***
Натаниэль не сходил с палубы до самого момента, пока спустя несколько часов не заметил очертания Дункан-Тауна вдали. Вот оно. Время пришло. — Натаниэль, а нам что делать? — тихо спросила Элисон, подойдя к нему достаточно незаметно, чтобы внезапно отвлечь его от своих мыслей, но не настолько, чтобы он хоть на грамм испугался. — Я могла бы помочь тебе. — Вы с Жаном остаётесь здесь, конечно же, — неотрывно смотря на остров, он уже ненавидел этот несчастный клочок земли и нездоровую любовь отца к малолюдным местам, которые он превращал в небольшие королевства жестокости и хладнокровной власти. Морские Когти могли без труда заставить небольшие поселения и деревушки молчать о том, что они здесь бывают, и продолжать жить в хлипкой иллюзии того, что всё как и раньше, ничего не меняется. На Дункан-Тауне имелось не больше дюжины домов с обычными семьями, которые по своим причинам хотели уединения, но не желали умирать только потому, что это место нравилось свихнувшемуся пирату с дурной славой. — Нужно команду набрать, — задумчиво сказал он и уже собрался уходить, когда Элисон схватила его за рукав, останавливая. — Это место очень плохое, я чувствую, — напряжённо сказала она. — Зачем мы здесь? Представь, в какую ярость придёт Натан, когда поймёт, что ты решил ограбить его. Это так опасно! Ты хоть осознаёшь риск? — Напрасно меня предостерегать. Ни твоё предчувствие, ни взывания к здравомыслию не помогут. Я всё решил, Элисон, меня не остановил бы даже ураган и разбитый в щепки корабль. Она посмотрела на него с отчаянной надеждой, но в конце концов выдохнула и разжала хватку. — Если ты так твёрдо намерен сделать задуманное… я не буду мешать, — он знал, как тяжело ей дались эти слова, потому что почти за год, проведённый в команде Воронов, она привязалась к Натаниэлю и, естественно, переживала за него так, словно он действительно заслуживал этого. Чего он себе позволить не мог, так это принять её помощь. Он кивнул и хотел уйти, когда услышал её негромкие слова, прилетевшие в спину: — Надеюсь, Натан поплатится за всё. — Не сомневайся, дорогая, всё так и будет. Оставив её одну, Натаниэль взобрался на мостик и крикнул: — По прибытию некоторые из вас сойдут со мной на берег, остальным строго запрещается покидать судно! Возвращаться мы ни за кем не собираемся. Если покинули корабль — остались на Дункан-Тауне, ясно выражаюсь? — Да, капитан! — Отлично. Теперь те, кто пойдут со мной: Стивенсон, Робин, Терранс, Джексон, Вард, Норрис, Фергус, Хэйл, Кейдн, Эммет, Рилан и Рэд, — все названные являлись более чем достойными напарниками в бою; Натаниэль совершил немало преступлений с ними плечом к плечу и знал, что не получит от них ножа в спину. — Зададим взбучку Когтям! — выкрикнул Робин и остальные подхватили боевой клич. Натаниэль усмехнулся в холодном предвкушении. Если посмотреть на него со стороны, то можно и правду подумать, что он едва ли печётся о чём-то или ком-то больше, чем о собственном благополучии. Но он так чертовски сильно переживал за Эндрю. Натаниэль без устали тщательно строил план мести Натану, только чтобы не думать, какую меру жестокости тот позволит себе по отношению к принцу, который, как теперь известно, очень дорог его сыну. Он мог отыграться на нём, и это пугало Натаниэля до мурашек и бешено бьющегося сердца. Иногда он забывал, как дышать, потому что чувствовал, что тонет в наступающей волне вины. В такие моменты он прикасался к месту между ключиц и сквозь ткань рубашки ощущал контуры кольца, которое носил на цепочке. Дышать становилось немного, но легче. Он помнил, как Эндрю подарил ему это кольцо в одну из встреч, дата которой даже не являлась какой-то годовщиной, — тогда их отношениям исполнилось где-то около полутора лет — аргументировав это тем, что ему «не нужен повод, чтобы сделать любимому человеку приятно». Натаниэль, в общем-то, и сам нередко дарил принцу что-то ценное: броши, заколки для волос и кольца тоже (но, возможно, они иногда могли быть слишком вульгарны для высшего общества), не прося ничего взамен, поскольку знал, что, вот так ирония, Миньярду-старшему намного сложнее получить какое-либо украшения, не вызвав подозрений у ювелирного мастера и придворных. В свои двадцать один официально он всё ещё считался холостым, помолвлен ни с кем и не был, хотя однажды ему и поступило «выгодное» предложение от какой-то принцессы. Эндрю тогда отказался, чем навлёк на себя долгое обсуждение и осуждение со стороны знати, приближенных к королевской семье. Но ему было плевать. — Я люблю только тебя, никто другой мне не нужен, — так ему говорил Эндрю. Натаниэль тоже любит только Эндрю, конечно же. И если с его головы упадёт хоть один волос, он убьёт Натана так жестоко, что тот скажет «я и не думал, что ты на такое способен, монстр!» прежде, чем умереть. Если Эндрю не захочет иметь с Натаниэлем ничего общего после всего этого, он поймёт. Поймёт и отпустит, потому что именно так поступают, когда любят. Заметив приближение порта, Натаниэль отдал приказ: — Оба якоря приготовить к отдаче! На сомнения времени не оставалось, как и на волнения, поэтому он сделал то, что умел лучше всего, — принял лидерскую позицию в собранной им же немногочисленной банде и получше закрепил оружейный пояс. — Отдать якоря! Покачнувшись, корабль в конце концов остановился в пустынном порту. Пока на пирс спускали трап, Натаниэль определился с путём, который должен был сделать их визит приятным удивлением. Он сошёл первым и, слыша за собой нестройный топот, ему становилось не спокойнее, но надёжнее. Во что бы то ни стало и чего бы ни стоило, он спасёт Эндрю. Рядом с его жизнью всё остальное теряло ценность и важность. — Нагрянем, как гром средь бела дня? — спросил Стивенсон, неизменно идя по правую руку капитана. — Именно. Они обходили выглядящую полузаброшенной деревню, чтобы на открытой улице их случайно никто не заметил раньше времени. По мере прохождения негустого леса пиратский аппетит наживы лишь усиливался. Дорога выдалась недолгой, Натаниэль это знал, а даже если бы она занимала часы и сутки, он бы всё равно прошёл этот путь, чтобы снова увидеть Эндрю. Наконец на лесной опушке замаячил дом. Не такой удручающий, как их родной, но и к этому Натан приложил руку. Там Эндрю. Внутри. Ждёт Натаниэля. — Если снаружи никого нет, значит, люди отца находятся с ним в доме, — вслух рассуждал Натаниэль. — Всё, что вам нужно сделать, — расправиться с ними прежде, чем грабить. — Будет сделано, капитан, — взяв на себя общее право голоса, ответил Стивенсон. Они вышли на пустующую мрачную поляну, и Натаниэлю пришлось прогонять воспоминания десятилетней и более давности, когда он охотился здесь на перепёлок и кроликов с Натаном. Теперь охотиться он будет на самого Натана. Двухэтажный дом казался обманчиво тихим и в некоторых местах значительно оброс растительностью, становясь частью леса. Не потрудившись тратить время на бесполезную проверку, заперта ли дверь, Натаниэль ударил ногой по ней так, что она слетела с петель и с грохотом упала на пол. Он бесцеремонно зашёл внутрь и огляделся. Кучка разбойников, которых он не раз и не два видел на судне Когтей, и… дыхание перехватило, когда он заметил Эндрю у дальней стены, привязанного к стулу и, кажется, в почти бессознательном состоянии. — А мы уже заждались вас! — громко сказал высокий мужчина, доставая из-за пояса пару ножей. Его примеру последовали и остальные. Натаниэль вытащил саблю из ножен, позвав: — Фергус. Названный выступил из-за спин других и, под выжидающие взгляды Когтей, ловким движением выбросил в центр комнаты небольшой предмет цилиндрической формы, который в считанные секунды взорвался от соприкосновения с половицами и заполнил помещение дымом. Не ядовитым, но дезориентирующим. Именно в тот момент всё пришло в движение. Сквозь ругательства, звон и скрежет металла, Натаниэль пробирался вперёд комнаты, практически шагая вслепую, по памяти, и убирая с пути всех неуместных. Он слышал звуки ожесточённой борьбы позади и вокруг, но, расправившись с ближайшим к Эндрю разбойником, понял, что они действительно отбирают шанс на победу у Когтей. Причём довольно дерзко. — Эндрю, Эндрю, проснись, — негромко позвал Натаниэль, наклонившись к лицу Эндрю, которое удавалось как следует рассмотреть лишь вблизи. Затуманенным взглядом Эндрю посмотрел на него. — Натаниэль? — он, вероятно, думал, что это сон. — Я освобожу тебя. Скоро всё закончится, — он разрезал верёвки на чужих запястьях и щиколотках. Крепкие, жёсткие, наверняка ужасно натирают кожу. — Стивенсон! — гаркнул он. Квартирмейстер появился рядом спустя не больше десятка секунд и, рассмотрев потирающего запястья блондина, перевёл поражённый взгляд на капитана. — Немедленно отведи его Высочество на наш корабль, — велел Натаниэль. — Там он будет под вашей с Жаном ответственностью. Эндрю только успел непонимающе посмотреть на Натаниэля и открыть рот, чтобы сказать что-то более связное, чем просто имя возлюбленного, когда Стивенсон оказался рядом с ним и повёл к выходу, пока весь дым не успел рассеяться, сделав их исчезновение не таким незаметным. Едва они скрылись в проходе, на втором этаже послышались шаги. Тяжёлые. Властные. Неизбежные. Сквозь пропадающий дым Натаниэль пробрался к лестнице, попутно серьёзно ранив пару до сих пор уцелевших разбойников Когтей, и встал у её подножья, когда наверху показался Натан. Завеса к тому моменту почти пропала — теперь они могли рассмотреть друг друга даже на расстоянии. — Ты ворвался в мой дом, такая отчаянная решительность заслуживала бы похвалы, — произнёс Натан с читающейся между строк надвигающейся опасностью. — Не будь всё остальное в твоей жизни таким жалким, — и, конечно же, брезгливостью. — Я почти победил, это ли не повод поздравить меня? — усмехнулся Натаниэль, крепче взяв саблю, готовый к неожиданным нападкам Натана. Он спустился на несколько ступеней ниже, чтобы разглядеть, что мало того часть его команды уже пала безрассудной смертью, так ещё и главного сокровища здесь уже нет. Натаниэль надеялся, что в это время Стивенсон с Эндрю уже преодолели около трети пути до порта. Всё будет в порядке, Жан знает, что делать, — внушал он себе. — Сукин ты сын, — процедил Натан и одним резким движением достал из ножен меч, направляя в его сторону. Натаниэль знал, что не должен позволить ему спуститься или сделать хоть что-то угрожающее безопасности Эндрю, поэтому поднялся по ступеням, преграждая путь. — Как только наступит штиль, покинуть лодку! — крикнул он, зная, что кроме его самого и Воронов, эти слова с первого раза не поймёшь. А смысл там на самом деле содержался предельно простой: когда они расправятся с Когтями, нужно покинуть дом. Их право, конечно, если они захотят проверить погреб или пару тайников Натана, но задерживаться здесь явно не стоит. — Перечишь мне? — зло спросил Натан. Раньше Натаниэль и впрямь не противостоял отцу напрямую, будучи настроенным крайне решительно и совершенно серьёзно. Но старые времена давно прошли, на их место пришло осознание, что всю свою осознанную жизнь он стремился даже не к своим собственным заслугам. Единственная своя мечта, которая у него всегда теплилась в сердце, — это жить вместе с Эндрю. Найти дом в тихой деревушке, где никому не было бы до них дела, просыпаться по утрам вместе и засыпать. Ходить на рынок, как все обычные супружеские пары. Возможно, обзавестись хозяйством, например, фермой? А всё остальное, чем жил Натаниэль, даже не принадлежало в полной мере ему. Поэтому он и вступил в открытое сопротивление, которое так возмутило Натана. — Давно пора было это сделать, — ответил он, чем вызвал ещё больший всплеск ярости. Натан сделал резкий замах, который Натаниэль с готовностью отбил. В ушах зазвенел скрежет металла. Он сделал ответный выпад, который Натан грубо отразил. Плечо вспыхнуло острой болью из-за резкого рывка, но Натаниэль заставил себя не обращать на это внимания, надвигаясь в ответ на попытки Натана живьём добраться до его рёбер. Они продолжали наносить удар за ударом, всё яростнее отбиваясь и всё смелее нападая, пока Натаниэлю наконец не удалось загнать отца на второй этаж. Они так сильно не хотели проигрывать друг другу, что окружающая обстановка едва ли волновала их, но Натаниэль действительно следил за ней. — Похоже, ты попался в мою ловушку, — ухмыльнулся он. Здесь, в свете свечей, освещавших массивный дубовый стол и дальнюю пыточную стену, он мог предельно ясно рассмотреть лицо Натана. И, к своему удовлетворению, почувствовал растекающееся дегтярём злорадствование внутри. Ужасающе внушительный шрам, оставленный им когда-то, теперь придавал сил и уверенности. Натаниэль был бы совсем не прочь оставить ещё один такой, может даже несколько или так много, чтобы их количества хватило для чужой скоропостижной смерти. Натан, скорее всего, понял, о чём мимолётно задумался Натаниэль, поскольку его лицо исказила смертоносная ярость. Он всей своей прогнившей душой ненавидел тот день, когда проиграл дуэль собственному сыну. Тогда ещё сыну. Дело обстояло так: незадолго до рокового пятнадцатилетия Натаниэль — неожиданно для них двоих — победил отца, оставив трофей навсегда с ним. Это один из поступков в жизни, которым он по-настоящему гордится. Это показывает, на что он действительно способен. Смог однажды, сможет и сейчас, чёрт побери! — Не зазнавайся, — предупредил Натан и, достав из-за пояса нож, точным движением метнул его в сторону Натаниэля. Лезвие сверкнуло и, пролетев в паре дюймов от левого уха, с треском вонзилось в стену. Если Натан думал напугать этим сына, то он был наивен. А так как наивности в нём столько же, сколько у Натаниэля честно заработанных денег, дело явно в другом. Думая об этом, он потянулся к внутреннему карману жилета и выудил три небольших, но достаточно опасных кинжала, которые зажал меж пальцев. — Ты сам обучил меня этому, — напомнил Натаниэль и, резко взмахнув рукой, направил лезвия в полёт. Где-то на задворках сознания вспыхнуло осознание, что Натан, конечно же, не думает, что всерьёз сможет запугать Натаниэля, он попросту разъярён настолько, что ему становится сложно контролировать себя. К тому же, стоило бы признать: Натан чертовски хорош в ближнем бою. Два из трёх кинжала он отбил контратакой меча, а третий хоть и врезался в его плечо, он без колебаний вытащил, даже не поморщившись. Это действительно могло затянуться на гораздо большее время, чем Натаниэль рассчитывал, а, судя по тишине первого этажа, они и без того достаточно задержались здесь. Он хотел закончить как можно быстрее и вернуться к Эндрю, потому что, очевидно, ему ещё нужно вымаливать прощение и объяснить всё. Именно это рвение покинуть дом толкнуло его на то, чтобы совершить рискованную атаку, вероятность успеха которой хоть и не была велика, но Натаниэль в неё верил. Оказалось, напрасно. Натан отбил выпад сына так резко и грубо, что его кисть едва не изогнулась под неестественным углом, а в плече всё же послышался треск, принёсший за собой ещё больше боли. Именно этот момент обычно предшествовал пику ощущения вкуса победы на губах. Для одного — желанное наслаждение, для другого — нестерпимая горечь. Всё произошло в одну секунду: пока дезориентированный на краткий миг сын не успел вновь наставить оружие, Натан вогнал меч в его плоть так, что тот прошёл сквозь грудину. Хруст, свист, хлюпанье. Это всё загремело в голове и тяжёлым ударом пронзило тело. Послышался звук упавшего металла: хватка Натаниэля ослабла от шока, и всё, что ему оставалось, — беспомощно хватать ртом воздух, пока по лицу его отца расползается угрожающая наслаждающаяся ухмылка. — Кажется, ты не понимаешь, — процедил он, — гнусность своего положения, — он прокрутил лезвие меча в ране, доставляя всë больше нестерпимых мук сыну. — Твоя никчёмная жизнь в моих руках, всегда была и будет. Я распоряжаюсь всем вокруг так, как пожелаю. Сейчас я хочу тебя убить, чтобы смыть позор с нашей фамилии. Мне следовало сделать это раньше, — закончив говорить, он резко выдернул меч. Вопреки ужасной боли, вынуждающей если не выть, то сжимать челюсти до скрипа зубов, глаза Натаниэля расширились от услышанного, но не потому что он боялся, а потому что его действительно поразило то, как далеко готов зайти его отец. Вопреки своему гневу и жажде возмездия, по какой-то невероятно нелепой причине он думал, что их родство всё ещё значит хоть что-то. Отец может издеваться над ним, но убить? И дело даже не в том, что он планировал расправиться с Натаном первым, а в возродившейся обиде, которая солью шипела на ранах, после того, как все попытки заслужить гордость и внимание отца пошли прахом. Он не смог достойно реализовать их, и для Натана он, очевидно, больше не представлял никакой ценности, вопреки тому, что ранее он хотел, чтобы это было так. И, опускаясь на недержащих ногах на пол, он думал о том, что всё это время жил во лжи — и убить его оказывается намного проще, чем он думал. — Я заберу твою команду, возможно они сгодятся в подмётки моим ребятам, — продолжал рассуждать Натан, почти неотрывно наблюдая за тем, как жизнь покидает тело его сына, как пятно крови неизбежно и до жути стремительно расползается по рубашке, как воля что-то сказать исчезает из глаз Натаниэля. Натан бросил взгляд на стену, щедро украшенную орудием разной степени жестокости, — которое предназначалось в основном для охоты — и решил, что почему бы не поразвлечься, не торопя смерть раньше времени?***
Эндрю чувствовал себя экспонатом на выставке — слишком много внимания он привлекал. С тех пор, как он поднялся на палубу, все вокруг только и перешёптывались о «крупной рыбке», на которую нацелился отец Натаниэля. Мужчина, которого Натаниэль послал с Эндрю, представился Конрадом и также познакомил его с Жаном, картографом, которых капитан назначил ответственными за безопасность Эндрю. Безопасностью здесь без Натаниэля пахло, честно говоря, совсем слабо. — Не стоило приезжать сюда, — не уставала спорить Элисон. Она стояла рядом с ними у борта палубы и, кажется, не хотела молчать только потому, что рядом находился кто-то «посторонний». — О чём думал Натаниэль, когда решил бросить отцу вызов? Это их первая встреча после… — не договорив, она посмотрела на Жана с молчаливым продолжением фразы во взгляде. После чего? Того самого конфликта, о котором говорил Натан? — думал Эндрю, неотрывно смотря в сторону леса, откуда они с Конрадом пришли. — Пока мы живём в этой стране, мы не можем способствовать нанесению вреда королевской семье, — ровным голосом отвечал Жан, явно отлично понимая, к чему клонит Элисон. — Это не в нашей компетенции. И без того неизвестно, как всё обернётся, когда королеве всё станет известно. Она вполне может обозлиться на всех непойманных преступников, ужесточить условия ареста и тогда никому не поздоровится. Вот о чём стоит переживать, а не о том, что уже сделано. Элисон хоть такой ответ устраивал мало, но спорить она не сочла полезным или нужным. Обстановка начинала накаляться, но не из-за того, что на корабле присутствовал «чужой», а из-за того, что отсутствовал капитан. Слишком долго. Эндрю старался отгонять мысли о том, как быстро отец Натаниэля может выйти из себя в ответ на подобную выходку. У него явно проблемы с терпением, гневом и равнодушию к ценности человеческой жизни. Но, как бы там ни было, Натаниэль справится. По-другому и быть не может. По мере того, как ветер всё быстрее гнал пасмурные облака по небу, дурное предчувствие набирало силу. Эндрю пытался бороться с ним знанием, что Натаниэль сильный, сообразительный и всегда имеет запасной план на случай, если что-то пойдёт не так. Он может выбраться из любой передряги. В этот раз даже поставил в приоритет спасение Эндрю. В какой-то момент Эндрю, неожиданно для себя самого, зевнул и понял, что его начинает клонить в сон. Он слышал чей-то негромкий голос, бормочущий неразборчивые слова, но, невольно прикрыв глаза, не мог понять, кому он принадлежит. — Элисон, прекрати, — шикнул Жан. Несильный акцент помогли Эндрю распознать его голос. Он открыл глаза и сонно посмотрел на картографа, который отчитывал взволнованную Элисон: — Все вокруг уже зевают. Натаниэль не будет в восторге, когда по возвращении обнаружит команду спящей. Тихий голос, что-то нашептывающий до этого, стих. Желание вновь зевнуть пропало, не появившись. — Прости, — шёпотом извинилась Элисон. Эндрю понадобилось немного времени, чтобы окончательно прийти в себя и прогнать странное сонное наваждение. Взбодрившись, он решил спросить: — О чём это вы? Жан вздохнул, но всё же объяснил: — Когда она бормочет, все, кто услышал это, сразу же хотят спать. — Бессмыслица какая-то… — непонимающе нахмурился Эндрю. Как связано бормотание со сном? — Простите, что лезу не в своё дело, но, Элисон, вы что, ведьма? — Как грубо, ваше высочество, — она сложила руки на груди, с некой обидой посмотрев на него. — Между прочим, у меня уникальный голос. Это было… странным заявлением, которое несколько сбило с толку Эндрю. В поисках объяснений он взглянул на Жана, но тот смотрел куда-то вглубь острова. Эндрю снова вернул внимание к лесу, откуда вот-вот должен выйти Натаниэль. Все, с кем он тогда ворвался в дом, уже давно вернулись. Они сказали: «капитан велёл уходить сразу же, как расправимся с Когтями; мы, правда, немного задержались, прихватив кое-чего ценного, но он всё равно находится там явно больше запланированного». И это совсем не внушало спокойствия. Если уже и команда начинает подозревать неладное… Вдруг Жан сказал: — Вы верите в легенды, Ваше Высочество? Эндрю с трудом отвлёкся от пристального наблюдения за дорогой и посмотрел на — уже не такую враждебную Элисон — и крайне задумчивого Жана. — Может быть, — сказал он. — Смотря о чём она. — Согласно этой легенде, — начал рассказывать Моро, — Сирены раньше умели избавляться от хвоста, прятать его, а также жабры, перепонки и чешую, и под видом обычного человека могли выходить на берег. Из-за того, что на берегу охотиться им намного сложнее, на такую выходку решались очень немногие, не считая это полезным. Но были среди них и те, которых манила человеческая жизнь, именно они выходили на сушу из любопытства, хоть это и очень рискованно. Их голос поистине чарующий. Он неведомым образом манит людей, но что с ними делать на берегу? Беззащитные вне моря Сирены значительно теряли шансы «успешной охоты», но… некоторые из них пренебрегали своей безопасностью и потребностями ради того, зачем выходили на сушу. — И что же им было нужно? — заинтересованно спросил Эндрю. — То же, что всегда и везде нужно людям. Любовь. Сначала Эндрю, честно говоря, засомневался, но собственная привязанность к Натаниэлю напомнила ему, что любовь и впрямь ходит под руку с безрассудством. — Вижу, вы поняли о чём речь, — усмехнулась Элисон. — Моя матушка была одной из тех Сирен, которые выходили на берег потому что хотели посмотреть на людей вблизи. Её невообразимо прекрасный облик привлёк моего отца. Мой голос — лишь унаследованная частица её сильного, неподражаемого голоса. Поскольку союз человека и сирены делает их ребёнка в полной мере ни тем, ни другим. Я выгляжу как человек, но могу использовать голос, как оружие, подобно предкам матери. Назревал вопрос, почему тогда Натаниэль не взял её с собой в дом отца, чтобы быстрее расправиться с ним, но Элисон, будто прочитав его мысли, недовольно ответила: — Я была бы не против помочь Натаниэлю сегодня, но он и не рассматривал вариант, чтобы иметь такое преимущество на своей стороне. А я ведь чувствую, что случится что-то дурное! — Чувствуешь? — напряжённо спросил Эндрю. — Это что-то вроде очень сильной чуйки, — попыталась пояснить она. — Не знаю, как объяснить… Жан? — Что? У меня такого нет, ты же знаешь, я просто здраво взвешиваю одинаково возможные варианты развития событий, не прислушиваясь к мистической интуиции. Разумный подход, — одобрительно подумал Эндрю. Но теперь он, выслушав опасения Элисон, и сам стал поддаваться сомнениям. Натаниэль запретил возвращаться за ним, знал ли он, чем всё может обернуться? Может, он хотел что-то доказать? Что, если он не думал о риске? Но он не стал бы безрассудно бросаться в пекло с головой, не оценив как следует ситуацию, это Эндрю знал. И всё же переживаний меньше не становилось, они вгрызались в сердце и так некстати вытаскивали давние воспоминания, потому что Эндрю начинало казаться, будто Натаниэля на самом деле он видел месяцы назад. Он так хотел просто оказаться рядом с ним, невредимым и делящимся своими чувствами, так же искренне как и всегда. — Стивенсон, ты уверен, что нам не нужно что-либо предпринимать? — крикнул кто-то с верхней мачты. — Уверен! — решительно ответил Конрад. — Капитан запретил возвращаться за ним, сказал, что справится сам. — Эх, а какое, наверное, зрелищное сражение там происходит! Эндрю нахмурился. Значит, не они одни с Элисон заподозрили что-то неладное. Просил же, не спасай меня ценой угрозы собственной жизни.***
Стоя на коленях, Натаниэль безуспешно пытался вернуть ясность зрения и наладить чёртово дыхание, которое сбивалось и панически учащалось всякий раз, когда он понимал, что количество крови, покидающей его тело, стремительно растёт. Сердце замедлялось, выстукивая реквием сожаления по неисполненной мести. Расплывающимся взглядом он смотрел в спину отца и, сжимая челюсть от адской боли внутри, отрицал то, что уже проиграл. Хотя дыра в его груди говорила, буквально кричала об обратном. Ещё немного и старуха с косой приветственно протянет ему руку. Но кто же отнимет права предсмертных издевательств у Натана? Насколько Натаниэль знал, до сегодняшнего дня это никому не удавалось. — Чутьё подсказывает мне, что принц не мог уйти дальше твоего корабля, соответственно, там же я смогу найти его. Снова, — он с досадой вздохнул. — Терпеть не могу твою привычку мешаться у меня под ногами. Ощущение защищённости доживало свои последние мгновения — несмотря на то, что Натан находится в паре шагов от него, вздохнуть полной грудью всё ещё не получалось. Впрочем, чудо, что Натаниэль вообще дышал или же заставлял себя, с учётом того, что это приносило невыносимую разрывающую боль. Он опёрся ладонью об пол, а другую бессмысленно приложил к ране. Почувствовав, как что-то пачкает руку и стекает по ней, он отвёл дрожащую ладонь от раны. Всю в крови. Она не останавливалась. Он не… он не думал, что всё обернётся так. — И, кстати, не думай будто я прощу вам побег с Нассау. Позже, когда мы здесь закончим. Точнее, я покончу с тобой, — он предвкушающе рассмеялся. — Я обязательно найду свою ненаглядную супругу где-то на Кубе. Она там, верно? Далеко от порта она сбежать просто не смогла бы. Натаниэль резко вдохнул воздух и это стало ошибкой. Лёгкие обожгло, словно ядом. Рана забирала всë больше сил, в глазах начинало темнеть. Он понимал и более того — чувствовал, что если потеряет сознание сейчас, то уже навряд ли проснётся. И это было самым худшим, что он только испытывал за всю свою жизнь. Он не хотел умирать. Ни сегодня, ни от руки Натана, ни за то, что пытался выбраться из порочного круга. Натаниэль вспомнил, как пообещал матери, что навестит её, как собирался рассказать Эндрю о случившемся, но так и не придумал, с чего начать, как хотел уйти в отставку… и если он позволит Натану разрушить всё это, то насколько же крепкими и важными являются столпы его желания жить своей жизнью? Он думает, что они довольно крепки, потому что старался сделать их такими. Окружающий мир сливался во множество нечётких пятен. Контролировать удавалось лишь каждый второй вдох в лучшем случае, потому как боль душила, вынуждала задыхаться при слишком больших усердиях. Натаниэль не проиграл, нет. Неспособность пока что найти выход не делает его мертвецом, а вот промедление от шока — очень даже. Он наткнулся взглядом на отцовский стол, пока тот критично выбирал подходящее оружие, и лежащий на краю хрустальный череп, привезённый Натаниэлем несколько месяцев назад как очередное подношение ради уважения. И вот что он получил в расплату. Ему было плевать, почему Натан оставил череп именно здесь; всё, что ему нужно сейчас, — уронить его. Натаниэль потянулся правой рукой, но боль в плече тут же дала о себе знать, прострелив его волной раскалённых игл. Зашипев, Натаниэль согнулся пополам, но боль не унималась, она только разрасталась. Грудь разрывало от боли, рёбра будто трещали под его попытками прожить ещё немного. Ты жив, ты жив, не сдавайся сейчас, — убеждал он себя. Отец что-то говорил, но он не слушал — на это ему тоже плевать. Кое-как оторвавшись от пола, Натаниэль — на дрожащих от напряжения коленях — упёрся обеими ладонями в стол и толкнул его изо всех сил; тот пошатнулся, подвинувшись на жалкий дюйм, но череп, имеющий не твёрдое основание, покачнулся и полетел на пол, пару мгновений сияя в свете домашнего тёплого света. Звук разбившегося стекла отвлёк Натана, но он повернулся ровно в тот момент, когда Натаниэль крепко сжимал в руке крупный осколок. Давай же, ну! Чёртова присказка, чтоб тебя..! По правде говоря, череп прозвали «сокровищем живых и мёртвых». И Натаниэль охотился за ним отчасти из-за интереса: он хотел узнать, правдивы ли легенды и слухи, окутывающие проклятый остров. Он, конечно, тогда совсем не думал, что настанет день, когда придётся проверить на себе, оправданы ли суеверия людей. От них же он наслышан, что это может воскресить даже мёртвого, — ещё не разложившееся тело естественно — так что с большей вероятностью могло и его уберечь от перехода в мир иной. Взрезанная от сильной хватки ладонь начинала здорово кровоточить, осколок всë глубже входил под кожу. Натаниэль ждал, хотя время было совсем не на его стороне. Мысли превращались в несвязный клуб дыма, ноги становились ватными, так что приходилось стоять, упираясь локтями в пол. Он не мог отделаться от звука свиста, который слышался ему. Свист каждого его рваного вдоха. Он даже не успел сделать ничего важного, что обычно делают перед смертью, — попрощаться с близкими, сказать, как сильно дорожил ими, может даже покаяться (хотя навряд ли он бы пошёл на это)… И вдруг среди неутихающей боли, расплывающегося сознания и крови, которая, казалось, была уже повсюду, появилось оно. Странное стягивающее ощущение. Когда оно зародилось внутри, сердце едва ли не ощутимо ускорилось, лёгкие наполнились воздухом, а в голове прояснилось, тогда Натаниэль наконец смог снова свободно вдохнуть, чтобы не стискивать челюсти от агонии. И тем не менее он замер, ощутив, как всё внутри срастается и кровь наполняет сосуды, а не пачкает одежду и пол. Ему понадобился короткий промежуток времени, чтобы понять, что рана в самом деле затянулась, и выровнять дыхание. Он... не умер. Действительно не умер, несмотря на то, как близко подошёл к точке невозврата. Хотя верилось с трудом, он, отодвинув шок на второй план, поднялся на ноги и даже почти не шатался. Натан в это время стоял к нему полубоком, потирая арбалет в своих руках. Натаниэль так чертовски сильно возненавидел его, что одного этого рвения хватило, чтобы он поднял с пола кинжал и, подлетев к неожидающему удара Натану, вонзил лезвие в спину отца — по самую рукоять — так грязно и подло, как тот и заслуживал. Провернул. Ухмыльнулся. Он точно задел жизненно важные органы. В ответ раздался хрип и неразборчивые ругательства. Чтобы они стали тише, пришлось нанести ещё три удара. Напрасно хватаясь за его плечи, Натан сполз на пол, арбалет уже выпал из его рук. Натаниэль стряхнул с себя его руки и тогда великий капитан Морских Когтей завалился на бок, не переставая прожигать сына полным ненависти и необузданной ярости взглядом. Такой расклад устраивал Натаниэля куда больше, чем когда они находились в противоположных позициях. Он смотрел сверху вниз на того, кого уважал и боялся многие годы; на образец для подражания, выстроенный в своей голове и возведёный на пьедестал, которого стремился достичь. Не достиг. Потому что открыл глаза и понял, насколько ложными являлись навязанные ему ценности. — Я мог бы сказать множество вещей, — заговорил Натаниэль. Громким, ровным, холодным голосом. — Жестоких и оскорбительных, но, знаешь, я просто назову тебя отцом, потому что хочу, чтобы это было последнее, что ты услышишь перед тем, как умрёшь, — мысль о том, что тот скоро умрёт, отзывалась жгучим злобным удовлетворением. — Ты не хотел иметь со мной ничего общего, особенно после метки. Потому что это и твоя личная метка — быть отцом наследника, принёсшего позор. Но несмотря на всё это, ты всегда вёл себя как мой отец, — он усмехнулся детским и подростковым безрадостным воспоминаниям, — пользовался всеми привилегиями, чтобы внушить, где моё место. Теперь, отец, я скажу тебе, что твоё место здесь, в этой дыре, в окружении всего, чем ты так дорожил. Кроме своей семьи. Он крутил в руках окровавленный нож, довольный полностью возвращённым контролем над телом, и тем, как отец слабеет на глазах. Но тем не менее его сил хватило на усмешку и едкое: — Ты гораздо более мстительный, чем я думал. Я доволен, что вырастил монстра. Знаешь, сейчас я даже горд тобой, — он хрипло рассмеялся и тут же закашлялся от наверняка острой пронизывающей боли. Это совсем не та гордость, к которой стремился Натаниэль долгие годы. И сейчас она ему, конечно, уже не нужна. Он молча поднял со стола подсвечник и подошёл к окну с ярким огоньком в руках. Пора заканчивать с этим, на корабле его наверняка заждались. Поднеся свечу к занавеске, Натаниэль с интересом наблюдал за тем, как огонь перебросился на ткань и паутиной расползается по ней. Пусть это место сгорит к чертям. Было бы славно, конечно, избавиться и от их дома в Нассау, но возвращаться туда не возникало совершенно никакого желания, да и риск неоправдан. В чём-то Натан прав — Натаниэль действительно мстительный. Или дело в том, что его ярость изголодавшимся волком бросится на любого, кто тронет близкого ему человека? Натан же совсем не видел причин и связей между событиями, он видел самое важное лишь в факте, что Эндрю что-то значит для его сына, а любые взаимоотношения можно не только превратить в выгоду, но и в оружие. Однако, он не учёл того факта, что в костёр ненависти Натаниэля достаточно было лишь подбросить искру, чтобы всё вспыхнуло. Неосознанно Натаниэль ждал момента и повода отомстить, но впутывать в это Эндрю хотелось меньше всего на свете. Теперь он обязан сохранять ещё большую бдительность и оградить возлюбленного от опасного преступного мира. Огонь начал довольно резво распространяться — сначала по затхлым занавескам, потом из-за порыва ветра перебросился на стол и стену, но Натаниэль всë равно подошёл ближе и опустился на корточки перед лежащим на полу отцом. Он перевернул его на спину, только чтобы взглянуть в глаза. Чтобы раз и навсегда показать, кто действительно выйдет победителем отсюда. — У тебя было много чего за эти годы. Можно даже сказать, ты стал довольно богат. Но тем не менее есть кое-что, чего у тебя никогда не было и не могло быть, отец, — он выждал паузу, отвечая на неприязнь Натана бездушным холодом. — Сердца. Поэтому он вонзил нож туда, где всë равно бился только чёрствый камень. Когда дым стал заполнять комнату, Натаниэль решил, наконец, уйти, пока лёгкие не наполнились пеплом. Он не оглянулся и ничего больше не сказал на прощание. Кажется, они уже всё высказали друг другу и необходимости в чём-то ещё не чувствовалось совсем. Разгорающийся пожар посреди лесной поляны выглядел вызывающе. Натаниэль смотрел на охваченный голодным пламенем второй этаж, мысленно видел тело отца и ощущал нестерпимое жжение на предплечье, в месте зажившего ожога. Оно горело. Сгорало всё: его прошлое, настоящее, несостоявшееся будущее и вкупе со всем этим — он усмехнулся — главный враг. От мысли, что Натаниэль правда собственными руками совершил желанное возмездие, начинало слегка потряхивать. Надо возвращаться. Прекращать смотреть и начинать идти. Выдохнув, словно выйдя из транса, Натаниэль сделал шаг назад, отвернулся и пошёл прочь. Вскоре он миновал лес и вышел к порту. Крыло Ворона застыло там словно давняя красивая картина. Натаниэль знал, что едва взойдёт на палубу, придётся скрыть все свои уязвимости напрочь и выставить вместо них когти с клыками. Палуба буквально пришла в движение, когда он зашагал по пирсу. Вид Эндрю у борта принёс с собой ожидаемое облегчение, но Натаниэль так и не позволил себе улыбнуться, вместо этого приняв серьёзное выражение лица и сделав взгляд настолько суровым, что и Натану не снилось. Но, как бы не была тяжела жизнь под маской бесстрашного лидера, когда Натаниэль взошёл на палубу, то почувствовал себя в своей тарелке. К нему тут же подошёл Стивенсон с вопросом: — Капитан, отправляемся? Натаниэль обвёл серьёзным взглядом команду и в последнюю очередь посмотрел на Эндрю, делая вид, будто он в самом деле не ожидал настолько кардинальных изменений планов. И теперь, вот так неожиданность, им нужно срочно придумывать, что делать. — Заедем в Гавану, вернём Королеве наследника, — безапелляционно заявил он. — Я так думаю, все согласны, что нам ни к чему обвинения в государственной измене. Наступило молчание. Конрад сурово осмотрел пиратов и те, в конце концов, согласились. Воронам действительно мало выгоды от присутствия здесь знатной особы, тем более из династии королей; у них всегда намного лучше получалось управляться с драгоценностями, нелегальными договорами и грабежами, чем обдумыванием планов похищений и чересчур рискованных сделок с выкупом. — Рад, что мы поняли друг друга, господа, — сказал Натаниэль. — А теперь нам с Его Высочеством нужно обсудить некоторые формальности, которые не будут мешать всем нам существовать рядом друг с другом. Прошу за мной, — он коротко взглянул на Эндрю и направился в свой кабинет, зная, что тот сразу же пойдёт следом. Натаниэль зашёл внутрь первым и остановился в ожидании, когда Эндрю закроет за собой дверь. Ключ повернулся, замок щёлкнул, и только тогда он позволил себе выдохнуть. — Прости, — вдруг сказал Эндрю. Ожидавший чего угодно, кроме этого, Натаниэль почувствовал, как болезненно сжалось его сердце. За что он извинялся? — Прощения должен просить не ты, — сипло сказал Натаниэль. Иронично, что после того, как он совершил нечто невозможное — убил отца, — теперь даже не находил в себе сил повернуться лицом к любви всей своей жизни. Подумать только, Эндрю обвинял себя, хотя вина полностью принадлежала Натаниэлю. Эндрю подошёл к нему и, положив руку на плечо, развернул лицом к себе. Его обеспокоенные глаза никогда не оставляли Натаниэля равнодушным. Он сдавался им в плен и сбрасывал все маски, шипы и холод, представляя свою самую подлинную и искреннюю личность. До того, как Эндрю успел что-либо спросить, Натаниэль опустился перед ним на колени, шепча: — Прости меня, прошу прости… Я виноват, ужасно виноват. Из-за меня и моей трусливости ты пострадал. Мне не стоило недооценивать Натана и его методы мести. Но я не… — за нескончаемым потоком сожалений, он даже не сразу заметил, что Эндрю зовёт его, и опомнился, лишь когда тот стал тянуть его за плечи вверх. Если до этого он выглядел обеспокоенным, то теперь — очень взволнованным и желающим узнать, в чём дело. И, конечно, он хотел помочь, даже после всего случившегося. Подняв Натаниэля на ноги, Эндрю так и не отпустил его, словно не был уверен, что тот выстоит на ногах. — Я не злюсь и ни в чём тебя не виню. Прошу, прекрати корить себя, — он умоляюще посмотрел на капитана. — Я попался в ловушку только из-за своей беспечности. И ещё потому что слишком люблю тебя, чтобы думать о риске перед нашей встречей. А ты, как мне известно, храбрейший из всех, кого я знаю, — заверил он с нежной полуулыбкой. Слова одновременно встревожили и вшили заплатку на покоцанное сердце Натаниэля. Их любовь никогда не была безопасной, и, кажется, спустя два года Эндрю подхватил безрассудность Натаниэля, уже не боясь собственных чувств и принимая последствия как должное. Но Натаниэль не мог так просто простить себе, что подверг опасности самого близкого человека. Что случилось бы, если бы он опоздал? — Уверен, что не ненавидишь меня? Эндрю с укором посмотрел на него и ответил: — После всего, через что мы прошли, ты правда думаешь, будто я могу возненавидеть тебя? У меня нет на это ни одной причины. Очевидно, говорить Эндрю о том, что могло случиться с ним, но, к счастью, так и не случилось, не было смысла, поэтому Натаниэль произнёс: — Прости, любовь моя, обещаю, что больше не подвергну тебя опасности. Воздух между ними стал менее разряженным и напряжённым, стало будто легче дышать. У Эндрю уже накопились вопросы, на которые он хотел узнать ответ, поэтому он решился начать с самого главного. — Расскажи мне, что случилось между тобой и отцом, — осторожно спросил он и, только опустив взгляд, заметил, как подрагивали чужие руки, что его насторожило; он ощутил укол вины за заданный вопрос. — Это уже неважно. Эндрю нахмурился и осторожно накрыл ладони Натаниэля своими, чтобы внушить ему хоть немного спокойствия. В благодарность Натаниэль постарался выдавить слабую улыбку, но она получилось слишком разбитой. Вместо ненужных уточнений и просьб рассказать Эндрю не отрывал взгляда от его лица и крепко держал руки, словно боялся, что без поддержки с его возлюбленным непременно что-то случится. Натаниэлю сейчас действительно нечего было сказать о Натане, кроме: — Он больше не навредит ни тебе, ни мне. И ему ничего сейчас не хотелось так же сильно, как обнять Эндрю. Что он и сделал. Без лишних колебаний Эндрю притянул Натаниэля ближе, гладя по спине и тихо шепча что-то. Всё остальное за пределами их мира на двоих становилось таким неважным…