🌿
Рэми переходит с протоптанной сухой земли на мост, выложенный деревянными досками, и скользит по перилам вниз, планируя проверить большую ловушку. Лес дышит свежестью, наполняя каждый потаённый уголок жизнью, вселяя в смотрящего на него лёгкость души и тела. Повсюду виднеются шляпки разнообразных грибов, гибкие растения, цепко вьющиеся по стволам деревьев, обильно вышедших после благодатного дождя, обрушившегося на джунгли так внезапно. Вынув телефон из заднего кармана, он в неверии смотрит на фотографию Чонгука. Человека, которого боятся в лесу и за его пределами, стоит, разукрашенный чёрными чернилами, и сдерживает улыбку. Рэми то знает, что выражение лица Чонгука и близко не похоже на разозлённое, как Тэхён утверждает в сообщении. Лишь плотно сжатые губы альфы являются доказательством того, что тот недоволен и только. Альфа не зол, и Тэхёну ещё не довелось видеть злым ни Чонгука, ни Сафаи. Смотрит на их совместные фотографии на горе и залезает в галерею, отправляя ему отснятые несколько видео с Орехом и гарпией, которая вернулась в заповедник и металась, то вылетая, то залетая внутрь крытой части. Рэми объяснил это тем, что вылеченная руками Тэхёна птица искала именно своего спасителя. Выбрав несколько фотографий джунглей вдобавок к видео, он отправляет омеге, после получая взбучку от Чонгука, что он слишком часто пишет ему. Рэми улыбается, вспомнив, каким приказным, требовательным тоном звучала его просьба, пока на заднем фоне весело хихикал омега, который так сильно его изменил. Интересно, сам Чонгук замечает, насколько он изменился? Хио, появившийся откуда ни возьмись, ни капельки не потревожил его, потому что за последние дни у того вошло в привычку преследовать его по пятам, спрашивая, не доехали ли Чонгук с Тэхёном до плантаций. — Нет, Серхио, сегодня тоже они не будут на плантациях. Они выедут завтра утром и доберутся лишь к вечеру, — сообщает он. — Если ты так сильно по нему соскучился, то почему бы тебе просто не позвонить ему? — Я не люблю телефоны. — Не любить технологию, живя в это время — очень сложно. — Но не мне. Свистнув один раз, Хио смотрит в небо. Через минуту раздаётся ответный клёкот и сквозь гущу леса вылетает белоголовый орлан, аккуратно приземляясь на железный наплечник индейца. — Мне неспокойно. Плохое предчувствие не покидает меня. — Он с Чонгуком. Для него не будет безопаснее места, чем рядом с ним. Серхио смотрит взыскательным взглядом, обводит проницательными глазами лес и непоколебимо выдаёт: — Я поеду за ними. — С ума сошёл? Ни в коем случае, — протестует Рэми, глядя на решительно настроенного альфу. — Мне надо вернуться в храм, забрать кое-что, а потом я поеду за ними. Рэми смотрит вслед убегающему индейцу и понимает, что достучаться до него он пока не сможет, по рации даёт приказ, чтобы ни одного человека из джунглей не выпускали. Особенно в эти непростые времена. Вспорхнувшая с ветки птица пугает Рэми, но не настолько, как внезапное появление Уго. Его спокойствие вселяет ужас побольше, чем тот буйствовал бы, требуя возвращения домой. Ужасом наполненный дом, куда не хотелось возвращаться ни на одну минуту из своей жизни, и сейчас навевает тот же мрак, будто и не прошло столько лет после побега от семьи, где он познал, что иногда её лучше не иметь. Кривая улыбка сводного брата заставляет его поёжиться, отправляя вниз по позвоночнику холодок. — Что ты здесь делаешь? — ровным тоном спрашивает он, кладя руки на пояс и попутно проверяя, на месте ли нож. — В тебе много перемен, исключая только ту, что ты всё также принадлежишь мне. Сумасшедшие глаза навевают страх и ужас. Рэми стоит неподвижно и напряжённо смотрит на приближающегося к нему альфу, в походке которого непоколебимая уверенность в том, что он не даст отпора, подчинится, как в юности. — Я изменился гораздо сильнее, чем тебе кажется. Я не тот мальчишка, которого ты насиловал. Уго останавливается в метре от него, с потерянным пустым взглядом, в котором есть всё, кроме жизни. — Рэми, — почти обречённо, — поехали домой? Обещаю, что и пальцем не трону тебя. Я слишком долго искал, чтобы потерять тебя снова. Пойдём вместе со мной, найдём выход из этого леса, купим новый дом и начнём всё с чистого листа. Прошу тебя, — делая совсем маленький шаг к нему. — Знаю, что в это сложно поверить, даже практически невозможно. Поверить в его слова невозможно, так же как и в то, что тот действительно просит о таком. — Я никогда в жизни не поверю тебе. — Рэми. — Никогда! Слышишь, никогда! — Ты ведь знаешь, что я могу заставить тебя, но не хочу. Почему ты каждый раз вынуждаешь меня идти на то, чего я не хочу? Почему ты не можешь хоть раз послушать меня? Здесь скоро всё поменяется и не будет никакого заповедника. Пока не стало слишком поздно, поехали со мной. — Иди работать, и никогда больше не предлагай мне такую глупость. Глаза альфы загораются опасным, таким знакомым блеском. В то время, когда он не мог за себя постоять, он внушал ему страх, сейчас же Рэми ощущает себя намного увереннее, вполне способным дать отпор. Приблизившись в мгновении ока, Уго хватает его за шею, сжимая её и лишая возможности глотнуть воздуха. Рэми вынимает нож из заднего кармана и, замахнувшись, вонзает его в бедро альфы, незамедлительно отскочившего от него. Решительно приняв защитную позу, оценивает обстановку вокруг, отмечая нишу, по которой он может срезать путь до заповедника. Защититься во второй раз не удаётся. Уго сильным ударом в живот выбивает весь воздух из лёгких, а нож, выпав из руки, лежит рядом, когда он, уткнувшись лбом о землю, держится за живот. Когда Уго хватает его за волосы, больно дёргая наверх, он видит перед собой те же кроваво-красные глаза, которые он так часто видел дома. Сердце наполняет зябкий, такой знакомый страх, когда тот наваливается на него всем телом, одной рукой держа его руки, а другой залезая в штаны, стаскивая их всё ниже и ниже. Тело пронзает страшная боль, он хочет кричать и плакать, но его парализует так, что когда он слышит сдавленный всхлип, не сразу понимает, что человек, издающий эти звуки — он сам. Это повторяется. Через такой большой промежуток времени Уго вернулся в его налаженную жизнь, чтобы разбить вдребезги едва ли склеенное сердце. — Ты либо вернёшься со мной, либо умрёшь тут, — чувствует горячее дыхание на щеке. — Ни тому, ни другому не бывать, — раздаётся громкий голос, а после и треск. Уго сваливается на бок, хватаясь за затылок. — Хио, — хрипит Рэми, вставая и натягивая стянутые до колен брюки с нижним бельём, пряча вялый член, который после надругательств сводного брата решил не подавать признаков деятельности. — Ты, блять, кто ещё? — ругнувшись, альфа на шатких ногах подходит не к Хио, а к нему, всё ещё протягивая к нему испачканные в крови руки. — Ублюдок! Рэми перехватывает с рук Хио деревянную палку, которой тот основательно прошёлся по голове альфы, и, замахнувшись, попадает ему в плечо. Уго делает шаг назад и, не удержавшись на ногах, падает на колени. Взмахнув ещё раз, Рэми попадает ему в голову и тот падает на бок, после скатываясь в реку, где обитают кайманы. Палка из рук падает, и Рэми, вытянув голову, смотрит в реку, в которой барахтается альфа, дни которого сочтены. — Не знаю, что насчёт тебя, но у меня лишних рук нет к крокодилам лезть, — говорит Хио, поднимая руку и уводя его с этого места. Страшный крик умирающего приводит Рэми в содрогание, а плеск воды - в ужас. — Пошли отсюда. Рэми плетётся за альфой, который вдруг крепко обнимает его, хоть и одной рукой. — Это не твоя вина, что сама природа решила его наказать. Рэми сильно прижимает его к себе, прежде чем отпустить, ясно понимая, почему этот индеец с роскошными косами так дорог Тэхёну. Когда он приводит себя в порядок, Хио садится на землю, вытаскивает из кармана свёрнутый в небольшой рулон бумагу и прикрепляет её к ноге орлицы, что-то шепча ей на индейском. Нэпавин громко клекочет, жамкает когтями бедро Серхио и, клюнув его за большой палец, улетает прочь, исчезая из поля зрения. Вслед за ней уходит и индеец, пообещав вернуться в джунгли вместе с ними.🥀
На столе бумаги, стакан с текилой, ваза, наполненная мармеладками, и пустое, никем не живущее сердце. Намджун запускает руку к сладостям и достаёт арбузную дольку, кладя её в рот и вспоминая вкус поцелуев Джина, стискивает челюсти. Будучи таким влюблённым в омегу, он совершенно не контролировал себя, наполняя его собою и сам пропитываясь им до краёв. Несмотря на всю боль, что тот испытал от его рук, слов, поступков, Джин полюбил его. Пытался залечить раны, сгладить острые углы, подстраиваясь под него. Джин действительно старался за двоих, он был тем, кто отдавал себя целиком и полностью, тогда как Намджун отдал ему лишь часть себя. Часть, которую он так и не заметил, не почувствовал. Джин настолько затуманил разум, что он не понял изменений в нём. Перед сыном он извинится чуть позже. Сейчас самым главным было получить… Намджун осёкся: он никогда ни у кого не просит прощения. И ни разу не просил. Но перед Джином он готов был хоть сто раз извиниться, лишь бы не пришлось насильно забирать домой. Лишь бы Джин не воспротивится ему. Он должен тщательно подготовиться перед его встречей, посмотреть на всё ясными глазами, которые так долго были слепы. У каждого слепого есть поводырь. И ему надо решить судьбу того, кто был причиной его слепоты. Не спешить, а взвесить все «за» и «против». — Намджун, не помешал? — в кабинет заходит Груэссо, перед этим постучавшись костяшками несколько раз. — У нас гость. Взгляни сам, — указывая на плазменный экран, где четко виден человек, которого он давно уже не видел вживую, а у своих ворот тем более. — Пригласи его в дом. Намджун сжимает кулаки от воспоминаний, которые связывают его с этим человеком с раннего детства. Они давние, но не менее болючие, чем свежие. Вскоре Груэссо заходит в кабинет, вслед за ним уверенной походкой идёт альфа, от которого так и несёт напускной самоуверенностью. Не дожидаясь приглашения, тот вальяжно садится в кресло напротив и начинает постукивать пальцами о подлокотники. — Ничего не изменилось, — начинает тот, обводя взглядом кабинет отца, который он занял. Намджун сильнее сжимает кулаки под дубовым столом с неровными краями. — Всё осталось прежним. — Кроме тебя. — Я бы так не сказал. Я всё тот же, и передо мной сидит всё тот же Намджун. — Разве? — спокойно, тогда как внутри бушует ураган. — Я никогда не был склонен к густой шевелюре, подобной твоей, поэтому не удивляйся моей лысой голове, — в кабинете раздаётся раскатистый смех альфы. — Пришёл поговорить о волосах? Какова истинная причина твоего появления, Матэо? Альфа подаётся вперёд, ярко выраженная садистская улыбка не сходит с лица Матэо. Но на него она не оказывает никакого эффекта; давно прошло то время, когда Намджун боялся его, когда сторонился, отказался, презирал, ненавидел, хотел задушить, убить, закопать… Матео с детства вызывает у него массу эмоций и чувств. — Времена тёмного прошлого миновали, Намджун. Соприкосновение с событиями прошлого раздражает раны. Память прошлого оставила в нём такой след, который альфе, сидящему напротив, как и в тот самый день, не понять, хоть тот и был непосредственным наблюдателем непоправимого. Не у него была зарубцована спина и изранено сердце. — Я слышал, ты положил глаз на плантации. Штат Мичоакан — очень удачная точка для переправы товара в Америку. А если я скажу, что ты можешь стать полноправным хозяином не одного штата, а всей Мексики? — Матео замолкает и, сложив руки на груди, продолжает прежде, чем Намджун успеет что-либо сказать. — Наша война осталась в прошлом, пришло время пожать руки скрепляя сотрудничество, которое поможет нам. Мы станем ещё сильнее. — Мне эта сила не нужна, — собирая в кучу документы, на которые тот бросает взгляды. — И твоё сотрудничество интересует меня в самую последнюю очередь. — Если мы объединимся силами, то сможем подчинить себе всю Мексику. Уберём с пути Сафаи и Хосока, убьём одним выстрелом двух зайцев. У нас будет по два больших штата, другим штатам ничего не останется, кроме как примкнуть к нам. Намджун откидывается в кресле и задумывается над планом, по словам Матео, в котором нет слабых сторон. Если всё произойдёт так, как он говорит, то вывозить кокаин из Мексики будет проще простого. — Намджун, — раздаётся рядом голос Груэссо, призывающий к разуму. — Это заманчивое сотрудничество. — Которое не предлагают дважды. Во взгляде, в том, как альфа сидит, как смотрит, всегда было что-то, что навевало тревогу. Если раньше, когда он был мальчишкой, это пугало, то сейчас же единственная тревога, заселившаяся в нём, была по Джину. — Я отправлю своих людей и они возьмут под контроль Юкатан, пока мы с тобой разбираемся с Сафаи и Хосоком непосредственно на плантациях. К наступлению всё готово, тебе остаётся только прикончить его. Всю остальную работу я беру на себя. Считай это моей отплатой за бездействие в тот день. — В тот день, — усмехается Джун, будто слова друга детства не дали ему хлёсткую пощёчину. Так он хочет избавиться от воспоминаний того дня, избавляя их от неловкой атмосферы? Намджун на долю секунды даже мог бы в это поверить, будь в этих жестоких глазах хоть намёк на раскаяние. Но они пусты, безнадёжно мрачны, как и в тот день, когда перед его глазами оставляли шрамы на спине. — Тебе ничем не искупить произошедшее со мной. Но я приму сотрудничество только при одном условии, — Намджун делает паузу, жестом остановив Груэссо. — В Юкатан едут только твои люди, а на плантации — мои. Пусть каждый отвоюет то, чего он желает. Глаза Матео темнеют. — Там Сафаи, которого убить должен именно я. К тому же есть кое-что, что не даёт мне покоя. Намджун понимающе выгибает бровь. — Омега, ради которого он вылез из своего леса. Я обязан там быть и сделать его своим, прежде чем убью Сафаи. Намджун вспоминает светлые волосы, высокую фигуру, которую Чонгук к себе прижимал, и удручённо вздыхает, говоря твёрдое: — Договорились. Матео встаёт и поспешно покидает особняк в хорошем расположении духа. Мара Сальватруча и Нуэво Карло, когда-то воевавшие между собой за разделение территории, заключили договор, на который никто из них не был положительно настроен.🌿
Тэхён напряжённо смотрит на то, как мимо окна проходит город, ананасовые поля, пустынные поля с кактусами и агавами, представляя, каким будет встреча с братом. От его взгляда не ускользает странное поведение альфы; тот очень часто проверяет телефон, пытается дозвониться и злится, сжимая руль до побеления костяшек. Доезжая до плантаций, волнение захватывает Тэхёна целиком, нарастая гигантской волной, способной преобразить всё вокруг. Территория, перетянутая колючей проволокой, возвращает его в день, когда он был так близок к Джину, совершенно не ведая о том. Всё в этом месте осталось таким же; солнце также печёт, люди работают, дом стоит на том же месте, где находится его брат. Изменился лишь Тэхён, и его очень интересовало то, насколько сильно изменился Джин, ведь всякий человек меняется, замечает он того или нет. Тэхён быстро выходит из машины, не забыв взять из бардачка фотографии, и с нетерпением ждёт, когда альфа соизволит выйти из машины. Счастливый и взволнованный от ожидания встречи, он не замечает тень сомнения на лице Чонгука. Он идёт вперёд, чуть ли не спотыкаясь по неровной дороге. Из дома им навстречу выходит татуированный по шею хмурый альфа, одетый в черные спортивные брюки и чёрную майку. Рядом с ним идёт хрупкий омега в коротеньких шортах и атласной блузке, которая слегка просвечивает изгибы изящного тела. — Тэхён? — задаёт вопрос омега, от которого так пахнет им самим. Тэхён подходит ближе и шокировано смотрит на не менее удивлённое лицо. Тот подозрительно щурится, но не отходит назад, не понимая такого пристального внимания к себе. Тэ ослабляет контроль над своим запахом, выпуская густой аромат цветов. Глаза напротив распахиваются, а после превращаются в щёлки так мило и растерянно, что Тэхен не сдерживает смешка. — Моим пчёлам ты понравишься, — говорит тот, протягивая руку, и представляется. — Меня зовут Пак Чимин. — Меня Ким Тэхён, — сжимая его ладонь и тепло улыбаясь в ответ. — Разве так бывает? Наши запахи абсолютно идентичны. Пока омеги знакомятся друг с другом, обсуждая такое сходство ароматов, альфы сверлят друг друга оценивающими взглядами. — Где Хосок? — Меня зовут Юнги. И я друг Хосока. Они немного задержатся, поэтому я тут. — Насколько задержатся? — Чонгук хмурит брови. — Простите, а можно узнать, где Сокджин? — вмешивается Тэхен, глядя то на альф, то на Чимина. — Они приедут завтра к обеду, может, чуть позже. Им пришлось уехать по важным делам. А пока позвольте мне накормить вас и показать вашу комнату. Настроение Тэхена резко падает. Его снедает острое чувство, будто брат ускользает от него, будто все знают то, чего не знает он. Глядя на Чонгука, успокаивающе улыбающегося ему, становится чуть легче. Тот бы ничего не скрыл от него. — Завтра они будут тут, так что повода для грусти нет. Лучше позавтракаем? Весёлое настроение и яркая улыбка Чимина отвлекают его. Да и сам Чимин ему очень интересен. Ещё ни разу ему не доводилось встречать кого-то со столь похожим запахом. В доме его встречает смутно знакомый омега. Его кудрявые волосы уложены, а глаза тонко подведены карандашом. Представив их друг другу, Чимин предлагает ему поесть, прежде чем пойти прогуляться. Положив перед ним большую миску с супом, Чимин садится рядом и начинает грызть яблоко. — Потрясающе вкусно пахнет. — Правда? Это я приготовил, — сообщает Чимин, подглядывая в сторону Мануэля, наливающего себе кофе. — Очень вкусно, — обмакнув кусочек хлеба в суп, он тщательно прожёвывает, думая, задать вопрос, что вертится на кончике языка, или нет. — Слушай, а Хосок — альфа Джина, да? — Что? — чашка из рук Мануэля выскальзывает и падает на пол, разбиваясь вдребезги. — Нет. Хосок — альфа Мануэля, — быстро поправляет Чимин, и Тэхён понимает, что сказал глупость. Мануэль бросает на него взгляд, не предвещающий ничего хорошего, и принимается вытирать пол. Тэхён отодвигает миску от себя и смотрит на Чимина. — Извини. Я так подумал от того, что Джин поехал с ним. — Хосок поехал с ним? Тэхён решает смолчать, потому что любое слово, сказанное в этом доме имеет за собой непредвиденную реакцию. — Так он поехал за ним. Вот почему у него выключен телефон. Просто фантастика, — швырнув салфетку на пол, Мануэль уходит из кухни, не прекращая что-то бубнить себе под нос. — Забей. У него вечный токсикоз, — поясняет Чимин, нарушая тишину. — Он беременный? — Не знаю. Я просто так сказал, — пожав плечами, тот садится рядом и, заметив, что у него желание есть пропало, убирает еду. Вдруг в комнату через открытое окно залетает Нэпавин и садится именно туда, где секунду назад стояла миска с супом. Бумажные салфетки разлетаются по кухне, а сахарница, задетая крылом птицы, качнувшись на бок, сыплет сахар на стол. Чимин стоит с открытым ртом и наблюдает за тем, как орлица складывает крылья и звенит когтями по столу. — Ну ничего себе. Это у тебя питомец такой? — Что за шум? — Мануэль возвращается на кухню и тут же хватается за сердце, глядя на огромную птицу в доме. — Выгоните её немедленно. Она портит стол! Нэпавин громко свистит, взмахнув крыльями, сметает всё со стола и вылетает с кухни, оставив после себя полный разгром и звенящую тишину. — Я не хочу видеть в своём доме ни птиц, ни обезьян. Мало того, что вы тут, так и зоопарк с собой привозите. Тэхён резко встаёт, поняв, почему Мануэль показался ему знакомым. — Ты — тот самый омега с плантаций. Ты обвинил меня в том, что я сфотографировал тебя. Омега складывает руки на груди и хмурит брови. — Не понимаю, о чём ты. Я всё сказал, чтобы я не видел живность в доме. И… приберите за собой. — Какой мерзопакостный, — откровенно говорит Тэхён, глядя вслед уходящему омеге, но за собой убирается, ибо не может не. Чимин, чтобы отвлечься, предлагает ему прогуляться по плантациям. Нормального разговора там, где находится омега Хосока, не получается, и не получалось никогда. Чтобы ещё больше не смущать Тэхёна, он ведёт его в поля, где усердно трудятся загорелые альфы и красивые омеги. Собрав корзину спелых фруктов, Тэхён поднимает её на кузов машины, где плоды перекладывают в специальные коробки, после чего увозят на фабрику. Когда вдали показывается Чонгук, он ревностно обводит его взглядом, зная, как сильно Чон отличается от всех находящихся здесь альф. От него исходит сила, которой хочется подчиниться. Он внушает ему страх и доверие одновременно. По-свойски поцеловав его в лоб, альфа тянет его в сторону, оставив Чимина с Юнги позади. — Как тут красиво, — признаётся Тэхён, скользнув рукой в ладонь альфы. — Да. Плантации в хорошем состоянии. Чонгук не ошибся, когда доверил целый штат в руки брату, который так и не мог найти своё место в родной стране. Хосок, по общему положению плантаций, где каждое дерево ухожено, напоено, вычищено, а рабочие сыты и довольны, нашёл своё истинное место. Он очень доволен тем, как его старший брат справляется с такой большой территорией. Но сейчас его беспокоит причина, по которой они так сильно задерживаются. Всё ли в порядке с Джином, что произошло в дороге и вернутся ли они завтра? Что ему сказать доверчиво прижимающему к своему боку омеге, который так отчаянно ждёт встречи, что его сердце сжимается от невозможности ускорить её. Солнце садится за горизонт, где нет никаких пристроек, высоток, и окрашивает всё вокруг оранжевым светом. Горячие скалы отдают жар, отчего воздух кажется раскалённым. Чонгук, вдохнув аромат белого цветения авокадо, задирает голову к небу, где среди заалевших облаков парит орёл. Тоскливо улыбаясь, он вспоминает Нэпавин, пока птица не начинает спускаться к ним. В неверии он смотрит на то, как птица будто падает вниз и, в последнюю секунду взмахнув крыльями, садится на землю. — Нэпавин! — восклицает он и встревожено смотрит на неё. Птица на это лишь клекочет, взбираясь на колени Тэхёна в поисках ласки. — Она пролетела такое расстояние, только чтобы увидеть тебя? — изумлённо смотрит Чонгук, опускаясь на корточки перед орлицей. — Не рань моего омегу острыми когтями, Нэпавин. Я очень заинтересован твоей преданностью, но не стоит делать больно моему омеге, — осторожно касаясь груди и стаскивая птицу, грозящую откусить его палец, с колен омеги. — Она не причиняет мне боли. Тэхён умиляется, глядя, как Чонгук пытается договориться, беседуя с ней, будто с человеком. — Эта птица единственная, которую я не смог приручить, — посмеиваясь и глядя на то, как та распушила свою грудку и раскрыла крылья, вот-вот налетит на него. — Только взгляни на неё. — Хио с ума сходит, наверное. — Он уже в пути сюда. — Как? Тэхен встаёт с колен, встряхивая с одежды пыль. — Не только Нэпавин неравнодушна к тебе. — Что ты имеешь в виду? Хио никогда… — И не посмеет никогда, ибо я отрублю ему и вторую руку, если он позволит себе лишнее, — твёрдо. — Ты пугаешь меня. — Бояться должен тот, кто посмотрит на тебя. Я мягок с тобой, нежен и очень сдержан, потому что люблю тебя. Ни одним своим действием, взглядом, словом я не хочу причинять тебе дискомфорт, не то что боль. Тебе незачем бояться меня, птичка. Прими безумие и вспыльчивость моей любви, также как и я принял тишину и покой твоей. Орлица начинает хлопать крыльями, пытаясь приковать к себе внимание. — Я тебя принял, Чонгук. Давно ещё. — Тогда не бойся. Пока я рядом с тобой, ничего не бойся. Нэпавин издаёт свист, отчего Чонгук морщится. — Успокой её и идём кушать. У Тэхёна на душе кошки скребут. Опустившись на землю и принявшись поглаживать уставшую птицу, он думает о том, когда именно он упустил момент, когда Хио начал к нему что-то чувствовать. Это произошло недавно или ещё до того, как они пересекли Мичоакан? Как он мог этого не заметить? Погруженный в свои переживания о брате и окрылённый своей любовью к Чонгуку, он не заметил изменения в друге. А Рэми? Интересно, замечал ли он? Идя вслед за альфой, он чувствует вселенскую тяжесть на плечах, вину и разочарование в самом себе. Чем ближе они оказываются к дому, тем дальше от него ему хочется убежать. Мануэль не внушает ему доверия, и видеть его раздражённое лицо нет ни единого желания. Крепче сжав руку Чонгука, он переступает порог и сразу напрашивается в комнату, чтобы не видеть омегу, и просит Чонгука перенести орлицу туда. — Тебя что-то тревожит? — Нет, вовсе нет. Я устал и хочу отдохнуть. Чонгук смотрит с секунду и, проводив его до комнаты, выходит за Нэпавин, возвращаясь с ней через минут десять. — Клюнула таки меня, — в неверии показывает палец. — Нэпавин! — строго произносит он и та сразу идёт к подготовленному ей месту, забавно подпрыгивая на ногах. — Нельзя клеваться, я же говорил тебе. Орлица прячет клюв под крылом и больше не шевелится, зоркими глазами наблюдая за тем, как Тэхён осторожно касается пальца альфы, обрабатывая небольшую рану. Укладываясь на большой кровати, он тянет за собой и Чонгука, удобно устраиваясь в его руках. — Как чудесно пахнешь, — мурлычет альфа на ухо и Тэхён уютнее ложится, уткнувшись носом в шею, и слушает его размеренное дыхание. — Сделай так ещё раз. — Что? — Прижимай к себе так, словно я — всё, что у тебя есть. Люблю, когда ты так делаешь. Чонгук делает щедрый вздох у шеи. — Ты — всё, что у меня есть, птичка. Тэхён довольно хихикает, шумно сглатывая, когда клыки альфы проходятся по жилке на шее. Мурашками покрытое тело замирает в ожидании, но когда ничего не происходит, приподнимает голову, вопросительно глядя на него. — Не сейчас, мой хороший, — целуя в лоб и укладывая его голову на плечо. Тэхён расслабляется, чувствуя себя в полной безопасности рядом с ним и моментально засыпая. К тому моменту, когда рассветные лучи солнца начинают едва проникать в комнату, орлица начинает шуметь, разбудив этим Тэхёна, прижатого к крепкому телу Чонгука. Альфа открывает глаза и встаёт, выпуская её на улицу, после чего снова ложится рядом с ним. — Ты так долго спал, — поглаживая бедро. — И не ел со вчерашнего вечера. Тэхён потягивается, как кошка, и переворачивается на другой бок. — Сейчас посплю ещё немного. Сегодня мне нужно много энергии на встречу с Джином. — Хорошо, — поцеловав его плечо, Чонгук выходит, оставив сонного омегу в одиночестве со своими мыслями. Не проходит и пяти минут после этого, как раздаются крики. Тэхён вскакивает с кровати, догадавшись в чём дело, и выбегает из комнаты, находя Нэпавин и Мануэля на кухне. Только потом он замечает Чимина с маленькой обезьяной на руках. Та прижимаемся к нему, обвивая его длинными конечностями. — Живо убери её отсюда, пока эта птица не разделалась с ней прямо на моей кухне! — Она никогда такого не сделает, — подбегая к птице и подталкивая её к окну. Но та сопротивляется, убегая по коридору прямо в комнату, где только что он лежал. — Тебе откуда знать? Это дикое животное, инстинкты которого не дремлют. Мануэль ещё долго ходил раздражённый, взвинченный, готовый уже в следующую минуту выкинуть их из дома. Тэхёну это было ни к чему, он хотел лишь увидеться с братом, забрать его и забыть про этот дом, как ночной кошмар. Солнце стояло высоко в небе, когда Тэхен не выдержал. Всё слишком подозрительно: Чимин, пытающийся показать каждый уголок дома, двора, плантаций, Юнги, помогающий ему в этом, Мануэль, готовый убить его взглядом, и Чонгук, прячущий от него глаза. — Я поеду им навстречу. — Тэхён, — снисходительно говорит Чонгук, остановив его. — Ну что? Какую отговорку сейчас придумаешь? Я хочу увидеть его, а ты что-то скрываешь. Вы все что-то скрываете, — глядя на встревоженные лица позади альфы. — Вы сказали, что они поехали вместе, а он, — указывая на Мануэля, — говорит, что он поехал за ним. Что происходит? Когда раздаётся протяжный сигнал, Тэхён поворачивает голову, глядя на чёрную машину остановившуюся во дворе. Из неё выходит альфа, но на пассажирском сидении никого нет. — Скажите мне, где Джин? — дрогнувшим голосом спрашивает он, переводя взгляд с незнакомого альфы на Чонгука, пока волнение не доходит до критической точки. — Чонгук, — хотел было продолжить, потребовать объяснения, но сказанное: — Тэй, — осипшим, таким родным голосом, останавливает его. Все звуки внешнего мира приглушаются, давая простор лишь голосу брата, так звонко отзывающегося в нём. Тэхён оборачивается, и глаза его тут же наполняются жгучими слезами. В тот момент, когда до боли друг друга заждавшиеся глаза встречаются, они оба бросаются навстречу друг к другу, обнимаясь так, будто никогда не размокнут объятия. — Я так скучал, — не сдерживая всхлипы и крепче обнимая его. С момента гибели родителей Тэхён ещё ни разу не видел и не слышал, как плачет брат, но сейчас тот плачет навзрыд и содрогается всем телом. Горло Тэхёна сводит жгутом, отчего сердцу становится ещё больнее. — Тэй, — удаётся выдавить Джину, утыкаясь носом в его макушку. Пока одни братья вцепились в друг друга, как две неразделимые половники, другие братья, не видевшиеся гораздо дольше, стоят и изучают друг друга. Хосок выглядит уставшим, даже немного потрёпанным, но, тем не менее, источает собой непоколебимую уверенность. — Ты задержался. — На то были причины. Чонгук осматривает морщины вокруг глаз и тоскливо вздыхает от того, насколько его старший брат стал похож на отца. — Поговорим? — указываю в сторону плантаций, где он только недавно был. А между тем, пока братья альфы молчаливо гуляют между деревьев авокадо, Сокджин горько плачет в подушку, не в силах сдерживать рвущиеся наружу слёзы. Оказавшись рядом с человеком, который никогда не предаст и не сделает больно, Джин окончательно скидывает с себя ответственность за последствия своего поведения. Ясно понимая, что у Тэхёна много вопросов к нему, он готовится дать ответы, но тяжесть облегчения от присутствия младшего рядом оказывается непосильной, и он медленно закрывает глаза. Тэхён гладит по непривычно чёрным волосам и, глядя на успокаивающегося брата, медленно засыпающего рядом с ним, решает отложить все вопросы на потом. — Не буди меня. Даже если я буду плакать и кричать, не буди меня. Хорошо, Тэй? — Джин закрывает глаза, расслабленный легкими поглаживаниями младшего брата, по которому он так сильно скучал, вдохнуть запах которого хотел больше всего на свете, и засыпает. Его грудь мерно поднимается в сонном дыхании, оставляя тело тут и душой отправляясь туда, где он рядом с ним без всяких испытаний, боли, слёз, - туда, где Намджун не отпускает его, не делает больно, а просто любит. Где заботится о нём, безоговорочно верит и защищает. Туда, где безопасно. А безопасность не длится вечно. Когда же он открывает глаза, то заходится в кашле от дыма, нависшего тяжестью в комнате, где кроме него никого нет. Грудная клетка сдавливается непомерной тяжестью, которая вот-вот расплющит его, горло и глаза жжёт едким дымом. Вскочив с кровати, он неуклюже бежит и, распахнув огнём охваченную входную дверь, выбегает на улицу, щурясь от яркого солнечного света. Когда глаза привыкают к неестественно ярким краскам, он видит во дворе Намджуна с вооруженными людьми за спиной — многих из них Джин узнаёт. День, когда он стоит напротив альфы, защищая то, что ему дорого, настал. — Плантации. Я пришел за ними. Сердце Джина ухает вниз, а с губ слетает тихое: «Не за мной». — Не делай, — просит он, отчаянно моля его не только словами, но и глазами. Переведя взгляд на Чонгука и Хосока, стоящих с пистолетами, направленными на альфу, у него сжимается нутро. Все кажется таким расплывчатым, нереальным, что сложно поверить своим глазам. Ему нужно это остановить, пока не стало поздно, но как? — О чем думаешь, Джин? Снова хочешь обмен на себя? — издевательски тянет тот, стоя с пистолетом, дуло которого смотрит ему прямо в лицо. В глазах, в которых когда-то он видел нечто похожее на влюблённость, теперь явное желание убивать. — В этот раз такое не прокатит, — усмехается Дельгадо, стоящий бок о бок с альфой. Весь его вид говорит о том, что тот с лёгкостью победил, не прилагая к этому никакого усилия. — Не делай этого, — произносит одними губами, глядя в глаза Намджуна. Умоляет его отступить, не уносить жизни людей и не проливать кровь ни в чём не повинных людей. Чонгук делает шаг вперёд, после чего Намджун направляет на него дуло пистолета и, не задумываясь ни на секунду, стреляет. Джин, как в замедленном кадре смотрит, как безжизненное тело крепкого альфы, с которым он не успел познакомиться, падает на землю, после чего раздаётся оглушительный крик Тэхёна, кинувшегося к нему. Он закрывает уши ладонями и что-то неясное бормочет, будто молитву читает. Повторный выстрел, и рядом с Чонгуком падает его младший брат. Джин смотрит в неверии и издаёт такой истошный вопль, что вот-вот порвёт голосовые связки. — Тэхён! — рухнув на землю рядом с братом, он трясёт его за плечи и смотрит в распахнутые в ужасе глаза младшего. Подняв отяжелевшие веки, он наблюдает за тем, как люди Намджуна валят Хосока на землю, как дом за спиной горит, как много рабочих, некогда полных жизни, лежат на земле, как кровь окрашивает чёрную землю багровым цветом, и хватается за сердце, больно сжимая грудь. Слёзы капают на землю, пропитанную кровью невинных, одна за другой, впитываясь и оставляя после себя мокрое пятно. Слёзы исчезают, как и обещания, когда-то данные ему Намджуном. — Что ты натворил? Что ты наделал? — кричит, глядя на весь ужас, происходящий по прихоти одного человека. — Альфа, которого я целовал, не был таким. — Не говори, что ты не замечал мою грубость. Тебе нравилась моя темная сторона. — Я полагал, что смогу помочь тебе, смогу вытеснить всю темноту, что поселилась в тебе. Я ошибался. Ты не только состоишь из этой тьмы. Ты порождаешь её. — Тогда почему такой прекрасный цветок ко тьме тянется, раз по нраву ему солнце. Почему, моя сиреневая дымка? Джин вспоминает все те разы, когда альфа нежно называл его так, и стискивает челюсти, пока Ким продолжает говорить. — Ты полюбил тьму. — Никакой любви нет! Ты доказал мне это. Намджун подходит к нему и садится на корточки, глядя на него так, будто не он только что убил его брата. Джин ссыплется на осколки, зная, что он не соберёт его вновь. — Продолжай! — толкает в грудь. — Продолжай, чтобы я возненавидел тебя ещё сильнее. Стреляй и в меня! Альфа наклоняется к нему и пальцами цепляет подбородок, глядя, как он гаснет подобно свече. — У меня есть к тебе просьба. Если в следующий раз увидишь меня, убей. Ладно? Сам я на это не способен, а умереть от твоей руки будет забавно. — Прекрати! — отталкивает его руку. — Почему ты полюбил мою тьму, Джин? Как могли такую боль причинить глаза, что были наполнены любовью? — Почему, Джин!.. Глаза ведь не могут врать. — Джин!