день я приеду туда с его младшим братом, который ищет его по всей Мексике. Не имей ты глупость забрать Сокджина, он бы давно нашёл его в моём заповеднике. Ему в лесу, который нагоняет на всех страху, было бы намного спокойнее, чем рядом с тобой. Будь на связи со мной и докладывай всё. Два дня, Хосок. — Я сам решу, что мне делать. — Ты потерял на это право в тот день, когда позволил Джину уйти. Тебе остаётся только привезти его обратно. Координаты я скину сообщением. Будь на связи. Чонгук отключается, не дав договорить брату. Чон Хосок и в этот раз его не понял.🥀
Джин стоит у джунглей, глядя на вечерний мрак, окутывающий его, и вполуха слушает Дельгадо. — Чуть ранее ты сказал: «Не делают больно тому, кого любят». Думаю, ты сам понимаешь, к чему я клоню. Поэтому тратить время на объяснение того, с какой лёгкостью Намджун отказался от тебя, я не стану. Твоя ошибка лишь в том, что ты позволил себе поверить в эту сказку. Ты же взрослый, должен понимать, что никаких сказок не бывает, а принцев, спасающих твою ленивую задницу — тем более. Что ж, желаю тебе удачи, потому что твой брат уехал и неизвестно когда вернётся. Джин хочет многое сказать, но находит в себе силы не делать этого. Удовольствие — молчать в лицо тому, кто так и жаждет видеть злость, и криво улыбнуться в ответ вместо истерик и слёз. Гордясь тем, что может стойко стоять после предательства, Джин снимает маску безразличия, лишь когда Дельгадо садится в машину и отъезжает, бросив напоследок ещё парочку обидных слов. От понимания того, что помнить Намджуна он будет дольше, чем знать, Джин всхлипывает и вытирает слёзы. Успокаивает себя и делает шаг назад от джунглей, не собираясь на одни и те же грабли наступать. Подальше от леса, поближе к цивилизации. Едва волоча ноги, он приближается к храму и жадно пьёт из родника прохладную воду, умывая лицо и руки. Сидит на поляне с зелёной травой и взглядом провожает туристов, скользит взглядом по лицам работников и торговцев, которые очень сильно шумят, желая продать тот или иной сувенир. Ему бы тоже не помешало найти работу, собрать немного денег. Увидев старого альфу с огромной соломенной шляпой на голове, пытающегося удержать в руках большую коробку, Джин срывается с места и подхватывает, помогая, и вымученно улыбается, когда тот благодарит на итальянском. — Извините. Вам не нужна помощь? Я бы мог таскать эти коробки. Альфа осматривает его с ног до головы с подозрительным прищуром, останавливаясь долгим взглядом на припухших глазах. — Я сам неплохо справляюсь. — Пожалуйста. Мне хватит и половины из того, что вы отдали бы другому работнику. Я очень сильный, могу тяжёлые вещи таскать. Незаметный, не буду попадаться вам на глаза. Готовить я, правда, не умею, но буду очень сильно стараться. — Тебе нужен ночлег, а не работа. — Мне нужно и то, и другое. Старик долго думает, но соглашается, весь день глядя на него с таким подозрением, будто вот-вот ждёт подвоха. Всё же лучше так, чем ночевать на улице. Так у него хотя бы есть ночлег, работа, еда и разбитое сердце. Среди шума нескончаемого потока людей и торговцев думать об этом нет времени: Джин тащит коробки в шаткий домик за лавкой, разговаривает с иностранными туристами и к концу дня продаёт больше, чем старик рассчитывал. — Долго у меня ты не задержишься, — беря из его рук календари, говорит альфа. — Почему? — идя вслед за ним. — Ты очень красивый и хорошо одет. Джин вдруг понимает, что альфа согласился на его предложение не из жалости, а из-за выручки, которую тот получит за приют хорошенького потерянного омеги. Но только за ним никто не придёт, и выручку никто не получит. Осознание этого бьёт по нему сильнее, чем он ожидал. Но говорить об этом альфе он не станет, лишая себя крова и еды. Альфа стелет ему постель на полу, сам ложась на скрипучий диван. Джин морщит нос, но, поблагодарив, ложится, слушая звуки ночи и громкое сопение, доносящееся сбоку. Ему душно в этой маленькой комнатушке, ноги и руки ноют, желудок урчит, а боль разбитого сердца душит гораздо сильнее. — Как ты здесь оказался? — громкий голос заставляет Джина вздрогнуть. — Прости. Не хотел напугать. Джин рассказывает всё, опуская некоторые моменты, и чувствует себя немного лучше, вывалив всё то, что так долго копилось в нём, на абсолютно незнакомого человека, которому и вовсе наплевать на него. Обжигающие кожу слёзы стекают по вискам вниз, когда он слышит первый же храп старика. Утром он просыпается от того, что альфа зовёт его. Джин быстро умывается и, преодолевая сонливость, встаёт. — Сыра бы, — проговаривает он, садясь за низкий стол с чашкой кофе и одной лепёшкой. Со вздохом вспоминает изысканные блюда в особняке и мысленно даёт себе пощёчину. — Как же быстро человек привыкает к хорошему. Пока Тэхён не вернётся в джунгли, ему надо продержаться на этой работе. Поэтому Джин не ленится, продавая туристам сувениры и ведя себя с ними очень мило. В таком темпе проходит день и наступает жаркий вечер — время, когда людей становится меньше. Альфа, который так и не назвал ему своё имя, зовёт его, показывая на ароматную чашку с чаем. — Нет беды, которая бы тянулась сто лет, — начинает тот, отхлебнув чая. — Твои чувства и эмоции усилены, я понимаю. Но перестань терзать себя. Рыдая ночью, ты не сделаешь себе лучше. Джин опускает голову; он был уверен, что никто не слышит его, что в одиночестве оплакивает своё горе. Альфа встаёт и выходит из комнаты, возвращаясь обратно с хлебом и тарелкой, на которой лежит большой кусок сыра. Джин заворожённо следит за тем, как приблизившись, альфа кладёт на стол сыр, который сейчас ему кажется не таким уж заманчивым. — Ты хороший, с добрым сердцем, омега. Не мучай себя постоянными мыслями о том, что будет дальше. Разомни помятое сердце, ибо помятый плод гниёт, — продолжает тот, садясь напротив него. Глаза Джина наполняются горькими слезами. — Спасибо, — проговаривает он, вытирая со щёк слёзы. Поговорив ещё немного, они выходят на улицу, где над их головами проносится горячий мексиканский вечер, наполненный не только голосами торговцев, но и надеждой на то, что не всё потеряно. Джин сперва бросается к фруктам на земле, которые выкатились из корзины, не обращая внимания на застывшую фигуру перед собой. Откинув волосы назад, он надевает цветастый ободок и делает глубокий вздох, прежде чем обслужить, вероятно, последнего туриста. Воздух застревает в горле, а сам он сдувается, как надувной шарик, когда видит перед собой Чон Хосока. — Хосок? — перед ним стоит тот, кого он и не ожидал увидеть. — Как ты здесь оказался? — Привет, Джин, — тихо отвечает, даже не отрывая глаз от стола с календарями, черепами, фигурками богов и всего прочего. — Прости. Я не смог защитить тебя. — Не говори так. — Если бы не я, ты бы не прошёл через эти испытания. Тебе не пришлось жить в таком месте и работать. Правильно говорит Чонгук. Я не справился даже с такой простой задачей, как защитить одного омегу. Что уж там говорить о плантациях. — Ты знаешь, что я сам пошёл с ним. У меня была причина, чтобы так поступить. — Но мне от этого не легче. Посмотри, в каком ты состоянии из-за меня. Посмотри, как ты изменился. — Людям свойственно меняться. Это нормально. Джин подходит к нему и обнимает, вдыхая такой далёкий, но очень знакомый запах, перемешавшийся с другим. — Я пришёл забрать тебя. Всё расскажу по дороге домой, поэтому побыстрее собирай свои вещи и поехали. Тебя там кое-кто ждёт. — Неужто Мануэль? — Джин тут же кусает кончик языка. Ему следует быть осмотрительнее, когда рядом Хосок. Он может не так понять. — Прости. Я не хотел. — Ничего. Собирай вещи. У нас мало времени. — Мне нечего собирать. Только если попрощаться. Попрощавшись с альфой, который как будто бы и не хотел его отпускать, Джин садится в машину и не сдерживает слёз, когда слышит, кто именно его ждёт на плантациях. — Я стал так много плакать. По любому поводу плачу, — объясняет он, продолжая вытирать глаза. Хосок бросает на него подозрительный взгляд, но молчит, чувствуя себя виноватым за всё, что произошло с ним. Он никогда не сможет ему в глаза смотреть.🌿
Мехико — огромный город, который совсем не спит по ночам. Улицы так отличаются своей колоритностью, что не покидает ощущение того, что ты находишься в нескольких разных городах сразу. Тэхён лениво потягивается в кровати и читает новостную ленту, ожидая, когда вернётся Чонгук с собрания. Что он там обсуждает, ему не известно, и по поводу чего собрание тоже Чонгук ему не ответил. Выходить одному в город не интересно, поэтому он решает подождать альфу, чтобы пройтись по улочкам и сделать несколько фотографий, если тот согласится. На часах уже шестой час вечера, Чонгук возвращается в отель номера, в котором они остановились, и сразу же зарывается в его белоснежные волосы, делая глубокий вдох и целуя кожу возле мочки уха. — Пойдём гулять? — дыхание альфы опаляет щёку. — Ты не устал разве? — А ты? Ждал меня целый день. — Как прошло собрание? — Так, как я и планировал, — заправляя волосы за уши. — Ну что? Идём гулять? — Лучше хорошенько отдохнём перед выездом. Впереди долгая дорога. — Насчёт поездки. Следующие двое суток мексиканцы празднуют День мёртвых. Было бы кощунством пройти мимо праздника, на который съезжаются туристы со всего мира. Погуляем, отдохнём, посмотрим, с каким масштабом его проводят. Я сам ещё ни разу не был на этом празднике. Ну, что скажешь? — покрывая при этом шею мелкими поцелуями. — Два дня, говоришь? — Да. Проведём вместе эти два дня, а потом поедем к Джину. Я хочу показать тебе кое-что. Настойчивость, с которой просит Чонгук, вызывает некое подозрение, но каждый раз, когда альфа говорит, что хочет что-то показать, он видит волшебство, проживая моменты, ради которых стоит жить. Поэтому он, недолго думая, соглашается, хихикнув, когда руки Чонгука начинают жить своей жизнью. Весь вечер они проводят в постели, смотря фильмы и отдыхая после выматывающих дней в дороге.🌵
Когда Тэхён открывает глаза, сразу же тяжело вздыхает от жаркого утра, обещающего превратиться в знойный день. Рука Чонгука под поясницей плотно прижимает его к крепкому телу: наверняка она очень сильно затекла. Прилагая немало усилий, Тэхён выпутывается из захвата его рук и ног и садится на него, руками гладя мышцы груди, очерчивая пальцем витиеватые символы шрамирования и пятой точкой чувствуя внушительное достоинство альфы, слегка ведёт бёдрами, глядя на плотно закрытые веки альфы, закрывает свои тоже, наслаждаясь трением, проходящим по телу электрическими разрядами. — Повтори. Тэхён задерживает дыхание, когда, открыв глаза, сталкивается с тёмными глазами, в которых ни намека на сон. Прикусив нижнюю губу, он повторяет движение и сдавленно мычит, когда Чонгук хватает его за талию, прижимая плотно к своему члену. — Ещё раз, — приказом звучит его голос, и Тэхён безукоризненно подчиняется, гордясь тем, что всего несколькими движениями может довести Чонгука до такого состояния, только от вида которого он готов застонать. Качнув бёдрами еще раз, он перекатывается рядом с ним на спину и сползает с кровати, глядя на обескураженное лицо альфы, у которого будто любимую конфету отобрали. — Я в душ, — едва подавляя взрывной смех. — Птичка, — рычит альфа, откидываясь на кровать и широкой ладонью обхватывая свой член через пижамные шорты, начинает вести по нему. Тэхён сглатывает, глядя на это, и покрывается мурашками. — Это всё ты, малыш. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется наказать тебя за то, что ты творишь со мной. Грубо войти, довести до крайней точки, терзать твои губы до припухлости, кусать каждую часть твоего тела, извести ласками и без зазрения совести наслаждаться твоим измотанным видом. Если ты сейчас же не зайдёшь в ванную комнату, я затрахаю твой красивый рот, потому что ты и понятия не имеешь, сколько сил я трачу на то, чтобы немедленно не приступить к этому. — Ох, — изумлённо выдыхает Тэхён, не смея двигаться с места. — Тэо, — рычит Чонгук, привстав на локоть и не сводя с него чёрных парализующих глаз, сильнее сжимает свой член. Тэхён делает шаг назад, а после быстро забегает в ванную комнату, прижимаясь спиной к двери и пытаясь привести дыхание в порядок, кладёт ладонь на грудь. Чонгук всегда так нежен, осторожен с ним, что его откровенная речь сильно взволновала его. Встав под тёплым душем, он обдумывает все сказанные альфой слова. В их интимной близости не было момента, когда бы он чувствовал боль. Чонгук требователен, да. Но он никогда не причинял боли и не требовал чего-то большего, чем Тэхён мог дать. У него и мысли не могло возникнуть, что Чонгук подавляет свои желания так сильно, что тот едва держится, — и всё ради него. Тёплое чувство в районе груди растекается по телу, и дело вовсе не в тёплых струях, под которыми он стоит довольно долго, а в том, как Чонгук заставляет себя чувствовать, ставя его комфорт выше, чем все свои желания. К моменту, когда он, набравшись храбрости, собирается выйти из ванной комнаты, Чонгук сам заходит туда. Тут же щеки Тэхёна покрываются румянцем и весь решительный настрой улетучивается, когда он сталкивается с тёмными глазами, пожирающими его целиком. Когда тот начинает раздеваться, он тут же вылетает из комнаты, становясь пунцовым пуще прежнего. Слова Чонгука возымели на него такой эффект, что не думать о тех вещах, которыми тот хочет с ним заняться, невозможно. Жар со щёк не хочет спадать, как и нарастающее желание в нём. Когда Чонгук выходит с мокрыми волосами и с одним полотенцем, обмотанным вокруг бёдер, он приводит в порядок и себя, и разбушевавшееся сердце. — После завтрака сразу в путь. Не будем терять времени. Тэхён расслабленно выдыхает, после чего слышит смешок альфы, не сводящего с него проницательных глаз. Позавтракав, они садятся во внедорожник и выезжают из города, направляясь в сторону, где видны верхушки вулканов. Чонгук объясняет это лишь тем, что это обязательно надо увидеть. Тэхён открывает бардачок машины и вытаскивает орешки, откидывая спинку сидения и устраивая ноги на колени альфы. Тот приподнимает бровь, изгибая краешек губ в ухмылке. Собранные назад маленьким зажимом волосы, волевой подбородок и взгляд, которым тот иногда одаривает его, заставляют тело вытянуться в приятном напряжении. Чувство спокойствия рядом с ним заполняет каждую клеточку, наполняет сердце невероятной уверенностью в завтрашний день. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Его большая ладонь безостановочно гладит то одну ногу, то вторую, временами доходя до колена, а то и вовсе зарываясь ею меж бёдер. — Щекотно, — в который раз дёргается Тэхён, когда альфа вновь добирается до мягкого бедра, чуть сжимая его. — А так? Тэхён заходится в весёлом смехе, когда тот переходит к пятке, щекоча её. Бархатистый смех альфы ласкает уши, а следом и душу. Дорога из ровной переходит в извилистую и ведёт всё время в горку, отчего немного укачивает. Добравшись до стоянки, Чонгук притормаживает, набирая запасы еды на весь день. Тэхён расплывается в счастливой улыбке, заметив среди еды орехи. Такие мелочи невероятно согревают сердце, заставляя глаза светиться не хуже звёзд на небе. Присоединившись к туристам, ожидающим гида, Тэхён берёт за руку альфу, замечая взгляды, бросаемые на него. Невероятная ревность обжигает его тело, и он сильнее сжимает его руку, чувствуя, как её сжимают в ответ. Появившийся гид представляется Себастьяном и предлагает всем устроиться поудобнее, так как путь до следующей остановки займёт по неровной дороге два часа. Тэхён садится у окна и кладёт голову на плечо Чонгука, который обнимает его одной рукой, прижимая ближе. Чем выше они поднимаются, тем больше вокруг открываются красивейшие масштабные пейзажи. Остановив автомобиль, Себастьян выходит и предлагает идти пешком. — Мы собираемся подняться на вершину этой горы? — молясь, чтобы это оказалось не так, спрашивает Тэхён, боковым зрением замечая, каким взглядом на него смотрит молоденький омега, когда Чонгук забирает с его плеч рюкзак. — Не на самую вершину, конечно же, — отвечает за него гид. — Мы поднимемся на смотровую площадку, откуда видна вторая гора, и если нам повезёт и туманной дымки не будет, сможем увидеть Орисабу — самую высокую гору Мексики. Тэхён задерживает взгляд на омеге напротив и берёт Чонгука за руку, стараясь не обращать внимания на забурлившую в венах ревность. Идти приходится постоянно в гору, что, учитывая высоту и недостаток кислорода, достаточно сложно. Они через каждые пять минут останавливаются, чтобы сделать передышку. Забавно: силы восстанавливаются буквально за минуту, но через несколько минут опять начинаешь задыхаться и не можешь идти. — А вот и Попокатепетль выглянул, — сообщает гид, указывая на высокую гору вдали, из которой поднимались клубы дыма. — Мексиканцы называют его ласково Эль-Попо. Сегодня нам очень повезло с погодой, потому что чаще всего верхушки вулканов скрыты в облаках. Добравшись до смотровой площадки, откуда хорошо видны горы, Тэхён опускается на деревянный пол смотровой площадки, начиная жадно пить воду. Чонгук садится позади него и, положив руки на талию, тянет на себя, поудобнее устраивая его в своих объятиях. — Попокатепетль — неспокойный вулкан, привлекающий много туристов не только из-за местных природных красот, но и легендой, связанной с этими горами. Сейчас мы с вами на горе Истаксиуатль. Две горы, две соседки, которых связывает очень грустная история. Истаксиуатль, дочь правителя, влюбилась в одного из его воинов — Попокатепетля. Отец отправил его на войну на верную смерть и пообещал дочери, что если тот вернется, то они смогут пожениться. Во время отсутствия Попокатепетля поклонники принцессы обманули её, сказав, что любимый погиб, и отец вынудил её выйти замуж за другого. Но Попокатепетль вернулся, и Истаксиуатль покончила с собой от горя. Для неё воин приказал построить каменную пирамиду, на вершину которой положил возлюбленную, а затем взошел на соседнюю пирамиду, чтобы вечно смотреть на Истаксиуатль. Со временем пирамиды превратились в горы, — гид замолкает, глядя на гору, из желоба которого активно выходит дым. — Вот такая легенда. — Очень грустно, — Тэхён кладёт руки на руки альфы и переплетает пальцы. — Верхушка вулкана Истаксиуатль действительно напоминает лежащего человека: если смотреть слева направо, можно различить голову, грудь и ноги. Правда? — Верно. Мы должны сфотографироваться, Чонгук. Мы должны снять эту красоту. — Я сниму тебя. — Вместе, — непоколебимо. — Я отправлю фотографии Рэми. — Что-то он слишком часто тебе пишет. Тэхён, распахнув глаза, с секунду смотрит на него, а после целует в щёку. — Ты ревнуешь. — Ты тоже, — сообщает, неожиданно щёлкнув фотоаппаратом. Тэхён этого не отрицает. Да, он ревнует, потому что… любит. Ему так и хочется сказать это вслух, чтобы вековые горы стали свидетелями этого. — Встань туда, я посмотрю, как получится фото. Сняв несколько фото, Чонгук просит одного из туристов сфотографировать их на фоне горы. Тэхён, пользуясь моментом, фотографирует альфу, чтобы потом не осталось сожалений. Моменты бесценны, чтобы упускать хоть один из них. — Спасибо, — сжимая руку альфы. — Это было незабываемо. Я, конечно, чертовски устал, но каждая минута проведённого дня того стоила. — Я рад, что тебе понравилось наше маленькое путешествие. Домой они приезжают уже к десяти часам; уставшие, изнурённые подъёмом и спуском с горы, они принимают душ и сразу ложатся спать, моментально засыпая крепким сном. На следующее утро подъём Тэхёна с треском проваливается: он чувствует боль в каждой мышце. Чонгук тоже вставать не спешит, засыпая то на одном боку, то на другом. Ленивое утро медленно, но верно превращался в ленивый день. — Просыпайся. Ты хочешь пропустить такой праздник? — Нет, конечно, — приподнимается Чон, потирая лицо ладонями. — В чём смысл этого праздника? Название звучит очень зловеще. — Мексиканцы считают, что в этот праздник на землю спускаются души мёртвых. И по этому поводу принято не плакать, а устраивать настоящее веселье. Поэтому алтарь с фотографиями умерших оформляют тем, что они любили при жизни. К примеру, к фотографиям моих родителей я бы поставил учебники и апельсиновый лимонад. — Твои родители были преподавателями? — Да. Ещё любителями классической музыки. Было бы не лишним добавить несколько композиций Бетховена. Тэхён надевает соломенную шляпу, красную атласную блузку и белые шорты выше колена, тогда как Чонгук одевается во всё чёрное. Лишь один раз он видел альфу в белой рубашке, всё остальное же время тот неизменно носил одежду тёмного оттенка, объясняя это практичностью такого цвета. Ближе к вечеру они выходят в город, где все площади украшены фонариками с черепами и скелетами, во всех музеях традиционные алтари, по улицам идут веселые процессии, наряженные зомби и с традиционным макияжем под смерть. Если поначалу Тэхёна пугали черепа и смерть во плоти на каждом шагу, то через полчаса он привык как к призракам, так и к черепам, подходя к каждому алтарю и замечая, насколько люди разные не только по внешним факторам, но и по интересам и хобби. У кого-то около фотографии стоит текила, у кого-то флейта, кому-то показалось забавным полить черепушку красным джемом, от вида которого он чуть в обморок не упал, другой стол забит сладкими зефирками, а у кого-то — орехи. Самое интересное то, что на улицах стоят люди с красками, готовые в миг разукрасить тех, кто пришёл без боевого окраса. Тэхён, даже не думая, садится на табурет, доверяя своё лицо «смерти» с кисточкой и красками. Чтобы уговорить Чонгука согласиться на это, ему приходится попотеть, но он справляется с этой задачей, с довольным лицом глядя на изрисованного альфу. — Это в первый и последний раз. — Я очень горд, что ради меня ты готов на всё, — воркует он рядом с ним. — На всё, кроме как отпустить. Никогда этому не бывать, — ни намека на шутку. Тэхён ненароком возвращается в те дни, когда от вида Чонгука в его венах лёд застывал. Когда он бастовал, не слушался, игнорировал все просьбы, вёл себя дерзко, при этом дрожа от страха. Он никогда и никого так не боялся. Он и сейчас его боится, но это чувство сильно притуплено новыми, которые только-только распустили в груди свои крылья. — Я сбегать не планировал. — Но имеешь весьма неплохие успехи в этом направлении. Тэхён смотрит на него с прищуром и изгибает бровь, вспоминая свои провальные попытки бегства. — Я хорош не только в этом направлении. — Заинтригован, — интересуется он, сверкнув чёрными глазами. — Не пояснишь? — К чёрту пояснения. Покажу на практике. Оставив его стоять в стороне, Тэхён присоединяется к праздничному шествию, где на его талию тут же повязывают цветастую шаль, которой он тут же начинает плавно размахивать из стороны в сторону, подстраиваясь под общий танец наряженных омег. Не сводя глаз с альфы и танцуя только для него, он хитро улыбается, когда тот делает шаг к нему. Зачаровано глядя на него, Чонгук больше не двигается с места, и Тэхён понимает, что танцевать он на публику больше не будет — лишь только для него, лишь только для Чонгука. Качнув бёдрами, Тэхён широко улыбается и подмигивает ему, после чего тот, не выдержав, в мгновение ока подлетает к нему, прижимая к себе и, не обращая внимания на свист и радостные возгласы вокруг, целует его требовательно и властно. — Я понял, — говорит, лишь на миг оторвавшись от губ, — ты умеешь не только сбегать, но и заманивать. Хихикнув, Тэхён виснет на его шее и вдыхает запах, принадлежащий лишь ему. После нескольких часов прогулки по ярко украшенным улицам они возвращаются в отель, смывая с себя всю краску. — Чтоб я ещё раз на такое пошёл, — слышит Тэхён бурчание в ванной комнате и коротко смеётся. — Я заметил, что многие были с подарками. Не странно дарить друг другу подарки в такой день? Покрасневший от водных процедур, Чонгук появляется в комнате и вытирает лицо бумажными салфетками. — Нет. Мне кажется подобное отношение мексиканцев очень мудрым, и, возможно, всем есть чему у них поучиться. Зачем бояться того, что неизбежно? Тэхён садится на кровати, задумываясь о словах альфы, ведь в них есть смысл. — Люди иногда очень сильно заблуждаются, делая материальную ценность главным достоянием жизни. Но жизнь сама учит их, что есть более важные вещи в мире, заставляет переосмыслить, взглянуть на ситуацию, проблему иначе. И приходит ясное понимание того, что всё в мире — временно. Боль ждёт того, кто не способен принять неизбежное. — А что делать, если неизбежное — есть сама боль? — Принять её, как и подарок, который я тебе хочу подарить, — беря в руки белую коробку, которую Тэхён только сейчас замечает. — Подойди ко мне и открой. Тэхён медленно подходит к нему и с волнением смотрит на коробку, в которой, вполне вероятно, может быть череп или главная фигура праздника — Кэтрин. Когда после открытия крышки вверх взмывают десятки бабочек монархов, все слова его застревают в горле, а внезапный, мучительно долгий поцелуй альфы выбивает из лёгких весь воздух. Как в тот самый раз, когда Чонгук впервые его поцеловал. Он вновь возвращается в тот момент, в те эмоции, которые прожил и вспоминал очень часто. — Чонгук, боже! Откуда ты их достал? У меня слов нет описать, в каком я сейчас восторге, Чонгук! Чонгук смотрит на него полными любви глазами. — Я люблю тебя, — выпаливает Тэхён, прежде чем успевает подумать над тем, что сказал. Но и после нескольких секунд молчания понимает, что, повернись время вспять, он вновь бы сказал ему эти слова. Чонгук заслуживает любви, этих слов, заботы, нежности, он всё заслуживает. — Да. Я люблю тебя. — Сильнее, чем в легендах? — Сильнее, чем в легендах, — отвечает Тэхён и тянется за поцелуем, для которого альфа уже наклонился. Если и была в теле мышца, которая не болела, то к следующему утру она даст о себе знать, так как Чонгук был ненасытен, жаден и так правильно властен, что Тэхён цеплялся за его плечи, будто утопающий за спасательный круг — всего было слишком: эмоций, чувств, любви, страсти Чонгука. Его слишком много в жизни Тэхёна, и он с жадностью проживает каждый момент рядом с ним.🥀
Груэссо дымит сигарой и в весёлом расположении духа от скорой встречи с омегой, который стал для него так дорог, поднимается в дом. — Привет, дружище, — встречает его Дельгадо, как всегда сидящий на своём месте. — Давно не видел тебя в таком расположении духа. — Много всего произошло в эти дни. У меня есть повод быть таким счастливым. Сердце Груэссо пропускает удар. Что-то произошло… — Что ты с ним сделал? — поднимаясь по ступенькам вверх настолько быстро, насколько позволяет вес. — Ничего из того, что было запрещено. Я его и пальцем не тронул. Груэссо доходит до хозяйской спальни и настежь открывает дверь, обнаруживая на кровати сидящего Намджуна. Его хмурый вид ещё больше настораживает альфу. — Что случилось? — Ты забыл, где ты находишься? Или мне следует напомнить каждому идиоту в этом доме его место? — Где Джин? — игнорируя его тон и зловещий взгляд. — Тебе какое дело, я не пойму? Я давно снял с тебя ответственность за его сохранность. Какого чёрта ты продолжаешь о нём спрашивать? — Потому что я единственный в этом доме, кто заботился о нём. — Я приказал Дельгадо отвести его на плантации. — Приказал? Почему ты выгнал его? — Потому что он предал меня. Настучал в полицию, что товар прибывает в порт. Только он знал об этом. — Как и Дельгадо, как и я. — Он был у полицейского участка, и с его же телефона было отправлено сообщение. Тут объяснять даже нечего. Злость вскипает в нём и начинает набирать разрушительные обороты. — Я воспользуюсь одним телефонным звонком и всё выясню. Но в первую очередь хочу пояснить ситуацию с Сафаи. Он сказал, что товар у него, так? Ты лучше, чем я знаешь, что он никак не связан с полицией. Если бы правоохранительные органы об этом знали, вся береговая охрана стояла бы на ушах, все новостные каналы твердили бы только об этом. Такой тишины не было бы. Соответственно, сообщение — не более чем фальшивка. Груэссо дозванивается до охраны. — Отправьте наверх того, кто в последний раз выезжал с Ким Сокджином. Он поверить не может в то, что Намджун так просто поверил. Ничего не проверил и поступил сгоряча, как всегда. Как только охранник заходит внутрь, Груэссо вытаскивает пистолет, направляя его на напуганного альфу. — Отвечай: куда ездил Ким Сокджин? — В полицейский участок. Груэссо, не мешкая ни секунды, стреляет ему в ногу. — Мне приказали вести его закоулками к полицейскому участку, а после отправить с его телефона сообщение на указанный номер, — воет тот, перевязывая ногу ниже колена своим галстуком. — Больше я ничего не знаю. — Кто приказал тебе? — Дельгадо. — Проклятье! — рычит Намджун, из своего пистолета попадая ему в лоб. — Это не вернёт Джина, которого ты выставил за дверь в таком положении, — возвращая пистолет на место и глядя на вытянутое лицо альфы, Груэссо сжимает челюсть от несправедливости. — Тебе всё поясняй, Намджун. Как ты мог не заметить, что он носит твоего ребёнка? Как ты не заметил изменения в нём, находясь рядом с ним двадцать четыре на семь? Намджун стоит, как громом поражённый. Его глаза выдают весь ужас, что творится в душе. — Не знаю, как насчёт тебя, но я поеду за ним и сделаю это, даже если ты пригрозишь мне смертью. Намджун жестом даёт понять, чтобы тот остановился, а сам набирает Сафаи. — Ты сказал внимательнее с теми, кто рядом со мной, тогда как брат твоего омеги сидел рядом со мной, — начинает он сходу. — Ты неправильно истолковал мои мысли, раз твой омега оказался в моих джунглях. Ты знал, кто я, знал, что его брат со мной, видел своими глазами, но не сказал, не остановил меня. — Как и ты. Я не поверю в то, что ты не узнал Джина. — Именно так оно и было. На фотографиях Джин был блондином, а рядом с тобой сидел брюнет, который показался мне слегка знакомым. Я не узнал его. — Ты сказал, он в джунглях? Он должен быть на плантациях, — Намджун не может понять, про какие джунгли альфа упомянул в самом начале. — Твой верный слуга не такой уж и послушный. Он сговорился с кем-та на плантациях, и Джин знает, кто это, но молчит. Ему отказали в приюте, и поэтому он повёз его туда, откуда действительно всё началось. Да, я сказал тебе быть внимательнее к тем, кого рядом с собой держишь, но это никак не касалось Джина. В глубине души ты и сам знал, что Джин не смог бы предать тебя, — тот замолкает, прочищая горло. — Хосок везёт его на плантации. Я лишь повторю свой вопрос: что тебе важнее, плантации или товар, к которому не имеет отношение ни один полицейский Мексики. Что ты будешь делать, Намджун? Он хорошо знает, что будет делать. Поэтому, договорив то, что должен был ещё давно сказать, он кладёт трубку и думает о том, что пришлось пережить Джину с того момента, как он уехал из особняка. — Я убью его, — слышит рычание Груэссо и невесело хмыкает. — Я освобождаю тебя. Ты достаточно работал на меня, чтобы отплатить долг, который и не был твоим. Ты хороший друг, брат, дядя и, вероятно, станешь очень хорошим отцом. Можешь со спокойной душой возвращаться к брату и обзавестись уже своей семьёй. Намджун минует ошарашенного Груэссо и толкает дверь, идя в сторону своего кабинета. Надо каждый шаг просчитать, всё сделать правильно. — После столько унесённых жизней, вряд ли я смогу даже спокойно вздохнуть. Намджун всегда видел преданность Груэссо, не раз отмечал его способность здраво мыслить и находить нужный ответ. Он всегда был таким, и кто знает, как сильно тот страдал после стольких жертв, к которым Намджун вынудил его. Любовь к брату была настолько сильной, что во время службы в его глазах не было ни капли страха, а в поступках ни капли жалости. Ради брата он был готов на всё. Груэссо начал становиться слабее лишь тогда, когда он сам дал слабину. Джин изменил всех. Ничто в этом особняке не было прежним после его появления, и ничто так отразилось на нём, как его уход. — Я никуда не уйду, — крепче завязывая на голове белую бандану. — Если ты останешься по своему желанию, я буду только рад, но и не буду держать зла, если решишь уйти. Намджун видит в его глазах ясный ответ — не уйдёт. Пока в одном штате Нуэво Карло готовится к значительным переменам, в другом штате Мара Сальватруча уже готова к ней. И кто знает, куда перемены приведут…