И мы не знали, что говорить, мы смеялись, мы плакали,
мы говорили тысячи слов без связи и мысли…
Ф. М. Достоевский «Белые ночи»
Шёл дождь. Но это был не тот дождь, который так ждут после невыносимой жары. Он совсем не принёс такой желанной свежести горожанам и жителям пригорода. Утро было пасмурным. Всё теперь стало серым и блеклым, все яркие цвета вдруг исчезли. Небо сдавили тучи, отчего оно казалось таким низким, что казалось, будто бы до него и рукой возможно дотянуться. Воздух был неподвижен и особенно влажен, ветра практически не было, из-за чего на улице было даже более душно, чем в жаркие дни. Когда же наконец пошёл долгожданный дождь, когда наконец первые капли коснулись земли, легче не стало. На улице стало совсем нечем дышать, а грозное небо нависло над землёй так низко, что даже просторные равнины, простирающиеся огромные расстояния, в которых расположен был особняк Джостаров, казались всего-то маленькой каморкой, в которой было невозможно тесно. Когда небольшой дождик только начал накрапывать, все растения вдруг ожили. Пожухлая трава на глазах наполнялась жизнью, становилась зеленее, листья на кустах и деревьях расправлялись. Всё вдруг воспряло, воскресло, вся флора будто благодарила небо за такой подарок. Но вот когда начался ливень, всё переменилось. Капли, стремительно несущиеся к земле, ударяли по листьям, стеблям с такой силой, что всё теперь дрожало. Дождь яростно, с остервенением бил по окнам и крыше. В особняке, особенно на чердаке, это слышалось слишком хорошо. Казалось, будто крыша и окна могут легко сломаться, не выдержать гнёта бушующей стихии. Джонатан весь день бродил по дому, как во сне. Он не мог ничего делать, волнение в нём не давало ему ни спокойно прочитать что-нибудь, ни забыться сном, ни пойти к друзьям из университета, что давно уже звали его провести с ними время. Даже есть ему не сильно-то и хотелось, что Джонатана особенно волновало. Может, по нему и нельзя сказать, но поесть он любил. Он никогда не отказывался ни от каких вкусностей. Сегодня же, когда Джонатан без дела слонялся по своей огромной комнате, он решил со скуки съесть шоколадку, которая лежала у него в изящном комоде у мягкой уютной кровати внушительных размеров, но, открыв комод, он вдруг перехотел есть совсем. За несколько часов до назначенной встречи Джонатан собрался и поехал в город. В этот день он соблюдал все правила в одежде. Его нельзя было назвать в тот день денди, он выглядел как самый настоящий джентльмен из высшего общества. Чего только стоили несравненный новый цилиндр и замшевые перчатки, в которых можно было выходить только на променад. ДжоДжо долго ходил по мокрым улицам. Сам он тоже вымок практически насквозь. Большое количество слоёв одежды его не спасло. Джонатан слишком много времени провёл под дождём. Улицы выглядели совершенно иначе, нежели в зной. Дождь будто смыл всю желтизну с этого города. Удивительно, но на улице было намного больше людей, чем бывало в жару. Все суетились, бежали куда-то, ни один человек не прогуливался вальяжно. В такую погоду нельзя выходить на улицу не по делам, гулять в такую погоду нельзя, никто так не делает. Но Джонатан уже привык делать всё то, что не принято в обществе нормальных людей. Ему нравилась такая погода больше, чем та, что была все прошедшие дни. Ближе к вечеру воздух стал более свежим, дышать стало гораздо легче, что не могло не радовать ДжоДжо. Но спокойствия на улице Джонатан не получил. Всё же суета и дождь, шумящий везде, не помогали ему забыться в своих мыслях. Он стремился прочь от прохожих, но при этом ему было одиноко, когда он ходил по переулкам. ДжоДжо делал глубокие вдохи, пытаясь надышаться свежим воздухом, но грудь будто стянуло чем-то. Он чувствовал себя рыбой, выброшенной на сушу. Джонатан начал шарить по своим карманам в поисках портсигара и зажигалки. Он, найдя нужные ему вещи, спрятался под козырьком, вложил в рот папиросу и, бережно укрывая огонь от капель, поднёс зажигалку. Затянувшись, Джонатан посмотрел на пейзаж, открывающийся перед ним. Лёгкие будто уменьшились разительно, а горло настолько сильно сузилось, что ему казалось, будто его кто-то сдавил сильной рукой. Выпустив изо рта дым, он прикрыл глаза. Сразу перед ДжоДжо возник образ Дио, который держит его за шею. Дио в его видении ухмылялся надменно, глядя на него. Презрение читалось в его глазах. Джонатан привык к этому, но сейчас этот образ его пугал, он подрагивал от этого взгляда. Ему даже послышалось, что Дио прошептал что-то похожее на: «Ты отрепье». ДжоДжо затянулся ещё раз, он, как бы ни пытался вздохнуть, всё не мог надышаться. Горло будто сдавили настолько сильно, насколько это возможно. Он выдохнул, широко раскрыв рот, и распахнул глаза. Видение вдруг исчезло, растворилось в табачном дыму, перед ним была лишь грязно-коричневая обшарпанная стена и серый парапет с тёмно-зелёными вкраплениями плесени и мха. Он вздохнул ещё раз. Наконец-то ему удалось вдохнуть нормально, сжатые лёгкие насытились влажным воздухом настолько, насколько это было возможно. Дождь барабанил по железному козырьку. Да, он ужасный человек, павший очень низко, Дио из видения был прав. Он страшное отродье, которое катится по наклонной, понимая это, но не останавливаясь. Весь вчерашний вечер говорил о том, что Джонатан уже совсем не тот джентльмен с отличными манерами, который соблюдает все нравственные законы. Он совсем не тот, каким хотел быть, он прекрасно это понимал, но всё ниже и ниже опускался. В понимании Джонатана так и выглядел Ад. Он симпатичен, он очень привлекателен, хочется тонуть во всём этом разврате, всё прекрасно, всё весело и хорошо, но и тело, и душа умирают. И ДжоДжо чувствовал, как медленно умирает. Он давно это ощущал, но в этом не был виноват ни Роберт, ни его друзья. Джонатан покурил и пошёл на Огр-стрит. Их свидание уже скоро должно начаться, до него осталось всего часа полтора, может, чуть больше. ДжоДжо двинулся в сторону самой опасной улицы, на которой он находил успокоение. Он уже не обращал внимания на дождь, потому что вымок насквозь. Капли, проникающие уже под одежду, его совсем не беспокоили. ДжоДжо полностью погрузился в мысли о вчерашнем вечере, он даже не заметил, как нечаянно задел какого-то мужчину. Он, конечно, потом начал извиняться перед ним, но после он снова стал размышлять о том, что он делает. И вот Джонатан был уже возле дома, такого знакомого ему. Он отмечал каждый новый скол, каждое новое серое пятнышко, каждый новый след от ржавчины. Этот дом для ДжоДжо был таким родным уже, как и всё в этом дворе. Он смотрел в окно на пятом этаже. Конечно же он ничего не увидел бы при всём желании, но он надеялся хоть что-то разглядеть. Сердце у него в груди трепетало ещё сильнее. Джонатан почему-то зарделся. Волнение в нём было совсем не унять. Вдруг послышался какой-то радостный вопль, Джонатан обернулся на звук. Из-за угла выскочил Спидвагон. До встречи оставалось минут двадцать. Роберт бежал в грязной белой рубашке, застёгнутой наспех, нёс в руках свой плащ, который носил весь год, и размахивал забинтованной рукой. ДжоДжо рванул к нему на встречу, позабыв обо всех правилах приличия. Только с Робертом он здоровался не учтиво и скромно, как это требовалось в обществе, а так, как требовала его душа. Он хотел было обнять Спидвагона, но тот остановился в метре от него и стал расправлять плащ. — ДжоДжо, что с тобой? Ты совсем себя не бережёшь! — взволнованно лепетал Спидвагон, накидывая на Джонатана свой плащ. — Ты весь промок до нитки! Так и простудиться можно! — Да всё это уже не важно! — Джонатан улыбался. — Я так уже давно… — Боже! — воскликнул Спидвагон, взяв его под руку. — Так ты же и задрог наверное! Идём ко мне сушиться! — С тобой хоть куда! — ДжоДжо засмеялся. Спидвагон украдкой посмотрел на него, улыбаясь блаженно, и прижался сильнее, несмотря на то что Джонатан весь вымок. ДжоДжо восхищённо вздохнул, так обрадовавшись тому, что они взялись за руки. Ему это казалось теперь абсолютно нормальным, совсем не пошлым и грязным. Чарли точно неправ, ему всё кажется. Джонатан испытывает к Роберту только дружеские чувства. Он совершенно не хотел замечать пробежавшие по телу мурашки от прикосновения Спидвагона и слишком уж бурный восторг. «Это всё от неприятных мыслей о вчерашнем вечере, » — решил ДжоДжо, весело шагая рядом со своим другом. Они через минуту были уже в доме, так хорошо уже знакомом им двоим. Повесив верхнюю одежду на вешалку при входе, они двинулись наверх. И всё же Джонатан осматривал эту лестницу и этажи так, будто видел их впервые. «Сколько же лет всему этому!» — удивлялся Джонатан. — «Сколько лет простоял этот дом, сколько всего он видел!» Он рассматривал каждый не заштукатуренный кирпич, каждое пятно, воображая, что же с ними случилось. В голове у него мелькали разные чудные догадки. Джонатан даже хотел обо всём этом расспросить Спидвагона, но наверняка и он не знал всей невероятной истории этого здания. Ему оставалось только поглядывать на всё ещё блаженно улыбающегося Роберта. Пятый этаж. Из окна на этаже можно было рассмотреть, кажется, весь город. Джонатан всё смотрел на вид, открывающийся из окна, пока Спидвагон не открыл громко и жалобно скрипящую дверь и пригласил его в свою квартиру. Лучше назвать эту квартиру комнатой, потому что в этой небольшой каморке были совмещены все те комнаты, что располагались в особняке Джостаров. Джонатану, чтобы прийти в столовую в особняке, нужно было пройти по всему второму этажу, спуститься по лестнице и обойти половину первого этажа. Роберту же, чтобы поесть, нужно было лишь велеть принести завтрак и встать с кровати. Комнатка была маленькой, чтобы пройти в неё, ДжоДжо необходимо было снять цилиндр и пригнуться. Половину комнаты занимала печь, возле которой стояла и продавленная кровать. Она была застелена застиранной простынью и старым тёплым пыльным пледом. На всём этом лежала большая подушка, которую по-хорошему следовало бы взбить. У стены, противоположной стене, у которой стояли кровать и печь, стоял грубо сколоченный стол, похожий больше на высокую табуретку. На нём скатерть заменялась газетой недельной давности, также тут лежали какие-то листы практически чистой бумаги и яблоко с оставшимися со вчерашнего дня вишнями, тут же был и единственный источник освещения комнаты — закоптелая керосиновая лампа. Возле стола располагался старый стул, на который Джонатан точно не рискнул бы сесть. Тут же стоял и тёмный комод, что сверху завален был самыми разными вещами. У окна, от рамы которого повсюду отставала краска, обнажающая тёмное дерево, стояло старое маленькое зелёное кресло, больше походившее на мягкий стул. Вся комната была такой маленькой и заставленной громоздкими предметами мебели, что ДжоДжо казалось, будто каюта какого-нибудь маленького кеча, способного только пересечь пролив между Великобританией и Францией, была гораздо больше комнаты, в которой жил Спидвагон. Отстававшие от стены тёмные обои были все в вырезках из газет, а потолок, с которого всё капала вода, был весь в плесени. Но больше всего его удивило то, что посреди комнаты, в этом узеньком проходе между кроватью и столом, стояла испуганная девушка. Впрочем, ДжоДжо узнал в ней женщину только потому, что грудь у неё была утянута какими-то тряпками. Вряд ли какому-нибудь мужчине в какой-либо ситуации пришлось бы утягивать грудь. Да и талия у неё слишком высоко располагалась, чтобы её можно было назвать мужчиной. И если бы на ней была бы какая-нибудь сорочка, то ДжоДжо точно бы не понял, что это женщина. Рыжие волосы её были коротко и неаккуратно подстрижены, из одежды на ней были большие ей штаны и огромные сапоги. Джонатану эта девушка напоминала его нового друга, с которым он познакомился вчера. Это был точно Чарли, ДжоДжо хорошо помнил, как выглядел вчера паренёк, и мог заявить, что девушка выглядит точно также. — Чарли? — удивился ДжоДжо. — Спидвагон! — взвизгнула девушка, зардевшись. — Почему ты ничего мне не сказал? Позор! Стыд! Да как так можно было поступить! — Извини! — Джонатан тут же отвернулся, конфузясь не меньше, чем девушка. — Хоть кто-то пытается соблюдать манеры! — девушка хмыкнула недовольно. — Да, я Чарли, да, я женщина, — раздражённо сказала она, — а что? Какие-то проблемы? — Никаких проблем, — быстро протараторил ДжоДжо. — В нашем обществе женщиной быть сложно, — объяснила Чарли, — поэтому я для всех просто мальчонка. Чарли оделась расторопно. ДжоДжо повернулся только тогда, когда девушка ему разрешила. Она всё ещё прикрывала свою грудь, обнимая себя за плечи. Хотя она уже полностью была одета. Джонатан старался не смотреть на неё, жутко смущаясь всякий раз, когда ему приходилось бросать взгляды на Чарли. — Всё, меня нет! — Чарли двинулась к двери, толкнув ДжоДжо. — Ты куда? — спросил Роберт. — Я? — Чарли вдруг замялась. — Я к Софи… — А она разве не работает? — поинтересовался Спидвагон. — У неё хозяйка строгая, вряд ли отпустит её. — У неё работа через часа три, — сказала Чарли, — а вообще я её когда-нибудь заберу! — Будешь внизу — вели Мэри согреть нам чай, — попросил Спидвагон. — А сам? — Чарли явно не хотелось идти и что-то просить. — Ты не выглядишь, как мокрая мышь, — сказал Роберт, — пожалуйста, позаботься о бедных вымокших нас! Чарли вздохнула и удалилась. Джонатану стало легче, неловкость, связанная с тем, что он увидел практически нагую девушку, исчезла. Но он был растерян, потому что находился впервые в этой квартире. Он стоял в проходе, не зная, куда себя деть. — Проходи, садись, — Спидвагон вздохнул, потупившись, — только на кресло лучше не надо: оно у окна, там дует… — На кровать можно? — спросил Джонатан немного робко. — Можно, — Роберт расторопно кивнул, — к чаю у меня только, как видишь, не много… — Ничего страшного, поверь, — ДжоДжо взглянул на него, — я всё равно есть не хочу. Роберт посмотрел на него удивлённо, его взгляд выражал совершенное непонимание. Джонатан улыбался умильно ему, облокачиваясь на стол. Спидвагон прошёлся по комнате и сел на стул. Сидел он неестественно ровно и смотрел на ДжоДжо с какой-то тревогой. Они выдохнули практически одновременно, но тут же испугались этого, так же одновременно вздрогнув. ДжоДжо глядел на него, видел, как часто и робко дышит Роберт, не отрывая взгляд от Джонатана. — Ты вчера о чём-то хотел мне сказать… — неловко начал Джонатан. — Прости, вчера у меня мысли в голове путались, собеседник вчера из меня был не самый лучший… — Ничего, я тоже вчера был тем ещё переговорщиком, — Спидвагон опустил голову и смотрел теперь в стол, — с пьяными не стоит разговаривать… — Так что же ты вчера говорил? — спросил Джонатан, глядя на него вопрошающе. — Вспомнить бы ещё… — Роберт усмехнулся стыдливо, почесав голову. — Ты ушёл раньше всех с… Лорой… Да… Потом Тату пошёл провожать Софи, а Фред пошёл с ними… Мы остались вдвоём с Чарли, потом вышла Лора, а потом и ты вернулся… Да, именно так… — Спидвагон вновь хмыкнул, но как-то печально или тоскливо. — Как тебе она, кстати? — Роберт! — воскликнул возмущенно ДжоДжо, рдея. — Нельзя такое спрашивать! Это же… Это… — он всё краснел, задыхаясь, злясь на себя за своё желание всё рассказать Спидвагону. — Это пошло… Сплошная грязь и непристойность… — выдохнул Джонатан, немного успокоившись. — Прости, — прошептал Роберт, сжавшись и сглотнув нервно, — я не хотел тебя смущать. — Нет, — Джонатан покачал головой, — нет, ты не виноват… В этот момент в комнату вошла служанка. Это была сухая женщина средних лет. Жидкие каштановые волосы собраны были в низкий хвост при помощи ленты. Одета она просто, скромно, видимо, и юбка, и блузка были далеко не новыми. Нельзя сказать, что она стара, но морщины на её загорелом лице, на лбу, между бровей и возле губ, выдавали огромное напряжение в ней. Она подала на подносе две чашки чая, не отрывая напряжённый взгляд от Роберта. Иногда она поглядывала на ДжоДжо презрительно. Джонатана эта женщина немного пугала. Она не отрывала от них взгляд даже тогда, когда уходила. Они замолчали, оба потупились. Джонатан глядел невидящем взглядом в стол, не зная, как продолжить разговор. Он хотел рассказать всё своему другу, которому доверял, как себе, но по всем нормам морали это было бы бесчестно по отношению к Лоре. ДжоДжо отпил горячий чай и вздрогнул. Он обжёг свой язык. — Джонатан, ты как? — Спидвагон наконец обратил на него внимание. — Всё хорошо, хорошо! — ДжоДжо вздохнул. — Я немного язык обжёг. — Ну тогда хорошо… — Роберт снова затих и опустил голову. — Прости, что так резко ответил на твой вопрос, — Джонатан виновато на него взглянул. — Нет, вопрос и правда был уж слишком личным, — поспешил его успокоить Спидвагон, — прости. — И всё же, Роберт… — Джонатан вдруг накрыл его повреждённую руку своей, Спидвагон вздрогнул. Видно, даже через гипс он чувствовал прикосновения. — Я очень хочу тебе рассказать о том, что произошло! Но это будет так бессовестно! Я не хочу порочить честь Лоры! — Я готов слушать тебя, — робко произнёс Спидвагон, — если хочешь говорить, то говори. Я никому не выдам твои секреты. — Ну… — тихо и смущённо сказал ДжоДжо, отводя взгляд, — Так всё странно… Я впервые был с женщиной… И я пытался сделать всё хорошо, чтобы ей понравилось, но она всё равно потом ушла… Я не понимаю, что я такого сделал, что ей не понравилось… — ДжоДжо, — ласково сказал Спидвагон, — ты не виноват, поверь. Я знаю Лору, это для неё нормально. Она ни с кем не остаётся больше, чем на одну ночь. Ты ничего с этим бы не смог сделать. — Да? — Джонатан обречённо выдохнул. — И это значит, что я ни при каких обстоятельствах не смог быть с ней? — он вопросительно посмотрел на Роберта. — То есть, это всё было лишь на один раз? — Так и есть, — Спидвагон закивал и помрачнел, — это тебя беспокоит? — Я… — Джонатан замялся. — Я не могу сказать, что люблю её, но можно ли так поступать? Я надеялся на любовь хотя бы потом… — Ты её и получил, считай, — сказал Роберт, — может, это была недолгосрочная любовь, но она была. — Нет же! — воскликнул ДжоДжо. — Это страсть, то, чего я хочу, немного не такое чувство! — попытался объяснить он. — Вот что для тебя любовь? — Ох, — Роберт вздохнул и почесал голову, — любовь… Если иметь ввиду что-то кроме влечения, то любовь для меня — это верность. Любовь для меня — это тогда, когда человек готов последовать за своей любовью хоть на край света, готов всегда поддержать свою любовь, несмотря ни на какие трудности… — говорил он всё это на одном дыхании, а после остановился, чтобы перевести дух и успокоить разгорячённый ум. — Любовь — это тогда, когда ты полностью отдаёшь и тело, и душу человеку, которого любишь. Джонатан внимал его словам, всё глядя на него. Он не замечал того, как краснеет от каждого сказанного Робертом слова. Особенно ему нравилось то, как Спидвагон нежно и трепетно произносил слово «любовь». ДжоДжо видел, как подрагивал он, произнося это слово, и дрожал вместе с ним. Дыхание у них двоих участилось, Роберт то и дело отворачивался, всё розовея от смущения. ДжоДжо всё продолжал держать его за руку, а Роберт не предпринимал попыток высвободиться. Он повторял практически одно и то же очень долгое время, сбиваясь, путаясь в мыслях, то и дело отхлёбывая чай. Спидвагон, видно, очень волновался, этот вопрос застал его врасплох. — В общем, если человек верен тебе так же, как сторожевой пёс верен хозяину, то он тебя любит… — заключил наконец Спидвагон дрожащим голосом и нервно улыбнулся. — Согласен, без верности любви не бывать, — Джонатан начал тихо и выдохнул, чувствуя, как рдеет, Роберт в это время вопросительно смотрел на него, — что же насчёт меня? Для меня любовь это что-то лёгкое… — он задумался. Сердце у него трепетало от того, что тему, на которую говорили, он считал особенно важной. — В смысле рядом с человеком, которого любишь, чувствуешь себя легко, счастливо, и радостное волнение наполняет душу. И весь мир рядом с этим человеком преображается, всё рядом с ним расцветает и свежеет. Когда рядом любимый человек, это ощущается так же хорошо и свободно, как и прогулка вечером после знойного дня, когда наконец появляется возможность вдохнуть грудью свежий и чистый воздух. С любимым человеком можно и веселиться, и пофилософствовать, и поплакаться, не боясь осуждения, потому что всецело доверяешь… — ДжоДжо смущённо хмыкнул, не зная, как закончить свою мысль. — И ты так чувствовал себя рядом с ней? — спросил Спидвагон, внимательно глядя на ДжоДжо. — Нет, — вздохнул ДжоДжо, опустив голову совсем, — нет, совсем не так… Я хотел бы узнать её поближе, может, тогда бы я и смог бы почувствовать лёгкость и свободу… — он прекратил говорить, о чём-то задумавшись. — Нет, ни в коем случае бы не получилось: она отдана другому, я не могу любить замужнюю женщину… Мне до сих пор совестно за то, что мы провели с ней ночь… — с сожалением о содеянном сказал Джонатан. — То, что случилось ночью, совершенно нормально, — попытался утешить его Спидвагон, доставая из-под кровати бутылку вина и наливая его в чашки, — бывает такое, что люди просто так спят друг с другом, без особой любви. В этом нет ничего противоестественного и грязного, главное, чтобы было по согласию. — Но Лора же замужем! — воскликнул Джонатан. — Я поступил очень подло, согласившись на это… — сдавленным голосом проговорил он, схватившись за голову. — Не вини себя, — ласково сказал Спидвагон, пододвигая ему чашку с вином. — И всё же это нехорошо, — ДжоДжо почти залпом осушил чашку, — совсем нехорошо… Просто ужасно! Они оба напивались в очередной раз. Спидвагон всё убеждал ДжоДжо в его невиновности в случившемся, оправдывал его перед ним же. Джонатан слышал отчаянное желание Роберта опровергнуть все доводы о том, что ДжоДжо виноват сильно в том, что произошло прошлой ночью. От этих безнадёжных попыток у него сердце разрывалось. Джонатан хотел уже воскликнуть: «Всё хорошо, не надо так переживать!» Но он испытывал слишком давящее чувство вины. ДжоДжо не мог просто отпустить ситуацию, слишком всё это было грязно, пошло, безнравственно. А главное они ласкали друг друга и шептали нежности, не испытывая друг к другу этого нежного и трепетного чувства. И зачем тогда это всё, если главного, любви, не было? — Иногда людям нужно удовлетворять себя с помощью других, чтобы чувствовать тепло чужого тела, слушать чужой голос, чуять чужой запах, чтобы заглушить пожирающее чувство одиночества, — объяснял Роберт, — и вчера два глубоко одиноких человека, ты и Лора, убили на один вечер это гадкое одиночество. — Роберт… — на выдохе произнёс ДжоДжо, удивлённо косясь на него. Откуда он узнал, что Джонатану в последнее время очень одиноко? Он не отрывал взгляд от Спидвагона, тот виновато глядел на него. ДжоДжо сглотнул нервно. Он хотел что-то сказать, но голос у него будто пропал. — Все мы одинаковые на самом деле, — мрачно начал Спидвагон, — и у всех нас бывают дни, когда особенно сильно хочется, чтобы рядом был человек, от которого можно получить ласку… Я вижу твоё одиночество, потому что и сам так же одинок… — он криво усмехнулся и опустил голову. — Да и стал бы ты таскаться с таким отрепьем, как я, если бы не был одинок? Джонатан от этих слов поёжился. Спидвагон — хороший человек, он не может о себе так плохо говорить. ДжоДжо проводит с ним время не от скуки и отсутствия друзей, а потому, что с Робертом ему так хорошо, как ни с кем другим. Алкоголь и возмущение в нём добавили решительности. Он наконец понял и принял всё то даже, что пытался опровергнуть. Джонатан нахмурил брови и пронзительно взглянул на Роберта, отчего тот удивлённо на него посмотрел. Спидвагон вздрогнул, когда ДжоДжо вдруг его опять взял за повреждённую руку. На этот раз Джонатан от волнения сильно сжал его руку, поэтому Роберт зашипел. ДжоДжо тут же одёрнул руку, тихо извинившись. — Роберт! — вскричал ДжоДжо, не сдержав своё волнение. — Роберт! Не говори так! Такими словами ты язвишь мне сердце и терзаешь меня! — он рвано дышал, всё глядя почти безумно на Спидвагона. — Я не могу… — Джонатан выдохнул, но долго не говорил ничего, лишь жадно хватая воздух. — Я должен высказать всё то, что у меня на душе! — О Господи, что с тобой? — испуганно пролепетал Спидвагон, не отрывая взгляд. — Послушай, — ДжоДжо немного успокоился и стыдливо отвёл глаза, — хотя лучше бы тебе такого не слышать… Это всё околесица, всё вздор, всё глупо! — он говорил это быстро, слова звучали бессвязно, будто он был в лихорадке. — Но прошу выслушать меня и простить… — ДжоДжо, что бы это ни было, я тебя с радостью выслушаю, — ответил Роберт, глядя на него пристально. Джонатану казалось, что в его глазах отражается страх. — Я люблю тебя, — слишком уж просто выдал Джонатан, — люблю так, как мужчине должно любить женщину. Впрочем, это всё, что я хотел сказать. С тобой мне хорошо, легко, спокойно и свободно. С тобой я живу. Живу и радуюсь тому, что могу дружить с тобой. И больше, честно, мне ничего не надо, кроме нашей прекрасной дружбы. Он говорил это практически без эмоций, так, как учитель рассказывает скучные уроки, на которых клонит в сон. Роберт смешался, убрал руки со стола и потупился. — ДжоДжо, ты, верно, выпил уж очень много… — тихо смущённо проговорил Спидвагон, краснея. — Я понимаю, нельзя такое говорить, — возбуждённо лепетал Джонатан, — я понимаю, что это звучит как сумасшествие, но это абсолютная правда! Я хотел сначала молчать: мужчине нельзя слышать такое признание. Я бы умер с этой тайной… — ДжоДжо задумался вдруг. — Всё же я много выпил… Не было особенных причин говорить это… Да… Алкоголь развязал мне язык… Но я тебя люблю всё равно… — он опустил голову и встал. — Люблю так, как не стоит любить… — Не уходи, прошу, останься! — Спидвагон подался вперёд и схватил его за руку. — Почему ты не гонишь меня? — спросил ДжоДжо. — Неужто оттого, что тебе жаль меня? Прошу, не надо только меня жалеть: я не хочу этого. — Нет, — Спидвагон покачал головой и встал, приблизившись к Джонатану, — дело в том, что я тоже люблю тебя. Люблю самой настоящей любовью, отчего и не верю, что слышу такое признание от тебя… Всё так странно и волшебно… Я почему-то не могу поверить, что это не сон. Джонатан вдруг взял его за плечи. Сначала прикосновение было робким, невесомым, но потом он сильнее сжал его плечи и наклонился к его лицу. Роберт замер и стоял неподвижно, лишь грудь у него вздымалась часто. ДжоДжо нежно дотронулся губами сначала до одной щеки, а после и до второй. ДжоДжо весь дрожал от небывалого волнения, глядя на зардевшегося Спидвагона. Они смотрели друг на друга испуганно, не понимая, что дальше делать. Роберт медленно протянул руки к ДжоДжо и поместил их на его талию. Они слышали беспокойное дыхание друг друга, чувствовали быстрое сердцебиение. — Да, не сон, не видение, — закивал Спидвагон, нарушив тишину. — Да, именно так… — Джонатан смотрел на него радостными глазами. — сядем на кровать, мне кажется, что я сейчас упаду от волнения. Они сели. Старые доски застонали под тяжестью их тел. Роберт взглянул на ДжоДжо, кусая губы. Его взгляд был полон желания и страсти, но это почему-то совсем не пугало и не отталкивало Джонатана. Ему это нравилось. Ему нравилась идея, что они могут утопать в искренних нежностях и ласках. Момент — и Спидвагон целует его прямо в губы. Это было внезапно, но приятно. ДжоДжо застонал ему в губы сладко, стараясь запомнить точно всё то, что чувствует. Волшебно. По-другому это не описать. Джонатан чувствовал небывалую лёгкость и трепет. Он уже не понимал, дрожит он или это сердце у него так сильно бьётся. Задыхаясь от нахлынувших чувств, ДжоДжо обнял Роберта очень нежно. Спидвагон запустил руку в тёмные, как сама ночь, волосы Джонатана и приник к его губам особенно страстно. Им двоим хотелось слиться друг с другом, быть настолько близко, насколько это возможно, поэтому они в исступлении пытались прорваться через одежду, не снимая её. Джонатан оглаживал плечи и лопатки Спидвагона, иногда сжимая ткань рубашки, так и норовя её нечаянно порвать. Роберт, переместившийся уже на колени к ДжоДжо и сжавший его бёдра своими, левой рукой придерживал его голову, а правую опустил на его талию. Гипс не позволял ему крепко обнять ДжоДжо. В комнате вдруг стало невозможно жарко, будто безумный зной, который отступил только сегодня, снова пришёл по их души. ДжоДжо, улыбаясь, мягко отстранился и окинул взглядом Роберта. Он был весь красный то ли от смущения, то ли от жары, судорожно дышал. Он подрагивал и покачивался. Джонатан провёл рукой от живота его до шеи и пальцами дотронулся до самой верхней пуговицы на воротнике рубашки Спидвагона. Роберт захлопал глазами, расплывшись в одобряющей улыбке и кротко кивнул. Движения ДжоДжо были вполне быстрыми и чёткими, он скоро расстегнул все пуговицы на сорочке Роберта, не заминаясь ни на мгновенье. Решительность в нём не давала медлить ни на секунду. Спидвагон, освободившись от рубашки, застыл ненадолго, позволяя Джонатану рассмотреть свой поджарый торс. Он не был таким же большим и мускулистым, как ДжоДжо, но тонкая кожа, покрытая неравномерным загаром, позволяла рассмотреть рельеф мышц. Сильные жилистые руки были покрыты различными рубцами. Меньше шрамов было у него на груди и боках. Плоский живот с лёгким намёком на пресс был пересечён лиловой полоской. Джонатана никак не пугали такие увечья. Закусив губу, Роберт стал раздевать ДжоДжо. Он долго возился с бабочкой, поэтому в один момент, Джонатан взял его за руку и вовлёк в поцелуй. В это время он лёгким движением избавился от бабочки на своей шее. Спидвагон, благодарно взглянув на него, принялся расстёгивать его сорочку. Когда же бледная его шея была открыта, Роберт прильнул к ней, оставляя трепетные поцелуи на ней, не смея изуродовать эту прекрасную сильную, но изящную шею синяками. Джонатан сначала оглаживал его бёдра, а после положил руки на талию Спидвагона. Почувствовав не тёплые нежные руки, а шершавые перчатки, он отстранился и принялся бережно снимать их, а потом и прильнул к большим, но аккуратным рукам, которые никогда не сталкивались с тяжёлой работой, стал расцеловывать их. Джонатан ощущал приятное тепло, небывалый восторг и сильное возбуждение. Да, именно так он представлял любовь. Единение душ и тел. Безумный вихрь непередаваемых эмоций и чувств. Эйфория. Он радовался. Радость это была настолько сильной, что он готов был расплакаться, но слёзы высыхали практически сразу, как выступали. ДжоДжо понимал, что теперь хочет постоянно обнимать Роберта, говорить с ним, дарить свою любовь. И сейчас он хотел показать, насколько эта любовь сильна, поэтому, как только Спидвагон справился с жилетом и сорочкой, Джонатан повалил его на кровать, игриво, с смехом, навис над ним и стал расцеловывать его везде. Делал он это исступлённо, совсем не задумываясь о том, куда и как лучше целовать Роберта. Сердце его трепетало с новой силой каждый раз, когда Роберт тихо вздыхал, смущённо хихикал, прижимал его к своей груди, оглаживал его плечи, бёдра, спину. Слушать его дыхание и сердцебиение было для ДжоДжо истинным удовольствием. Роберт внезапно вздохнул и завертелся почему-то. ДжоДжо тут же прекратил его целовать и глядел на него обеспокоенно. Спидвагон отвернулся и тихо захихикал, прикрыв лицо правой рукой. От смеха он тихонько подрагивал. — Роберт, я что-то не то сделал? — спросил Джонатан робко. — Нет, — переводя дух, ответил Спидвагон, — всё нормально, всё слишком прекрасно… Ты очень мил… Я просто вдруг подумал, что это всё очень странно… И попросить я хотел тебя об очень странной вещи… — глядя пронзительно на ДжоДжо, он переместил его руку сначала на свою талию, а потом заставил провести по брюкам и остановил его в таком месте, что ДжоДжо почувствовал выпирающую кость таза. — Возьми меня. — попросил он очень серьёзно. Джонатан опешил от такой просьбы. Он робко вздохнул, испуганно глядя на ожидающего ответ Роберта. Проведя большим пальцем по всей длине выпирающей кости и опустив руку на ягодицу, ДжоДжо кротко кивнул, выражая согласие. Затаив дыхание, Джонатан стал стаскивать с Роберта брюки. Он боялся, что сделает то, что Спидвагону будет неприятно. Поэтому он даже сейчас, не сняв с него брюк, был уж очень осторожен. Спидвагон же в свою очередь немного нагло, что даже умиляло Джонатана, сжимал его бёдра, а после и вовсе занялся пуговицами на брюках ДжоДжо. Он тогда сконфузился немного, а Спидвагон только хитро улыбался. Он огладил щёку Джонатана, прижал его к себе снова, не желая выпускать ДжоДжо из объятий. Спидвагон обнимал его двумя руками, томно вздыхал, не имея возможности отдышаться. Джонатан в это время целовал его грудь. Через время ДжоДжо стал вертеться, показывая, что хочет уже выбраться из объятий, чтобы продолжить по-другому ласкать Роберта. И только ДжоДжо решил прикоснуться к его шее, как запнулся и судорожно выдохнул, почувствовав на своём члене руку Спидвагона. Плоть отозвалась на прикосновение чуть ощутимой тяжестью. Джонатан наклонился ближе к Роберту и глухо застонал прямо на ухо ему. Спидвагон двигал своей рукой по его члену так умело, прекрасно чувствуя ДжоДжо, обнажая головку, оглаживая мошонку, водя по всей длине ствола, что Джонатану хотелось умолять его о том, чтобы он ни в коем случае не останавливался. Он в данный момент мог лишь только осыпать лицо Роберта поцелуями и самозабвенно водить рукой по его телу. Особенное внимание он уделял шрамам, они его особенно завораживали. Спидвагон стонал так бесстыдно, но так искренне, когда ДжоДжо дотронулся до его члена, извивался под ним, выгибаясь навстречу. Джонатан уже не думал о том, что правильно, что стыдно. Мысли текли невообразимым потоком, за которым сложно было уследить. В голове засел голос Роберта, поминутно признающегося ему в любви. Эти обрывки фраз были так нежны, так чувственны, что ДжоДжо и не смел подвергать сомнению его чувства. Вдруг Спидвагон ахнул, убрал руку с члена ДжоДжо, переместив её на его плечо. Он был весь красный, дышал так часто, что чаще уже невозможно. Он изнывал, сгорая изнутри. — ДжоДжо, — на выдохе прошептал из последних сил Спидвагон, подавшись к нему ещё ближе. Он убрал руку Джонатана, обильно смочил свои пальцы слюной, просунул их под бёдра и стал себя растягивать. Спидвагон почему-то стыдливо отвернулся, закусил губу и сдавленно выдыхал. ДжоДжо продолжал двигать рукой по его члену. Когда же Спидвагон был готов к тому, чтобы принять ДжоДжо, он заглянул ему в глаза. По этому взгляду Джонатан всё понял. Насколько бы ему не было страшно причинить боль Роберту, он хотел всё же с ним слиться практически воедино. Взяв ствол в руку, он аккуратно вставил его. Спидвагон особенно громко застонал и сжал плечи Джостара, насаживаясь. Он двигался плавно, чтобы ни в коем случае не сделать больно. Они глядели друг на друга, улавливая малейшие изменения, запоминая каждую деталь. Они прекрасно чувствовали друг друга, им даже ничего такого особенного не надо было говорить. Последний толчок. Джонатан с низким стоном кончил, а после, достав член, лёг рядом с Робертом. Они вытерлись какими-то тряпками, накрылись. Джонатан достал папиросы и зажигалку. Закурили. Ночь была тихая спокойная, будто в округе совсем никого не было, и всё принадлежало только им. После Спидвагон обнял его нежно и практически сразу заснул. ДжоДжо чувствовал себя хорошо, его тоже клонило в сон, несмотря на то что кровать была маленькой и не очень удобной. Он был счастлив. Безумно счастлив.