the soul of a pirate

      — Так и будете опекать меня под видом усердной работы? — разглядывая своё отражение в зеркале, спросил Натаниэль. Мало удивительного было в том, что его лицо с залёгшими мешками под глазами и потухшим взглядом выглядело уставшим. И давно он покрылся по всему телу этой проволокой из вины и отчаяния?       — А ты считаешь, что тебя нужно опекать? — парировала Элисон. Он-то думал, что она дремала всё это время.       Натаниэль фыркнул, поправив воротник рубашки в попытке привести себя в более-менее презентабельный вид.       — Конечно нет, — это было глупо.       — Славно, тогда считай, что мы здесь всего лишь занимаемся своими делами, — отозвался Жан, сверяясь с верным количеством нанесённых меток на сорванной карте.       С того времени, как они выудили из Натаниэля большинство шипов и колючек израненной души в кабинете словно стало легче дышать. Но он сам всё ещё не в порядке.       Разглядывая своё отражение, ему казалось, что это уже не он. Где тот, кого он раньше видел на своём месте? Где тот, кого он хотел видеть? Тот достойный человек, о котором говорят с уважением; тот, кто определённо не заслуживает слов «ты мне больше не сын»; тот, кому хватит смелости уйти с корабля по собственной воле.       Сейчас его место занял кто-то другой. Возможно, забытый. Отринутый. Выживший.       Но в любом случае, кто бы это не был, ему нужно выйти отсюда. Натаниэль направился к двери и, не успев дойти до неё, получил в спину вопрос:       — Куда ты?       — Навещу кое-кого, — только и ответил он, выходя.       Впервые сойдя с корабля за последний месяц, Натаниэль почувствовал себя так, словно оторвался от якоря — за пределами Крыла Ворона на нём практически не висело никаких обязательств и чужих ожиданий.       Порт оказался не слишком заполнен людьми, что было только на руку. Никто не задаст ненужных вопросов, никто не обратит больше положенного внимания на очередной пиратский корабль, никто не будет подозрительно смотреть в спину.       Здесь, в Нассау, мало что изменилось со времени, когда Натаниэль бывал здесь в последний раз. Вокруг царил всё тот же хаос, безнаказанность и жестокость. Лишёный влияния руки закона, остров являлся сам себе хозяином, что, конечно, не могло не отразиться на местных жителях, выбирающих тот род занятий, о котором, как правило, среднестатистический добропорядочный гражданин и мельком не подумал бы.       Будучи ребёнком, Натаниэлю казалось, что над островом нависли вечные грозовые тучи, из-за чего всё становилось на несколько оттенков мрачнее. Возможно, некогда детская впечатлительность заставляла его винить погоду в косвенной опасности Нассау, когда на самом деле причина крылась в людях — здесь собралась настоящая квинтэссенция меркантильных, малодушных, безнадёжных в своей жестокости разбойников.       Дома у подножья холмов выглядели неизменно потрёпанными, на их фоне почти не выделялись рыбные или мясные лавки. Единственное привлекающее внимание мимо проходящих по этой улице людей здание — бордель. Вызывающе оживлённый он даже трещин на стенах имел меньше всех вокруг. Шум оттуда зазывал зевак зайти и как следует отдохнуть, но Натаниэля давно уже это всё не манило.       Едва он прошёл мимо входа, когда дверь с шумом распахнулась, выпуская наружу какофонию звуков и въевшегося запаха табака с крепким алкоголем. Пара пьяниц вывалилась на улицу, и на крыльцо вышла она. Проследив взглядом за удаляющимися мужчинами, она заметила в паре шагов от себя Натаниэля.       — Бог ты мой, кто к нам пожаловал! — воскликнула Азалия, растянув губы в приветственной ухмылке.       — Не к вам, уж простите, — усмехнулся он в свою очередь. Их разделяли пара шагов, отголоски безобразного шума из здания и несколько лет разлуки.       — Вечно тебе некогда навестить старых друзей, — с нарочитой досадой вздохнула Азалия.       Девушка подошла ближе, точно ловя чужой взгляд — её светло-сапфировые глаза среди полумрака вокруг сияли наиболее привлекательно. Но стоит ей вернуться назад, и свет потухнет — будто жемчужину закроют в старой пыльной шкатулке. Поправив выбившийся из замысловатой причёски тёмный локон, Азалия продолжала молчать, то ли желая донести что-то через заискивающий взгляд, то ли намекая, чтобы Натаниэль продолжил разговор.       — Вот за что я тебя уважаю, — всё же заговорила она первой, — ты смотришь мне в глаза, ни на секунду не отводя взгляд, — как и у всех девушек, работавших в таком месте, её неприличное декольте притягивало взгляд любого одинокого мужчины. Но сейчас сказанное скорее походило на шутку, подходящую для витающей вокруг атмосферы безобразия и похоти. — Будто в гипноз вводишь, м? — улыбка приобрела больше хитрости и ностальгической насмешки.       — У тебя удивительные глаза, жаль только, что они лицезреют одну и ту же печальную картину из года в год.       Азалия рассмеялась.       — Не всем же быть таким успешным, как ты!       Натаниэль хмыкнул. Успех. Странное слово. Неподходящее.       — Так, точно не зайдёшь? — наклонив голову, уточнила Азалия. Смотря на неё, Натаниэлю вспомнилась маленькая девочка, которая расстраивалась, что с ней не хотят дружить и играть. В её повзрослевшей версии уже не имелось той наивности, она знала, на что способны люди, что такое «нет», и как мало осталось людей, которые готовы пожертвовать чем-то важным ради друг друга.       — Я к матери приехал, — ответил Натаниэль.       Азалия кивнула, сложив руки на груди.       — С ней всё хорошо, не волнуйся. Я спрашивалась о её здравии, как ты и просил.       — Спасибо, — Натаниэль благодарно улыбнулся.       Когда он уже хотел распрощаться с подругой, услышал громкий смех, похожий больше на пьяный гогот, откуда-то с задней стены борделя, где, как ему было известно, находился чёрный вход.       — Там какие-то проблемы? — посерьёзнев, нахмурился он.       — Небось пьяницы валятся с ног, да веселятся с этого, — поморщилась девушка. — Вообще-то… раз уж ты здесь, может поможешь уладить, пока они проблем не доставили?       — Конечно.       Приподняв подолы платья, чтобы не подметать грязную дорогу, Азалия пошла вдоль стены и повернула в переулок, куда за ней направился и Натаниэль. По мере приближения голоса становились громче, но не слишком отчётливее. Мужчины наверняка уже в стельку пьяны.       Когда в тусклом свете фонаря стали вырисовываться три силуэта, Натаниэль остановил Азалию, придержав за запястье, и кивнул назад. Поняв его намерения, она отступила и скрылась за его спиной.       — Эй, какого чёрта вы здесь шумите? — грозный голос внезапным эхом отскочил от стен и заставил мужчин на пару секунд замереть. Кажется, они меньше всего ожидали, что им будут мешать.       Один из них обернулся к Натаниэлю и прищурился.       — Сказал бы мне кто, что сегодня я встречу почтенного капитана Воронов, я б не поверил, — усмехнувшись, высказался мужчина и задумчиво почесал щетинистый подбородок. — Правда, есть неурядица. Разве вы не начали терять свои полномочия, капитан? Или как вас лучше называть? — мерзкая ухмылка расползлась по его лицу, оборачивая изначально непримечательные слова в оскорбления. Вызов.       От этих грубых вопросов кровь в жилах стала закипать, и почти неосознанно Натаниэль сжал руки в кулаки.       — О чëм это он? — шёпотом спросила Азалия, наклонившись к его плечу.       — А, так ты не один! Что, пришёл утолить горе у местных шлюх?       Натаниэль не помнил как, когда и насколько быстро, подлетел к мужчине и одним точным ударом в челюсть сбил того с ног. Контроль равновесия и баланс центра тяжести у нетрезвых ублюдков были словно у мешка с мукой.       — Лучше тебе заткнуться, иначе придётся потом зубы с дороги подбирать, — прошипел предостережение капитан, наклонившись к противнику.       От следующего удара по идиотской дерзкой физиономии его отвлëк только смутно знакомый жалобный клекот.       Я знаю… этот звук, — не без тревоги осознал он.       Обернувшись к двум оставшимся пьяницам, Натаниэль увидел то, над чем они потешались всë это время — над птицей.       Пенг.       — Сволочи вы малодушные, зачем над зверьём издеваетесь? — воскликнула Азалия.       Проигнорировав её, мужчины сначала посмотрели на своего товарища в предобморочном состоянии, — удар затылком о каменистую дорогу не прошёл без последствий — и только потом на Натаниэля. Его яростный взгляд под корень срезал любое сопротивление противников.       Выпрямившись, он подошёл к мужчинам ещё до того, как они успели бы раскрыть свой рот оскорблений ради. Схватив одного из них за грудки, он процедил предельно чётко и понятно даже для потерянного в алкоголе разума:       — Отпусти птицу. Немедленно.       То ли со страху, то ли с неожиданности, но мужчина разжал хватку — и Пенг тут же взлетел на ближайшую крышу. Странные подёргивания крыльями навели на подозрения о том, что эти ублюдки явно успели что-то сделать. Да как они вообще его поймали? Как они посмели?       В очередном порыве гнева Натаниэль со всей силы оттолкнул мужчину от себя в сторону третьего, в результате чего оба неуклюже врезались в стену и оказались почти окончательно выведенными из строя. Первый всё ещё не подавал попыток встать, но по крайней мере дышал — возможно, заснул или потерял сознание, неважно.       — Проваливайте, — в приказном тоне велел Натаниэль.       Один из них раздражённо цокнул, но под грозным капитанским взглядом спорить не посмел. Подняв своего товарища на ноги, троица нетвёрдой походкой зашагала из переулка.       Припозднившееся сознание, что надо было спросить, с чего вдруг они прицепились к Пенгу, пришло к Натаниэлю лишь когда он пытался успокоиться и взять вскипевшую ярость под контроль. Наконец разжав кулаки, он услышал тихий голос Азалии:       — Иди сюда, пташка, ну же… Я тебя не обижу.       Пенг сидел прямо над ними и озирался по сторонам, словно не был уверен, от кого ему достанется.       — Давай, приятель, спускайся, — приподняв предплечье в горизонтальном положении, позвал Натаниэль, всматриваясь в темноту покатой крыши.       Несколько секунд сокол молчал, но потом таки расправил крылья и — не самым сбалансированным и ровным полётом — приземлился к нему.       Азалия подошла ближе, с интересом разглядывая птицу.       — Какой красивый, — завороженно прошептала она. — Жаль только потрепали бедного.       Острый капитанский взгляд выцепил несколько проблем — кое-где явно выщипали перья, а основания крыльев вроде как полоснули ножом. Натаниэль пожалел, что не разобрался с теми ублюдками как следует, пары ударов явно оказалось мало.       Не успев распробовать полностью вкус несовершённой мести на языке, он заметил, что пропал мешочек, который всегда висел на груди у Пенга.       — Натаниэль? Всё хорошо? — обеспокоенно окликнула его Азалия. — Ты… выглядишь напуганным.       — Письмо, — выдавил он. Остатки злости выветрились под грузом осознания того, чтó он упустил. — Пропало. Где оно могло…       Наткнувшись взглядом на неглубокую царапину, — как будто что-то поверх мешало сделать её более серьёзной — распростертую точно под горлом Пенга, Натаниэль посетила ужасная, но в то же время логичная догадка. Он выбежал из переулка обратно на улицу и заозирался по сторонам, но пьяной троицы уже и след простыл.       — Чёрт! — выругался он.       Опустевшая улица словно насмехалась над ним. Как можно упустить тех, кто идти-то ровно не может?       — Думаешь они могли его украсть? — спросила подошедшая Азалия.       — Не исключаю такой вариант. Им явно что-то известно… — задумчиво произнёс он.       — Вы не знакомы? — удивилась Азалия. — Они говорили о твоих полномочиях и…       — Нет, мы не знакомы, — перебил Натаниэль прежде, чем снова выслушать хоть что-то о том, кем он является или перестаёт являться. — Впервые их увидел.       — И сразу же побил, — хмыкнула она. — Вполне заслуженно.       Он напряжённо всматривался вдаль. Где письмо? Что известно тем троим? Были ли они кем-то из его старых врагов?       Заметив чужую задумчивость и читающееся во взгляде сожаление о потере, Азалия осторожно спросила:       — Эй, письмо было таким важным?       — Я очень… очень ждал его, — выговорил Натаниэль. Он знал, что мог довериться Азалии, но многое рассказывать всë же нельзя. — Задолжал ответ кое-кому.       Он чувствовал навалившуюся камнем на сердце вину. Не стоило задерживать ответ долгих три недели. Возможно, не стоило отправлять ответ ночью. Может, даже стоило это сделать подальше от Нассау. Но кто же знал, чёрт побери?       Натаниэль дословно помнил собственное письмо, но прочесть ответ на него теперь не представлялось возможным.

«Любовь моя, прости за долгое ожидание ответа. Не стоит беспокоиться, со мной, командой и тем более кораблём всë в порядке. Твои догадки частично верны, возникли небольшие трудности, но я справлюсь с ними. Я обязательно заглажу свою вину перед тобой за этот инцидент, но позже. Прости. Твой верный Н.»

      Азалия обдумала его ответ и предложила:       — Может так и напишешь, что письмо украли, и попросишь человека повторить написанное?       Дело было не в том, что Натаниэль хранил каждое письмо Эндрю, и даже не в том, что он хотел успокоить его, убедив, что причин для волнений нет, а в том, куда и к кому могло попасть письмо. Могло произойти буквально что угодно, и это не делало ситуацию лучше. Письмо старшего наследника короны в плохих руках могло доставить серьёзные проблемы. Но, по сути, никто, кроме Натаниэля, не знал имени скрытого за приписанным «Э.» в конце. Для незнакомого человека это просто инициал чёрт знает какого имени, начинающегося на «Э».       — Не получится, — он качнул головой и взглянул на измученного Пенга. — Теперь я даже не смогу связаться с адресатом.       Наступило молчание — не совсем безнадëжное и напряженное, но всë же ощутимое.       От мыслей о том, что в проклятом Нассау днём с огнём не сыщешь потерянное письмо и уж тем более пьяниц, которых здесь как грязи, Натаниэль отвлёкся только когда почувствовал прикосновение к плечу — Азалия вплотную приблизилась, положив голову на плечо и подбочившись слева.       — Всё наладится, — тихо, но уверенно сказала она. — Сходи пока к матери поговори. Решать проблемы нужно по мере поступления и с холодной головой, — повернувшись, она с готовностью встретила его серьёзный взгляд.       Азалия всегда находила подход к любому человеку, но подход к Натаниэлю — это старая, известная, стоптанная тропинка, по которой она без запинки прошла столько лет спустя.       — Верно, — в конце концов вынужденно согласился Натаниэль. — Спасибо, я пойду, — кивнув на прощание, он сделал шаг вперёд, но его остановили.       Аккуратно удерживая друга за рукав, Азалия предложила ещë кое-что:       — Можешь оставить соколка мне. Ему нужно передохнуть. Потом на обратном пути зайдёшь ко мне домой и заберёшь.       Это было здравой мыслью. Натаниэлю предстояло сосредоточиться на том, чтобы узнать от матери всë о поведении Натана в последнее время. Если уж на то пошло, Нассау являлся далеко не первым безопасным местом для них, скорее — наоборот, замыкал собой список. Но пока авторитет Натаниэля ещë хоть что-то значил, он мог расправиться с любым, кто решит здесь бросить ему вызов.       — Спасибо, Лия, — он опустил сокола и тот устроится на руках девушки, словно птенчик в гнезде.       — Будь, пожалуйста, осторожен, — сказала она напоследок ему вслед, впервые выразив тревогу этим вечером.       По пути к родительскому дому Натаниэль оглядывался вокруг, но — как назло — все, кто попадались ему, точно выглядели не как те, кого он подсознательно искал.       Вместе с тем, как дома становились всë серее и менее целостными, впереди пути становился всё более заметным холм, поросший деревьями и отчужденностью. Там, на самой вершине, возвышался дом. Дом семьи Веснински — это знали все на острове. Около трёх десятков лет назад его там построили вовсе не по тому принципу, по которому возводят замки на скалистых утëсах, — от нападок врагов и выделенных отличий по сравнению со всей остальной архитектурой города — а лишь потому что Натан всегда стоял на ряд выше других. Всегда более сильный, жестокий, стойкий, настойчивый, разъяренный, бесчеловечный. Таким людям, как он, не перечат, когда они хотят, чтобы их дом выглядел как можно более восхищающе недоступным.       И, конечно, они превращают дом в тюрьму, а жильцов — в пленников. Когда одному дают фору, другой остаётся взамен, потому что должен остаться хоть кто-то. Как Мэри.       Осознание того, что именно в этом году должна наступить годовщина с их серебряной свадьбы, заставило Натаниэля ускорить шаг.       Подниматься в гору — не сложно. Сложно — заставить себя постучать в дверь.       Вздох. Дважды стукнуть. Ожидание — самое напряженное из всего этого.       Стоило отдать должное Натану — о безопасности своих пленников он до поры до времени заботился совсем неплохо. Изнутри массивной деревянной двери располагался железный засов, без сдвижения которого дверь ни в какую не поддастся. На случай, если случилось бы что-то, угрожающее безопасности живущих там, в двери также располагался деревянный засов, больше своего предшественника. С ними можно было сидеть в страхе, но безопасности. Натаниэль это знал так же хорошо, как и Мэри. Натану попросту не приходилось проверять стойкость засовов на себе.       Услышав тот самый скрежещущий звук железного засова, Натаниэль по привычке напряжённо выпрямился, словно струна.       Дверь приоткрылась, представляя ему лицо матери — поначалу уставшее, но уже секундой позже удивленное и забывчиво радостное.       — Натаниэль… — прошептала она, прижав руку ко рту, будто не хотела доставлять неудобства излишком эмоций, — сынок.       Мэри протянула руки вперед, Натаниэль перехватил их на полпути и, сделав короткий шаг вперёд, обнял еë.       — Мама.       Она уткнулась ему в плечо, беззвучно что-то говоря и едва ли не плача от облегчения.       — Ты здесь… живой… вернулся!       — Да, мам. Я здесь. Я с тобой.       Она прижалась крепче, но уже через пару мгновений отстранилась, вытирая набежавшие слëзы.       — Что это я даже в дом тебя не приглашаю… — виновато улыбнулась она. — Проходи, милый.       Перед тем, как закрыть за ним дверь, Мэри выглянула наружу, высматривая нет ли там кого подозрительного и опасного. И только после этого закрыла дверь на засов и повернулась к сыну.       — Что привело тебя сюда?       Несколько секунд поразмыслив над причиной, в конце концов он ответил почти честно:       — Спасаюсь бегством, — и безрадостно усмехнулся.       — От кого? — с неприкрытым тихим ужасом спросила Мэри, прижав руку к груди, словно сердце готово было ухнуть в последний раз и выскочить из-под рёбер со страху.       — От того же, от кого и ты, — неизменный ответ напоминал, кем они являются, как бы ни старались это скрыть или отречься. — Ты не предупредила, что он внезапно вышел из себя, — без обвинения (потому что уже поздно) добавил он.       Мэри опустила голову, отведя взгляд, и прошла дальше, в просторную комнату первого этажа, бормоча на ходу извинения. Натаниэль пошёл за ней чуть ли не шаг в шаг, чтобы не пропустить ни единого слова.       — Прости, я не… я не понимала, в чём причина, — она остановилась около старого обеденного стола и обернулась к сыну, чтобы поведать детали, которых до этого он не знал: — Натан посетил Гавану, а днём позже уже рассвирепел, потому что его чуть не арестовали.       Недостающая часть наконец заняла своё место в картине осознания.       Дело в том, что после случая вопиющей дерзости двухлетней давности форт Гаваны значительно усилил защиту от пиратов и всех, кто осмеливался совершить ограбление местных. Когти же обычно совершали более дальние плавания и в местные воды заходили намного реже, чем Вороны. И, решившись поживиться тем, что являлось близким и знакомым, Натан остался с ничем. Знал ли он из-за кого именно усилили охрану порта? Если бы это было так, то от Натаниэля уже живого места не осталось бы.       Мэри села за стол, прижав ладонь ко лбу, словно боролась с непрекращающейся напряжённой мигренью. Натаниэль занял место рядом, но взгляд его уходил намного дальше стола, куда-то в направлении нигде.       — Иногда я думаю, настанет ли день, когда его арестуют… — тихо прошептал он, прикрыв глаза от усталости.       Мэри поджала губы. Пока они находились в клетке, именуемой домом вот уже более двадцати лет, надежда являлась почти единственным шансом не сходить с ума от отчаяния.       — Даже опытный охотник иногда сталкивается с тем, что добыча ему не по зубам, — вдруг сказала она. — Тогда жертвой становится он.       Натаниэль открыл глаза и долгим задумчивым взглядом посмотрел на мать. Сначала ему казалось, что он видит то же, что и всегда, — уставшую, мягкую, кроткую женщину, но, приглядевшись, он заметил кое-что ещё. Синяки на шее, скрытые высоким воротником платья, но всё же выглядывающие из-под него.       — Мам?..       — Натан запретил мне общаться с тобой, — шёпотом призналась она.       Проигнорировав её слова, Натаниэль хотел спросить:       — Он снова…       Но не смог договорить, когда Мэри закрыла лицо руками, тихо всхлипнув.       — Я так слаба, так устала…       Рано или поздно все окружавшие Натана люди не выдерживали и давали слабину за слабиной, а он с откровенным удовольствием подпитывался их жизненной силой, делая их больше похожими на блёклые тени, чем на тех, кто однажды встал на его сторону.       Мэри слишком долго стояла на его стороне, причём не по своей воле. И если она потеряла чутьё, помогавшее распознать тот самый момент, подходящий для восстания против, Натаниэль сделает это за неё.       Решив, что с него хватит, он поднялся с места и заявил:       — Пойдём со мной.       Отняв руки от лица, Мэри посмотрела на него остекленевшими взглядом недоверия и угасающей надежды, спросив:       — Куда?       Натаниэль не знал точно куда, но знал, что должен помочь матери выбраться и увидеть жизнь дальше проклятых четырёх стен и всего Нассау. Возможно, ему удастся по старым связям найти матери дом где-нибудь на Кубе. Скажем, Камагуэй? Иронично, что изначально город, располагавшийся на море, перенесли вглубь острова в виду многочисленных нападений пиратов более полутора века назад. Его улицы походили на лабиринт — архитектурная задумка, содержащая в себе ловушку против подлых пиратов, которых вне моря гораздо проще поймать на суше в череде замысловатых улиц.       — Мы уплывём отсюда, я найду безопасное место, где ты сможешь жить, — решительно ответил он. — Я больше не беспомощный мальчик, а Натан — не всесильный владыка, он не может помешать нам видеться.       Я только что… признал это?       Кажется, Мэри, вопреки его словам, всё ещё видела по-детски смелые глаза и пылающую огнём решительность, что мир не крутится вокруг Натана, делавшего вид, что он если не бессмертный, то хотя бы могущественный.       — Хотела бы я тебе верить, — тихо сказала она, опустив голову. Ей не хватало смелости согласиться, хотя желание покинуть остров затмевало все мысли. Как давно она ждала такой возможности? С тех пор, как взяла фамилию Веснински?       — Поверь, — он наклонился к ней, приобняв за плечи. — Слово капитана нерушимо, — недоговорка комом застряла в горле.       Она долго сомневалась, хотя Натаниэлю казалось, что про себя она всё давно решила. Его визит в Нассау хоть и получился не совсем запланированным, — спасибо Натану — но тем не менее стал спусковым крючком для первого за много лет изменения в жизни Мэри.       — Хорошо, — в конце концов вымолвила она, вытерев остатки слёз, и поднялась. — Я доверюсь тебе.       Они прикрыли за собой дверь и поспешили спуститься с холма, не оглядываясь на злополучный дом. Без вещей, — Мэри не хотела брать ничего, связанного с этим местом или имевшее непосредственное отношение к супругу — можно сказать, налегке.       И если по пути сюда, немногочисленные прохожие почти не оборачивались в сторону Натаниэля, то на Мэри не смотреть не могли. Все знали, чья это жена. И, вероятно, она выходила на улицу слишком редко, чтобы не привлекать внимания.       Бросив грозный взгляд в сторону очередного засмотревшегося разбойника, который сразу же отвёл взгляд, когда понял с кем предстоит иметь дело, Натаниэль сказал:       — Зайдём к Азалии, мне нужно забрать у неё Пенга.       Мэри кивнула и уточнила:       — Твой приятель?       — Да, сокол.       Не самый общеизвестный выбор почтовой птицы, конечно, но Натаниэля всё устраивало. Он помнил, что любимой птицей — как для охоты, так и в личных предпочтениях — Натана являлся ястреб, но как бы тот не был суров, при всём желании невозможно обучить хищника почтовому делу. Да и прибегал к необходимости писем Натан редко, а когда такое случалось предпочитал быстрого стрижа.       Они свернули на безлюдную улицу, где пятый дом от начала являлся именно тем, что они искали. Ставни на окнах пропускали свет из щелей, значит, Азалия уже пришла домой. Натаниэль постучал в дверь и ответ не заставил себя долго ждать — засов скрипнул и дверь открылась.       — Я уж волноваться начала, где ты запропастился, — извиняющимся тоном поприветствовала его девушка и, заметив, что друг пришёл не один, улыбнулась: — Здравствуйте, Мэри.       — Здравствуй, Азалия, — кажется, она немного расслабилась, увидев знакомое лицо среди череды одинаковых мрачных улиц, серых домов и суровых жителей.       — Проходите, не стойте на пороге, примета плохая, — суетливо отойдя в сторону, Азалия пропустила гостей в дом.       Натаниэль зашёл первым и осмотрелся — изнутри дом, выделенный хозяйкой борделя для Азалии, он видел впервые. Небольшой, но зато оба этажа принадлежали ей полностью и засовы на двери выглядели достаточно прочными, чтобы не переживать о безопасности.       Однако, всё здесь покрылось слоем желанного одиночества и уединения.       — Я как могла обработала ему самые глубокие царапины, но он всё ещё выглядит неважно, — Азалия вынесла к ним небольшой ящик, не имевший верхней крышки, и поставила на стоявший у стены стул.       Пенг удобно устроился внутри, подмяв под себя какие-то тряпки, будто свитое гнездо.       — Спасибо за заботу о нём, — кивнул Натаниэль.       — Было бы за что благодарить, — отмахнулась Азалия. — Услуга по старой дружбе не стоит того упоминания, которое ты ей придаёшь.       Натаниэль оторвал взгляд от ящика и посмотрел на девушку. Её лёгкая улыбка ворошила воспоминания лет, когда они вместе росли в Нассау. У каждого был свой путь, но так или иначе в её четырнадцать и его пятнадцать они разошлись в разные стороны: Натаниэль ушёл к морю, а Азалия осталась под присмотром госпожи Севисской, которая взяла на себя заботу о девочке, чьи родители тогда сгинули чёрт знает где. То ли напоролись на жестоких разбойников, то ли морские глубины утащили их, а может и арестовали — никто точно не знал. И великодушное милосердие проявила именно владелица борделя с обещаниями крыши над головой и заработка на жизнь.       Азалия со временем привязалась к госпоже Севисской, как единственному человеку на острове, которого тревожило здоровье девушки и её состояние. Но предложенная работа повлекла за собой последствия — настоящая Азалия скрывалась за дерзкой ухмылкой и развратными нарядами всё то время, пока находилась в борделе. Только приходя домой она выдыхала, сменяя одежду на как можно более закрытую, — платье с высоким горлом, рукавами в три четверти и длинным, совершенно не пышным подолом платья — а ухмылки и острые словечки заменяя на слабую улыбку и мягкий голос.       — Прости, что прошу, милая, — вдруг заговорила Мэри, — но не будет ли у тебя воды? В горле совсем пересохло.       — Конечно-конечно, пойдёмте за мной, я налью вам воды, — Азалия взяла женщину под локоть и повела на кухню.       Пользуясь тем, что остался один, Натаниэль разбудил сокола, — тот, едва увидев хозяина, приветственно воспросвистел и забрался на плечо — а на его место в ящике положил мешочек с шиллингами. Тихая благодарность, раз уж её обычное проявление Азалия упрямо не берёт в счёт. А если эти деньги станут предлогом ей взять выходной или вовсе купить себе место на отправлявшиеся корабли курсом на Кубу или Гаити, то Натаниэль будет только рад за неё.       Вернувшись обратно, Азалия заметила Пенга и довольно сказала:       — Какой, оказывается, бодрый малый, я-то думала он без сил лежит!       — Он крепче, чем кажется, — усмехнулся Натаниэль. — Мы, пожалуй, пойдём, и так отвлекаем тебя.       Азалия перевела задумчивый взгляд с Мэри на Натаниэля и в конце концов проводила их с улыбкой и пожеланиями хорошего пути:       — До скорой встречи и попутного ветра.       — До встречи, Лия, и береги себя.       Выйдя на улицу, Натаниэль вздохнул. Что ж, им почти удалось распрощаться с Нассау. Осталось всего ничего до того, как они покинут это место.       По пути до порта Натаниэль всё ещё высматривал тех троих, с кем столкнулся в переулке, но что-то ему подсказывало, что они уже скрылись и навряд ли выберутся на улицы, покуда он будет здесь бродить.       — Господи, неужели это твой корабль? — ахнула Мэри.       Натаниэль перевёл взгляд с дороги близ условной черты начала города на то, что так привлекло внимание матери.       — Да, — усмехнулся он, отчего-то довольный собой, когда увидел Крыло Ворона со стороны, — неплохо для отпрыска Натана?       Что-то нервное проскользнуло в изгибе губ Мэри, но на судно она смотрела уверенно и с интересом.       — Это… наверное, многого тебе стоило, — сказала она и в общем-то почти не ошиблась. — Но я тобой горжусь.       Лгун.       Враньём и трусостью не гордятся, он это знал. Но Мэри не знала, что он растерял самого себя по пути сюда, и прикрывал дыру в сердце ложью и трусостью. Вопрос времени — когда всё это всплывёт наружу, но навряд ли у него в запасе слишком много времени.       — Мадемуазель, прошу на борт, — первым забравшись на трап, Натаниэль подал руку матери, которая, последний раз оглянувшись на оставшийся позади Нассау, осторожно вложила ладонь в его и поднялась на борт.       Снова оказавшись на палубе под тёмными парусами и выжидающими взглядами Натаниэль уже был готов к этому и знал, что делать.       — Мистер Стивенсон! — окликнул Натаниэль и уже спустя пару секунд квартирмейстер оказался рядом.       — С возвращением, капитан!       — Все на месте? — он оглядел команду и, кажется, экипаж находился в полном составе.       — Да, капитан.       — Отлично. Господа, — громко обратился он к команде, — прошу вашему вниманию: моя мать, Мэри. Поплывёт до Кубы с нами. И если вы вздумаете, будто вправе обидеть её, вынужден предупредить, что в таком случае вы лишитесь своих загребущих рук.       — Капитан, да что вы, кто мы такие, чтобы покушаться на святое! — выкрикнул кто-то из команды, а остальные поддержали мнение.       Как бы пиратов обычно не поливали грязью, но и они вообще-то имели свои святыни. Одна из них — уважение к матерям. Гораздо чаще в их семьях встречались ужасные отцы, но неизменно добрые матери, всей душой любящие ребёнка. Поэтому Вороны не могли сказать известное «женщина на корабле — к беде» (с чем Натаниэль спорил и не раз готов доказывать глупость этой поговорки) матери. Особенно матери их капитана.       — Рад слышать, — кивнул Натаниэль, удовлетворённый реакцией команды. — Отдать швартовы, мы отчаливаем!       — Есть, капитан!       — У тебя здесь все прямо по струнке ходят, — шепнула ему Мэри, пока люди вокруг них суетились с приготовлениями к отплытию.       — Без ежовых рукавиц любая команда уже распалась бы и в лучшем случае потопила бы корабль, а в худшем — гнила в тюрьме, — тихо ответил он.       Одна из немногих вещей, в которых Натан не подвёл сына, — это взращивание стойкого стержня и сильного характера. Да, путь из жестокости, побоев и издевательств оказался тернист, но не напрасен. Теперь Натаниэль думал, что не просто может дать отпор Натану, но и действительно способен на это.       И, конечно, его задатки лидера позже превратились в неоспоримый авторитет, который вот уже который год уважала команда.       — Здравствуйте! — улыбнулась подошедшая к ним Элисон. — Приятно познакомиться с вами, Мэри. Меня зовут Элисон.       — Здравствуй, взаимно, — Мэри слабо улыбнулась и с немым вопросом перевела взгляд на Натаниэля, а затем — обратно к девушке. Кажется, она не ожидала увидеть среди членов команды молодую девушку. И что-то натолкнуло Мэри на вопрос: — А вы… Натаниэль, это твоя невеста?       В то время как Элисон заливисто рассмеялась, Натаниэль прокашлялся:       — Нет, мам. Это наш помощник небольших разносторонних поручений.       — Вот как, — кивнула Мэри. — Прошу простить мне мою бестактность, — с извиняющейся полуулыбкой она посмотрела на Элисон, которая стала отнекиваться.       — Что вы, что вы, ничего страшного.       Порывы ветра резво наполняли паруса, корабль покачнулся, отходя от пирса. Судно сдвинулось с места, сталкиваясь с волнами в попытках найти своеобразный ритм хода.       Едва устояв на ногах от неожиданного движения, Мэри схватилась за плечо Натаниэля, чтобы не упасть.       — Нас ждёт долгая дорога, так что тебе стоит научиться держать равновесие, — сказал он и заметил машущего ему с мостика рулевого.       — Смотрите, — Элисон встала ближе к ней, придерживая с другого бока от Натаниэля. — Проще всего ходить «вразвалку». Вот как Натаниэль, — она указала на капитана, отошедшего отдать приказ о текущем курсе.       Его шаги были шире обычного, поскольку делались с целью увеличения площади опоры для ступней и тем самым сохранения равновесия.       — Но при этом нужно не забывать держать спину, иначе вы упадёте, — сказала Элисон.       Мэри кивнула, но первый шаг делать вовсе не спешила. Тогда Элисон помахала рукой Натаниэлю, призывая вернуться к ним по окончании озвучивания приказа. Тот обговорил курс с лоцманом согласно карте, выданной Жаном, кивнул напоследок рулевому и направился обратно к ожидающим девушкам.       — Уже сказала ей о «вразвалку?» — спросил он, подойдя.       — Боюсь, я… — неуверенно начала Мэри, придерживаясь за локоть Элисон.       — Страх преодолеть легче, чем ты думаешь, если знаешь, что делать, — спокойно, но настойчиво перебил её Натаниэль. — Давай, попробуй сделать несколько широких шагов вдоль по борту.       Кивнув, Мэри всё же разжала хватку на локте Элисон и сделала первый неуверенный шаг по палубе. Воодушевившись тем, что удалось удержаться на ногах, она сделала ещё несколько, при этом не забывая держать спину, чтобы не потерять равновесие.       Натаниэль подошёл к ней быстрее, чем она успела дойти до капитанского мостика, чтобы сказать:       — У тебя очень хорошо получается. Ещё немного практики и предстоящий путь покажется не таким уж тяжёлым.       — А куда мы плывём?       — Камагуэй. Там безопасно, отличное место, чтобы начать всё с чистого листа.       Она в неверии посмотрела на него, рукой придерживаясь за борт.       — Ты хочешь…       — Чтобы ты была счастлива, конечно, — уверенно ответил Натаниэль.       — Что, если, узнав об этом, Натан доберётся до тебя? — спросила Мэри, с неприкрытой тревогой вглядываясь в спокойные омуты сына.       — Тогда я что-нибудь придумаю, чтобы противостоять ему.       Второй раз победить ему я не позволю.       — Ты уверен, что сможешь? — тихо спросила Мэри. Она не сомневалась в его силе, но жутко боялась за него, и ещё сильнее боялась потерять. Особенно по своей вине.       Натаниэль задумался, а был ли у него выбор? Дать слабину — значит подставиться под удар. А он хочет этот самый удар нанести. В чём он теперь уверен, так это в том, что время уже давно пришло. Теперь настала очередь решительности.       — Да, — заявил он. — А теперь давай-ка пройдёмся ещё немного вдоль борта. Наше путешествие только начинается.       Путь действительно предстоял неблизкий — порт Нуэвитас находится от них приблизительно в 470 милях, при средней скорости в 10 узлов дорога туда займёт в лучшем случае три дня. После останется совсем немного: доставить Мэри на Камагуэй — возможно, заплатить местным торговцам проезжавшим в тех местах на повозках, чтобы они отвезли её в город — и можно будет сосредоточиться на решении личных проблем.       Не позволяя себе думать, будто всё налаживается, Натаниэль тем не менее ловил себя на мысли, что скучает по Эндрю. Так сильно, что становилось невыносимо томить сердце в ловушке грудной клетки. Будет ли он относиться к нему так же, как раньше, — любить, оберегать, целовать? — или откажется, как от прокажённого?       Это же Эндрю, он говорил, что ни за что на свете не отвернётся от меня, — вопреки непрошенным сомнениям думал Натаниэль. Поэтому они и любили друг друга — за верность, стабильность и бесценную поддержку.       И он будет любить Эндрю до своего последнего вздоха.