«Он не был моим спасением, но я нуждался в нëм. Не признавал и не признавался, но он взял привычку понимать меня без слов. А я взял привычку оберегать его до конца наших дней в благодарность за то несоизмеримое, что он делал для меня. Но я бы никогда не восполнил до края чашу чужого кредита свободы. Ох, нет. Мне остается лишь мечтать об этом.»
***
Они познакомились совершенно случайно. Если конечно вы называете случайностью преступление и угрозы. Натаниэль пришел на торжество по случаю юбилея даты основания города Гавана — сто восемьдесят лет прошло с тех пор, как в тысяча пятьсот девятнадцатом Диего Веласкес основал здесь поселение. Празднование проходило в крепости Эль-Морро, где собрались высшие слои общества, чтобы приятно — и безопасно — провести время в столь величественном месте с открывающимся прекрасным видом на Юкатанский пролив. Долгая дорога сюда не омрачала впечатления от посещения любимого залива Гаваны. Естественно, Эндрю присутствовал там вместе с остальной королевской семьëй. Окруженный свитой и десятью слоями обязательной любезности с благородными манерами, он бы даже и не взглянул в сторону загадочного джентльмена, который, казалось бы, знал всех и вся здесь. При том факте, что первым с тем джентльменом никто не заговаривал, что исключало наличие хороших знакомых здесь, это казалось странным и в некоторой мере подозрительным. Успокаивал тот факт, что на мероприятие такого масштаба попасть незамеченным при помощи какого-нибудь незаконного способа не удалось бы. Исключительно в рамках соблюдения приличий Эндрю завел незатейливый диалог с тем молодым человеком. Это ничего не стоило ему, даже если от внимательного взгляда льдистых глаз становилось как-то не по себе. Эндрю думал, что не встретится более с мистером Джоновали, коим представился таинственный джентельмен, но — ох-хо-хо! — у судьбы имелись совсем другие планы на такой случай. Правда ли удивительным было то, что тот самый Джоновали, не вызывавший доверия лишь у Миньярда-старшего, оказался главой пиратской банды, намеренной сорвать торжественный приëм? По крайней мере, этого никто не ожидал, и даже подозрения Эндрю не заходили настолько далеко, чтобы помыслить о том, что пираты решат заявиться в форт, который вообще-то построили в прошлом веке для защиты входа в Гавану от пиратов и враждебных колонистов — и те, и другие хотели получить контроль над стратегически важным транзитным узлом между Европой и Америкой. Едва раздался первый выстрел — громкий и неожиданный — сразу же началась суета. Но всех взволнованных и настороженных, словно испуганная птица под нацеленной стрелой охотника, людей остановил сильный, рокочущий громовой опасностью, голос: — Уважаемые дамы и господа, смею сообщить вам, что форт подвергся нападению Воронов, противостоять которому вы сейчас явно не в силах, поэтому убирайтесь отсюда, пока мы достаточно милосердны, чтобы сохранить больше жизней, чем планировали! Тогда же на стенах крепости и крышах будто из ниоткуда появилось несколько десятков вооруженных людей в тёмных одеждах и с хищными оскалами на лицах, которые с неприкрытым удовольствием наблюдали за паникой и страхом людей. Стража обступила королевскую семью и приближенную знать. Капитан отдал приказ вывести всех гражданских и собрать военных с подкреплением для контратаки. Кажется, на эту тему с ним спорил полковник. За спинами других Эндрю не слишком хорошо было видно, что происходило, но он слышал, что попутно с выпровождением всех «лишних» людей отсюда их грабили. Но королевская семья под защитой, верно? Он надеялся, что это правда так, и верил в надёжность стражи, но тем не менее полез во внутренний карман кафтана проверить свои карманные часы, которыми дорожил уже более пяти лет. Не найдя их, он поначалу расстроился, но лишь на ничтожно краткий миг, поскольку затем сожаление вытеснилось злостью. Да как этот Джоновали посмел обокрасть принца? Он сполна поплатится за такую дерзость! Всего спустя неделю после происшествия в крепости ему поступило письмо без подписи о находке, которую Эндрю уже и не знал, где искать. Ровно как и пропавших из форта с того дня пиратов. Со слов доклада военных, пока они выводили людей из форта, пираты уже успели разграбить порт, а ранее — добраться ещё до пары мест в проливе, откуда обычно отходили корабли с грузом. Конечно, никакого ценного груза теперь там не было.«Хорошие манеры непременно вынудили бы меня обращаться к вам «Ваше высочество» или даже «Ваша светлость», но на моей территории нужно играть по моим правилам. Скоро вы поймёте о чём я. Мне не присуще возвращать украденное, но, вот досада, ваши испорченные часы не удаётся выменять на приличную сумму денег. На кой чёрт делать гравировку своих инициалов на украшении? Никогда не знаешь, что может с ним случиться. Поэтому вам стоит оценить мою щедрость, и я верну вам часы, если вы конечно дорожите ими столь сильно, что готовы встретиться с капитаном Воронов без охраны и слежки. Если ваш ответ будет «да», то через два дня после заката приходите к озеру за городом, это в направлении северо-востока от форта. Ожидаю вашего благоразумия.»
Как именно это письмо попало на подоконник покоев Эндрю, он не знал. И как птица, принёсшая его, осталась незамеченной придворными почтальонами, также оставалось неясным. Перечитав неровные строчки с замудрёнными размашистыми буквами, он всерьёз задумался над предложением, которое с точки зрения здравого смысла, естественно, казалось полнейшим абсурдом. Как часто воры хотят вернуть украденное владельцу? Приблизительно никогда. Только ли дело было в том, что «испорченные часы» не принимали в местах размена ювелирных украшений на деньги? Эндрю бы никогда не подумал, что собственноручная гравировка спасёт однажды дорогую ему вещь. Эндрю не знал, но на встречу всё же решился пойти. Он покинул замок ещё до заката, посвятив в причину своего отъезда лишь Магнуса — одного из лучших жеребцов в королевской конюшне. Дорога предстояла не близкая, и разбавлять её приходилось лишь бесконечным потоком мыслей. С виду он ничем не выдавал свои подлинные эмоции, отринув страх, и показывая заместо него лишь решительность и настойчивость своих намерений. Он должен был как минимум способствовать аресту вора, а максимум — самому отвести того в тюрьму и добиться местонахождения их судна с награбленным. Раз уж он не нарушил условие встречи и явился без охраны, у него, конечно, имелся запасной план действий. Дуэль. И даже когда вдали показался Джоновали, ни один мускул на лице Эндрю не дрогнул. Некогда «джентльмен» — с подозрительно приличными манерами и осведомлённостью о жизни аристократов — встретил принца широкой улыбкой. Так сразу и не скажешь, что приближается глава воровской шайки. Подойдя ближе, Джоновали приподнял треуголку над головой и опустил обратно, на макушку, выказывая приветствие, которым чаще пользовались люди из более высших слоёв общества, чем недобросовестные пираты. Не позволяя сбить себя с толку или отвлечь, Эндрю протянул руку, строго сказав: — Часы. Рыжеволосый наглец спохватился и принялся показательно искать по карманам кафтана. Он не мог их забыть, отчего-то был уверен Эндрю. — Не самая качественная работа, если уж честно говорить, — доставая часы из внутреннего нагрудного кармана, высказался Джоновали. — Придержите ваше мнение при себе, господин Джоновали, — резко ответил Эндрю, забирая часы. — Если в тюрьме вас об этом спросят, то обязательно расскажите, хоть каждому встречному, что думаете и о чём… — Веснински, — вдруг прервал он настолько бесцеремонно, словно всё сказанное до этого, кроме фамилии, казалось совершенно неважным. Признаться честно, это немного сбило с толку Эндрю. — Что? — То, как я представился в тот день, — поддельная фамилия, — услужливо объяснил — отныне — Веснински. Фамилия казалась смутно знакомой… — В тебе хоть что-то настоящее есть? — сквозь непроницаемую маску сдержанности стало просачиваться раздражение. Конечно, Эндрю совсем нечасто доводилось общаться с нарушителями закона, выстраивать тактику диалога, который не заведёт его в тупик, не поставит под угрозу его жизнь и королевской семьи. Веснински хмыкнул. — Моё имя вполне настоящее, неужели неинтересно узнать? — Я бы хотел позвать стражников, — отмахнулся от странной любезности Эндрю. — Каким ты думал будет исход этой встречи? Натаниэлю даже не пришлось задумываться, поскольку губы расплылись в знающей ухмылке, а взгляд стал плавно-опасным, словно неостывшее острие ножа. — И пока они сюда доберутся, меня уже и след простынет. А на тебя ляжет клеймо труса за клевету и позорный страх. Казалось, что Веснински наслаждался самой возможностью почувствовать власть над другим человеком. Навряд ли он знал, что Эндрю с детства обучали тому же. — Смеешь мне угрожать? — С каких пор правда стала оружием? — парировал Веснински. Для того, кому грозил серьёзный тюремный срок, он был на удивление красноречив. — Удивительно, что ты этим владеешь, — скривился Миньярд-старший. — Весьма искусно, — добавил тот. — Совет на будущее: если не говорить часть правды, это не будет считаться ложью, и, соответственно, обвинён ты не будешь. — Недоговорки — такая же ложь, даже более ленивая, — возразил Эндрю. — У всех богатеньких людей один и тот же склад ума… — нарочито досадливо вздохнул Веснински. — Меня радует лишь то, что если бы ты правда хотел, то уже давно вызвал стражу, возможно, даже явился бы сюда с ней. Скажи, почему этого ещë не случилось? Потому что я не считаю сейчас подходящим моментом, чтобы тебя арестовать. Ты — один сплошной неподходящий момент. Вместо ответа на вопрос, Эндрю решил воспользоваться запасным планом, следующим после основных: — Поступим так: вы прекратите терроризировать порты Гаваны, немедленно уплываете отсюда, и тогда вас всех не арестуют. Тебя, конечно, в первую очередь, Веснински, — фамилия лилась с губ как отменное вино — терпкое, запоминающееся и вкусное до чëртиков. Эндрю постарался заострять на этом меньше внимания, чем следовало. — Какая же мне выгода, драгоценный мой? — поинтересовался Веснински, словно предложенное не полностью удовлетворяло его, хотя, по расчётам принца, оно весьма щедрое и выгодное. Но куда же ему тягаться в вопросах обычной логики с правонарушителем? — Остаться на свободе? — с полу-вопросительной интонацией подчеркнул Эндрю и сразу же понял, что не добавить уверенности в голос стало ошибкой. — Вы верно не так меня поняли, — снисходительно усмехнулся рыжий хитрец. — Я всегда был и буду свободным. Временами мне нужно приложить больше усилий для этого, а иногда и вовсе плыть по течению. Поэтому я и спрашиваю, в чём же выгода? Эндрю не нашëлся с ответом. Слова Веснински его, мягко говоря, обескуражили. Почему он такой самонадеянный и уверенный в том, что в любом случае выйдет сухим из воды? Отчего рядом с ним все планы и действия Эндрю кажутся непродуманными? — Когда доработаешь свою часть сделки, тогда и встретимся, — Веснински сделал шаг назад, отходя, и уже собирался развернуться, как его вдруг остановили. — Подожди! Как я тебя найду? — Эндрю в самом деле даже не думал, что будет нуждаться в этом. Но таким образом он по крайней мере мог узнать уязвимое место Веснински, там, где его можно было бы поймать. Точно, арест, таков план. Придерживайся чëртового плана. — Оставь это на меня. Мне доставляет удовольствие находить драгоценности, — его глаза сверкнули загадочной океанской синевой, в пучине которой на пару секунд Эндрю одолели сомнения, действительно ли его встреча имеет столь высокую цену, как чужая свобода. — И поверь, справляюсь я с этим отменно. До свидания, Ваше высочество. Эндрю лишь кивнул. На что он подписался только что? Почему не позвал стражу с самого начала? Ответ оказался прост, но до жути обескураживающим — поверил. Повелся на пиратские уловки. Или то была правда? Но Эндрю не из тех, кого можно просто так заговорить, он из тех, кто интересуется чем-то новым, и в следующий миг нуждается в этом как в глотке свежего воздуха. Если он чем-то увлекается, то уже не отступит, пока не получит все ответы на вопросы и утолит голод любопытства. Веснински поступил довольно умно, что забросил крючок с приманкой в виде следующей встречи, тем самым поймав Эндрю в сети. Недурно. Даже слишком, учитывая, что Эндрю имеет дело с обычным пиратом, который разве что вел себя высокопарнее остальных. Его происхождение несколько заинтересовало Миньярда. То, что дело дрянь, он понял уже тогда. На следующей встрече в лесу, на королевской охоте, дурное положение дел лишь подтвердилось. Он не должен был говорить: «Проси любое сокровище, и если прекратишь нападения на Гавану, то получишь его. Чего бы ты хотел?», а Веснински не должен был отвечать обескураживающе честно: «Вас. Ещë одна встреча. Непринужденные беседы. Всë, что угодно». Слишком прямолинеен, слишком самонадеянный, слишком искусительный. Эндрю ненавидел день, когда встретил его, когда их судьбы неведомым образом сплелись. Ненавидел, что врал самому себе. — Рад познакомиться с вами, Эндрю, я Натаниэль, — он выдал своë настоящее имя на их четвëртой по счёту встрече. Эндрю не мог не думать, что другое подходящее имя для такого человека сложно будет найти. — Как видите, обезоружен вашим присутствием. О, будь проклят этот морской дьявол! И хотя сначала всë это правда ограничивалось встречами, на которых скрывались оба, и совершенно не светскими разговорами, к которым Эндрю не привык, он чувствовал, что заходит всë дальше в мышеловку. По какой-то неведомой причине именно с Натаниэлем он чувствовал себя по-настоящему свободным. Он встретил первого человека за пределами замка, который не вëл с ним светские беседы ради личной выгоды, не пытался нарочно расположить к себе путём похвал и приторной лести. Натаниэль будто с первых же встреч раскусил эту проблему, отринув их различие социальных статусов и неозвученный запрет на сам факт их встреч. За разговорами обо всëм на свете они казались кем-то вроде хороших приятелей, понимающих, как для другого важен каждый шаг по тонкому льду доверия. Поначалу их встречи продлились недолго — с тех пор, как Вороны залегли на дно, а в Гаване вновь воцарилось спокойствие, встречаться в загородных малолюдных тавернах или на природе стало неудобно. Как сейчас Эндрю помнил, что прошло не больше двух месяцев, когда Натаниэль сообщил, что они выдвигаются дальше, – и общению наступит конец. Видимо что-то отчаянное тогда промелькнуло в лице Эндрю, и Веснински решил приободрить его: — Но не расстраивайся, у меня есть план, — и улыбнулся так, как умел только он. Улыбка, которую видел лишь Эндрю. — Какой? Натаниэль громко и звучно просвистел, и тогда на звук откуда не возьмись вылетела птица. Она точно не выглядела дикой птицей, даже несмотря на то, что они находились в лесу. — Это Пенг, мой верный способ связи с внешним миром прямиком из моря, — представил он сокола, севшего на предплечье. Получается, ручной? Эндрю изумлëнно и с некоторым недоверием смотрел на них. — Дорогу ты уже знаешь, приятель, — ласково проговорил Натаниэль, поглаживая верного сокола по грудке. — Всë точно получится? — Не сомневайся, Эндрю. Если я что-то обещаю, то нет вещи надёжнее, чем мои слова. — Иронично слышать это от тебя, — хмыкнул Эндрю, расслабляясь. Натаниэль усмехнулся — шутки Миньярда казались ему забавными. Так прошло около полугода общения через моря и океаны, прежде, чем им удалось снова встретиться. За прошедшие месяцы Эндрю понял, что совершенно бесповоротно и безнадёжно влюбился. Он не знал, испытывает ли ответные чувства Натаниэль, и можно ли иметь наглость надеяться на взаимность, поэтому откладывал важный разговор исключительно для личной встречи. Долгими ночами думая о том, что с ним происходит, он представлял, как его будет осуждать семья, какие волнения поднимутся в обществе, едва узнают о существовании их отношений, и собственные чувства тут же хотелось зарыть так глубоко, чтобы не вспоминать. Но, перечитывая письма, которые ему стабильно отправлял Натаниэль, сердцем Эндрю понимал, что не ошибся. Конечно, с точки зрения здравомыслия и порядочности они не должны были делать всего этого. Натаниэль — капитан пиратов, которые держат в страхе моряков и другие местные бандитские группировки. Эндрю — старший принц, первый наследник престола, которому в своë время предстояло занять место короля. Но он не думал об этом, когда впервые поцеловал Натаниэля. Честно говоря, он вообще мало о чëм думал в тот момент, что на него совсем не похоже. — Не боишься стать очередным трофеем на полке разбитых мною сердец? — горячо прошептал Натаниэль, разорвав поцелуй. Проведя рукой по нижней линии челюсти принца, он, казалось, не в силах был оторвать взгляда. После долгой разлуки хотелось упиваться каждым прикосновением, каждым взглядом, каждой секундой проведенной вместе. Эндрю резко притянул Веснински к себе, ухватив того за грудки жилета. Ответ на свой вопрос как никогда ясно читался в океанских глазах. — Напрасно стараешься убедить меня, будто я тебе безразличен. Но тебе повезло, что я достаточно терпелив, — в ответ прошептал он на ухо пирату, чувствуя как кровь внутри закипает от такой запредельной близости. — Тогда покажи мне, что такое любовь. Твоя любовь. Это можно было считать одновременно взаимным признанием и призывом продолжать. Комната верхнего этажа гостиницы, которую за символическую плату снимал Натаниэль у своей старой знакомой, как никогда лучше подходила для озвученных чувств и дальнейших действий. К тому же, она хорошо скрывала их от чужих глаз и ушей — скрывала распалённые взгляды, срывающиеся лепестками с губ стоны и «люблю, люблю тебя». Натаниэль, имевший куда больше опыта в «делах любовных» охотно позволял Миньярду исследовать своё тело, словно карту недавно открытого архипелага. А тот с каждой прошедшей минутой становился всё более дразнящим, будто взаимность в конец вскружила ему голову. Выдержка у Натаниэля в такие моменты начинала сдавать; он был нетерпелив, влюблён и безумно возбуждён. — Бестия, — выдохнул он и притянул к себе принца, попутно стаскивая с него рубашку. — Твоя любимая бестия, — с чертовски привлекательной ухмылкой ответил Эндрю, падая в объятия Натаниэля. В такие моменты желание бесконечных поцелуев и прикосновений затуманивало мысли и длилось до момента, пока любовники в конце концов не переходили пик удовольствия. Вместе, держась за руки. Эндрю помнил, что однажды, в некий особый момент, он стал пускать Натаниэля за завесу своих мечт — он рассказывал, а капитан казалось и не был против, выслушивая и отвечая по необходимости. Обычно подобные разговоры звучали как: — Моя мечта в том, чтобы жить в месте, где мы могли бы не скрываться, — для того, кто тайно встречался со своим возлюбленным без пяти минут год, такое желание казалось довольно предсказуемым. Ничего из ряда вон выходящего здесь не было бы, будь на их месте другие люди. Кто-то, не находящийся под давлением веса социальных статусов, кто-то, не скрывающийся от закона. — О, моя мечтательная птичка, — ласково улыбался Натаниэль, поглаживая светлые волосы возлюбленного. — Будь осторожней, — предостерег он вкрадчивым шëпотом, который хотелось слушать и слушать, — чем выше ты летаешь в своих грëзах, тем больнее будет падать. Эта правда не мешала Эндрю упрямо спрашивать: — А если я не боюсь? Натаниэлю искренне нравилась чужая сила воли и желание бороться, но, зная, как это тяжело, или какие последствия может принести, он не мог отвечать иначе, кроме как: — В любом случае, я тебя поймаю. И сейчас, когда он послал Натаниэля в путь для спасения их экипажа, он не сомневался в том, что просьба будет исполнена по высшему разряду. Но насчёт того, как это отразится на преступном авторитете в тех кругах, где он обитал, Эндрю оставалось лишь тешить себя догадками.