На двоих одна судьба

Утро вступало в свои права, сквозь тонкие занавески робко проникали солнечные лучи, а Мерджан медленно приходил в себя. Из-за простенькой ширмы слышался голос Тахира, как будто молодой лекарь говорил сам с собою на родном наречии, планируя поход на рынок за лечебными травами и целебной глиной. Воспоминания о вчерашнем кошмарном видении навалились тяжким грузом, закрывая сознание непроницаемой серой пеленой. Перед глазами снова появился светящийся гроб и зловещие фигуры с птичьими головами. Слабость сковала тело, даже дышать было тяжело, не то что куда-то ехать и спасать Госпожу. Да, от старых и больных слуг мало толку. Не даром же прислуга во дворце менялась каждые пять-десять лет. Сам Мерджан служил уже почти двадцать лет и думал, что всегда будет оберегать Госпожу, предугадывая все её желания, пока Смерть не разлучит. Хотя нет, и после смерти они тоже будут вместе… Не получилось. Как говорится, пора и честь знать. Госпожа наберёт себе новых слуг, молодых, здоровых, которые не валяются в лазарете по несколько дней, не в силах подняться… От этих мыслей встал ком в горле и Мерджан сделал резкий вдох, похожий на всхлип. Тут же, хлопая своими ясными голубыми глазами, подбежал Тахир: — Вам плохо? — Дышать можете? — послышалось с другой стороны. Рядом с кроватью стоял ещё один Тахир. Решив, что вчерашний ночной кошмар продолжается, Мерджан зажмурился, а потом резко открыл глаза. Оба юноши никуда не исчезли. Четыре круглых голубых глаза смотрели внимательно и встревоженно. — Что за… — только и мог простонать Мерджан, откидываясь на подушку. — Познакомьтесь, Мерджан-ага, это мой брат Халим, — пояснил один из юношей. Мерджан облегчённо вздохнул: слава Аллаху, ещё не сошёл с ума. — Так вы… — Близнецы, — приветливо кивнул второй юноша. Всего-навсего близнецы, а не видения от разнообразных порошков, настоев и отваров, которые в последние дни приходилось поглощать в огромных количествах. Хоть это хорошо. Сейчас совсем не время потерять рассудок. — Мне нужно ненадолго отлучиться. Халим побудет вместо меня, — улыбнулся Тахир и выскользнул за дверь. — Ты тоже лекарь? — поинтересовался Мерджан, глядя как ловко молодой человек смешивает порошки. — Лекарь, — загадочно улыбнулся Халим, — только лечу не людей. — В смысле? — Животных, птиц. Недавно вот павлина лечил. Но в основном лошадей. С ними проще. Мерджан слегка улыбнулся. Лошадей он любил с юности. Халим прав, во многом с ними проще, чем с людьми. Однажды по дороге из Архива в казармы Мерджан и Мехмед увидели приоткрытую дверь в конюшню. Вокруг никого не было. — Давай зайдём, — предложил Мехмед, — коней посмотрим. Здесь кони семьи султана. Идея показалась соблазнительной, тем более, что внутри тоже не было людей, только кони. Зато какие! Глаз не оторвать! Все учащиеся Дворцовой школы в обязательном порядке должны были обучаться верховой езде, но скакали в основном на невзрачных приземистых лошадках из другой конюшни, ближе к казармам. Здесь же содержались кони удивительной красоты и самых редких мастей. Особенно хорош был огромный конь с жемчужно-белой, уложенной волосок к волоску шерстью. Длинная густая грива ниспадала на его мощную шею, а в серых глазах светилась мудрость. Мерджан и Мехмед замерли, не в силах оторвать взгляд от этого прекрасного и величественного создания. — Вот же прохиндеи! — раздался резкий выкрик. — А ну пошли отсюда вон! К стойлам стремительно приближался молодой конюх, воинственно размахивая лопатой, перепачканной в лошадином навозе. Мехмед и Мерджан мгновенно выскочили из конюшни и, обгоняя друг друга, бросились наутёк. Вслед раздался плеск и грязная ругань. Обернувшись на звук, Мерджан не смог удержаться от смеха: грозный конюх плеснул вслед убегавшим навозной жижей из ведра, но не рассчитал и сам оказался обляпан коричневой кашицей. — Ух, попадитесь мне! — рявкнул он и погрозил кулаком. Пока конюх, тщетно пытаясь отчистить кафтан и штаны, изрыгал поток отборной брани, Мехмед и Мерджан столкнулись с новым препятствием. — Стоп, стоп, стоп! Не спешите! — дорогу преградил немолодой, но крепко сложенный человек в добротном кафтане — главный конюший Ахмед-ага. — Что тут происходит? — Прощенья просим, Ахмед-ага, — Мехмед вежливо поклонился, — мы только хотели посмотреть лошадей. Мерджан только низко согнулся в поклоне, желая провалиться на месте от стыда. — Ахмед-ага, поверьте, они… — распространяя вокруг себя аромат навоза, подбежал молодой конюх, — они… — Я видел, Рустем, — главный конюший улыбнулся и от глаз разбежались лучики морщинок. — Ты устал. Убери за собой и можешь отдыхать. — Но я ещё… — Ребята помогут. Правда же? Работы не боитесь? Раз любите лошадок, надо любить и ухаживать за ними. Мехмед и Мерджан благодарно закивали и направились в конюшню вслед за Ахмедом-агой. Каких только лошадей не было в султанской конюшне! Изящные ахалтекинские, арабские и персидские кони соседствовали с огромными европейскими тяжеловозами, подаренными султану послами дружественных государств. Масти поражали своим разнообразием: гнедые, вороные, светло-серые, рыжие, золотистые, пегие. Каждого коня Ахмед-ага называл по имени, гладил, угощал яблоками и морковью, а Мехмед и Мерджан подносили корзины с любимыми лошадиными лакомствами. Главный конюший подошел к стойлу прекрасного белого коня: — Это любимый конь Повелителя. Его зовут Буран. Подойдите, ребята, познакомьтесь. Мерджан вынул из корзины большое яблоко, подошёл к коню, поклонился и робко представился: -М… Мерджан… Конь величаво, по-королевски кивнул, вопросительно взглянул на Ахмеда-агу и, получив одному ему известный сигнал, осторожно взял яблоко мягкими губами. — Лошади, — заметил главный конюший, — это самые благородные животные в Мире. У моего народа есть одна легенда. Однажды Алпамыш-богатырь держал путь через горы, оступился и упал в ущелье. Очнувшись в прекрасной долине, он увидел коней, но не обычных, а разумных. Они строили дома, выращивали овёс, овощи, фрукты, умели читать и писать. Алпамыш поражался их уму, доброте и благородству, ибо не было в удивительной стране места ни лжи, ни зависти, ни жестокости… Поблизости жили другие существа. Внешне они выглядели как люди, один в один, но были дики и лишены разума. Эти жадные, завистливые, мелочные, трусливые, жестокие и мстительные существа внушали только отвращение… Напевную речь главного конюшего прервал грохот — Рустем с досадой пнул ведро, которое отлетело в дальний угол и ударилось о стену. — Рустем, — окликнул Ахмед-ага, — даю тебе выходной на завтра. Отдохни от работы. Рустем почтительно поклонился, но было заметно, что в его взгляде сквозила ненависть. — Алпамыш вернулся домой и долго не мог смотреть на людей, вспоминая мудрых и благородных коней, — как ни в чём не бывало, продолжал главный конюший, — много раз он хотел найти загадочную долину, но дорога в этот волшебный край закрыта для чужаков… Вдохновившись рассказом, Мерджан и Мехмед под руководством Ахмеда-аги до позднего вечера чистили стойла, таскали тюки с сеном, наливали воду в поилки и наполняли кормушки, желая каждому коню приятного аппетита. Время пролетело незаметно. Солнце почти зашло за горизонт, окрашивая вечернее небо в золотые и тёмно-фиолетовые тона. Когда Мерджан и Мехмед, испачканные, уставшие, но невероятно довольные возвращались в казарму через дворцовый сад, вечернюю тишину прорезал зычный голос стражника: — Дорогу! Шах-и-Хубан Султан Хазретлери! Слава Аллаху, наконец-то Госпожа здесь! Прошло почти полгода с тех пор, как султан Сулейман взошёл на престол, но всё это время о его младшей сестре ничего не было слышно. Как и полагается, Мерджан повернулся спиной к садовой дорожке, но в последний момент не удержался и мельком взглянул через плечо. Увиденное поразило сильнее грома, молнии и янычарской сабли вместе взятых. У юной госпожи было лицо… Анны. Да, именно той девушки с портрета, его родной матери. Получив от Мехмеда резкий толчок в бок, Мерджан попытался проморгаться и немного прийти в себя. Нет, это всё только показалось! Такого не может быть. Медальон остался в Манисе, а за несколько лет черты матери стёрлись из памяти. Как только вдалеке стихли шаги, Мехмед начал возмущаться: — Ты одурел? Кто тебе позволил смотреть? Хочешь головы лишиться? Ты что, забыл правила? В Дворцовой школе Мехмед лучше всех знал правила и умел извлекать из них максимальную пользу. Поэтому рядом с ним было спокойно и безопасно. Мерджан держался вблизи старшего товарища, чтобы избежать тычков, подножек, жестоких розыгрышей и грубых насмешек, которые сыпались градом, стоило только ему появиться где-то в одиночку. Продолжая негодовать, Мехмед ускорил шаг, а Мерджан всё молчал и рассеянно смотрел вдаль. Он был благодарен и очень ценил дружбу, но сейчас разговаривать не хотелось, да и нечего было сказать в своё оправдание. Он действительно виноват. Слава Аллаху, никто не заметил такого неподобающего поведения. Мехмед замолчал и некоторое время шёл, мрачно глядя себе под ноги, а потом неожиданно поднял голову и спросил: — Красивая? — Кто? — растерянно переспросил Мерджан, хотя прекрасно понимал, о ком идёт речь. — Кто-кто, сестра султана, конечно! — Не рас…смотрел… — Мерджан смущённо опустил глаза. — Врёшь! — недовольно буркнул Мехмед и направился в казарму. Всю ночь Мерджан не мог заснуть, образ юной госпожи, маня и завораживая, постоянно возникал перед его взором. Не верилось, что она теперь так близко. Очень близко и невероятно далеко. На следующее утро Мерджан и Мехмед стояли в карауле в отдалённой части дворцового парка рядом с летним птичником, сооружённым, дабы султан, его семья и гости могли наслаждаться пением редких экзотических птиц. Для этих целей была отведена большая площадка с кустами барбариса, цветочными клумбами и вольерами причудливой формы, в которых летом содержались певчие птицы. Сейчас же весна только робко вступала в свои права, кое-где лежал снег, клетки были пусты, зато на клумбах живописными куртинками красовались подснежники. Как только первые солнечные лучи осветили верхушки деревьев, в глубине парка показалась миниатюрная фигурка, закутанная в длинную тёмную накидку с капюшоном, и скрылась среди вольеров пустого птичника. Каким-то только ему понятным чутьём Мерджан уверенно определил в таинственной обладательнице накидки сестру Повелителя — Шах-и-Хубан Султан. — Я сейчас… — шепнул Мерджан товарищу и торопливо направился к вольерам, не обращая внимания на брошенное вслед недовольное «Куда?». Такой шанс выпадает один раз в жизни! Хоть мгновение побыть рядом с Шахи… Они так давно не виделись. Кажется, целую вечность… Запыхавшись, Мерджан подбежал к птичнику и чуть не попал в глупую ситуацию: Госпожа была не одна! Рядом переминался с ноги на ногу хранитель покоев Повелителя — Ибрагим-ага. «Ну конечно, размечтался, дурак!» — разозлился Мерджан на свою недальновидность и хотел вернуться на пост, но любопытство взяло верх, заставив подойти ближе и спрятаться за большим вольером, обшитым с одной стороны широкими досками. Сквозь щель можно было наблюдать за происходящим, оставаясь при этом незамеченным. В утренней тишине ясно слышался звонкий и мелодичный голос юной госпожи: — Ибрагим, ты не ответил на моё письмо! — Я не получал никаких писем, госпожа, — пряча глаза, мямлил хранитель покоев. — Ну ладно, теперь это неважно. Валиде позволила мне приехать, чтобы поговорить о предстоящей свадьбе и поездке в Конью. Этот Лютфи-паша… — Лютфи-паша достойный слуга нашего Повелителя. Я верю… — Ибрагим, как ты можешь такое говорить! Нужно всё честно рассказать. Эта свадьба не должна состояться! Я ни за что не поеду в Конью! — Необходимо усыпить бдительность Валиде, госпожа, — голос хранителя покоев стал мягким и задушевным. — Пока что сделайте вид, что согласны. Потом я что-нибудь придумаю… — Кроме тебя мне не на кого положиться, — Шах подошла к высокой клумбе, сорвала цветок подснежника и протянула его Ибрагиму. — Не забывай меня. Госпожа развернулась и, пряча лицо под огромным капюшоном, быстрым шагом направилась в сторону дворца. Приложив цветок к груди, Ибрагим учтиво поклонился, а потом с раздражением отшвырнул подснежник и потёр ладонями виски. Постояв недолго и оглядевшись по сторонам, хранитель покоев направился к воротам. Как зачарованный, Мерджан приблизился и поднял упавший на снег крошечный цветок, чудесным образом сохранивший тепло рук несравненной Госпожи. Изящные серебристо-белые лепестки источали тонкий сладковатый медовый аромат, от которого радостно замирало сердце. Держа в ладонях маленькое чудо природы, Мерджан раз за разом прокручивал в голове увиденную сцену и понимал, что хранитель покоев палец о палец не ударит, чтобы помочь Госпоже. Бедная Шахи… Она в опасности. Её собираются выдать замуж за негодяя, который убил свою беременную жену. Нет, этого нельзя допустить! Аккуратно разместив только что обретённое сокровище в нагрудном кармане рядом с обгоревшим кусочком письма, Мерджан поспешил вернуться на пост и в ужасе застыл: Мехмеда распекал неожиданно нагрянувший начальник караула. За отсутствие на посту полагалось наказание — какое точно, Мерджан не знал. Он был робким и неприметным, а таких редко наказывают. К тому же, постоянное нахождение рядом с Мехмедом, самым серьёзным и ответственным учащимся Дворцовой школы, давало свои преимущества. Начальник караула велел ждать его возле входа в казармы и полдня где-то пропадал. Как только появилась слабая надежда, что о проступке и наказании благополучно забыли, пришёл дежурный ага и, не вдаваясь в подробности, небрежно бросил: — Сорок плетей. Наказание было назначено на время вечернего построения. Весь день Мехмед ходил угрюмый, а Мерджан был готов исчезнуть с лица земли, понимая, как сильно он опозорился и подвёл единственного человека, на поддержку которого всегда мог рассчитывать. Для построений и наказаний использовалась находящаяся между казармами и конюшнями плотно утоптанная площадка с помостом для выступлений начальствующего состава с одной стороны и позорным столбом — с другой. Дрожа то ли от пронзительного ветра, то ли от леденящего страха, Мерджан снял кафтан и рубашку, встал лицом к столбу и вложил руки в специальные крепления. Со всех сторон виднелись любопытные, сочувствующие и насмешливые лица товарищей. Равнодушных не было, ведь на этом месте рано или поздно мог оказаться каждый. Дежурный ага объявил о наказании, подошёл и протянул плеть Мехмеду: — Исполняй! — Не могу, — угрюмо буркнул Мехмед. — Да как ты смеешь? Исполняй приказ немедленно! — Я здесь учусь не на палача, — Мехмед мрачно взглянул исподлобья и низко опустил голову. — Не надо… — чуть слышно прошептал Мерджан товарищу. — Сделай, как велят… — Разговорчики! — грозно рявкнул дежурный ага и прошипел, наседая на Мехмеда. — Не выполнишь — будешь на его месте. И уже сорока ударами не отделаешься. Исполняй! Мехмед отступил на шаг, втянул голову в плечи, уставившись в землю, но плеть не взял. Повисла тревожная тишина, а затем в толпе послышался шёпот и смешки. Обстановка становилась напряжённой. — Я тебя предупреждал! — дежурный ага вплотную приблизился к Мехмеду. — Сто плетей! Толпа зашумела. Сто плетей — так можно и насмерть забить. — Прекратите безобразие! Немедленно! — раздался звонкий девичий голосок. По рядам пронёсся шёпот: «Сестра султана». Все затихли в ожидании неминуемой развязки. Мерджан попытался хотя бы краем глаза увидеть, что происходит, но руки были крепко привязаны к столбу. — Вы — подданные Великой Империи, а ведёте себя как варвары и дикари! — не унималась младшая сестра султана. — Позор! Повелитель немедленно обо всём узнает! — Госпожа, — послышался сладко-тягучий голос неожиданно появившегося Тюлке-аги — заместителя начальника Дворцовой школы, — госпожа, не гневайтесь, прошу вас. Зачем же беспокоить Повелителя? Мы сейчас всё уладим… Виновные непременно будут наказаны… — Не надо, — уже тише отозвалась Шах-и-Хубан, — не надо никого наказывать. Просто остановите эту… экзекуцию. — Прекратить! Прекратить! — визгливо крикнул Тюлке-ага. — Расходитесь! Расходитесь! — Разойтись! — недовольно скомандовал дежурный ага. — Ужин сегодня отменяется! Мерджан с трудом застёгивал пуговицы застывшими пальцами и виновато поглядывал на задумчиво стоящего в стороне Мехмеда, боясь подойти. Всё-таки вина перед товарищами была огромна: все остались без ужина, а Мехмед запросто мог получить сто плетей. Стыдно, очень стыдно… Мехмед подошёл сам, взглянул исподлобья своими пронзительными чёрными глазами: — А знаешь… Она красивая. Мерджан только вздохнул и низко опустил голову. Не сговариваясь, товарищи устало поплелись в сторону казармы. Всю ночь то ли от голода, то ли от пережитого ужаса Мерджан не мог спать, ворочаясь с боку на бок. Он обдумывал, как можно помочь Шахи. Поговорить с Повелителем? Рассказать о Лютфи-паше и его покойной супруге? Но кто он такой, чтобы проситься на приём к султану? И как доказать, что это не клевета? Решение пришло внезапно — нужно попроситься в услужение к Госпоже и поехать в Конью. А там уж он сможет её защитить! — Да ты с ума сошёл! — возмущался Мехмед, которому Мерджан с утра по секрету вкратце поведал о своих планах. — Какая ещё Конья? Тебя же оставляют служить в столице, в Архиве. Это такая честь! Сам Мехмед мечтал о военной карьере. Именно в походе был шанс поближе познакомится с визирями и даже самим султаном. Там, где все на виду, можно хорошо зарекомендовать себя и довольно быстро получить повышение. А потом недалеко и до места в Совете… Поэтому узнав, что Мерджан собирается говорить с Беркером-агой о распределении в Конью и считая эту идею изначально провальной, Мехмед выразительно покрутил пальцем у виска и махнул рукой: — Ну иди, узнаешь о себе много хорошего. Чтобы не злить высокое начальство невнятной речью, Мерджан предварительно написал прошение о распределении его в Конью, в услужение Шах-и-Хубан Султан. Беркер-ага несколько раз перечитал, нахмурился и отшвырнул бумагу в сторону: — Ты знаешь, что служить султаншам могут только евнухи? То есть, ты добровольно отказываешься от нормальной жизни? Мерджан знал, но как-то не придавал этому значения. Беркер-ага тоже евнух и это не мешает ему много лет возглавлять Дворцовую школу и даже встречаться с калфой. — А ты в курсе, как становятся евнухами? — Беркер-ага поднялся из-за стола и гневно двинулся вперёд. От страха Мерджан забыл все слова и только утвердительно закивал головой. — Нет, ты не знаешь. — Теперь Мерджану приходилось задирать голову, чтобы разглядеть угрожающе нависающего над ним Беркера-агу. — Ничего ты не знаешь. Сначала тебя привяжут за руки и ноги так, что ты не сможешь пошевелиться, потом раскалёнными щипцами вырвут твои внутренности. Многие умирают. Если не сразу от боли, то от кровотечения. Если не от кровотечения, то от заражения. Из десяти выживает один, в лучшем случае двое. Предположим, ты выжил. Потом ты заново учишься сидеть, стоять, ходить. Каждый шаг доставляет боль. Потом… Потом оказывается, что ты ей не нужен! Не нужен! Нависая грозной тучей, Беркер-ага тряс Мерджана за плечи, срываясь на крик: — Не нужен! Не нужен! Не нужен! Ты чуть не сдох, а ей евнух не нужен! Она, видите ли, берёт с собой калфу! Мерджан испугано вжался в стенку, боясь пошевелиться. Беркер-ага замолчал, подошёл к столу, ещё раз перечитал прошение и горько усмехнулся: — Пойми, мы же для них не люди, мы рабы. Это как вещи, как домашний скот: бараны, коровы, кони. Конь не выбирает, кто на нём будет ездить. Его можно оседлать, запрячь в телегу, оскопить, пустить на мясо. Он не должен возражать. Господа нас за людей не считают. Все они такие. Но то они и господа. — Неправда, — твёрдо сказал Мерджан и сам испугался звука своего голоса. — Она не такая! — Болван. — устало вздохнул Беркер-ага. — Редкостный болван. Ну ладно, разрешаю пройти всю программу досрочно. С преподавателями будешь договариваться сам. И освоишь дополнительный курс управления хозяйством, тебе пригодится. Не забыл, что завтра конкурс по каллиграфии? Вот и посмотрим, каков ты в деле. Не победишь — даже не заикайся про Конью! Мерджан пролепетал слова благодарности и, пятясь, покинул кабинет. Вслед послышалось: — Вот же болван, каких поискать… Придя в казарму, Мерджан постарался как можно более незаметно пробраться на своё место, но не тут-то было. — Что он сказал? — не скрывая усмешки, поинтересовался Мехмед. — Сказал, что я болван. — Правильно! Ты и есть болван! — раздражённо бросил Мехмед, а потом придвинулся и зашептал в самое ухо. — Много лет назад Беркер-ага стал евнухом для того, чтобы служить Айнишах Султан — дочери султана Баязида, а госпожа взяла, да и вышла замуж, уехала в Семендере, а Беркера-агу с собою не взяла, сказала, что не нужен. Он такие перспективы упустил, мог бы полководцем стать или визирем… Хорошо, его поставили руководить Дворцовой школой. На этот пост как раз требовался евнух, иначе нельзя… Мерджан с интересом слушал историю, сочувствовал Беркеру-аге, но решения своего так и не переменил. Госпожа Шах-и-Хубан не такая, как все остальные. Она добрая и ценит дружбу. Он ей нужен. Он в этом уверен. Почти уверен. Для начала надо победить в конкурсе, а потом поговорить с Госпожой. Вдруг всё-таки не нужен? Да нет же, нужен! Теперь главной задачей стала победа в конкурсе по каллиграфии. Необходимо было занять если не первое, то хотя бы призовое место. В соревнованиях участвовали две команды — команда Дворцовой школы и команда гарема. В каждой — по десять человек. Команду Дворцовой школы возглавлял Мехмед, а команду гарема — худенькая неприметная девушка по имени Назлы. В жюри входили Беркер-ага, его заместитель Тюлке-ага, Нигяр-калфа, Серен-калфа, преподаватели каллиграфии и рисования. Увидев много знакомых лиц, Мерджан успокоился. Преподавательниц из гарема он не знал, зато Серен-калфу встречал однажды прогуливавшейся по дворцовому саду в обществе Беркера-аги, а Нигяр-калфа была постоянной спутницей Гюля-аги. Конкурс поразил разнообразием заданий: написание текстов под диктовку, стенография, точное копирование текстов, чертежей и рисунков, воспроизведение по памяти. Всего не перечесть. Соревнования длились три дня и под конец у всех участников нестерпимо болели пальцы и слезились глаза. По итогам конкурса победила команда Дворцовой школы. В личных соревнованиях первое место, как и предполагалось, занял Мехмед, второе место досталось Мерджану, который немного отставал по скорости, зато точно и старательно выполнил все задания, особенно воспроизведение по памяти. Ко всеобщему недоумению, третье место заняла Назлы из гарема, показав наилучшие результаты в копировании почерка. — Плохо! Очень плохо! — негодовал Беркер-ага, собрав после вручения наград всю команду Дворцовой школы. — Гаремные девицы меньше полугода во дворце, а уже наступают вам на пятки! Да, вы победили! Но с каким отрывом? С мизерным отрывом! Позор! Выслушав гневные тирады Беркера-аги, учащиеся начали расходиться. Несмотря на победу, настроение у всех было испорчено. — А ты стой! — тяжёлая ладонь Беркера-аги опустилась Мерджану на плечо. — Сходишь на конюшню, посмотришь, как кастрируют лошадей. Тебе полезно. Я договорился. Час от часу не легче! Теперь ещё смотреть на всякие ужасы. И какая в этом польза? Говорливый главный конюший Ахмед-ага благодушно встретил Мерджана, рассказал о пользе кастрации коней и назначил время, а также похвастался, что подобрал самого красивого жеребёнка для младшей сестры Повелителя. — М…можно п…посмотреть? — робко спросил Мерджан. — А разве ты не знаешь? — удивился Ахмед-ага. — Госпожа сегодня утром уехала. И лошадку свою забрала. Мерджан почувствовал, что земля уходит из-под ног, но в последний момент успел схватиться за перила коновязи… *** Отъезжая от столицы, карета тряслась и раскачивалась, за окном мелькали рощи, поля, деревни. Солнце уже стояло высоко над горизонтом, безоблачное небо манило умиротворяющей синевой, но воздух пока был прохладным. Афифе-хатун дремала, а Джемре неотрывно смотрела в окно. Шах прокручивала в голове события прошедших дней и никак не могла понять, где она совершила оплошность. Каким-то непонятным образом Валиде узнала о встрече с Ибрагимом и приказала срочно отправляться в Трабзон и ждать там свадьбы. Валиде пригрозила, что расскажет всё Сулейману и преподнесёт это так, что Ибрагиму не избежать смертной казни. Ничего не оставалось, как согласиться. Даже поговорить с Сулейманом не удалось — он был либо на заседании Дивана, либо со своим гаремом. «Гарем» представлял собою рослую и пышнотелую девицу с наглой физиономией и ярко-рыжими волосами, бесцеремонное поведение которой вызывало досаду и недоумение. Единственная радость во всей этой печальной истории — брат позволил выбрать на конюшне лошадь и теперь вместе с Шах в Трабзон направлялась годовалая красавица Метель — самая необычная лошадка из главной конюшни. Её тёмно-серая шерсть была усыпана светлыми пятнами, напоминающими по форме снежинки. Длинные снежно-белые грива и хвост искрились и переливались на солнце. Выразительные тёмные глаза смотрели кротко и доверчиво. Знакомство с Метелью было несколько омрачено неприятным происшествием — в Дворцовой школе рядом с конюшнями решили устроить публичные наказания и пришлось преподать урок наглым и жестоким грубиянам, напомнив, что они находятся в Великой Османской Империи, а не у себя дома. Как по мановению волшебной палочки слухи об этом дошли до Валиде и она тут же пригрозила отобрать лошадь, если Шах в течение трёх дней не уберётся из Топкапы. К тому же, она запретила выходить из покоев и видеться с кем-либо кроме Афифе-хатун и служанки Джемре. Пришлось быстро собраться и уехать, не попрощавшись ни с Хатидже, ни с Сулейманом, ни с Ибрагимом. Зато Метель теперь рядом. «Она станет моим другом, я больше не буду одинока» — успокаивала себя Шах, еле сдерживая слёзы. Утреннюю тишину нарушил стук в дверь. Шах открыла глаза и села на узкой постели, торопливо поправляя платье, приглаживая волосы, вспоминая все подробности похищения и вынужденного путешествия в компании разбойников. Слишком широкий вырез чужого платья нужно было чем-то скрепить — для этого идеально подходила расписная брошь с подснежниками, подаренная Аслией в память о матери. Именно то, что надо для простого наряда — мило, изящно, со вкусом. Не успела Шах открыть застёжку, как зашёл Рифат с тарелкой, накрытой полотенцем, и учтиво поклонился: — Госпожа. Михримах Султан… Как вы себя чувствуете? Что-то беспокоит? От такой наглости Шах подпрыгнула на месте. — Меня беспокоит ваше присутствие, — ледяным тоном произнесла она. — Ваше и ваших сообщников. Не могли бы вы освободить меня от необходимости терпеть ваше общество? Рифат спокойно стоял, сверля Шах пронзительным взглядом чёрных глаз. Казалось, ничто не могло вывести его из равновесия. Каков мерзавец! — Рад, что вам лучше, госпожа, — немного иронично произнёс он и подошёл ближе, прикрыв за собою дверь. — Надеюсь, вас не затруднит обсудить обстоятельства нашего… эмм… путешествия. — Что ещё вы от меня хотите? — Шах не совсем понимала, к чему клонит этот негодяй, но терять лицо в его присутствии не было желания. — Надеюсь, вы догадались, что все мы пользуемся не настоящими именами. Я — Рифат, а мои, как вы метко выразились, сообщники — Инад и Динар только на период… этой поездки. — И что из этого? — В…кхм… путешествии нам несколько неловко называть вас Михримах Султан. Вы же понимаете, везде есть уши… — Рифат заговорщически понизил голос. — Поэтому предлагаю вам выбрать какое-нибудь имя на время эээ… поездки. Шах поправила вырез платья, слегка коснулась броши с рисунком подснежника, провела пальцами по ободку и обречённо произнесла: — Керделен . — Что же, Керделен-хатун, подкрепитесь и собирайтесь, — Рифат показал взглядом на тарелку, которую поставил на небольшой столик, — мы скоро выезжаем. И вот ещё что. Мне бы не хотелось снова давать вам эликсир, а то вы можете ослабеть в дороге. Не советую шуметь и привлекать внимание. Всех, кто случайно или неслучайно узнает о вашем присутствии, нам придётся убить. Вы же не хотите стать причиной смерти невинных подданных Империи? Шах надменно кивнула и отвернулась. Слегка поклонившись, Рифат неслышно выскользнул за дверь. Обхватив руками колени, Шах погрузилась в размышления. У Мерджана нет возможности быстро собрать многочисленный отряд воинов, а если он попытается найти её в одиночку или с небольшой группой верных людей, то страшно представить, чем это всё может закончиться. Нет, она не может так рисковать! Он слишком дорог ей. «Мерджан, оставайся во дворце», — мысленно произнесла Шах и оборвала связь.