ID работы: 12338472

the soul of a pirate

Слэш
NC-17
Завершён
599
автор
Размер:
314 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
599 Нравится 119 Отзывы 323 В сборник Скачать

Эпилог: «попытки»

Настройки текста
Примечания:
— Во сне организм человека восстанавливается…       Ах да, точно. Сон. Он считается вполне естественным процессом для организма, когда занимает, скажем, часов восемь в сутки, но если число переваливает за пятнадцать, то появляется риск получить вместо выздоровевшего человека его апатичную, вечно уставшую, страдающую от провалов в памяти версию. Таким стал и Натаниэль. Особенно после осознания, что за одну лишь злополучную неделю он дважды чуть не умер. Причём оба раза были невероятно близки к концу…       Натаниэль нередко вспоминал те самые моменты, которые могли стоить ему жизни, прокручивал их в мыслях, снова оказывался под давящим грузом чувства беспомощности и вины за свой страх. Потому как одно дело — слышать, как тебя хотят убить, но совершенно другое — когда тебе давят на горло, не давая вздохнуть, потому что слишком долго этого ждали.       Поэтому вернуться к жизни в настоящем времени, вне прошлого, оказалось совсем не так просто, как он думал. Реабилитация не то что не прошла бесследно… она вывернула его наизнанку и завернула обратно, может и забыв вернуть что-то на свои места, но хотя бы вшила под кожу какую-никакую уверенность завтрашнего дня и знание: он не один. У него есть и будет Эндрю, и даже Арчи, навещающий его так часто, как только разрешали лекари. Почему-то он до сих пор находился здесь, во дворце, хотя Натаниэль, насколько мог быть уверен, не единожды предлагал Арчи вернуться к родителям и даже спрашивал у Эндрю, мог бы тот помочь устроить это. Но несмотря на положительный ответ и одобрение крон-принца, Арчи не торопился уезжать, говоря, что хочет дождаться полного выздоровления Натаниэля.       Выздоровление… по ощущениям Натаниэля весь период восстановления длился около двух-трёх месяцев, но Эндрю напоминал, что прошло полгода. В конце августа Натаниэля чуть не казнили, а снова начать осознанно жить смог только в феврале. Всё, что происходило между наступившей весной и прошедшим летом превратилось в нескончаемую череду из пробуждения-обеда-наблюдения за небом из окна-дремотой-чьим-нибудь редким визитом-крепким ночным сном. Нередко Натаниэль забывал, что делал что-то, только если ему не напоминали об этом факте. Но кое-что, произошедшее в день несостоявшейся казни, он не забывал никогда.       — Ты задолжал мне поцелуй, — сказал одним тёплым октябрьским вечером Натаниэль сидящему возле него Эндрю.       — Вспомнил, надо же, — хмыкнул тот.       — Давай, как в спящей красавице, — хитро и по-нечестному зазывающе сверкнул глазами Натаниэль. — Я притворюсь спящим заколдованным принцем, а ты разбудишь меня своим чудесным поцелуем.       — Только притворяйся убедительно, чтобы я действительно снял с тебя проклятье, — подыграл ему Эндрю.       — О, ты это уже сделал, золотце, мы сейчас просто отыграем формальность.       Эндрю усмехнулся — эта обычно неожиданная игривая сторона Натаниэля запала в душу с самого первого раза, как он узнал про её существование. И отказать её довольно невинным просьбам не представлялось возможным. К тому же, у него действительно имеется должок, пора бы вернуть.       Натаниэль лёг обратно на спину, смиренно сложил руки на груди и закрыл глаза. В целом он выглядел довольно умиротворённо, не совсем похоже на страдающего от проклятья принца из сказки, но разве это кого-то волновало сейчас?       Эндрю наклонился к притворяющимся спящим лицу и, недолго думая (скорее — любуясь), наконец, накрыл приоткрытые губы своими. Он успел сделать только пару сминающих движений, прежде чем «зачарованный принц» волшебным образом очнулся от сна и перенял инициативу. В тот же миг поцелуй перестал быть таким невинным, как задумывался. Натаниэль обвил обеими руками шею Эндрю и потянул его ближе к себе, так что Эндрю пришлось упереться руками по обе стороны от подушки, чтобы попросту не упасть на кровать и не придавить своим телом не выздоровевшего до конца «принца».       Имея дело с этим суккубом в обличье человека, на саму мысль о расслаблении наложено табу. Впрочем, Эндрю соврёт себе, если скажет, будто вырвавшийся тихий стон не принадлежал ему.       — Принц… — просипел он, едва ли оторвавшись от чужих губ, — неужели ты очнулся?       — Моей благодарности нет предела, ты мой спаситель, — ласково отозвался Натаниэль и впился в губы Эндрю с новой силой.       Да, иногда, в особенно хорошие дни, он вёл себя как раньше — нагловато, уверенно и маняще, но, честно признаться, добрая половина его реабилитации состояла из дней, когда он был вовсе не самим собой. Когда он не высыпался даже после десятичасового сна; когда страшился собственного будущего, не желая признаваться себе в этом; когда чувствовал себя разрушающимся на кусочки и ничего не мог поделать с этим. Долгое время Натаниэль мог просто лежать в кровати, бессмысленным взглядом уставившись в потолок, прислушиваться к звукам с улицы из приоткрытого окна, но не предавать им никакого смысла. Он просто хотел, чтобы это поскорее закончилось.       Что «это»? — спрашивал он сам себя и даже так не мог дать точного ответа.       Некоторые промежутки времени грешили провалами в памяти, особенно это стало заметно зимой.       — Я не помню эти месяцы, — признался Натаниэль однажды, — только моменты, да и те — урывками…       Сидящий у его кровати Эндрю смотрел вовсе не с сожалением, — и слава Богу — а просто по обыденности брал за руку и уверенно говорил:       — Для этого у тебя есть я. И Арчи. Мы всё запомнили.       Наверное, такое знание можно по праву назвать бесценным, но потерявшемуся в собственных мыслях Натаниэлю не давала покоя мысль:       — И я всё равно чувствую это.       — Что именно?       — Страх, — он заставил себя выговорить мерзкое, стыдливое слово, — будто я теряю себя. Внутри так пусто, знаешь? Неудивительно, от меня ведь мало что осталось…       Эндрю как никто другой знал, насколько редко Натаниэля получалось вывести на откровенный разговор о его собственных чувствах, поэтому хоть и дорожил такими моментами, но также хотел убедить, что всё будет в порядке (может и не сразу, но они постараются приблизить момент). И он говорил то, во что верил сам:       — Ты здесь. Такой же как раньше. Я вижу того же преданного своему делу, самоотверженного, понимающего и честного со своими близкими капитана. Ты не теряешь себя, ты собираешь себя заново по кусочкам, — вспомнив вдруг про недавно произошедший забавный случай, Эндрю безобидно усмехнулся и нарочито интригующе добавил: — иногда даже можно узнать о себе что-то интересное. Например, ты знал, что говоришь во сне?       Натаниэль удивлённо моргнул и заподозрил неладное:       — Я? Быть такого не может.       — Именно ты.       Вообще-то Натаниэль действительно не знал такого о себе, более того — даже не предполагал. И никто из тех немногих людей, которые когда-либо заставали его спящим, тоже ни слова не говорили про его, оказывается, существующую особенность.       Так что он, явно сомневаясь в подлинности желания узнать о себе что-то новое, тем не менее спросил:       — И что же я говорю?       Проанализировав всё, что слышал в те моменты, Эндрю пришёл к выводу:       — Вспоминаешь что-то.       Воспоминания — это настоящий капкан. Стоит только поддаться им, и назад дороги не будет. Настоящее перестанет казаться значительным по сравнению с прошлым. А прошлое из-за своей недосягаемости будет держать человека на таком же отдалённом расстоянии.       В одном из недавних «разговоров» упоминалось имя, которое Эндрю раньше не слышал, так что ему стало интересно, что расскажет Натаниэль, если он спросит:       — Кто такой дядя Стюарт?       Как давно Натаниэль не слышал этого имени… Наверное, человек, о котором пойдёт речь, тоже и думать забыл о своих некогда родственниках.       — Мамин брат. Он из Бостона, — вообще, сам Натаниэль не так уж много знал о своём дяде, а то, что ему уже известно, могло уместиться в пару скупых предложений.       Едва ли Стюарт считал нужным рассказывать некогда маленькому племяннику что-то большее о своей жизни, чем город, в котором живёт, и гордости носимой ими фамилии. Как же она там звучала… Хан… нет, не то. Хирс?.. чёрт, опять не так. Да как же? Мэри, с какой же фамилией ты впервые приехала в Нассау? Напрягая каждую клеточку своего разума, ответственную за его детскую память, Натаниэлю удалось осветить маленький кусочек покрытых пылью воспоминаний:       «Твой дядя очень уважаемый человек из Бостона, он сделал нашу фамилию довольно… громкой» — рассказывала мама сидящему на её коленях маленькому любопытному мальчишке с бездонными морскими глазами.       «А какая у тебя фамилия, мам?»       «Хэтфорд. Но, признаться честно, моему брату удаётся с большей гордостью произносить нашу фамилию и пользоваться ей», — она вымученно улыбнулась, не надеясь на то, что сын поймёт весь смысл её слов.       «Мам, а почему тогда ты здесь, а дядя Стюарт — в Бостоне, если Хэтфордов так уважают?» — спросил не понимающий Натаниэль.       Мэри удивлённо посмотрела на него, а потом покачала головой.       «Ты слишком маленький, чтобы понять это…»       Значит, Хэтфорд. Стюарт и Мэри Хэтфорд.       И действительно, почему Мэри предпочла Бостону Богом забытый Нассау?       — Последний раз он приезжал к нам наверное, когда мне было лет семь или восемь, не помню… — задумчиво пробормотал Натаниэль. Затем более разборчиво и небрежно добавил: — Ну, знаешь, его не привлекала затея провести время в месте, где тебя могут убить, обокрасть, продать — причём в любой последовательности.       Немного сбитый с толку такой переменой настроения, Эндрю тем не менее осторожно спросил:       — А что с ним сейчас, ты не знаешь?       — Нет, да и зачем мне это? — в свою очередь Натаниэль лишь равнодушно пожал плечами (он понемногу окреп, так что это движение более не вызывало у него приступов адской боли). — У него своя жизнь, у меня — своя.       — Но вы же семья, — нахмурился Эндрю.       Семья, хм. Это как монета с двумя сторонами. На одной из них — твой кровный родственник, которого ты не видел больше десяти лет, а на другой — предположим, совершенно незнакомый тебе поначалу человек, но который на протяжении последних нескольких лет неизменно был рядом. И что, кто же окажется роднее? Натаниэль знал, что без раздумий отдал бы свою жизнь за любого близкого человека, с которым познакомился в те времена, когда ещё работал матросом. Речь шла о Жане, Эндрю, Элисон и даже, пожалуй, о Конраде. Все они так или иначе повлияли на него, помогали и поддерживали, так что без них Натаниэль уже не был бы самим собой сейчас. И выбирая между двумя Хэтфордами, Натаниэль без сомнений спас бы Мэри, если бы ей что-то угрожало, а Стюарта, скорее всего, даже не узнал бы.       — В нашем случае это просто слово, — он покачал головой, впрочем не испытывая ни сожаления, ни грусти. — Стюарт терпеть не мог Натана и считал страшным кощунством, что тот взял в жёны именно его сестру, поэтому не мог признать хоть кого-нибудь по линии Веснински порядочным человеком. В этом я с ним согласен.       В основном Эндрю поддерживал слова Натаниэля, но конкретно сейчас не мог пропустить одно противоречие в услышанном:       — Но ты и сам Веснински.       — Об этом и говорю, — усмехнулся тот.       — Ты не прав, — Эндрю не хотел спорить, но сам считал Натаниэля честным и порядочным, хоть тот раньше и совершал поступки, которые могли помешать считать его таковым полноправно.       — Поживём-увидим…       Только время вправе рассудить, кто прав, а кто нет. Поэтому Натаниэль всегда придерживался такой тактики ожидания. И однажды ожидание привело его к последствиям давней лжи.       В тот серый декабрьский день Натаниэль чувствовал себя совершенно никак. Никак не чувствовал. Это очередные двадцать четыре часа, которые прошли бы мимо него, если бы в дверь его комнаты посреди дня вдруг не постучались. И не так, как это делал Арчи или Эндрю, вовсе нет. Стук звучал совсем иначе.       — Входите, — нехотя отозвался Натаниэль, не утруждая себя даже тем, чтобы приподнять голову от подушки и хотя бы посмотреть на вошедшего.       — У тебя ровно две минуты на объяснение, что с тобой, чёрт возьми, произошло.       Не веря тому, что услышал, — этот голос он ни с чем бы не спутал — Натаниэль медленно повернул голову в сторону двери… и в ту же секунду услышанный вопрос напрочь вылетел из головы, оставляя там только звенящую пустоту и чувство, будто всё происходящее — лишь издевательство его больной головы.       Мэри стояла на пороге явно раздражённая, но глаза выдавали плещущиеся глубоко внутри переживания и тоску. Натаниэль не знал, как сам выглядел со стороны, но подозревал, что глаза его, по крайней мере, казались больше, чем обычно.       — Время уже идёт, — она поджала губы, поняв, что напоминание совсем не получилось суровым.       Если ей нужен короткий быстрый ответ, то Натаниэль без проблем мог предоставить именно такой, поэтому в такт своему гулко бьющемуся сердцу протараторил:       — Я убил Натана, потом меня арестовали, пытали, пытаясь получить ценную информацию, и я чуть не умер, но в последний момент Её Величество передумала доводить казнь до конца, найдя способ получить пользу от моего назойливого существования, — чуть переведя дыхание, он спросил: — Ну что, время вышло?       Как бы машинально она на выдохе сказала: «да» и тихо направилась к сыну. Тихо — потому что жизнь научила её, что чем бесшумнее ты передвигаешься, тем безопаснее себя чувствуешь и вероятность нарваться на неприятности значительно снижается. И хотя прямо сейчас не существовало никакой опасности и прямых угроз, она всё равно шла с инстинктивной опаской.       — Как ты сюда попала? — спросил Натаниэль, неотрывно следя за её шагами, которые будто не касались половиц, и сосредоточенным, тревожным лицом.       — Ты долго не объявлялся, я начала переживать, — сконфуженно начала Мэри, крепко держа ремешок походной сумки на плече. — Я пыталась узнать, видел ли тебя кто-то в порту. Ну, спрашивала у преступников, конечно… А потом вдруг встретила Жана. Он мне всё рассказал, и я сразу же приехала сюда.       Во-первых, он удивился, что Жан умолчал об этом, хотя обычно обо всём, даже издалека касающегося Натаниэля, предпочитал ему рассказывать. Не стоит исключать, конечно, возможную просьбу Мэри не «выдавать» её. Но какой смысл?       Во-вторых, насколько же сильно она начала переживать, что вопреки заботе о своей безопасности решилась вернуться в порт и спрашивать всякий сброд разбойников о не выходящем на связь сыне? Подойдя к его кровати, Мэри присела на её край и молча смотрела на Натаниэля, словно стараясь запомнить и впечатать в память каждую черту его лица, представить в глазах прежний озорной блеск вместо тусклой синевы.       — Я рад, что с тобой всё хорошо, — он постарался улыбнуться насколько хватало сегодняшних сил.       Мэри это явно порадовало, но вопросов у неё имелось куда больше, чем возможности поверить в то, что теперь-то всё наладится.       — Ты правда убил Натана? — с придыханием спросила Мэри. — Когда? Как тебе удалось?       Вопрос заставил Натаниэля задуматься на несколько секунд. Когда? Когда это случилось? По ощущениям — давно. Должно быть, многие годы назад!..       — Около четырёх месяцев назад, в Дункан-Тауне, — с выраженным равнодушием ответил Натаниэль, снова осознав, что потерялся во времени. — Он хотел навредить моему близкому человеку, я не мог оставить это просто так.       — О ком ты? — брови Мэри вопросительно приподнялись: она, честно говоря, даже предположить не могла, о каком именно человеке речь.       На самом деле, любая из её догадок заведомо была неверной.       — Когда-нибудь я вас обязательно познакомлю, — пообещал Натаниэль, надеясь на то, что его мать станет ещё одним человеком, принявшим его выбор. — Надолго ты приехала?       — Пока ты не прогонишь, — шутя, ответила Мэри. Она долго смотрела на сына, с лёгкой улыбкой и молчаливым, но безусловно бурным потоком мыслей во взгляде, и в конце концов прижалась к нему со словами: — Я скучала…       — Я тоже, мам, — он обнял её в ответ, уткувшись лбом в плечо, словно опять стал мальчишкой, которого побили местные задиры.       Какое-то время они провели вместе — настолько просто и беззаботно, насколько позволяла ситуация. Им почти нечего бояться, и даже это «почти» значит намного меньше, чем всё, что держало их в страхе всю жизнь до этого. Хотя, возможно, не каждый может так просто признаться, что боялся…       — Почему ты вышла замуж за него? — всё-таки не удержался от вопроса Натаниэль, у которого из головы не выходил разговор с Эндрю о Стюарте.       Мэри сухо усмехнулась, будто ожидала этого вопроса. Или, может, говорить об умершем легче, чем о живом?       — Стюарт связался с не очень хорошими людьми из Вирджинии, — начала она неопределённо. — Их сотрудничество, конечно, помогало ему добиться собственных целей, но меня одно лишь их упоминание всегда пугало. Те люди не понаслышке были знакомы с Натаном, который тогда ещё только подавал надежды жестокого, безжалостного капитана из Морских Когтей. От них он, собственно, и узнал обо мне. Сестра успешного Бостонского предпринимателя заинтересовала его. «Коллеги» Стюарта инициировали идею с браком, — со вздохом заключила она. — Несмотря на то, что он с самого начала был против, права голоса за ним как будто не было. Хотя я считала Стюарта самым близким человеком после матери, в день, когда мы впервые посетили Нассау, он почти не разговаривал со мной. Он злился и грубил каждому встречному, я не узнавала его. Потом, когда Натан сделал меня своей, стало уже поздно. Стюарт ещё долго извинялся передо мной, но как много значат слова, когда твою жизнь продают?       — Вы очень давно виделись последний раз, так? — уточнил Натаниэль, понимая, что вопрос, впрочем, ничего ценного ему не даст. Но ему стало интересно, сколько же лет назад скончалась совесть Стюарта Хэтфорда.       — С тех пор, как он приезжал к нам, когда ты ещё был маленьким, — кивнула Мэри. — Потом мы не общались. Так резко… — она замолчала, спрятав между строк колкую и ядовитую обиду, — перестали. Он мне не писал, и я ему тоже. Я даже не уверена, жив ли он сейчас и к чему привело его сотрудничество с теми людьми из Вирджинии.       — Вот ведь ублюдки, — у Натаниэля руки сводило от злости на этих влиятельных людей из Вирджинии, которые думают, будто вправе распоряжаться жизнями других людей.       Невозможно злиться два десятка лет, поэтому после всего произошедшего на душе Мэри остался только глубокий, крайне неприятный осадок. И она жила с ним, как живут с кровоточащей занозой, неподходящим по размеру кольцом на пальце и неумолкающем самоненавистным голосом в голове. Так что Мэри, оглядываясь на своё прошлое, хотела наконец окончательно распрощаться с ним, выцепив оттуда только единственно важную деталь:       — Но теперь у меня есть ты, и никто другой мне не нужен, — накрыв щёки сына своими тёплыми ладонями, она устало, но всё же счастливо улыбалась. Потом так по-детски ласково и невинно поцеловала его в нос, приговаривая: — Ты моё море, я твоя волна…       — Ты всё ещё помнишь эту песню… — приятно удивился Натаниэль, прикрывая глаза, чтобы слушать родной убаюкивающий голос подольше.       — Я сочинила её специально для тебя, конечно я её помню! — тихо рассмеялась его мама.       — Споёшь мне ещё раз?       Она улыбнулась. И начала петь — её негромкий мелодичный голос обволакивал комнату и удивительным образом успокаивал и убаюкивал. Натаниэль не заметил, как задремал, но помнил, как его волосы ласково поглаживали, а руки держал кто-то, не позволяющий допустить мысль, будто Натаниэль одинок.

***

      Впервые вытащить Натаниэля на улицу удалось Арчи. Да, аргументы о хорошей погоде и свежем воздухе звучали не слишком-то убедительно, но если небольшая вылазка убедит Арчи, что Натаниэль идёт на поправку, то он быстрее сможет уехать домой, так? У капитана всегда есть свой план, в котором ничего просто так не происходит.       Выбор места для прогулки пал на королевский сад, который появился здесь много лет назад лишь по той причине, что Её Величество души не чаяла в цветах. Причём всех видов и сортов: не только какие-то там опостылевшие розы, но и также нежные лилии, горделивые пионы, яркие лантаны, загадочные гиацинты, роскошный гибискус (как нельзя кстати подходящий властной королеве), застенчивые крокусы и даже необычный ликорис. А в глубине сада имеется небольшой пруд с беседкой в центре, которую с берегом соединял небольшой гармоничный деревянный помост. На воде благоухали лотосы, а берег украшали белоснежные утонченные каллы.       Так что даже человек со скудным воображением и малым опытом в созерцании прекрасного, вроде Натаниэля, мог сказать, что сад по меньшей мере выглядит изумительно. К тому же, зачастую там было довольно малолюдно, поскольку разрешение на посещение имели только те, кто непосредственно работал во дворце или служил при нём.       Но даже при таком раскладе нельзя было совсем исключать вероятность встречи там со… знакомыми.       — Ой… — заметивший кого-то идущим навстречу, Арчи вдруг встрепенулся и бросил беглый взгляд на Натаниэля.       — Что там? — нехотя отрываясь от наблюдения за окружающими их пёстрыми, благоухающими цветами спросил Натаниэль.       Но одного взгляда дальше не дорожку, по которой они шли, хватило, чтобы понять, в чём дело. Морис Вэллс, конечно, заметил их приближение, но помимо этого он, проходя мимо, кивнул Натаниэлю, поприветствовав его скупым «сэр».       — Это он мне? — недоумённо пробормотал Натаниэль, обернувшись в сторону Мориса. Тот ни на секунду не остановился, не дав шанса ответить ему тем же и, кажется, явно торопился.       — Похоже на то… — ответил на его риторический вопрос Арчи, проводив советника таким же удивлённым взглядом.       Было ли это приветствие благодарностью за некогда раскрытую Натаниэлем жестокую, но нужную правду в день суда? Или же это действительно первый шаг на пути признания уважения к преступнику? Второй вариант звучал наиболее абсурдно.       Натаниэль начал так глубоко уходить в свои рассуждения о том, что Морис за человек и почему ненависть к нему не выходит такой однозначной и понятной, как хотелось бы, что не заметил затянувшегося молчания.       Очнулся он только от внезапного, но не слишком решительного вопроса:       — Ты скучаешь по нему?..       — По кому? — не совсем понял Натаниэль, хотя догадывался.       — По Джерольду.       К такому вопросу сложно подготовиться, по крайней мере Натаниэлю никогда этого не удавалось. И даже несмотря на то, что в своё время он всё же пережил потерю, которая безжалостно разбила его, как корабль о прибрежные скалы, он бы соврал, если бы сказал, что не жалеет или не тоскует совсем по своему старому другу. Так что пришлось сдаться с честным:       — Иногда.       Иногда ему нравилось вспоминать, как они бесстрашно бороздили моря, как дерзко заплывали в охраняемые порты, как пили ром на брудершафт, как проводили ночи на палубе в наблюдении за звёздами и спящей водной гладью. Даже обыденные дела вроде починки парусов и перезарядки пушек Джерольд умел делать интересными, а всякое событие мог превратить в запоминающуюся историю.       «— Смотри, как дышится хорошо!       — Ветер крепчает — к грозе. Давай останемся в порту, пока всё не стихнет?       — Но тогда мы не доберёмся вовремя до Гамильтона… Нейт, брось. Всё будет в порядке.       Джерольд ободряюще улыбнулся и приобнял своего хмурого квартирмейстера за плечи.       — Соглашайся, ну же! Что мы теряем? Прямо сейчас — драгоценное время, а это стоит денег, между прочим.       — И возможности добраться в целости и сохранности, — буркнул Натаниэль.       — Всё будет в порядке, если ты не будешь пугать команду своим мрачным видом, — рассмеялся Джерольд.»       Джерольд всегда был мечтателем и задорным малым, тянулся к свету и сам являлся им для других людей. Повезло тем, кто мог в полной мере оценить это…       Арчи с интересом наблюдал за отпечатком ностальгии на чужом лице и набрался смелости поинтересоваться:       — А как вы познакомились?       — Очень забавная история, — усмехнулся Натаниэль. — Его арестовали в порту, приняв за какого-то воришку, — так уж вышло, он был весьма похож на карманника Джекинсона, который в то время досаждал всем вокруг. Джерольд пытался доказать, что пришёл в порт потому, что их корабль скоро отправляется. Но ему не верили. Взрослые порой просто непроходимые тупицы, — беззлобно, но поучительно сказал он.       Когда Натаниэль увидел того растерянного парня, которому без пяти секунд вот-вот наденут кандалы, то посчитал нужным вмешаться. Да, он не отличался особым милосердием или состраданием, но случай с Джерольдом представлялся чем-то иным. Будто всё так и должно быть — и их встреча, и неожиданно завязавшаяся дружба. Будто всё было предрешено.       — А ты что? Ты ему помог?       Помог… наверное. Может Натаниэль был способен на большее, но уверенность, что в то время он сделал всё, что было в его силах, всё же не угасала. Как и память о Джерольде.       — Я сделал вид, что он мой давний друг, — ответил Натаниэль. — И сказал полицейским, что Джерольд точно не имеет никакого отношения к бессовестному карманнику.       — Вам поверили? — удивился Арчи. А потом спохватился и торопливо пробормотал: — Я имею в виду, что, ну, полицейским же, наверное, нужны были какие-то весомые доказательства….       — Я могу быть очень убедительным, когда это нужно, — самодовольно ухмыльнулся Натаниэль и подмигнул наивному ребёнку.       Но вопреки недоумению или обиде на чужую беспечность с примесью откровенного вранья, глаза Арчи загорелись и он с небывалым энтузиазмом вдруг сказал:       — Научи меня этому!       — Что? — теперь настала очередь Натаниэля удивляться. — А тебе зачем?       Тогда Арчи стушевался, словно попросить о таком легче, чем объяснить причину. Но терпеливое ожидание ответа Натаниэля сделали своё дело.       — Ко мне недавно приезжала госпожа Адель, — в конце концов признался Арчи. — Она просила прощение за своего супруга и ей было жаль, что меня подвергли всему этому только потому, что «рядом не оказалось человека, который решился бы на сопротивление вместе с тобой». Я сказал, что не держу на неё обиды, но кажется она мне не поверила…       Госпожа Адель. Натаниэль слышал это имя от Эндрю, хотя сам эту загадочную леди никогда не видел. Но уже один её поступок с извинениями мог многое сказать о ней как о человеке — по крайней мере, она не поддерживала метод Лютера добиваться своего и идти ради цели «по головам».       — Она не плохой человек, верно?       — Конечно! — согласно закивал Арчи, улыбаясь. — Она очень добрая и понимающая. Всегда готова выслушать и помочь.       — Зачем же тогда выходить замуж за такого мерзавца как Лютер? — задал вполне резонный, как ему показалось, вопрос Натаниэль.       Арчи задумался, какое-то время пытаясь вспомнить всё, что знал или слышал насчёт этого, но нужных подсказок в памяти оказалось совсем немного:       — Я слышал от Марджери, что семья у Адель бедная, и на всех детей порой не хватало еды или новой одежды. Так что у родителей, как она говорила, хватало забот…       — Поэтому вопросом времени было «удачно» выдать замуж хоть кого-то из дочерей, — продолжил за него Натаниэль. — А уж Лютер, как богатый жених, наверняка не оставил им шансов отказаться или причин, по которым можно не отдавать ему их дочь, — и не удержался от того, чтобы закатить глаза.       Арчи кивнул, но вряд ли в силу своего возраста мог в полной мере осознать жестокость самого факта существования браков ради выгоды.       Потом они снова замолчали, продолжая гулять по саду, петлять тропинками между клумб и набирать полную грудь воздуха, пропитанного разными нотками душистых и трепетных ароматов. Шестое чувство подсказывало Натаниэлю, что любопытство Арчи ещё не насытилось окончательно, поэтому он ожидал вопроса в духе предыдущих. Да и к тому же, более-менее развёрнутыми ответами на вопросы тот мог компенсировать дни ранее, когда из-за дурного самочувствия разговоры с ним превращались в обмен односложных ответов на любой вопрос.       — А ты… не боялся выходить в море после той бури? — наконец решился спросить Арчи.       Этот вопрос Натаниэль слышал много раз. И ответ всегда оставался неизменным.       — Нет. Я доверяю морю, я знаю, что штормами и бурями оно не специально избавляется от людей, это всего лишь природное явление, — смотря куда-то вперёд, он произносил уже заученные, но не терявшие своей правдивости слова. — На самом деле, море — единственное место во всем мире, где человек, ощущая себя крошечной крупицей, становится настолько же свободным и важным для самого себя, насколько незначительным для всего остального мира. Только представь: вы отплываете от берега, ты смотришь по сторонам и вокруг нет ничего кроме сотен и тысяч миль воды, плещущихся волн и спокойствия… И небо над вами такое необъятно огромное, что кажется, будто никакой суши не существует, есть только небеса и моря, дополняющие друг друга.       Довольно редко Натаниэль позволял себе уходить в степь мечтателя, но когда речь заходила о преданности и страсти всей его жизни — море, то отказать себе было крайне сложно. Он действительно любил его. Любил, даже если его заманили туда обманом, даже если первоначально он совсем не хотел связывать свою жизнь с покорением вод и путешествиями на суднах. Море давало ему то, в чём Натаниэль нуждался сколько себя помнил, — признание и призвание.       И за это он будет вечно благодарен и вечно в долгу перед величественной стихией.

***

      Когда реабилитация стала обретать более осязаемые черты результатов — выздоровления, если угодно, Натаниэля решили познакомить немного ближе с его предстоящей работой.       В тот ясный, но холодный январский день Натаниэль не планировал покидать свою комнату, но его часто била дрожь, так что пришлось заставить себя подняться с кровати и пойти поискать дров во дворе для растопки камина.       Он мог бы, конечно, попросить кого-нибудь о помощи, — Эндрю всегда довольно настойчиво напоминал ему, что может помочь в любой момент, как только Натаниэль даст знать — но иногда, знаете, полезно делать хоть что-то самостоятельно. Даже если будет нелегко, даже если не хочется, ему нужно возвращать себя к жизни, не перекладывая эту обязанность на других больше положенного.       Поднявшись с кровати, Натаниэль осмотрелся в поисках того, что можно надеть поверх рубашки, чтобы не подхватить докучи ещё и простуду. Заметив лежащий на стуле кафтан Эндрю, Натаниэль посчитал хорошей идеей надеть то, от чего всегда становилось тепло. (Одежда Эндрю неизменно пахла чем-то невыносимо вкусным, неким неописуемым уютом и щемящей грудь близостью).       Меня навряд ли кто-то увидит, а жаль, — размышлял Натаниэль про себя, с довольной усмешкой осматривая хорошо севший на его фигуру кафтан. И не простой, а королевский!       Он не стал закрывать за собой дверь на ключ, посчитав, что много времени его вылазка не займет. Да и пропажи никто не заметит.       От выхода на задний двор его отделял коридор, пара поворотов и несколько минут ходьбы.       Вокруг так пусто и тихо, что каждый шаг тянет за собой негромкое эхо, а по стенам ползёт тень одиночества. Видимо, в такой мороз никому не претила мысль покидать свои покои и тем более выходить на улицу — потому что там оказалось ожидаемо холодно.       Стоило только двери за ним захлопнуться, как Натаниэль словно очутился в другом мире — крайне неприветливом и обледеневшим. Дыхание превращалось в пар, а под сапогами скрипел снег. Благо уже на углу, в паре-тройке метров от выхода лежала внушительная куча дров, преждевременно подготовленная для наступивших морозов. Закутавшись плотнее в кафтан, Натаниэль подошёл к сваленным обрубкам и, подумав немного, решил, что лучше взять подольше на прозапас, чем ему потом придется снова выходить на улицу.       Уже набрав целую охапку дров и обхватив её обеими руками, Натаниэль услышал приближающиеся по хрустящему снегу шаги. Поначалу он не придал этому значения, поскольку это необязательно могли явиться по его душу, а просто мог оказаться слуга, так же ищущий дрова для растопки.       — Простите, вам не нужна помощь? — вдруг послышался вопрос из-за спины.       — Нет, не нужна, — отмахнулся Натаниэль, прижимая охапку дров ближе к себе, чтобы ничего случайно не вывалилось. Заметив боковым зрением замешкавшегося молодого мужчину, он зачем-то спросил: — Что ты здесь делаешь? Заблудился?       — Ох, простите, я ищу кое-кого, — излишне вежливый он извиняюще улыбнулся. — Мне сказали найти Натаниэля и…       — Я — Натаниэль, — немного резко перебил тот, теперь более серьёзно осматривая стоящего перед ним высокого смугловатого мужчину. — Насколько я знаю, никого с таким именем здесь больше нет, так что, скорее всего, ты искал меня. В чём дело?       В тот же миг незнакомец преобразился в лице, поспешно выпрямился и официально объявил:       — Позвольте представиться. Я — Мэттью Бойд, для меня честь познакомиться с вами. Я занимаю должность замкомандира отряда, который вы должны возглавить.       Последовала небольшая пауза, после которой Натаниэль устало вздохнул:       — Как много чести… — и сдержался от того, чтобы не сказать, каким же долгим был сегодняшний день. Вместо этого он решил ответить так же по возможности вежливо, как его собеседник: — Будем знакомы, Бойд, но не думаю, что сейчас я могу предложить тебе что-то полезнее нашего разговора.       — В моих планах было познакомиться с вами, — доброжелательно улыбнулся Мэттью. И вдруг спросил: — Как вы себя чувствуете?       — Бывало и лучше, бывало и хуже, — неопределённо ответил Натаниэль. По его спине пробежались мурашки, вынудив его признаться: — Честно говоря, я начинаю замерзать, может продолжим беседу в более тёплом месте?       — Конечно!       Бойд придержал капитану дверь, поскольку его собственные руки были заняты связкой дров, и они наконец зашли обратно, оказавшись всё в том же тихом сером коридоре.       — Так, кто тебя послал ко мне, Мэттью? — спросил Натаниэль, пока они возвращались назад к его комнате.       Так или иначе, ему стоит узнать о своём новом коллеге хоть что-то, но самое интересное из всех его вопросов занимало чистой воды недоумение: почему именно сейчас ему поручили познакомиться с командиром, когда, ясное дело, от него нет никакого толку и пользы?       — Мне передал слова Её Величества генерал Ваймак, — последовал почтительный ответ.       О, ну конечно! — язвительная мысль вызвала приступ раздражения. — Они же с ней так близки!       — Ваймак… — стиснул челюсти Натаниэль, впиваясь пальцами в шероховатые обрубки дерева, — снова он… как же мне осточертел его благоговейный авторитет!       Было ли опасно говорить такие вещи при замкомандире отряда, подчиняющегося воле Её Величества? Разумеется. Мог ли Натаниэль скрывать и молчать о том, что его не устраивало и выводило из себя? Никогда.       К тому же, не имелось никаких веских оснований, чтобы доверять этому парню. Так что Натаниэль решил хотя бы посмотреть реакцию на свои слова с его стороны.       К его удивлению, Мэттью стушевался и почти сразу же решил извиниться:       — Простите, я… — не уверенный в том, что ещё одно упоминание Ваймака не разозлит капитана ещё больше, он произнёс смирившимся голосом: — вы с ним, кажется, не ладите. Мне стоило догадаться.       Да, это определённо человек до мозга костей преданный вышестоящим по должности. Натаниэль не привык иметь дело с такими людьми, своим поведением они невольно раздражали его, но он не мог понять почему.       Уважение надо заслужить, а не создавать из воздуха и правил, — таковы его убеждения.       — Бога ради, скажи, что наши с ним пути никак не будут пересекаться во время службы.       Мэттью с готовностью и присущей честностью ответил:       — Никак не будут, капитан!       — Хоть что-то хорошее, славно.       Скосив взгляд на нового знакомого, а если быть точнее — своего заместителя, Натаниэль всё думал, почему люди такого типа вызывают у него отторжение? Любой руководящий такими подчинёнными назвал бы их отличными служащими, потому что их покладистость и смиренность не имела ни цены, ни замены.       Осознание окатило его ушатом ледяной воды.       Всё оказалось намного проще, причина недовольства лежала буквально на поверхности — это он сам. Всю его осознанную жизнь он был таким же для Натана — удобным, послушным, минимально пререкающимся. Идеальная пешка. Так было, пока его фигуру не смели с доски, выбросив куда-то за кулисы собственных стремлений.       Поэтому вежливость и нерушимое уважение Мэттью не вызывали хорошего отклика у капитана — к таким личностным качествам он мог испытывать только отвращение, увы.       — Вы в порядке? — как нельзя вовремя учтиво спросил тот.       — Не нужно, — строго прервал его Натаниэль.       — Простите, чего не нужно?       Повернув к нему голову, Натаниэль против воли сказал то, что думал, приказным, а не поучительным тоном, как планировал:       — Не нужно вести себя со мной так, будто я на ступень выше тебя. Мы оба знаем, что это не так. Не извиняйся за каждое неверно сказанное слово, ты же, чёрт возьми, человек, а не марионетка в чужих руках.       Мэттью широко распахнул глаза, удивившись такому внезапному наставлению. За весь их разговор это, пожалуй, самая длинная реплика от капитана. И, видимо, одна из самых честных. Именно в благодарность за эту откровенность Мэттью мягко, но уверенно ответил:       — Я веду себя так, надеясь, что в будущем буду вас уважать как любого другого командира.       — А что, если нет? — с вызовом спросил Веснински, желая, чтобы замкомандира самостоятельно пришёл к нужному выводу.       Но многолетний опыт на должностях командования второго плана не позволяли Мэттью возражать кому-то только потому, что существовала вероятность, что человек попросту не подходил для роли командира. Поэтому он был вынужден ответить хоть и честно, но совсем не тем, что от него ждали:       — То я всё равно буду вынужден обращаться к вам почтительно, пока вы занимаете этот пост.       — Чёрт возьми! — выругался Натаниэль, отворачиваясь, чтобы не пропустить нужный поворот коридора. Риторически спросил: — И что же с тобой делать?       — Оставлю это на ваше рассмотрение, капитан.       Ну какой же Мэттью правильный! Ни придраться, ни поспорить, — ничем его не взять. Будто специально под руководство Натаниэля дают такого раздражающе хорошего человека.       Но ничего не поделаешь. Договор ценою в жизнь уже заключён. Так что Натаниэлю оставалось лишь смириться.       — Значит, нам придётся сработаться, — досадливо высказал он.       — Вероятно, — кивнул Мэттью.       — А ты, Бойд, упрямый, как я погляжу, — хмыкнул Натаниэль и снова скосил взгляд на не отстающего от него ни на шаг Мэттью.       — Прос… — вовремя спохватившись, ему удалось удержать извинение за зубами, и поправиться: — Кхм, просто я действительно хочу, чтобы наше сотрудничество помогло бороться с преступностью более эффективно, чем до этого.       Непременно. Поэтому мы здесь.       — …я тоже, — тихо согласился Натаниэль, сделав вид, что не заметил поражённый взгляд Мэттью.       Так он познакомился с, как оказалось, своей правой рукой спецотряда. Мэттью создавал впечатление действительно хорошего парня с ничем не прикрытой преданностью и желанием помочь. Не привыкший к присутствию таких людей рядом с собой, Натаниэль почти смирился с тем, что им понадобится какое-то время прежде, чем ужиться друг с другом.       Позже, когда он рассказывал об этом случае Жану, тот сказал, что если Бойд продержится больше полугода на этой должности под руководством Натаниэля, то он будет рад познакомиться с таким устойчивым замкомандиром. В ответ на эту беззлобную шутку Натаниэль лишь закатил глаза, сказав, что ему самому интересно знать, кто продержится дольше.       На том и порешили.

***

      Знакомство со спецотрядом не задалось сразу же. Никакая это не элитная команда по отлову опасных преступников, а самое настоящее сборище упёртых засранцев!       — Капитан, будьте благоразумнее, — советовал Мэттью, будучи единственным, кто пытался сохранять подобие дружелюбной атмосферы со стороны командира.       — Я на монаха что ли похож? — разгневанный Натаниэль вёл себя похлеще электрического угря, выплывающего на охоту.       — В самом деле, Мэттью, что за бред? Нами будет командовать этот головорез? — Райан не терял надежды достучаться до здравого смысла их замкомандира.       Правда, делал это в весьма раздражающей и вызывающе идиотской манере, из-за чего Натаниэль уже не раз и не два велел ему заткнуться, поскольку другого ответа на свой вопрос, кроме «да, это наш новый командир», тот больше не получит. Но Райан, как типичный «борец за правильное», не сдавался до последнего. Он буравил Натаниэля своим тёмным взглядом, с неприкрытой неприязнью и почти осязаемым отторжением, которое источала вся крепкая фигура Райана. И плевать он хотел, кто там что говорит.       — Слушайте, это же указ её Величества, нам не стоит спорить… — несмело вступил в спор Рик, попеременно смотря своими ребяческими зелёными глазами то на одного товарища, то на другого.       На первый взгляд, из всего отряда это наверняка самый молодой солдат, едва ли выпустившийся кадет. Может, поэтому его почти не слушали.       — Ни в жизнь не поверю, что Ваймак мог одобрить эту идею, — высокомерно фыркнул Ланс, сложив руки на груди.       Его тщеславие имело не так уж много причин существовать — или же довольствие своим высоким званием и должностью, по сравнению с их новым командиром, или же, как предполагал Натаниэль, Ланс знал, что выглядит на фоне других лучше по всем параметрам, в том числе по внешности. Поэтому вёл себя с замашками «светского льва» — ясные глаза смотрели на пришедших с недоверием, а длинные светлые волосы убирались за ухо одним элегантным движением руки.       — На здоровье, — небрежно отмахнулся Натаниэль и недобро сверкнул глазами: — Хочешь сходим к нему вместе и поболтаем о моей новой должности?       Заподозрив нечто очень и очень неладное в его тоне, Ланс покосился на Райана в поисках поддержки, но того тоже сбила с толку эта провокация.       — Доказательства, — только и сказал тот.       Мэттью протянул ему документ, врученный его Высочеством на случай, если что-то пойдёт не по плану, — там чёрным по белому говорилось, что, будучи в здравом уме и трезвой памяти, Беатриса Первая объявляет Натаниэля Абрама Веснински командиром специального отряда при королевском дворе.       Было бы забавно наблюдать реакцию читавших этот документ, но Натаниэль так злился на них и на всю затянувшуюся процедуру знакомства в целом, что не испытывал к ним практически ничего, кроме желания немного встряхнуть их и привести в чувства, вернуть разуму голос. У него не было в планах угрожать им или запугивать, но, чёрт подери, как можно умудриться набрать таких болванов в отряд для поимки особо опасных преступников?       — Могли бы сразу показать этот указ, а не скалится на нас, — прокомментировал Флинн, вздыхая. Хоть и выглядел меланхоличным, но, видимо, от споров своих напарников порядком уставал.       — Так не он же первый начал… — снова попытался возразить Рик, но его остановил красноречивый взгляд Ланса.       — Что значит «начал»? — недовольно спросил Райан. — Если он наш новый командир, то и вести себя должен подобающе!       — Было бы славно, если бы ты сразу разъяснил мне, недогадливому грубияну, что значит «подобающе»? — процедил Натаниэль, всей душой ненавидя моменты, когда ему читают нравоучения.       Его сарказм, впрочем, восприняли самым буквальным образом. Райан немного помолчал, сомнительно оглядывая капитана, а потом начал объяснять с довольно серьёзным видом:       — Что ж, полагаю, вы должны быть честным, понимающим, уметь прислушиваться к другим, вести себя милосердно и справедливо, подавать нам пример…       — Капитан… — предчувствуя новый всплеск ярости, Мэттью заранее попытался предупредить Натаниэля, что не стоит срываться, но было уже поздно.       — Я не добрый, — едва ли не с рыком выговорил он, обводя хищным взглядом каждого из присутсвующих. — Хочу, чтобы вы это усекли раз и навсегда. Мне не нужно ваше уважение или одобрение, мне всего лишь нужно, чтобы вы делали свою работу. И мне глубоко плевать кто вы, откуда и зачем сюда приехали, мы вряд ли станем с вами настолько близки, чтобы узнавать друг о друге всю подноготную. Так что если не будем лишний раз грызться, то, думаю, здорово упростим вынужденное совместное времяпрепровождение.       — Всё как ты и хотел, Райан, — честный ответ, — сказал Рик, пожав плечами.       На этой ноте спор угас, потеряв почву обоснованного недовольства.       Если Натаниэлю поначалу казалось, что ужиться с Мэттью будет непросто, то вытерпеть общество этих самодовольных придурков станет настоящей головной болью, на фоне которой излишняя услужливость заместителя покажется несущественной пылинкой, на которую можно закрыть глаза. Но помимо этой пылинки под его руководством теперь оказались семеро идиотов, с которыми нужно сработаться до такой степени, чтобы скоропостижная смерть Натаниэля отдалялась, а не приближалась.       — Как быстро они нажалуются Ваймаку на моё ужасное руководство? — риторически спросил Натаниэль, устало посмотрев на Мэттью.       — Они слишком уважают его, чтобы беспокоить чаще обычного, — покачал головой тот. — Да и я ни за что не поверю, что вы дожили бы до своих лет на должности капитана, если бы ваше руководство было плохим.       Натаниэль неопределённо хмыкнул.       — Тех из команды, кого не устраивал я в должности капитана, — нарочито громко начал Натаниэль, — я лично выбрасывал за борт на корм рыбам. В живых не осталось никого, кто мог бы выразить недовольство и по сей день.       Он незаметно подмигнул Мэттью, подав невербальный сигнал, что это шутка и её следовало бы хоть как-то расценить. Тот в ответ усмехнулся и снисходительно высказал:       — Повезло, что мы на суше, а не в море.       Тут неожиданно в разговор снова вклинился Рик:       — Ага, а то я плавать не умею!       — От таких я избавляюсь во вторую очередь, — сообщил Натаниэль, ловко лавируя на грани серьёзности и сарказма. — А всех, кто спорит, без лишних слов — за борт, — на этих словах он многозначительно посмотрел на Райана и Ланса.       Те побледнели.       — Посмотрим, кто кого… — пробурчал Райан, очевидно уступая в перепалке.       — Не связывайся, — лениво прокомментировал Флинн.       — Иначе я присоединюсь к командиру, когда тот будет выбрасывать тебя за борт! — бодро подхватил Тейт, задорно сверкнув глазами. — Ты меня тоже частенько бесишь.       — Уже зазвучало «когда», а не «если», — рассмеялся Рик.       — Ни за что не поплыву со всеми вами на одном корабле, — высказался Итан, настороженно оглядывая развеселившихся и возмущённых сокомандников.       — Для начала с ними нужно хотя бы на суше выжить! — отозвался Уильям, усмехнувшись.       Натаниэль потёр пальцами переносицу, неохотно приходя к выводу, что на суше в такой компании продержаться будет ещё сложнее, ведь взгляд уже не будет радовать родная морская гладь. Только дороги. Погони. И проверка доверия.

***

      В начале марта настал тот самый день — вручения первого поручения. И Натаниэль соврал бы себе, если бы сказал, что не испытывал ужас и трепет одновременно, когда Королева вызвала его к себе.       В разговоре с ней тет-а-тет уже крылось нечто, что не стоит разглашать более, чем двум людям, так что о поводе их встречи догадаться не составило труда. Именно поэтому его накрыло напряжённое предвкушение.       Но он знал, на что шёл. И знал, на что соглашался полгода назад. Раз пришло время выполнять свою часть сделки, отрицать и избегать этого не имело совершенно никакого смысла.       Беатриса протянула ему свёрнутую бумагу с фирменной королевской печатью и, глядя прямо ему в глаза, строго-торжественно объявила:       — Вашим первым поручением будет Рудольф Гэнкл, тот, который вырезает украденную сумму на коже своих жертв, помните? — оценив его реакцию, а точнее — её отсутствие (не считая скупого кивка), она добавила как бы невзначай: — Не передумали?       Забрав своё поручение, — уже не приговор — Натаниэль попытался улыбнуться, а не оскалиться, чтобы заверить Королеву в своём успехе:       — Я не подведу, Ваше Величество.       — Очень на это надеюсь.       Вообще-то, у него не имелось какого-то определённого плана, как именно он не подведёт её драгоценное доверие и оправдает проявленное милосердие, но он знал, что не имеет права на ошибку.       Не после всего произошедшего.       Так что, игнорируя бурлящую внутри злость при взгляде на спецотряд, Натаниэль отдал приказ выезжать в то же утро, с поручением в руках.       Это было странным подходом к выполнению поручения, но отряду пришлось посетить порядка семи баров и даже публичный дом для богачей прежде, чем они прибыли к месту, где ещё не знали, что найдут Рудольфа.       Отличительных черт тоже имелось немного: известно, что этот слетевший с катушек вор высокого роста, иногда импульсивен и, надо полагать, из сведений очевидцев, устойчив к выпивке. Исходя из этого и места его обитания должны быть весьма специфичными. Но заподозрить в этом очередную таверну казалось уже не таким простым делом.       Оставив снаружи на карауле Флинна, Итана и Уильяма, Натаниэль зашёл в таверну первым, а за ним, не привлекая лишнего внимания прошли Мэттью, нервно оглядывающийся Рик и настороженные Ланс с Райаном.       — Вы двое, — указал на них Натаниэль, — затеряйтесь в толпе, выискивайте кого-то, подходящего под описание, и отмечайте для себя подозрительных личностей.       — Будет сделано, капитан, — тихо и недовольно отозвались они и скрылись меж заполненными людьми столиками.       — Я пройду к стойке, побеседую с местным хозяином. Может даже смогу узнать местные расценки на ценную информацию, — объявил Натаниэль. — Решите между собой, кто будет неподалёку от меня, чтобы подсобить в случае, если что-то пойдёт не так, а кто будет наблюдать за входящими и покидающими таверну людьми, чтобы не упустить потенциального Рудольфа.       По сравнению со всеми остальными к этим двум Натаниэль ещё готов питать нечто вроде снисхождения. Мэттью обладает дипломатическим складом ума, а Рик ровно настолько отчаянно хочет помочь старшим сослуживцам, чтобы иметь пользу от его вклада.       — Я буду рядом! — ожидаемо быстро отозвался Рик, стараясь не привлекать своим воодушевлением постороннее внимание. — Вы не против? — взгляд забегал от лица Натаниэля к Мэттью и обратно.       — Я послежу за покидающими это место и приходящими сюда, — кивнул Мэттью и удалился куда-то вглубь ещё не совсем мертвенно пьяной толпы.       — Отлично, — Натаниэль уже хотел было и сам уйти, развернулся по направлению к стойке, но внезапный вопрос его остановил.       — Подождите, а как я узнаю, когда что-то пойдёт не так?       Надо же, Натаниэль уже и позабыл, что его фирменная ключевая фраза-сигнал известна только в рядах Воронов. Даже и не думал, что когда-нибудь он будет сообщать её кому-то ещё, кроме своей верной команды…       Выругавшись, Натаниэль повернулся к Рику. Огляделся вокруг. На них никто пристально не смотрел. Поблизости внимания на разговор тоже не обращали.       Наклонившись к нему, Натаниэль зашептал на ухо, будто фраза, как юркий водяной уж могла из их беседы уплыть к другому берегу:       — Если я скажу: «восточный жемчуг», значит что-то пошло не так. Тебе нужно будет позвать подмогу, понятно?       Рик согласно закивал и предусмотрительно дал Натаниэлю фору прежде, чем последовать в том же направлении, но расположиться на другом конце барной стойки.       В одиночку Натаниэль, естественно, чувствовал в своих руках больше свободы, поэтому, стряхнув с себя роль командира, умело нацепил самодовольную маску, занял место у стойки и навеселе обратился к трактирщику, наливающим коньяк в чей-то стакан:       — Приятель, налей-ка мне порцию виски, сегодня хороший прибыльный день!       Тот кивнул, находу принимая новый заказ, а когда отдал предыдущий уже прилично пьяному мужчине, то обратил внимание к Натаниэлю, оценивающе оглядел его и с улыбкой поинтересовался:       — Вы тоже один из тех моряков, которые хвастаются богатым уловом?       Хорошо, что богатая фантазия его ещё ни разу не подводила. Так что Натаниэль без малейшего стеснения от очередной капли дёгтя в карму, стал увлечённо рассказывать:       — Я один из тех счастливчиков, которые наживаются на древнем антиквариате, — посулив жест «наживы», он привлёк внимание собеседника полностью и бесповортно, — и сегодня я сорвал небольшой куш, продав коллекционеру золотую статуэтку Венеры Милосской за пять тысяч шиллингов, — наклонившись ближе, он заговорщически прошептал: — тот самый оригинал с руками.       Трактирщик — молодо выглядящий парень, наверное сын хозяина таверны — искренне поражённый только и выдохнул: «с ума сойти…». А потом, когда пододвинул рюмку с виски ближе к Натаниэлю, хитро сверкнул глазами:       — А спутник такому обеспеченному господину не нужен?       Натаниэль хоть и польстился, но всё же несколько удивился такому откровенному флирту после всего лишь одной небрежно оброненной фразы про его весьма хорошее финансовое положение. Как ни странно, ответить он попросту не успел — это сделали за него.       — Спутник у него уже есть, — пробасил чей-то голос рядом.       Смерив обоих недовольным, едва ли не обиженным взглядом, трактирщик досадливо вздохнул и отошёл к противоположной части стойки, якобы ближе к другим покупателям, да и к своей вероятной удаче тоже.       Итак, проблемы настигли раньше планируемого. Что ж. Всё не могло пройти слишком просто, стоило ожидать.       Одного взгляда на рядом сидящего хватило Натаниэлю, чтобы понять, что, как минимум, весовое преимущество явно не на его стороне — противник чуть ли не вдвое крупнее, да ещё и высоченный, с широкими плечами. Значит, нужна другая тактика, без рукопашных приёмов.       — Антиквариат, говоришь? — спросил мужчина, смотря твёрдым дубовым взглядом на полки с винами за стойкой.       — Необычайно ценный, — подтвердил Натаниэль, делая вид, что не напряжён. — Я мастерски заключаю выгодные сделки…       — Со мной заключишь? — перебил тот.       Спазм дурного предчувствия лесками пронзил каждую мышцу, всё нутро кричало о том, что ни к чему хорошему это не приведёт, но Натаниэль всё же заставил себя участливо спросить:       — Что вы можете предложить?       — Давай сначала выпьем за знакомство что ли.       Знакомством это можно было назвать лишь в том случае, если бы они хоть представились друг другу, но Натаниэль настолько привык с детства слышать эту фразу от Натана, когда тот выпивал со своими коллегами по оружию, что почти машинально поднял рюмку. Они чокнулись и едва ли не одновременно опрокинули в себя алкоголь.       Дурная идея, — корил себя Натаниэль, когда горючая жидкость обожгла горло и приятным расслаблением обволокла рёбра. — Нельзя терять бдительность… Но чёрт, как же хорош виски.       — Видишь ли, — понизив голос, стал вкрадчиво рассказывать незнакомец, — у меня несколько иная философия, в отличие от твоей. Ты можешь определить ценность любой вещи в зависимости от её возраста, способа создания, происхождения и материала, а я считаю, что нет ничего ценнее человеческой жизни. А ежели так, то какой тогда смысл строить из себя богача, скупая картины или другие произведения искусства, если человек никогда не будет ценить себя выше всего этого? Никакие десятки тысяч монет с этим не сравнятся. Что скажешь, а? Люди ведь удивительно ценны…       — Пожалуй… — вяло согласился Натаниэль, почти потерявший нить разговора к концу чужого монолога.       Где-то на другом конце стойки он увидел Рика — тот беспокойно следил за капитаном, готовый в любой момент поднять шум и дать знать остальным, если что-то пойдёт не так.       А сейчас что, всё в порядке? — издевательски спросил Натаниэль сам себя. — Надо послать этого чудака к чёрту и вернуться к делу.       Отодвинув от себя рюмку, он приготовился подняться из-за стойки, а напоследок сказал довольно чёрство, но нарочито гордо, чтобы оттолкнуть от себя назойливого собеседника:       — Но всё-таки мой излюбленный восточный жемчуг может побороться за призовое место в гонке приоритетов. Он поистине прекрасен.       Ключевая фраза озвучена на случай, если настойчивый собеседник так просто не останет, и чтобы подкрепление если не готовилось к нападению, то хотя бы насторожилось. В следующее мгновение Рика уже и видно не было — видимо ушёл за подмогой.       — Вы ошибаетесь, сэр, — хмуро возразил мужчина.       — Не докучайте мне, я не в настроении для бессмысленных разговоров, — тихо, сквозь зубы проговорил Натаниэль, проходя мимо.       Если честно, то он ждал удара в спину — именно его, да-да. Очевидно, что он нарвался на такого же недобросовестного человека, как и он сам. Но не ожидал, что получившийся удар окажется настолько бездарен и бесперспективен. Мужчина заломил ему руку за спину и придавил своим телом к барной стойке.       Присутствие трактирщика не помешало бы, — промелькнула мысль, но скорее бесполезная и наивная, чем стоящая.       — Когда я говорю, что ты не прав — так и есть. Когда я говорю, надо слушать, — раздался из-за спины низкий угрожающий бас.       — А когда я говорю, что у меня нет времени на пустую болтовню, значит, я прав.       Честно говоря, Натаниэль вообще-то не планировал применять силу к тому, кому не следует, но локоть свободной руки сам по себе так удачно ударил мужчину в глаз, что было сложно испытать чувство вины. Схватив противника за шкирку, Натаниэль с силой впечатал его лицом о стойку и для верности пригвоздил ножом к столешнице за кусок плаща над плечом.       — Прежде, чем угрожать кому-либо, убедись, что он слабее тебя. Ничтожество, — прошипел Натаниэль прежде, чем развернуться и уйти.       Собравшихся вокруг пьяниц их разборки не слишком волновали, поэтому не пришлось прилагать много усилий, чтобы выйти сухим из воды. Идя меж столиков и шумных компаний, Натаниэль не делал вид, будто ищет кого-то, потому что, согласно правилам, команда должна сама найти его.       — Капитан! — окликнул его Рик, протискиваясь между пьяными телами. За ним подошёл и обеспокоенный Мэттью.       — Вы долго, — равнодушно констатировал Натаниэль. За прошедшее время он, приложив усилия, мог бы уже покинуть таверну, но у них не было ни зацепок, ни отряда в полном составе, так что смысла уходить отсюда поистине мало. — Есть новости? Подозреваемые?       — Никак нет, — хмуро отозвался Мэттью.       Натаниэль вполоборота повернулся и огляделся через плечо. В толпе вдруг показался кто-то очень похожий на засранца Ланса и заносчивого Райана. Натаниэль остановил Рика, придержав за локоть, и кивнул в сторону гущи толпы:       — Будь добр, притащи тех балбесов к чёрному выходу, пока никто не напоролся на серьёзные проблемы.       — Слушаюсь! — он тут же скрылся в толпе.       — Мы уходим, — объявил Натаниэль, обращаясь к Бойду. — Ещё немного и наше присутствие станет слишком заметным для тех, кто ещё находится в сознании.       Флинн, Итан и Уильям ожидали их на улице у главного входа, но если бы Натаниэль с остальными просто вышли бы так же, как зашли, присоединились к ожидавшей их конной артиллерии, то всё выглядело бы слишком подозрительно. И поскольку стратегия этим вечером полностью легла на плечи Натаниэля, он подумал, что перестраховаться лишним не будет.       Успевшему бегло изучить пространство первого этажа таверны, Натаниэлю не составило труда найти чёрный выход, предназначенный, вообще-то, для персонала или тех, кто получил разрешение им воспользоваться, но чего не сделаешь ради благородной цели, да? Их ждала, вероятно, долгая ночь и такой же путь до следующего заведения…       Однако, всё оказалось немного сложнее.       Когда он с Мэттью вышли на улицу, то времени даже на то, чтобы испытать облегчение от свежего ночного воздуха, оказалось крайне мало.       — Какого чёрта… — прошипел Натаниэль. Глаза его расширились, а кулаки машинально сжались.       На земле два не слишком чётких силуэта вели борьбу не на жизнь, а на смерть. К своему ужасу, Натаниэль разглядел лежавшую на земле девушку, придавленную сверху мужским крепким телом.       Он её душит, — настало осознание.       Не думая более ни о чём, Натаниэль поддался инстинктам и схватил первое, что попалось под руку, чтобы оглушить противника. Этим предметом довольно удачно оказалась бочка из-под алкоголя, крепкая и почти пустая, к тому же некогда вмещала себя не меньше пятидесяти литров. Со всей силы ударив ей о спину мужчины, Натаниэль сбил его с задыхающейся девушки.       — Ты что творишь?!.. — прохрипел нападавший, болезненно корчась в паре футов от девушки.       — Это возмездие, ублюдок, — выплюнул Натаниэль.       После такого удара противник должен был ещё как минимум несколько минут пролежать не в состоянии встать, но вопреки этому, он вскоре вскочил, чтобы налететь на Натаниэля, сбив того с ног.       Где-то сбоку мелькнула фигура Мэттью, он попытался оттащить мужчину, но тот оказался сильнее и отбивался от него в перерывах между тем, чтобы пытаться ударить уворачивающегося Натаниэля. Хотя пару ударов в живот он всё же пропустил, ему удалось сделать подсечку этому неповортливому мерзавцу и повалить его на живот, придерживая руки за спиной в захвате.       Подоспевшие вместе с Риком Ланс и Райан появились как раз вовремя, чтобы схватить мужчину в бессознательном состоянии.       Выдохнув сквозь зубы, Натаниэль был близок к тому, чтобы вслух спросить, какого чёрта это было, но подоспевшее напоминание о девушке, лежавшей в стороне от их разборки, очень кстати отрезвило его. Он обернулся к ней, ожидая, что увидит её отплолзшей к стене или пытавшейся встать, но она до сих пор лежала, иногда дёргаясь. Преодолев разделявшее их расстояние за пару размашистых шагов, он опустился рядом, хотя плохо понимал, что нужно сделать, чтобы помочь. В крови гуляла доза адреналина, из-за чего действия вне самообороны соображались не слишком быстро.       Но сквозь гулкий стук сердца в висках Натаниэль всё же смог распознать, что девушка всё ещё задыхается. Осознание вызвало волну паники, которая, смешавшись с адреналином, превращалась в жгучую смесь. Поэтому даже простое действие, как, например, опуститься на корточки перед ней, было сделано быстро и неаккуратно — Натаниэль резко присел, стукнувшись коленями о землю. И только после шипения со стороны он вспомнил, что, вообще-то, находится здесь не один.       — Да что вы стоите как истуканы! — раздражённо прикрикнул сидевший около девушки Натаниэль, не обращаясь ни к кому конкретному.       Мысли — резкие и чёткие — донесли до него, что несмотря на то, что чисто теоретически девушке уже ничего не угрожало, дышать нормально она всё ещё не могла — держась за горло, она хрипела, пыталась глубоко вздохнуть или прокашляться, а когда дело стало совсем плохо, то начались неконтролируемые подёргивания. В попытке схватить воздух она крепко вцепилась в рубашку Натаниэля, едва ли осознавая собственные действия.       Только-только заметив боковым зрением, что подкрепление подошло ближе, чтобы помочь, Натаниэль вопреки своим предыдущим словам шикнул:       — Ну-ка отвернулись, живо! — потому что его абсурдный план спасения не предполагал публичного обсуждения.       Все как один развернулись вокруг своей оси, уставившись на дверь чёрного хода таверны.       — Простите, мэм, ради вашего же блага… — тихо извинился Натаниэль перед тем, как схватил лиф платья и разорвал его поперёк груди, а затем как можно более аккуратно перевернул всё ещё задыхающуюся девушку на живот и принялся быстрее расшнуровывать тугой корсет позади.       Один за одним шнуры выпутывались из отверстий и проходили сквозь пальцы, но их было так много! Натаниэля спас только опыт — он наловчился иметь дело с этими издевательскими предметами женского гардероба. Так что несмотря на то, что, понятное дело, нервничал, справился он вовремя. Когда последний шнурок покинул вырезанные для него дырочки, корсет сразу же разошёлся по куда более естественным изгибам тела — и девушка, наконец, вздохнула. Правда, слишком рвано и резко, отчего почти сразу же закашлялась.       Натаниэль помог ей сесть, придерживая за плечи. Из её груди вырывались мелкие, поверхностные вдохи, а лицо побледнело, но к тому времени, когда она начала осознавать ситуацию, к вышеперечисленным прибавился и озноб от вечернего ветра, гуляющего по улицам.       — Возьмите, вам нужнее, — Натаниэль накинул ей на плечи свой плотный кафтан, предугадав, что девушке будет очень неловко говорить с ним, каким-то странным незнакомцем, будучи в полуразорванном платье.       Леди на пару секунд засомневалась, но в конце концов согласно закивала, вдела руки в рукава и плохо слушающимися пальцами стала застёгивать пуговицы.       — Спасибо вам… — почти со всхлипом прошептала она. — Он… он напал на меня! Поджидал у выхода!       Искренняя обида на несправедливый мир, на тихие улочки за таверной, как нельзя лучше подходящие для засады аморальных мерзавцев, на свою даже, кажется, беспомощность, вопреки очевидному не столько тронули Натаниэля, сколько заставили задуматься: а не наткнулись ли они на одного из своих «подопечных»?       — Райан, Ланс, поверните его ко мне лицом, — стальным голосом Натаниэль разрезал тишину переулка.       Они развернулись, держа уже не сопротивляющегося мужчину под руки. Почувствовав, как девушка вцепилась в его руку, едва снова увидела лицо насильника, Натаниэль строго потребовал:       — Имя.       Помутнённый взгляд ублюдка говорил о том, что Райан и Ланс неплохо разъяснили ему правила «хороших манер», но под непоколебимым, режущим яростью за версту, взглядом Натаниэля, казалось, что моральное давление даже хуже физических увечий.       — Рудольф, — выдохнул тот.       Натаниэль уже и сам об этом догадался — на поясе у преступника довольно красноречиво виднелся нож. Вёл он себя импульсивно. И нападал на тех, кто слабее. Чёртово попадание по всем целям.       — Выслеживал прилично одетую девушку поздно вечером, чтобы ограбить? — произнёс Натаниэль с нескрываемым отвращением, при этом ведя борьбу между необходимостью доставить Гэнкла до тюрьмы живым или поддаться своим природным инстинктам мести. — Ты отвратителен.       — Она богачка! — словно в оправдание прокряхтел Рудольф, но под убивающим взглядом Райана вовремя заткнулся.       — Не знаю, откуда он узнал, но у меня с собой действительно большая сумма денег, — паническим шёпотом сообщила ему девушка. — Я приехала издалека…       — Он вам угрожал, — скорее утверждая, чем спрашивая, заключил Натаниэль, вполоборота смотря на неё.       — Грозился вырезать на каждой части тела по цифре от суммы, которая у меня в кошельке! — подтвердила та, зажмуриваясь и ещё крепче сжимая чужую руку, как единственный оплот безопасности.       — Это действительно он… — поражённо прошептал Рик, с плохоскрываемым страхом оглядывая мужчину в руках Ланса и Райана.       — Да, это и вправду безумец, которого мы искали, — заключил Натаниэль. И громко, чтобы его услышал каждый, сообщил: — И его ждёт тюрьма. Райан, отведи его к остальным, ждите нас у входа.       Когда Рудольфа увели, леди выдохнула, но Натаниэля на всякий случай не отпускала. А тот, проводив взглядом своё первое поручение, в свою очередь подумал, что справился не так уж плохо. И после осознания, что самое сложное в их деле, по сути, позади, он обернулся к пострадавшей, сверкая призраком ободряющей улыбки:       — Вы себя хорошо чувствуете?       — Мне было очень страшно, — призналась она со слезами на глазах. — А потом вдруг появились вы… и- я…       — Рад, что смог помочь, — он успокаивающе накрыл её руку своей, слегка сжимая ледяные пальцы в своих ладонях. — Думаю, вам нужно как следует отдохнуть. Вы хотели пойти домой, пока не появился этот негодяй?       — Да, я собиралась домой, — тихо ответила она, обращаясь преимущественно к Натаниэлю. А потом будто какой-то секрет неуверенно добавила: — Ну не совсем к себе… — и, вдруг набравшись смелости, упрямо заявила: — И вообще мне некогда отдыхать, меня очень ждут!       — Вот как? — приподняв брови, спросил Натаниэль. — Кто же вас ждёт так срочно, что вы даже не можете дать себе времени прийти в себя?       — Вы не понимаете, — сокрушалась девушка, качая головой. — Они без меня пропадут, совсем пропадут…       У Натаниэля зародилась догадка, что девушка ещё не пришла в себя или, возможно, ей что-то мерещится, но справедливости ради слушал её с внимательным видом, спросив только:       — Простите, кто?       — Племянники, — ответила та. — Я приехала, чтобы забрать их, они меня ждут, я просто не могу их подвести. Вы же знаете, да? Дети верят в лучшее, а задача любого уважающего себя взрослого — дарить им чудеса и надежду на лучшее, чтобы эти солнышки не угасали.       В её мечтательной, хотя отчасти и измученной улыбке крылось что-то заразительное, что-то по-настоящему заботливое и уютное. К своему удивлению, после всего случившегося этим вечером, Натаниэля хватило на то, чтобы по возможности подлинно отзеркалить её ласковую улыбку, говоря:       — Очень проникновенно, мисс. Вы хотите, чтобы мы вас проводили?       — Да, пожалуйста, — казалось, это предложение внушило ей больше спокойствия и надежности, чем необходимость передохнуть. Хватка на руке Натаниэля расслабилась.       — Хорошо, — кивнул он. И обратился к ожидающему указаний заместителю: — Мэттью, оставляю Гэнкла на тебя. Проследи, чтобы его доставили в ближайший полицейский участок, пусть пока побеснуется там, а на обратном пути мы его заберём.       — Есть, капитан!       — Ланс идёт со мной, — объявил Натаниэль, чем заслужил удивлённый взгляд упёртого блондина. — Остальным — сопровождать Мэттью и держать под контролем Рудольфа. Я понятно выражаюсь?       — Да, капитан! — нестройным хором голосов отозвался остаток отряда.       Они разошлись у чёрного входа: Мэттью с Риком направились ко входу в таверну, где их уже ожидали лошади, отряд и связанный Рудольф, а Натаниэль с Лансом последовали за девушкой, чтобы проводить до дома. Весь вид Ланса намекал на то, насколько он считает данное поручение незначительным и не слишком нужным, но ответного взгляда Натаниэля хватало, чтобы тот не возмущался вслух.       Когда они миновали территорию таверны, леди вдруг развернулась к ним и благодарно улыбнулась, протягивая руку Натаниэлю:       — Элизабет, будем знакомы?       — Натаниэль, приятно познакомиться, — тот пожал её руку, отмечая про себя не успевшие отогреться пальцы. В незатянувшейся тишине он спросил: — Так, а что же ваши племянники так сильно по вам скучают?       — Там, на самом деле, сложная ситуация… — пробормотала Элизабет. — Но вы меня спасли, так что, думаю, вам я могу рассказать. Дело в том, что моя двоюродная сестра, Луиза написала мне письмо с просьбой присмотреть на время за её двумя младшими детьми — мальчиком десяти лет и девочкой, ей только-только пять исполнилось. Я, конечно, согласилась, мне в радость с ними время проводить. Но вот их старший брат. Ох, он просто невыносим, — раздражённо выдохнула она. — Я спрашивала у Луизы, нет ли у него обострений в последнее время, но она мне так и не ответила. Уже два месяца прошло! Поэтому я приехала сюда, чтобы помочь детишкам. И поскольку, конечно же, сильно переживаю за неё…       Прокрутив всё услышанное ещё раз, Натаниэль насторожился из-за нескольких совсем нехороших совпадений. И решил осторожно уточнить, чтобы убедиться в обоснованности своих догадок:       — Простите, а что за «обострения»?       — Он очень… азартный, — нехотя призналась Элизабет. — Вот уже больше года он находится в некой неконтролируемой стадии, когда попросту не отдает себе отчёт в том, что проигрывает. Это словно зависимость.       — Он что, всё время проигрывает? — недоумённо спросил Ланс. — А в чём же тогда азарт?       Натаниэль шикнул на него, а Элизабет возмутилась отсутствию тактичности:       — Да какая разница! Луизе страшно оставлять с ним детей одних дома, так что я даже не уверена позволяет ли она себе сейчас выходить из дома… Понимаете, как это абсурдно звучит? Он же старший брат, а одним своим существованием ставит под угрозу благополучие своих младших братья и сестры!       — Я вас понимаю, — согласился Натаниэль. — А раньше у него были заметны склонности к таким «обострениям»?       — Не знаю, — тихо ответила Элизабет, поджав губы. — Он всегда был довольно холодным и отстранённым. Авторитет признаёт только в отце, но тот часто в разъездах по работе, дома бывает редко. А без мужской руки в доме, как говорится, непросто…       — Хотите мы поможем вам? — вдруг спросил Ланс.       — С чём же? — настороженно спросила Элизабет.       — Если, как вы говорите, его поведение сейчас неконтролируемо, то он может быть совершенно непредсказуем, так? Давайте мы проследим, чтобы с вашими племянниками всё прошло гладко?       Натаниэль впервые за время их знакомства одобрительно посмотрел на Ланса, тот кивнул в ответ, молча соглашаясь, что оставлять Элизабет одну в том доме попросту небезопасно.       — Когда вы об этом заговорили, это и вправду показалось мне дельной мыслью… — стала вслух рассуждать она. — Договорились, я согласна.       Это показалось ещё более стоящим предложением, когда они наконец дошли до дома. На первом этаже из окон бил свет фонарей и свечей, и, даже стоя на крыльце, можно было понять, насколько внутри шумно и людно.       Дверь оказалась не заперта, что не на шутку встревожило Элизабет.       Внутри обнаружилось несколько пьяниц, играющих в карты, (вероятно, дружки Джека) но никаких следов детей. Ни старшего, ни младших.       Элизабет поначалу была донельзя возмущена тем, что дома находились какие-то незнакомые люди, нагло оккупировавшие гостиную, но потом, когда они с Натаниэлем обошли второй этаж и часть первого, не обнаружив при этом никого из детей, то она неизбежно начала впадать в отчаяние, упрекая себя, что приехала слишком поздно.       Клянусь, я тебя из-под земли достану, Джек, — стоя на пороге комнаты следующего в списке искомых преступников, Натаниэль знал, что не упустит его. — И ты мне всё расскажешь!       Элизабет за его спиной что-то говорила о том, что отсутствие её сестры в доме делает ситуацию в десятки раз хуже, потому что это сужает круг зацепок до минимального, ничего не значащего количества.       — Обещаю, мы поможем вам найти их, — перебив поток её бессвязных переживаний, заверил Натаниэль.       — Только… — срываясь на плач, пыталась выговорить Элизабет, — только на вас вся надежда. Пожалуйста, помогите мне!

***

      Для загоревшегося идеей найти виновника, Натаниэль просто не имел права проиграть собственным обещаниям. Поэтому спустя неделю поисков, когда он посетил очередной бар и почти одобрил решение напиться как следует от усталости, то заметил оживление вокруг одного из столиков, за которыми обычно играли в карты. Изображая интерес мимо проходящего обывателя, Натаниэль подошёл ближе и стал наблюдать за игрой.       Хотя назвать происходящее игрой — не совсем правдиво, ведь перед ним шёл поединок не на жизнь, а на смерть. Парень умело обыгрывал какого-то высокомерного старика и при этом хищно скалился, явно не стесняясь отсутствия убеждений об уважении к старшим. Натаниэль не мог винить его в этом и даже поймал себя на том, что в действительности начинает с интересом наблюдать за ним. И когда победу объявили именно за азартным молодым человеком, Натаниэль позволил себе усмешку и решил немного отойти от своего изначального плана по поводу вечернего времяпрепровождения.       — Отличная игра, — одобрительно улыбнулся он, подойдя к победителю. — Что было на кону?       — Его должность командира в полиции, — с гордостью заявил парень. — Я поставил на то, что если выиграю, то он уволится, а то жалованье, которое ему выплатят напоследок, он отдаст мне. Поверь, с такой-то работой оно явно будет не маленькое!       Кроме очевидного заработка, ему видимо доставляло особое удовольствие унижение других людей.       — Заманчиво сломать жизнь человеку на столь высокопоставленной должности, — хмыкнул Натаниэль и стал ожидать реакции: вдруг чужая совесть всё же подаст признаки жизни.       — О, ещё как! Вижу, ты знаешь толк в выигрышах, — сощурился тот. — А сам не играешь что ли?       — Отошёл от дел, скажем так… — уклончиво сказал Натаниэль, хотя карты, честно говоря, брал в руки нечасто.       — Да ладно, почему? Не бывает бывших игроков, точно так же, как и алкоголиков. Давай сыграем? — предложил юноша и загадочно добавил: — Я знаю здесь есть приватная комната, в которой можно делать всё, что душе заблагорассудится. Ну что, ты в деле?       Подумав над тем, что он теряет, Натаниэль всё же протянул руку и насколько позволяло положение вежливо представился:       — Натаниэль Веснински, рад знакомству.       — Джек Гаруддини, взаимно, приятель.       Бинго.       Рыба сама схватила крючок, Натаниэлю лишь нужно выбрать подходящий момент, чтобы вытащить удочку с добычей из воды. И, видит Бог, поможет ему в этом только терпение и сила воли.       Отойдя от гущи толпы, они подошли к небросающейся в глаза двери у противоположной стены от карточных столиков. За ней обнаружилась лестница, ведущая куда-то вниз. Пара картёжников спустилась по ней, попадая в подобие подвального этажа, который на удивление оказался относительно неплохо освещён. В конце небольшого коридора находилась комната, от которой у Джека имелся ключ.       — Здесь проходят поединки только между достойными картёжниками, — торжественно объявил Джек. — Святая святых, считай.       Натаниэль зашёл за ним в комнату «достойных поединков» и закрыл за собой дверь. Огляделся. Приподнял бровь и скорее утвердил, чем спросил:       — Это погреб.       — Ну уж нет. Святая святых!       Как погреб не назови, он останется погребом. Вдоль стен рядами стояли бочки с, надо полагать, отменным алкоголем. А вокруг витал запах гниющей древесины, смешивающийся в абсурдное сочетание с терпким вином.       Посередине разместили стол с четырьмя стульями, но едва ли в таком помещении больше трёх человек будут чувствовать себя удобно. Здесь как будто не хватало воздуха — обычного, свежего, вместо затхлого и застоявшегося подвального.       — Присаживайся, друг мой, — Джек махнул рукой на один из стульев, а сам занял тот, что напротив, — нас ждёт, полагаю, весьма занимательная партия.       По правде говоря, к картам притрагиваться Натаниэль планировал в последнюю очередь. Но за стол всё же сел. Дождавшись, когда Джек начнёт перемешивать колоду, Натаниэль начал как бы издалека:       — Слышал, в твоей семье случилось несчастье. Прими мои соболезнования.       Сбившись со счёта, Джек выругался себе под нос и нахмурился, подняв взгляд на Веснински.       — Ты о чём? У меня всё в по-       — Твоя мать Луиза, говорят, сгинула куда-то, — перебил его Натаниэль и, прибегнув к лицемерному сочувствию, спросил: — Скажи, что случилось, может смогу помочь?       — Ничего не случилось, — буркнул Джек. И недоверчиво спросил: — А ты откуда узнал вообще?       — Соседи рассказали.       — Вот сволочи, — зло выплюнул Джек. — Слушай, тебя это не касается, ладно? Что с моей матерью, где она и всё прочее — вообще никого не касается.       Заметив пристальный взгляд Натаниэля, Джек поёжился, но до последнего не подавал виду, что напряжён, всё ещё пытался перемешать колоду. Но для опытного игрока сейчас у него это получалось из рук вон плохо.       — Вот тут ты ошибаешься, меня это как раз таки касается.       Хмуро сложив колоду перед собой, Джек заподозрил, что всё происходящее — явно не совпадение:       — Кто ты, чёрт возьми, такой?       — Тот, кто загнал дикого зверька в клетку, — Натаниэль демонстративно показал сжатый меж пальцев ключ от погреба.       Брови Джека взлетели вверх, он ошарашенно проверил карманы, не веря, что его обдурили как зазевавшегося дурака, и тут же захлебнулся возмущением:       — Ты… ты! Когда успел?!       — Когда нужно было, тогда и успел, — пожал плечами Натаниэль и убрал ключ в карман. — Ну так что, интересно узнать ещё что-нибудь?       Вопрос он нарочито поставил и произнес таким образом, что у собеседника попросту не оставалось иных вариантов ответа, кроме положительного.       Джек неверяще смотрел на него, пока в конце концов не осознал, что уйти ему отсюда не позволят, — выдохнул сквозь зубы и… задумался. Мысленно прослушал вопрос ещё раз и, не найдя ничего лучше, в ответ спросил:       — Ты не в карты сюда пришёл играть, да? — при этом не скрывал, насколько непростительной стала потеря такого опытного игрока, как Веснински, в качестве соперника.       Собиравшегося ответить сарказмом, Натаниэля несколько сбил с толку прозвучавший внезапно огорчённый голос. Как будто, знаете, человек потерял надежду на что-то хорошее — и появился этот почти смирившийся, отчаянно печальный тон.       — Верно, — не выдавая своего замешательства, Натаниэль старался следовать первоначальному плану. — Я пришёл сюда только за тем, чтобы арестовать тебя.       — Так ты один из них, полицейских?! — Джек вскочил с места, а последнее слово, как обвинение, произнёс брезгливо, словно речь шла о какой-то заразе.       — Не совсем, — равнодушно отказался от догадки Натаниэль. — Тобой, беспечным, жадным до власти и денег ребёнком, заинтересовался кое-кто с должности повыше.       Он знал, что Джек ни за что на свете не догадается, о ком речь, и это даже хорошо.       — Нашли, сволочи… — прошипел Джек, сжимая руки в кулаки. В кои-то веки позабыв про важность игры, он провокационно вздёрнул подбородок и обратился к «охотнику», наблюдавшим за своей жертвой с деланным безразличием: — Давай, чёрт возьми, действуй! Арестуй меня. Я же вижу не терпится…       — Сначала я хочу спросить кое-что, — перебил его Натаниэль.       Оптустить этого засранца, не вызнав у того ответы, он просто не имеет права.       — Что ещё? — недовольно спросил Джек.       Напряжённая поза выдавала постоянное ожидание нападения и удара в спину, но командир спецотряда планировал прибегнуть к этому только в случае, если ответы не удастся заполучить на, скажем, добровольной основе.       — Почему ты всё это делал? Вредил близким, и даже незнакомым тебе людям? Откуда эта жажда жестокости? — Натаниэль не мог понять или не хотел видеть в каждом встречном преступнике отголоски «амбиций» Натана, который некогда издевался над людьми забавы ради.       В конце концов, Джеку даже восемнадцати лет нет, а он уже готов пожертвовать своей семьёй ради удачной ставки. Если его вовремя не остановить, то потом будет поздно что-либо предпринимать.       Джек усмехнулся, словно слышал такое обвинение не единожды, и ответил вопросом на вопрос:       — А ты разве ещё не понял почему?       Действительно, кого на самом деле видел Натаниэль перед собой? Для себя он всегда разделял преступников на несколько известных категорий.       К первой относятся те, кто всегда были такими. В детстве топили котят, а будучи взрослыми — убивают за любой лишний кошелёк. У них не всегда даже есть причины быть такими, они просто чувствуют себя в своей тарелке, когда живут по собственным аморальным правилам.       Вторая категория подходит для тех, кто вынужденно примкнул ко злу ввиду давящих обстоятельств. Чаще всего ублюдки такого типа делают ужасные вещи не потому, что хотят, а из-за того, что, ступив однажды на эту дорожку, не могут так же просто сойти с неё. Что-то их удерживает. Некая внешняя угроза не даёт им управлять своей жизнью самостоятельно.       И, наконец, третья — это те, кто пытаются строить из себя негодяев, потому что роль хорошего человека у них не прижилась. Как правило, человек, избравший такой путь, должен вести себя достаточно осознанно, но чтобы наверняка убедиться, хороший он на самом деле или нет, может понадобится много времени на изучение его мотивов.       Сейчас напротив Натаниэля точно не взрослый, осознанный человек. Это обиженный на весь мир ребёнок.       — Догадываюсь, — кивнул Натаниэль, хотя не имел окончательной уверенности, что его догадки верны. — Пытаешься доказать себе, что достоин того, чтобы на тебя обратили внимание?       Одновременно злящийся на то, что его заманили в ловушку, и ощутивший облегчение, что его, наконец, поняли, Джек всплеснул руками, говоря:       — Играть в собственной судьбе второстепенного персонажа так глупо! Меня ужасно бесит, что кто-то может получать внимание, не делая ничего особенного, в то время как те, кто заслуживают большего, не получают ничего, — его гнев нисколько не трогал Натаниэля, но поскольку тот продолжал внимательно слушать, Джек вдруг продолжил вскрывать правду за правдой: — Сколько себя помню, у меня всегда был нескончаемый список обязанностей и всего, что я должен делать для других людей, но собственной семье на меня плевать, насколько бы хорошим я не был. Когда родился Сэм, я начал подозревать, куда именно сместится фокус родительского внимания, но когда появилась Лили, я в полной мере осознал это. Меня даже не замечали.       Уловив в словах довольно очевидный посыл, Натаниэль не преминул тем, чтобы в образовавшейся паузе озвучить его:       — И ты нашёл способ заглушить боль.       — Боль испытывают только слабаки! — рявкнул Джек. — А я выше всего этого. Я наконец нашёл то, в чём действительно хорош. Только вдумайся: за один день я могу заработать столько же, сколько отец за месяц. Тут нет места страданиям.       — Или же проиграть, да? — Натаниэль вовремя опустил на землю самодовольного Гаррудини. — Что стало с твоей матерью?       — А я откуда знаю? — небрежно отмахнулся тот. — Её выкупил какой-то состоятельный господин, когда один из его подчинённых разнёс меня в пух и прах…       После осознания, что ему не показалось: Джек больше расстроен проигрышем, чем тем фактом, что его мать пропала, Натаниэль не сдержался от гневного возмущения:       — И тебе настолько плевать, что станет с твоей семьёй после этого? С твоими братом и сестрой? Ты хоть знаешь, где они сейчас?       — Да лучше бы их вообще не было! — в сердцах выкрикнул Джек. — Мне на них совершенно плевать, ты прав. Я даже рад, что они ушли к каким-то знакомым матери «за помощью», хоть меньше на глаза попадаются теперь. И, знаешь, даже если бы однажды вечером они не вернулись с прогулки — у меня бы ничего не дрогнуло, наоборот только спокойнее бы спал. — В ответ на осуждающий взгляд, он объяснил: — У Лили часто беспокойные сны, а Сэм, чёрт бы его побрал, ходит во сне. Я в собственной комнате чувствую себя как в тюрьме, понимаешь? А здесь — я заслуживаю и получаю гораздо больше, чем там.       — Почему ты ни разу не говорил об этом с родителями?       — А ты бы смог? — ухмыльнулся Джек.       Навряд ли — таков честный ответ. Но вслух Натаниэль лишь рассудил так, как будет правильнее всего:       — Лучше жалеть о совершённой попытке, чем о собственной нерешительности.       Закатив глаза, Джек заговорил на удивление честно:       — Ладно, философ, вот тебе ответ: во-первых, потому что я, как говорят, «уже не ребёнок», а во-вторых, потому что я — мужчина, следовательно, не могу я в своём возрасте расстраиваться, питать обиду и злиться на те поводы, которые, понятное дело, уже не исправить.       Натаниэль понял, что азарт давал Джеку те чувства, которых он был лишён в собственной семье.       — Чего ты ждёшь? — вдруг спросил Джек. — Ты ведь пришел меня арестовать? Действуй, мы и так здесь задержались.       Да, верно. Это на самом деле являлось новоиспеченным долгом Натаниэля, когда он снова оказался на противоположной преступлению стороне — на стороне закона. И ему действительно надлежало доставить этого парня в тюрьму.       — Из-за тебя пострадало немало людей, — начал Натаниэль, — так что да, прости, приятель, тебе пора в тюрьму.       — Там я снова буду никому не нужен… — смиренно вздохнул Джек.       Это неправильно, но у Натаниэля на душе скребут кошки от подобного зрелища. Может и не в полной мере, но он понимает Джека — вроде как именно с такой издевательской целью ему и предложили работу по поимке преступников? — и даже его вполне естественно взрощенные мотивы. Понимает и поэтому не может заставить себя обезвредить Джека, который сейчас в наиболее несопротивляющемся, беспомощном состоянии.       Просто… Натаниэль ведь и сам был таким. Делал плохие, очень плохие, иногда абсолютно ужасные вещи, чтобы что-то доказать, заслужить нечто эфемерное, но желанное — чьё-то одобрение, уважение, внимание. Конечно, тем людям, которые никогда в своей жизни не нарушали закон, тяги к совершенству через саморазрушение не понять, но вот они, преступники, более чем хорошо поймут друг друга.       Натаниэль уверен, что если бы семья не забыла про Джека, он вырос достойным человеком и не заставлял никого волноваться за него. Но Джек не ищет такой шанс и не считает, что таковой вообще нужен.       — Капитан? — позвал его картёжник.       — Молчи, ради своего же блага, — прикрыв глаза рукой, проговорил Натаниэль. — Уходи.       — Что? Шутишь? — Джек с подозрением уставился на Веснински, не в силах поверить в услышанное после всего произошедшего.       — Проваливай, — процедил он. — Второго шанса я не даю.       Джек поднялся со своего места, странно посмотрел на Натаниэля и направился к двери.       И тогда наступил переломный момент.       Натаниэль как никогда чётко понял: если в самом деле отпустит сейчас Джека, то нарушит данное им слово перед Её Величеством. И не оправдает доверие Эндрю. Разочарует Арчи, в конце концов!       Позволить жалости взять над собой верх — всё равно, что признать: не так уж сильно ему хочется начать новую жизнь. Как бы он посмел так поступить?       Стоило только представить, что ему могут сказать, — и внутри всё обрывалось.       Так и знал, что тебе веры нет, — брезгливо морщился Эндрю. — И на кой чёрт я тогда пытался всем доказать, что ты лучше, чем могло показаться? Лучше бы тебя тогда казнили.       Мне не стоило идти на уступки сына, — королевский осуждающий взгляд резал своей жестокостью за версту, — вы как были, так и остались подлым, бесчестным человеком. Жаль потраченного на вас времени.       Джек Гаруддини уже почти дошёл до двери, но тоже вёл себя довольно противоречиво — не торопился, а делал шаг за шагом, как каменная глыба, движимая какой-то внешней силой.       Жаль, что всё так сложилось, — искреннее обычного подумал Натаниэль. Он должен. Должен это сделать, иного выхода нет…       Дёрнулась ручка двери.       — Ты же понимаешь, я тоже не могу по-другому.       — Кто, если не я, да? — усмехнулся Джек, не имеющий на самом деле надежды открыть запертую им же дверь без ключа, но заинтересованный не присущей остальным блюстителям закона дилеммой о несправедливости. — Ты долго сомневался, я уже начал переживать, хватит ли моих драматичных реплик для всего времени, которое тебе понадобится, чтобы обдумать ситуацию.       — Просто я вспоминал людей, которых не имею права подвести, — Натаниэль поднялся с места и подошёл к нему. — Они не простят мне, если я отпущу тебя.       Стоя за его спиной, Натаниэль обладал множеством козырей в рукаве — способами нанести удар против чужого сопротивления, но, судя по опущенным рукам Джека, тот не собирался что-либо предпринимать против ареста.       — Я всё это время пытался вспомнить, где слышал твою фамилию, капитан, — заговорил Джек, скосив взгляд через плечо, — и вот, что мне интересно: давно ли кошка с жалких мышей перешла на других же кошек?       — С тех пор, как ей пообещали содрать шкуру за лишний неверный шаг, — стальным голосом ответил Натаниэль.       — Ни в жизнь не поверю, что кто-то вроде тебя может бояться, — фыркнул Джек.       — Не верь, я не принуждаю тебя к этому. Ты спросил — я ответил.       — Но ты же убил десятки людей, — нахмурился Джек, будучи никак не в силах понять, почему Натаниэль вдруг поменял приоритеты, — как тебя может ещё хоть что-то в этом мире трогать и волновать?       Натаниэль вздохнул. Его репутация всё же даёт о себе знать, даже после смены капитана у Воронов, она продолжает гулять меж преступников как легенда о бесстрашном, не знающим милосердия мореплавателе. В любом другом случае, Натаниэль проигнорировал бы подобный вопрос, но Джеку зачем-то решил объяснить:       — Я никогда не убивал людей. Может, ты имеешь в виду запугивал?       — А разница-то какая?       — Тогда они останутся живы. А моя репутация — нерушимой, — дал ему подсказку Натаниэль.       Джек отвёл взгляд, пробормотав: «какой ты всё-таки интересный…», а когда пауза затянулась, то ему не оставалось ничего, кроме как смириться и сдаться с наименьшим сопртивлением.       — Ладно, — опустив голову, сказал тот. — Прежде чем я сдамся тебе, Натаниэль, у меня есть одно условие.       Вообще-то он не имел права ставить условия, но, честно говоря, Натаниэлю стало интересно послушать, чего же хочет Гаррудини. Неужели как-то спасти своё положение?       — Я слушаю.       — Не сдавайте меня Ваймаку, прошу, — взмолился Джек. — Я не хочу умирать в муках. Можете хоть до конца жизни держать меня за решёткой, но пусть Ваймак не приближается к ней.       Репутация Ваймака по внушению страха, конечно, превышала репутацию Натаниэля, что казалось более чем оправданным. Натаниэль хотел умереть тогда, в тюрьме, когда провёл два дня наедине с агонией и режущей кожу изнутри болью. Во время ночных кошмаров шрамы на спине до сих пор горят огнём.       И если это в самом деле единственное условие Джека, Натаниэль не видел причин отказывать ему. Он придумает что-нибудь, чтобы Ваймака не подпускали к новому заключённому.       — Я замолвлю за тебя словечко, Ваймак тебя не тронет, — заверил его Натаниэль, вытаскивая приготовленные заранее кандалы из-за пояса.       — Сделаю вид, что поверил.       На его месте Натаниэль бы себе не поверил. Но он, скорее к счастью, чем к сожалению, не на его месте. А как люди вообще находят «своё» место в жизни? Эту целомудренную науку Натаниэлю ещё предстояло понять, пока он пролистнул лишь первую страницу теоретического пособия.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.