ПОЗОРНАЯ ДЕСЯТКА

Баки моргнул, увидел перед собой скучную белую стену и закрыл глаза обратно, решив, что можно пока не просыпаться. Мысли его, во всяком случае, просыпаться точно не торопились. Он знал, что лежит на боку, и что он укрыт одеялом. Он знал, что его зовут Баки. И что он кукла для сексуальных развлечений. Ещё он знал, что у него очень хороший хозяин по имени Стив, перед которым он сильно виноват, потому что не может выполнять свои прямые обязанности, но хозяин всё равно не злится на него. Потому что очень хороший. Он даже знал, что на данный момент принадлежит уже не Стиву, а его другу — господину настоящему человеку Энтони Старку. Но всё равно при этом остаётся игрушкой Стива и живёт с ним. Стив сказал «так надо». Значит, так было нужно. Больше он ничего не хотел помнить. Потому что даже без попыток что-то припомнить с его стороны его дурная голова то и дело щедро отсыпала ему картинок настолько мерзких и тошнотворных, что оставалось только радоваться тому, как легко он мог просто забыть про всё, что с ним было раньше. Баки невольно поежился под одеялом и вдруг понял, что очень хочется пить. Пришлось открывать глаза. Белая стена осталась точно такой же, какой он увидел её в прошлый раз, но теперь он разглядел ещё и стойку штатива для капельницы у изголовья своей кровати. И белую дверь чуть дальше в белой стене. А ещё услышал ровное дыхание и, немного повернув голову, обнаружил в той же комнате Стива, уютно устроившегося в прозрачном гелевом кресле с коммом в руке и что-то читавшего или смотревшего на нём. — Стив, — тихо позвал он, и тот тут же отложил комм, легко поднялся и шагнул к Баки. — Привет, — улыбнувшись, сказал он. — Как ты себя чувствуешь? — Очень слабым, — честно признал Баки. — И хочу пить. — Это нормально, ты несколько часов был под наркозом, перед этим тебе нельзя было пить и есть, — ответил Стив. — Но не волнуйся, я тебе сейчас принесу. — Несколько часов? Под наркозом? Он попал в аварию? Или ему делали какой-то апгрейд? Баки не помнил. — Подожди минуту. Лежи пока. Стив вышел, но быстро вернулся с какой-то пухлой маленькой куклой из персонала господина настоящего человека Энтони Старка. Она принесла ему сладкий чай в одноразовом саморазрушающемся стакане и запечатанный энергетический батончик, который Стив уверенным движением вскрыл для него. Баки сначала не понял почему. А потом вспомнил: точно, у него же не было одной руки. — В двух словах, тебе установили основание для протеза, — будто услышав его мысли, тут же рассказал ему Стив. — Это ещё не сам протез. Но суть в том, что у тебя практически ничего не осталось от плечевой кости. Старк долго ругался, пока смотрел твои сканы… Помочь тебе сесть? Я только поддержу тебя под спину, чтобы ты не упал. Баки, нормально? — Да, да, благодарю тебя, — поспешно ответил Баки, как раз пытавшийся собраться в кучку, чтобы перевести себя из горизонтального положения во что-то более удобное для заливания в себя жидкостей. Сначала он не совсем понял, почему хозяин задал ему этот вопрос, но стоило только ощутить чужую сильную руку у себя на спине, и всё внутри мгновенно опасливо поджалось. Баки сглотнул и заглянул в лицо Стиву, пытаясь взглядом попросить у него прощения, но Стив только улыбнулся ему, протянул стакан и поддержал его, помогая напиться. — Должен признать, земные технологии лучше, чем я ожидал, — продолжил Стив. — Тони договорился со своей знакомой из Кореи. Доктором Хелен Чо. Она провела тебе операцию, дистанционно управляя хирургическим оборудованием в медицинском крыле башни. Производит впечатление. — Стив улыбнулся, будто бы хотел обнадежить его. — А сам Тони уже работает непосредственно над протезом. Так что скоро у тебя снова будут обе руки. — Спасибо, — Баки улыбнулся в ответ. Он героически старался жевать энергетический батончик и слушать Стива, вместо того чтобы свалиться обратно плашмя на койку и погрузиться в забытье. Впрочем, похоже, что-то всё равно его выдало. — Эй, у тебя глаза закрываются. Поспи ещё, если хочешь. Спешить совершенно некуда, — мягко сказал Стив, и Баки благодарно рухнул головой на подушку, почти сразу же забываясь. К сожалению, на этот раз просто пропасть в никуда не получилось. Во сне он снова оказался на улице. Шёл дождь. Сначала они с остальными шлюхами жались друг к другу на крошечном пятачке под выступом крыши, где было чуть менее мокро, чем вокруг них. Было холодно, и было тошно, и было никак. И казалось, что так будет всегда. А иногда будет ещё хуже. В продолжение этой мысли из ниоткуда возникли голоса и грубые руки. И он пошёл с ними туда, куда они тащили его. И пытался заигрывать и жалко улыбаться, когда ему давали пощечины. Повторял за ними то, что они велели ему говорить, когда пинками ставили на колени. Покорно терпел, когда его таскали за волосы от одного к другому, раздирали ему пальцами рот и совали туда свои члены. Но, что было хуже всего, в этот раз им не давала покоя его культя. Её пинали, щипали, дёргали, обсуждали, какая она мерзкая, и насколько тупым надо быть, чтобы лишиться руки, будучи шлюхой. — Эй, сука, давай скажи, что ты тупая грязная сука, — со смехом велел ему кто-то из мужчин, едва в силах дождаться своей очереди, пока другие толкались в него сзади, задрав ему на спину то тряпьё, что служило ему юбкой. — Давай, скажи это, ты, тупая грязная сука. — Ты тупая грязная сука. Он знал, что с ним будет, когда сказал эти слова именно так. Не имело смысла лгать себе, что он просто позволил своему сознанию уплыть в пустоту, как с ним иногда случалось, когда особенно не хотелось понимать, что делали с его телом. Сейчас он всё понимал. Не понимал только, зачем спровоцировал этих ублюдков. Били его страшно. Кулаками, потом ногами, потом какими-то трубами и палками. Он терпел, как и всегда в своей жизни. Терпел, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не ответить, не ударить в ответ, не возвратить им свою боль в удвоенном, утроенном размере. Ему нельзя было так делать. Он твёрдо знал, что нельзя, сейчас нельзя. Его хозяин не желал, чтобы он защищал себя от этих людей. Он отдал его им, так что они во многом были сами сейчас его хозяевами. И надо было терпеть. А потом всякий смысл в сопротивлении пропал окончательно, потому что вокруг него пылал жилой барак Красной комнаты, и он пытался ползти по объятому пламенем узкому коридору, прикрывая своим телом кого-то сильно меньше и слабее себя. Сверху на него падали горящие куски пластиковой отделки со стен. И его левая рука тоже горела, зажатая между обвалившимися прямо на него потолочными балками. И он ничего не мог уже сделать. Мог только терпеть. — Джарвис, давай разбуди его. Как у вас там это принято, я же не знаю. Потыкай его палочкой, что ли, — донёсся до Баки встревоженный раздражённый голос из внешнего мира. — У него явно кошмар. Что и понятно: его пора ширнуть обезболом. — Нет никакой необходимости будить его, мой господин, он уже проснулся, — вежливо подсказал другой голос, и Баки усилием заставил себя открыть глаза. — Ну, с пробуждением тебя, Спящая Красавица, — приветствовал его невысокий мужчина — господин настоящий человек — с выразительным усталым лицом и лукавыми тёмными глазами. — Только не дёргайся, я тебя умоляю. Я уже отчитал Стива за то, что он тебя тут заставлял шевелиться. Испортите нам с Чо всю ювелирную работу. Не говоря уже о том, что кто-то тупо истечёт внутри себя кровью. И этот кто-то буду не я. Баки хотел кивнуть, но следуя совету не шевелиться, только тихо произнёс: — Да, господин. — Вот и отлично, — господин настоящий человек Тони Старк (теперь Баки вспомнил его бородку и лихорадочный блеск энтузиазма в глазах) одним движением смахнул с него одеяло и наклонился над его левым плечом. — Что ж, предсказуемо: всё опухло и воспалилось. Полный пакет приколов несовершенной органики. Вот поэтому я таким и не занимаюсь. Джарвис, нужно делать блокаду по максимуму. В идеале перевернуть бы его и со спины тоже. А впрочем, давай его посадим. После того, как наш Ромео вертел его тут как балерун балерину, хуже уже не будет. Так вот, о чём я… Да, мясо. Мясо я воспринимаю только в двух видах: в виде осиянных небесной благодатью божественных стейков и в виде сатанинского изобретения братьев Макдональдов — котлет для чизбургеров. Так что все претензии к Хелен Чо. Если тебе больно, а тебе, конечно же, больно после того, как она несколько часов ковырялась в твоём плече, пока приводила в порядок твою культяпку, виновата она. Но обвинять её мы в этом не будем, потому что тогда она в следующий раз не согласится мне помогать ни ради приятной денежной компенсации от нашего Роджерса, ни, что намного обиднее, даже ради моих прекрасных глаз. Баки почти не пытался понять, что говорил господин настоящий человек, от уколов мучительная боль в плече постепенно затухала, но когда они постарались посадить его, он одеревенело напрягся и хрипло спросил: — Где Стив? — Спит в соседней палате, — с усмешкой ответил ему господин настоящий человек Тони Старк. — Не поверишь, но ему тоже иногда надо спать. Да, представляешь какой чудак, не может умиляться твоей спящей мордашкой сутками напролёт! Я сам удивился. Как он мог? Я думал у вас это серьёзно, а он там храпит, пока мы с Джарвисом творим тут с тобой всё, что нам вздумается. Баки нахмурился, отголоски сна ещё тревожно ворочались в его мыслях, и что-то будто толкнуло его под локоть, заставив почти что огрызнуться на Джарвиса, попытавшегося аккуратно просунуть руку ему под спину, чтобы помочь сесть: — Вы не можете трогать меня без одобрения Стива. Я не ваша вещь. — Ну, формально, как раз моя, — пожал плечами господин настоящий человек Старк. — Вы знаете, что это не так, — Баки сам не узнал собственный голос. То, что вырвалось из его горла, больше напоминало хриплый звериный рык. Его бёдра, спина пришли в движение, и он сел самостоятельно, с непонятной ему самому угрозой глядя на настоящего человека. — Стив не давал вам разрешения. И не даст. Только вздумайте коснуться меня для всякого… — И что? Что тогда? — похоже, нисколько не испугавшись его выходки, спросил Тони. — Только не сдавай сейчас назад, мне правда любопытно услышать, что ты собирался мне сделать? — Я бы сломал вам руку. Обе руки, — прекрасно осознавая, что, возможно, подписывает этими словами себе приговор, ответил Баки. Потому что он был вещью Стива, он должен был защищать его имущество. Не имело значения, какой ценой. И почему-то ему было совсем не страшно. И даже более того, в том месте в груди, откуда до этого родился незнакомый глухой рык, копилось мрачное удовлетворение происходящим. Он не боялся и не сожалел. Он знал, что поступить так будет правильно. — Ух ты, какой борзый, — удивлённо фыркнул господин настоящий человек Тони Старк, кажется, сам не замечая, что непроизвольно отступил от него на шаг. И уже с расстояния с лёгким осуждением в голосе сказал: — Что же ты себя на улицах так не защищал, викинг? — Там… — Баки сгорбился, опустил взгляд. — Там я был никому не нужен. Мне было не для кого. — Глупая кукла, — бросил господин настоящий человек Старк с таким искренним сожалением в голосе, с такой смесью раздражения и сочувствия, что Баки тотчас же стало стыдно за то, что он огрызался на него. Ведь господин настоящий человек Старк тратил на него время и использовал свои знакомства, чтобы помочь ему, а он вместо того, чтобы поблагодарить его, показывал зубы и огрызался, как ещё никогда в жизни. — Спасибо, — переборов неловкость, сказал он, когда Джарвис закончил колоть ему плечо. — Блокада продержится до утра. Если не хочешь больше спать, придётся тупо валяться. Джарвис, включи ему какой-нибудь канал с птичками-рыбками, Роджерс говорил: он это любит. Еду тебе принесут. О, и не вздумай чесать плечо. Будешь чесаться, как блохастая собака, закатаю вторую руку в гипс. И конус на голову надену. Без шуток. — Спасибо, господин, — Баки уже свободнее улыбнулся ему. — Спасибо за всё, что вы делаете для меня. И для Стива. Тони удовлетворённо хмыкнул, но ничего не ответил Баки, продолжая говорить с Джарвисом: — А эти двое стоят друг друга. Приходится напрячься, чтобы это заметить, но потом уже развидеть нельзя. Пойдём отсюда, пока у меня сахарный диабет не случился от передоза милоты. — Наберись терпения и постарайся не вставать без нужды. Приятного отдыха, — вежливо пожелал ему Джарвис, действительно включив на белую поверхность двух из четырёх стен палаты проекцию кораллового рифа с цветными рыбками в сопровождении негромкой спокойной музыки. — Спасибо, — снова поблагодарил Баки и послушно откинулся на подушку. Примерно через полчаса, несмотря на глубокую ночь за окном, ему действительно принесли плотный ужин снова с горячим чаем, после чего Баки окончательно понял, что взбодрился и спать больше не хочет. После еды он выдержал ещё почти час послушного созерцания умиротворяющих красочных картин природы, но с каждой минутой его мысли всё больше уплывали к Стиву. И не то чтобы Баки не поверил в то, что господин настоящий человек Энтони Старк сказал правду, просто очень хотелось убедиться, что Стив действительно в соседней палате и с ним всё в порядке. Баки был достаточно простой моделью игрушки: ему было не стыдно признаться, что он бы предпочёл быть рядом со Стивом. Как только он убедился, что все звуки в коридоре снаружи его палаты окончательно стихли, Баки осторожно слез с койки и прямо босиком вышел из палаты. В круглом пространстве холла, который он совершенно не помнил, его со всех сторон окружили такие же безликие белые двери, как его собственная. Он готов был проверить их все. Но первой решил попробовать ближайшую справа. Она была не заперта, и Баки тихо зашёл туда. В палате было темно, но глаза Баки очень быстро привыкали к изменениям освещения. Поэтому он сразу же увидел на койке, зеркально стоявшей у стены, граничившей с его собственной палатой, уже знакомый силуэт Стива. Тот спал на спине, и видно было, как ровно вздымается и опадает его широкая грудь. Не думая ни о чём, Баки подошёл к нему и опустился на колени возле кровати. Он сидел и смотрел на лицо спящего настоящего человека, так много сделавшего для него и, похоже, готового заботиться о нём и дальше. Баки был слишком глуп, чтоб строить предположения, почему ему могло так повезти встретить Стива. Он был просто благодарен. И так приятно было понимать, что он больше совсем не боится Стива. Баки смотрел на его спокойное лицо, и в голове у него как будто продолжала звучать музыка, которая играла в его собственной палате. Баки смотрел на Стива, и ему не было скучно. За окнами уже несмело начал брезжить рассвет, когда он, почти не задумываясь, тихо прислонился щекой к постели Стива в паре сантиметров от его руки. И страшно ему всё ещё не было.