Ты моё солнце, хоть это и не логично

Джим не любит зеркала. Хотя нет, не так. Раньше Джим, как и все люди, смотрелся в них, рассматривая своё рельефное тело и наслаждаясь видом мышц, собственноручно наработанных в спортивном зале на Земле, а после и на Энтерпрайз. Кирк все время не был обделён вниманием девушек вокруг, цепляя их как паук — комаров летом. Он любил свою физическую оболочку, ему было комфортно в ней, и, несмотря на то, что большинство людей, знакомившихся с Джимом в Америке поближе считали его самовлюблённым придурком, Кирк, просто пожимая плечами, возвращался домой и мог подолгу перед сном стоять перед зеркалом, висящем в коридоре и позволяющему парню увидеть себя во весь рост. Джиму двадцать пять, и он любит себя, внимание окружающих и своё телосложение. *** Ему хочется выплюнуть весь свой желудок, а может быть и лёгкие, хочется запереться в тёмной и душной комнате и больше никогда оттуда не выходить. Хочется закрыть глаза и не проснуться больше никогда. Лишь бы не видеть это. Кое-где ещё свежие красноватые полосы-раны, которые позже превратятся в очередные «украшения» Джима, а кое-где белые рубцы. Они то налезают друг на друга, то расходятся, как тропинки в земном лесу, а иногда и вовсе соединены вместе наподобие паутины. Шрамы. Сколько же шрамов у Джима, о которых скорее всего не суждено не узнать никому, кроме как врачу? Хотя, что уж врать, Кирк бы и врачам их не показывал, если бы не ежемесячный осмотр на космическом корабле. Ему не нравилось чувствовать холодящие спину сочувствующие взгляды людей в белых халатах, когда он одевался после окончания сеанса. На его счастье, в такие моменты Боунс был занят, принимая остальных, и Джиму не пришлось показать другу шрамы ни разу. Это единственное, что его радует в сложившейся ситуации. Хотя бы Леонард не знает. Хотя бы он не смотрит так. Не смотрит тем взглядом, от которого Джиму хочется сделаться меньше, сгорбившись. От которого ему становилось стыдно, что он не смог защититься, не смог уберечь себя, подставляя и других заодно, задерживая на враждебных планетах своих людей. Джим чувствует себя уродливым куском мяса, которое разрезали, зашили обратно, а после выкинули на улицу, дав возможность физически жить дальше и функционировать, сказав что-то навроде: «Прими этот подарок судьбы. Скажи спасибо, что хотя бы жив и дееспособнен.» Лишь одно отличает его от животного мяса, употребляемого в пищу — нынешнее тело. Мясо хотя бы имеет достаточную массу и даже иногда излишний жир. А Джиму уже и не нужно ходить в зал: он и так ест мало, хоть и хочется подкрепиться постоянно. Он просто не может есть полноценную еду, довольствуясь чем угодно, но избегая всякого контакта с мясными и рыбными изделиями, постоянно сравнивая их с собой, из-за чего стал более худым, чем был раньше. Кирка радует, что ему пока удается сидеть на своеобразной «диете» из салатов и батончиках, но понимая, что это не навсегда. Организм рано или поздно запросит питательных веществ из них. Но это будет потом, а Джим привык не думать в будущем времени. И вот теперь капитан "Энтерпрайз" стоит у зеркала в своей капитанской каюте и смотрит на свои, полученные во многих стычках с другими расами (и не только, плохих людей среди своих тоже немало), многочисленные шрамы. И еле сдерживается, чтобы не плюнуть на зеркального себя, лишь бы не пришлось потом отмывать прозрачную поверхность. Он не мог не ненавидеть себя таким. Многие думают, что шрамы -это показатель мужественности, героизма и всяких других качеств, которые по мнению людей должен иметь каждый мужчина. Не мальчик, входящий в подростковый возраст, а мужчина. И шрамы часто считаются физическим закреплением этих качеств. Джим так не считает. Каждый день, проходя вечером мимо зеркала к кровати, он видит урода. Или по крайней мере, Джим считает, что видит уродливую копию себя с белыми полосами по всей верхней части тела. Джим очень не хочет, чтобы люди видели его тело таким неприятным. Он ненавидит сочувствие. И Кирк не хочет контактировать ни с кем, изолируясь от общества. Ему больно и противно от самого себя. Джиму двадцать семь, и ему хочется исчезнуть из этого мира. Желательно, навсегда. *** Спок пристально наблюдает за Джимом, слегка прищурив глаза и параллельно поедая свой суп, годящийся пожалуй разве что для вулканцев со своей чрезмерной «полезностью». Наблюдал за тем человеком, который был похож на Джима. В последнее время Спок чувствовал, что в нём многое изменилось. Исчезла обычная энергия, которую источал Джим всем телом, светясь изнутри. Мужчина стал чуть заметно вздрагивать, когда кто-либо из экипажа подходил к нему со спины с целью уточнить детали выполнения приказов, подписания бумаг или банальным предложением «пойдем выпьем после смены», чаще всего приходящим вместе с ворчащим врачом в комплекте. Но началом подозрениям вулканца служили не предыдущие признаки, а обыденная ситуация, произошедшая пару дней назад. Наступило их время заступить на смену, и они с капитаном, встретившись у лифта, поехали на мостик. Мало того, что, как Спок заметил, Джим вел себя как животное, которое загнали в клетку и ему не терпелось вылезти из тесного и отражающего его действия пространства, так ещё Кирк, проходя мимо зеркала по коридору ко входу на мостик и только слегка повернув голову к его поверхности, отшатнулся от неё, словно там увидел жуткого призрака, приходящего по ночам пугать непослушных детей. «Тут явно что-то не так,» подумал Спок, вспоминая, как Кирк относился к тем же вещам раньше. И сейчас, в столовой, действия Джима кажутся смазанными, вялыми, как будто он не спал несколько дней и выполненными на одном автоматизме. Без остроты и присущей яркости. О, а вот и ещё одна деталь, прежде незамеченная вулканцем.Костяшки пальцев на обеих руках наспех перевязаны бинтами. Бинтами, впитавшими в себя кровь. Его, Джима, кровь. Кирк изменился. И Спок просто обязан, как он считает, выяснить что этому поспособствовало. *** И тем же вечером Спок уже стоял перед запертой дверью в капитанскую каюту. Вулканец чуть нервно вздохнул, проведя рукой по лицу и пытаясь снова уравновесить свои чувства. Давно он не испытывал такого страха и… волнения за другого человека. Последний раз случился именно тогда, когда умерла Аманда. И теперь он боялся допустить ошибку и вновь потерять близкого человека. Уже можно сказать родственную душу. Но назад пути нет. Вулканец открывает дверь, введя код старпома, и проходит внутрь, к спальне, откуда доносились какие-то звуки. Вот только дойдя до туда, Спок так и застыл в дверном проёме. Первым делом он заметил разбитое зеркало напротив входа, осколки которого так и лежали на полу возле кровати. А на самом матрасе, прислонившись к изголовью, лежал никто иной, как Джим. Несколькими минутами ранее Кирк неторопливо опустошал недавно открытую бутылку коньяка и смотрел в никуда, почти полностью погрузившись в собственные невесёлые мысли. Скрип половиц под ногами Спока привлек его внимание, и теперь он пытался выглядеть хоть немного презентабельно в глазах старпома, пусть в растянутой домашней одежде это и получалось с трудом. Чуть раскачиваясь из стороны в сторону, он поднялся с кровати и приблизился к вулканцу. -О, Спок, какими судьбами ты оказался в моей берлоге? — чуть пьяновато улыбнулся Кирк (всё же, он не настолько много успел выпить, чтобы быть чересчур улыбчивым). -Что с тобой происходит, Джим?-решил идти в наступление собеседник. -А что со мной, Спок? Со мной всё в порядке, — Джим усмехнулся, делая очередной глоток с горла бутылки. — Нет, ты не в порядке. Или по крайней мере мне так кажется. Я сказал что-то смешное, капитан? Ничего веселого сказано не было. Но Джиму было смешно. Начав с простых усмешек, он завершил истеричным смехом. Не сдерживаясь, он смеялся и смеялся, как псих, вышедший на прогулку по двору психушки впервые за несколько месяцев заключения в отдельной камере. И в этот момент Спок просто стоял. И ждал. Он не знал, что следовало было сделать в таком случае, поэтому он просто ждал. Но он совершенно не ожидал, когда, измождённый приступом, Джим почти резко замолчал и опустил голову ему на грудь. -Да, ты прав Спок, как бы мне не хотелось признавать, — полупьяно, полусерьезно начал капитан «Энтерпрайз».- Я устал. Устал каждый божий день видеть в зеркале не себя, а какого-то урода. Недостойного человека для службы в Звёздном флоте. Того, который не справляется с обязанностями капитана. Ты даже не представляешь, дорогой Спок, как я заебался. И я… Не знаю что с этим делать. Спок молча прижал мужчину ближе, кладя подбородок на его макушку, пропуская светлые волосы через длинные волосы и пытаясь безмолвно передать ему, что он рядом. И ему это удалось, даже без помощи телепатии. Джим благодарно обвил руки вокруг талии вулканца, прижимаясь к нему и цепляясь, как за спасательный круг. Теперь Кирк почувствовал опору под собой. Что теперь ему не придется считать дни до собственного конца, который мог бы и произойти в скором времени по его инициативе. -Я обязательно помогу тебе решить эту проблему. Всем, чем смогу. Я с тобой, Джим. Ты не один, вдолби себе это в мозг покрепче. -Спасибо. Мне… Это важно. Булыжник свалился с души Джима, позволяя спокойно вдыхать и выдыхать. Джиму двадцать семь и ему есть к кому обратиться и кто прикроет спину. Он знает, что восстанавливаться от ненависти к себе придётся, хоть это будет очень и очень долго. Но он также знает, что будет пробивать стену к гармонии с собой уж точно не в одиночестве. И Джиму тепло. Наконец-то в непроглядной тьме в душе у человека выглянуло теплое солнце, предвещающее начало хороших времён. *** -Придурок, почему ты никогда не приходишь ко мне сразу, а? И почему ты вообще не зарастил их сразу, как только они только намекнули о своём возможном существовании? — со свойственным раздражением сказал Боунс, проводя над Джимом медицинским трикодером. В ответ тишина. — Признавайся, всё равно же ответ выбью. Либо узнаю от тебя по-хорошему, либо также узнаю от тебя, но найдя менее выгодный для тебя способ. В баре, например. И снова тишина. Маккой, отложив прибор, потёр переносицу. -Я не зарастил сразу, потому что после операции мне сказали, что заращивающей мази осталось не очень много. А был ещё один человек, участвовавший в той высадке, которому она тоже была нужна. И я… — Можешь не продолжать. Я понял. И ты попросту отдал ему эту порцию мази. -Да. -Ты идиот, — наткнувшись на удивлённый взгляд, Леонард усмехнулся.- Ты идиот, если поверил этому откровенному бреду. В медицинском отсеке всегда хватает мази, даже на экстренные случаи. Но не все запасы лежат на поверхности. И я подозреваю, что нашему стажёру, которому в тот день я доверил тебя оперировать, не до конца показали где что лежит. И теперь мы страдаем от этого. Ладно, что было, то было. Но ты, чтоб в следующий раз шел лично ко мне и я уже тебе выдам всё необходимое, если на больничный не посажу. А сейчас будем исправлять твои свеженькие повреждения. Гарантирую, ничего не останется. С более старыми мало что сделаешь, но их, к счастью, не особо много. А в следующий раз ты сразу же ко мне. Все ясно? -Боунс, я не думаю… -Возражения не принимаются. Лежи спокойно, а то рот зашью, благо у меня есть на это полномочия. И вот, Джиму двадцать семь. Но теперь ему уже точно не хочется исчезнуть или что-то с собой сделать. Теперь он просто постарается жить. Как раньше точно не выйдет. Но будет лучше. И Джим уж точно в этом не сомневается. Больше не сомневается.