«Доверие, как и сердце, представляет собой дворец, сделанный из стекла. Однажды ты видишь, как он разбивается, и тогда каждый из миллиона осколков вонзается в душу...»
Великолепный век
На скалах сегодня было чертовски холодно. Ветер гнал волну и бил её о скалы с таким остервенением, что миллиарды брызг взрывались солёными искрами на высоте в добрые двадцать метров. Чтобы пойти собирать у камней микроскопических рачков для занятия в группе морских биологов на выездной практике не шло и речи — ты с разочарованным вздохом стояла на линии глубоко врезавшейся в каменную сушь спокойной ранее воды, что теперь расходилась бурыми вихрями мути. Надо было возвращаться на учебную часть острова с деревянными старыми корпусами, сообщить куратору о том, что занятия на береговой линии проводить не представлялось возможным, да только вот никакого желания делать этого не было и в помине. Устроилась на невысоком валуне, одну ногу подогнув под себя, и глядела неотрывно, как северное море глушит ярость о гранитные утесы. Это успокаивало. Здесь хотелось остаться, слушать дыхание ветра, что сбивал собой собственное, ощущать, как от холода немеют подушечки пальцев, а в голове только шорох окатанной морем гальки и ни единой лишней мысли, что терзала в душном мегаполисе когтями неприятного прошлого. Ты поправила шапку — даже летом, а тем более в таком шторме, было холодно, однако это не являлось для тебя недостатком. Даже холодный гранит под тобой казался чем-то правильным, тем, что было тем не менее теплее души, что когда-то разбили вдребезги неосторожным отношением, холодом безразличия и попыткой твою жизнь подстроить под чужую, сломав твои собственные устои и желания на корню. А на таком ветровале чувств счастья никак не построить... Вздохнула, выпустив облачко пара и немного поежилась, как позади раздался шорох, выбившийся из общего белого шума ледяной воды. Обернулась — а там никого. Только колючие ветки старого можжевельника качают дымчатые изгибы на ветру, да шумят на скалах многочисленные сосны и ели. Провела взглядом линию по этим зарослям и убегавшим через стволы деревьев каменистые выступы, тропинки, мшистые мокрые от недавнего дождя склоны да решила всё же, что надо вернуться. Гостеприимство этой части берега не располагало сидеть здесь и дальше, а начавшаяся морось подсказывала, что вскоре небо вновь заплачет ливнем. По тропке были рассыпаны мелкие кусочки древесины, встречались и ракушки, делавшие видимыми границы дорожки, чтобы студенты не теряли время на ориентирование на острове. Тот не был слишком большим, но заблудиться с непривычки было возможно, особенно тем, кто прибывал на практику в эти места впервые. Ты была одной из этих первооткрывателей и тем сильнее бесило, что относились к тебе снисходительно, словно к первокурснику. Но ведь это было не так, просто эту практику удалось посетить лишь сейчас, к концу третьего года обучения... Снова посторонний звук слева от дорожки, но ты даже головы не подняла, глядя под ноги — задумалась о том, чем занять сегодняшний свободный день, раз уж медным тазом накрылась возможность поковыряться среди камней в поисках неопределенных беспозвоночных, чтобы потом часами искать их видовое название в справочниках. Процесс не слишком интересный, но медитативный в целом. С отдалением от моря шум волн становился лишь мерным грохотом, глухим, вибрирующим через подошвы старых кроссовок. Пахло багульником, немного дурманяще, но приятно, потому что похоже было на запах лимона. А ещё мокрой хвоей и камнями. Приятные сумерки пасмурного света, скрытого под лапами деревьев, расслабляли взгляд, а потому твой шаг был неспешным. Куда спешить, если в этом гулком одиночестве вся твоя суть в данный момент? Тропка расширилась, расступились деревья, пуская в прогалах очертания первых преподавательских домиков, в один из которых тебе предстояло постучаться прежде, чем вернуться в казарменное общежитие, невыносимое тем, что приходилось соседствовать сразу с четырьмя неугомонным студентами первогодками, которым учеба явно была до фонаря. Поворот налево, и черная крыша выбилась из общих черт природной малахитовой зелени, две ступени на кривоватом деревянном крыльце да ряды постаревших окон. Типичная постройка старых годов для необходимых нужд преподавательского состава, которых им вполне хватало на время полевых выездов с подопечными. Шагнула к серой двери и постучала в нее трижды, глядя куда-то наверх. Туда, где непроглядная серость поглощала взгляд холодной влагой сурового климата. А дверь так и не открыли... Ты несколько потерянно вернула взгляд к потертым доскам, помедлила и ухом прижалась к влажной древесине, слушая пустоту. И тут же вздрогнула от чуть хриплого голоса сразу за спиной. — Я здесь. Чуть не слетела со ступенек от неожиданности, но тебя предусмотрительно поймали за локоть, поставив ровно и тут же отпустив. Монстр, что, как это ни странно, помогал вести занятия на этом острове и был проводником, оценивающе рассматривал тебя единственным огромным глазом цвета багряного мака. В дыру на голове нещадно проливалась морось, а сам скелет, высокий и какой-то мрачный, зябко кутался в промокшую, старую куртку. — Хоррор. Я хотела сказать, что там на берегу бесполезно что-то искать. Можешь передать преподавателям, что в море выход закрыт, — сообщила ему, успокаиваясь и засовывая холодные руки в карманы старой парки. — Чего одна гуляешь? — монстр проигнорировал информацию, расплываясь в странноватой улыбке, к которой ты за месяц жизни в этом месте успела привыкнуть и привязаться. Этот чудак тебе нравился, и проводить с ним время было довольно интересно. — Не похоже, чтобы было с кем, — саркастично ответила, но тут же нахмурилась, заметив, что Хоррор погрустнел от твоих слов, — ох... Прости, просто... Мое настроение мало кому понравится, зачем портить его другим... Тебе, — пояснила честно, немного смущённо опуская взгляд к промокшей обуви. Скелет явно взбодрился от такого ответа, довольно фыркая и подходя ближе. — Не испортишь. Чай будешь? — близкий голос приятно резонировал этой его хрипотцой и согревал лучше любого напитка, но ты всё равно согласилась на чай, поднимая взгляд к его заинтересованному глазу, ставшему на полтона контрастнее вблизи, и кивая в ответ. Тот чуть сожмурился в явном удовольствии и мягко толкнул плечом к двери, которую отпер старым, видевшим виды ключом из потускневшей стали. Изнутри пахну́ло теплом, запахом ирисок и прогретых печным жаром досок. Типичное убранство простого жилья ничем особенным не выделялось: под ногами скрипели потёртые половицы, на обшитых серой вагонкой стенах висели высушенные за лето травы, источая приятный, терпко-горький запах, а шкафы в комнате темнели прямоугольными боками, в которых хранились книги, посуда и одежда. Хоррор, скинув обувь вслед за тобой, устремился куда-то в темное помещение, а ты уже знала, что там стоял старый электрический чайник — уже бывала у него несколько раз. Но даже сейчас было неловко как впервые, и ты замялась, начав пальцами перебирать сухие соцветия местных трав, из которых этот умелец заваривал потрясающий чай. Глухо стукнули о столешницу тарелки, чайник щёлкнул выключателем, а твое отсутствие уже можно было счесть неловким, что подтолкнуло оставить несчастные растения и свою верхнюю одежду в покое да тихо появиться в дверном проёме. Ты натягивала рукава свитера на запястья, взглядом вперившись в цветочные, выгоревшие на солнце узоры старых штор. А на подоконнике маячили очередные пучки сухих трав, среди которых узнавались узкие листья все того же багульника, который при заваривании в чай неплохо помогал от кашля. Хоррор, заметив твое промедление, успел неслышно подойти ближе, рассматривая сверху вниз. Его мягкий выдох качнул прядку твоих волос, вынудив поднять взгляд и утонуть в разлитом от края до края глазницы маковом море. Несоразмерно теплом на этом северном просторе скалистого, холодного лета с терпким привкусом хвои на языке. От монстра пахло чем-то домашним: шерстью его теплого, клетчатого свитера, явно колючего, но такого уютного, глиной от печки и немного спичками, которыми тот разжигал её. Это вызвало твою улыбку, отраженную в его взгляде настоящей радостью. — Замёрзла? — его фаланги скользнули между твоих пальцев, легонько сжимая, но даже так отчего-то ощущалась укрытая в них неоспоримая сила. — Почти нет. Мне стал нравиться холод в этом месте, — ты пожала плечами, понимая, что холод в сердце куда сильнее северного края. Но пальцы его все же сжала в ответ, ободряюще качнув, чтобы не дать лишнего повода для чужого волнения. А скелет как-то странно передёрнул плечами и помотал головой, выражая свое несогласие, отчего ты не сдержалась и прыснула смехом на такую потешную реакцию. Чай удалось попить в куда более приятном настроении, Хоррор по телефону сообщил преподавателям твоего потока о невозможности провести занятия, а тебе передал то, что ты знала и сама — день был свободен. Вы разговаривали о дожде, о том, как за ним придет тепло, о цветах, что монстр высушил пучками на входе и о том, что приходит в голову, когда смотришь на прибой. Только с ним ты могла говорить о таких вещах... Тебе казалось, что он тебя слышал. Обратно возвращаться не хотелось до того сильно, что сжимало душу и перебивалось дыхание, словно горло сжали в тисках, не позволяя дышать свободно. Но все эти чувства были загнаны в самый темный угол твоих мыслей и, кратко попрощавшись ближе к вечеру, ты неловко шмыгнула носом и отправилась до учебных корпусов. Кроссовки так до конца и не просохли, неприятно скрипели на ногах, пока ты приминала ими мокрую после дождя траву. Общежитие, с одной стороны подозрительно покосившееся, но все ещё крепкое, встретило гомоном смеющихся голосов — веселье в самом разгаре. Судя по звонким, брякающим стеклом нотам и последующему гоготу кто-то умудрился достать с материка алкоголь. Отвратительно... Закатив глаза, ты мялась неподалеку, ненароком обернувшись на тропу, что манила тенистой сыростью и буквально звала обратно... "А что, если?.." — думалось тебе, вступив в борьбу с сомнениями. Новый гвалт спонтанной попойки стал отправной точкой для перемен в жизни, на которые ты не смела и надеяться. Одно решение... Один поворот движения вспять... И ветер в спину словно подталкивал в отсыревшую куртку, морозя лопатки и позвонки, заставлял поежиться и разочарованно вздохнуть. Ночевать в гомоне пьяных первогодок было невозможно. Принимать участие в их шабаше — мерзко. Оставался вариант — уйти на любимый тобой пирс, однако шторм наверняка крыл его волнами, а значит просидеть там всю ночь не вышло бы. Либо побродить на верхней части острова, где в скалах расплылось зеркало пресноводного озера. На том ты и сошлась в мыслях, когда тебя проглотил сизый лес. Тропинка вильнула вправо, начав подъем в темнеющей тишине, где сотни капель скатывались по листьям и ветвям, падая на бесконечно мокрый настил мха. Ты была мокрая, кроссовки скрипели от воды, грозя натереть ноги, но было плевать до странного. Равнодушно... И не имело значения, что в этих местах впору бы заблудиться и застрять между камней ногами намертво, что и не нашел бы никто, пусть это и всего лишь остров. До места дошла быстрым шагом, пару раз подскользнувшись на мокром покрове потемневших скал, зато сверху открывался приятный вид: через гряду виднелось зеркало воды, тихое, вопреки низкочастотному звуку бьющего в отдалении прибоя. Сбила дыхание, стояла и рассматривала спуск, что вновь уходил уже ощутимой темнотой, но все ещё достаточно видимой, да и небо в этих местах никогда не гасло полностью. На севере солнце лениво. Оно катится до горизонта, там останавливается, словно размышляя, а потом поднимается обратно, так и не нырнув за край. Но сейчас было слишком пасмурно, а от того темнее... Скользко, видно неважно, и убегавшая вниз до озера тропинка лукавила, петляя за гранитными уступами. Ты засмотрелась на то, как цветы багульника белыми шапками маячили между камней, наступила на мох неудачно, а тот предательски съехал с влажного камня, не дав хоть сколько-нибудь надёжной опоры. Дух захватило от резкой потери равновесия и ожидания падения. Но его не последовало... Сзади ощутимо дёрнули за капюшон, слегка придушив, но зато встреча с камнями всем телом благодаря этому не состоялась. Ты только и успела, что просипеть что-то нечленораздельное да нелепо взмахнуть руками, как сзади обхватили ещё одной рукой поперек тела, дав твердую опору. И знакомый запах сушеных трав и спичек защекотал нос в тот же миг, намекая на то, что ты, кажется, знала, кто тебя только что уберёг. — Кхм... Хоррор? — чуть кашлянув, спросила, повернув голову и фактически ткнувшись носом в теплую скулу монстра, что сбито дышал, словно после бега, — что ты здесь делаешь? — Тебя спасаю. Зачем полезла, на ночь глядя? — обычно ровный голос стал ниже, выдавая в нем нотки недовольства. Но никто не спешил двигаться: ни он — отпускать, ни ты — отступать. Вздохнула, повернувшись вновь к тропинке. Так непривычно было ощущать эти своеобразные объятия и тепло чужого тела на спине, прогонявшее холод давно ушедшего дождя. — Мне не уснуть там, — ответ был расплывчатым, но иначе никак не могла, ведь сдавать кого-то, пусть и вынужденно, но ты не хотела. Да только вот скелет обернулся, словно поняв, о чем речь, и вздохнул очевидно сердито, чуть потянув тебя назад и отпуская. Это всколыхнуло в тебе сожаление за прерванный тактильный контакт. Хоррор, наконец, смог посмотреть тебе в глаза, светя в сумерках багряным глазом, в центре которого сгустился уголёк зрачка. — Чего ко мне тогда не пошла? Ты вся мокрая до сих пор и холодная как утопленник. На его возмущение ты тихо прыснула в озябший кулак, сунув затем руки в карманы парки и шмыгая привычно носом. Действительно холодно... Пожала плечами немного смущённо, но действительно не знала, отчего так не решила поступить. Неловко? Скорее всего, по крайней мере Хоррор явно прочёл это в твоём взгляде, понимающе хмыкнув и беря тебя под руку, чтобы спускаться в обратном направлении бок о бок. Путь вниз был действительно скользким — ноги без конца съезжали с камней, и только крепкая хватка монстра удерживала от того, чтобы с позором скатиться по склону кубарем. Было немного стыдно: тебе казалось, что ты выглядела глупо, но монстр не насмехался, прижимал крепче, подавал вторую руку, чтобы перелезть через особенно крупные валуны и бережно спустил до тропинки, убегавшей обратно к домикам преподавателей. — Так ты мне так и не ответила, человечек, — недовольно просипел голос, почти обиженно, и ты снова неловко фыркнула, кутаясь носом в ворот куртки. — Да просто неудобно было, Хоррор... Я и так только что была у тебя, а тут снова идти... У тебя ведь свои дела могут быть, — проводила глазами мелькнувшие в зарослях темные бусинки черники, стараясь лишний раз не встречаться с пристальным, немигающим взглядом, что словно стоп-сигнал горел в полумраке подлеска. — Неудобно мясо сырое есть — в зубах застревает, — мрачно прохрипел его бас, но тебя таким было не испугать. Ты лишь смешливо фыркнула, ощущая не без лёгкого смятения, что монстр так и шел с тобой под руку, словно боком грел по дороге домой. И снова это тепло от печки и травяной аромат, от которого приятно ёкнула душа. На контрасте температур дрожь свела все мышцы, мешая развязывать шнурки, но Хоррор буквально отодвинул твои руки, сев на корточках перед скамейкой, где ты присела раздеться. Сам все развязал, стянул насквозь мокрую обувь, а следом и носки... Руками обхватил ледяные лодыжки и хмуро свернул темным глазом снизу вверх. — Ты как первокурсница глупая, так долго в мокром ходить. Насколько мне известно, люди — чувствительны к такому, — Хоррор встал, глядя с сердитой укоризной, давяще даже. И то ли от холода, то ли от его тона, но по спине вновь и вновь бежал веер неприятных мурашек. Ты лишь плечами неуверенно пожала, с грустью потупив взгляд. Монстр взял под локти, поднял к себе и стянул медленно влажную почти насквозь парку и шапку, унося все мокрое к печи в темной комнате, куда ты пошла почти на ощупь, слепо расставив руки в стороны. За них тебя снова выловил Хоррор, появившись багряным пятном зрачка совсем рядом и подталкивая к прогретой печи, что-то мягкое всунув в руки. — Переоденься, (Твоё имя), — сказал почти шепотом и отступил во тьму, словно видел все и без света в слабых сумерках дома. И судя по шороху в кухне, озадачился монстр поисками ужина, пока ты стягивала с себя все намокшее, меняя привычные вещи на огромную, теплую кофту, доходившую тебе едва ли не до колен. И пахло от ткани до того знакомо, что душа приятно потеплела и замерла от понимания, что вещь носил Хоррор. Печь приятно источала тепло и, прежде чем идти к монстру, ты прижалась к ее глиняному, прогретому боку холодной спиной, греясь и блаженно жмурясь. В общежитии такой роскоши не имелось — спасались электрическими воздушными обогревателями, но это не шло ни в какое сравнение с теплом такой вещи. Хоррор так и застал тебя, жмущуюся к печке с блаженно прикрытыми глазами, подкрался тихо и едва ли не собой вжал в прогретую кладку, выдыхая куда-то в твой лоб, словно в облегчении от чего-то очень его тяготившего. Ты вздрогнула даже от такой близости, взметнув взгляд к багряному омуту чужого, но не оттолкнула. Просто смотрела в ответ, молчала и дышала размеренно, невольно считая каждый вдох и выдох. Один... Два... Три... Четыре... Хоррор словно бы наклонился ближе, но в этом мимолетном движении смазалась некая эмоция, заставив его отпрянуть, будто монстр опомнился, разочарованно отводя взгляд в серые окна дома. — Иди чаю попей, быстрее согреешься. Я постелю тебе здесь в тепле, (Твоё имя), — монстр внимательно проследил за твоими движениями. За тем, как кивнула неловко, как шагнула ближе, как быстро встала на носочки, чмокнула в щеку, как ты думала, но попала в уголок его рта, как мило улизнула на кухню, мелькнув в сумеречном освещении молочно-белой кожей на ногах. Ты, только сев на скамье крохотного помещения с кружкой в руках, поняла, что только что произошло нечто важное. Будто границу пересекла, самую малость нелегально. А может и нагло... От этого мысли испуганно разбежались, оставив волнение покалывать на подушечках пальцев. Но смущенной улыбки сдержать не получилось, и ее ты поспешно спрятала, отпивая чай, когда монстр тенью скользнул к тебе на скамью со своим напитком. И ведь не напротив устроился, как раньше, а именно рядом... Бок о бок... Но так ведь было куда теплее, верно? А ещё спокойнее и совсем уже не страшно, что что-то было сделано не так. Не было ощущения, что ты совершила промах, оступилась или пошла по неверному пути. Совсем даже напротив — все именно так, как и должно было быть. Улыбнулась ему благодарно, мягко толкнув под локоть, а он вздохнул явно довольный твоим настроением и доверием, отпил чай и улыбнулся почти хищно, но ты-то точно знала, что он был крайне рад, раз такое выражение лица состроил и словно бы прижался поближе, склонив голову к плечу и рассматривая твои руки, освещенные неяркой лампочкой над кухонным столом в обрамлении абажура из плетеной лозы не то ивовой, не то из каких-то других гибких ветвей. На скатерти углы потерлись и выцвели, сахарница блестела одиноко на середине, а на стене рядом были приклеены собранные в лесу большие древесные грибы, словно маленькие полочки, на которые монстр клал мелочи вроде ключей, пучков травы или пачки спичек. — А помнишь, как мы познакомились? — тихо спросила его, постукивая пальцем по краю горячей кружки. Монстр тихо вздохнул, ближе прижав к тебе ногу, словно легонько толкал. — В тот день я увидел тебя у моря, (Твоё имя). Ты на скале сидела, смотрела на медузу в воде, а я вышел туда проверить, кого не досчитались преподаватели, — хрипло, на пониженном тоне, Хоррор пускал мурашки одним только тембром голоса. Ты улыбнулась, чуть фыркнула смешливо, вспоминая, как удрала от группы первогодок, чтобы посетить место, где никто не донимал глупыми расспросами. — А я подумала, что ты студент старших курсов и спросила тебя, как называется этот вид медузы на латыни, — дополнила его ответ, подняв взгляд к скелету, что сидел недвижимой, крупной стеной рядом. Надёжный, теплый и успевший стать роднее кого бы то ни было. Монстр моргнул, довольно улыбнувшись, смотрел на тебя пристально и дыханием щекотал ухо, явно удовлетворённый тем, что ты согревалась и ночевать осталась у него дома. — Da mi basia mille, — монстр повторил все те же слова, но ты уже давно поняла, что хоть это и была латынь, но к видовой принадлежности того животного отношения не имела никакого. — Она называлась "Дай мне тысячу поцелуев?" — ты все ещё смотрела прямо, глаза в глаза, ища в его взгляде ответ, но он столь очевидно расплылся в темном омуте зрачка в центре макового поля магии, что стало ясно как день — не ошиблась. И мягкий румянец на гладких скулах лишь подтверждал разгаданную тайну его откровенной симпатии с первого взгляда. — Так ты знала? — Недавно удалось узнать, но для этого мне пришлось залезть на самую высокую точку острова, выловить сеть и залезть в интернет в поисках перевода, — поделилась с ним своим приключением, на которое убила тогда добрые полдня. — О, так вот зачем ты сидела там на дереве, — Хоррор будто получил ответ на давно волновавший его вопрос, чем озадачил теперь уже тебя. — Ты следил что ли? — спросила сперва действительно шутя, но стоило увидеть его виноватый взгляд, даже опешила, — да ладно, это был не единственный раз? Ох... Так вот, почему мне казалось, что кто-то всегда идёт за мной следом... Так и до паранойи недалеко, хах. Монстр не очень-то выглядел виноватым, скорее ждал твоей реакции, смотрел цепко, чтобы ни одной детали не упустить из виду, но остался в итоге весьма доволен увиденным, спокойно отпив своего чая, парой жадных глотков опустошив добрую половину кружки. Он не ответил, но и отрицать не стал, сделав вид, что чаинки в напитке весьма интересны, на что ты долго смотрела с удивлением, в итоге сойдясь с самой собой на том, что была не против такого. Ведь если бы не Хоррор, то ты бы сегодня точно свалилась с покатого каменного склона, не исключено, что могла бы получить вывих или перелом. А потому, уложила на его плечо голову, вздохнув спокойно, чтобы вот так, молча, выразить свою признательность, которую тот принял с заминкой, после минутной тишины мягко уткнувшись ртом и носом в твою макушку. А после этого ты спала как никогда сладко. Устроилась на уютной раскладушке, которую монстр выставил вдоль теплого бока печки, закуталась по самый нос в одеяло и очень быстро уснула, согретая чувством нежного тепла, что бежало по венам в такт учащенному ритму сердца из-за того, что рядом с тобой сидел он, ожидая, пока уснёшь. Оберегал твой покой, поправлял одеяло и, кажется, сам никак не мог насмотреться и надышаться рядом, беспрестанно свой немигающий, чуть настороженный взгляд останавливая на твоих дрожавших веках. И дождавшись, пока уснёшь крепче, сам улёгся на старой, скрипучей кровати, уже оттуда бросая долгие взгляды на твое свернувшееся калачиком тельце. Словно свое мерное дыхание невольно подстраивая под твое до тех пор, пока сон не распахнул приветливые объятия и для него тоже. А утро встретило ароматом сушеных листьев и теплом у бока. Ты сонно приоткрыла глаза, ощущая то самое чувство потерянной амнезии, когда в голове — провал понимания и осознания происходящего в целом. Попытка вспомнить сегодняшнее число не привела ни к чему, кроме как к залегшей меж бровей морщинке задумчивости. Не общежитие, а рядом под боком чья-то рука, почти горячая, грела не хуже чем печка за спиной. Взгляд сфокусировался на ломанной линии провала в черепе, к которой сонно потянулась твоя рука. Пальцы мягко очертили эти зигзаги, пока память вплывала в мысли неторопливым течением. Хоррор... Это вызвало улыбку — монстр отчего-то сидел у твоей раскладушки, дремал, лёжа на ней корпусом, уложив большую голову на руки. Сопел тихо, и мерно вздымались линии позвонков под его старым свитером. Пальцы огладили череп и спустились мягкостью касания до скулы, но тут же замерли, когда твой сонный взгляд нашел точку пересечения с чужим багряным вниманием. — Привет, — шепнула тихо, опустив руку на край спального места. — Привет, — в тон тебе сиплый, свистящий шепот отозвался теплом в душе́. Хоррор поднял голову, глядя на тебя теперь сверху вниз. Он даже сидя был большим, рослым, но его тень грела не хуже солнца. Давала какое-то чувство защищённости и отгораживала собой от серой хмари надоедливых дней, что заевшей пластинкой звенели в мозгу надрывным пульсом. Обратно не хотелось... Кажется, это отразилось в твоём взгляде, потому что скелет понимающе улыбнулся, но не повелся на жалобный вид. — Вставай, мелкая, пляж сам себя не изучит. Я уже был у преподавателей, сегодня море в штиле. Идете в кругосветку, — хриплый голос вынес неутешительный приговор. Кругосветкой здесь звали длительный выход в море на старом рыболовецком судне, что должно было увезти студентов на дальние шхеры и открытую часть моря, к скалам с пещерами, где предстояло искать и собирать определенных беспозвоночных животных. С одной стороны, весьма интересно, а с другой... Ты бы с радостью променяла живописное плаванье на день с этим монстром наедине. Но, увы, практика — дело обязательное, и, сонно потянувшись, ты была вынуждена встать и начать собираться, чтобы успеть позавтракать и спустится к старым причалам. А когда выяснилось, что ты ещё и проспала, то все действия скомкались в какие-то непонятные пятна событий и красок, и понимать, что время неумолимо бежит дальше, ты начала уже на пирсе, в окружении галдящей толпы первогодок. Но взгляд твой то и дело возвращался к краю тропы у леса, где мерещился внимательный огонек его глаза. Сама не заметила, как уже ходила по палубе, ища себе места в окружении гомона и веселья студентов и пары преподавателей. Устроилась почти на носу, руками держась за леер, а ноги вытянув перед собой. Хотелось спать, но особенно нигде не было возможности пристроиться, а потому приходилось терпеть неудобства в долгом плавании. Время скрашивалось красотами северного моря. Стальная гладь серебрилась бликами солнца, в воде мелькали всполохи живых существ, а в открытой части бесконечной воды периодически вздымались молочно-белые бока группы северных дельфинов, белух, бороздящих просторы своей личной свободы. Ты созерцала... Но ловила на мысли, что ждёшь окончания этого дня, почти готовая умолять время: "Пусть ускорится... Перемотайте этот день". Но стрела времени неумолима, летит в своем ритме, растянувшись в невидимости... А над кораблем облака — попутчики морской волны, замерли и смотрят вниз на безмятежный простор стылого олова. Весь день прошел в какой-то дымке неясных мыслей. Словно бы ты не находила себе места, не могла сосредоточиться на занятии и поиске маленьких рачков под камнями на островах, где вас высадил траулер, капитан которого пообещал всю группу забрать ближе к вечеру. Вдоль берега шли гряды гранитных скал, в которых провалами темнели пещеры. Все отправились прямиком туда, а ты решила, что лучше отвлечься на созерцание нового, пытаясь не рисовать в мыслях алебастр белизны чужих костей, в которых жар магии бился подобно пульсу. А посмотреть было на что! Гранитные пустоты отдавались эхом, блестели дробленой породой там, куда доставали лучи солнца, а внутри пахло солью и простором. Были даже сталактиты и сталагмиты, создававшие причудливые очертания каменных пастей, готовых сожрать зевак, зашедших слишком глубоко. Но ты не из робкого десятка, речи преподавателей уже знакомы, как надоедливая реклама. Ускользнула от их внимания, изучая глубину каменного нутра, в конце которого скопилась лазурь омута — воды, что набиралась в каменный колодец с отбоем штормовых волн. Каменные столбы под сводами походили на колонны, за которые почти не проникал свет, отчего ты включила на мобильном фонарик. Обернулась к группе, чьи голоса долетали смутным эхом, смешанным с гулом далёких волн, да прошла дальше, желая променять скуку и волнующие мысли на чувства первооткрывателя этих потаённых мест. В самой глубине пещеры буквально в ушах встал звон — настолько тихо... Волны моря здесь разве что через стены отдавались вибрацией, пульсом инфразвука, позволяя смутно понимать, где находился выход. Идеально... Скинула здесь рюкзак, на который села, подпирая колонну природного камня, а фонарик устроила рядом, подсвечивая блестящий потолок, будто вымощенный миллионами искр темного кварца. Если смотреть достаточно долго, то начинало казаться, что это звёзды в черном южном небе, напоминавшем в месяцы знойных ночей бархат. Красиво... Стало жаль, что Хоррора не было рядом... Да, он наверняка эти места видел десятки раз, но... Он не был в них с тобой, а от того вся прелесть этого места будто бы смазалась неясными очертаниями. Слезы? Да... Точно они... Давненько ты не плакала — нечем было. Словно пониманием теперь, в таком уединении, прибило к земле. Эмоциональная гравитация, звучит подобно диагнозу, но факт от этого не становится иным. Ты точно влюбилась, а делать это было страшно, только не снова... Предыдущие раны ныли, выворачивали наизнанку растревоженную душу, а слезы горячим бисером сыпались на безразличный к эмоциям гранит. И, дьявол ли попутал или организм вел свою игру, но занимаясь самобичеванием, ты задремала в этом месте, дав слабину себе и своим эмоциям, загнанным в ящик Пандоры разбитыми осколками, что перед этим истерзали болью нежную жизнь. Дремота прервалась тем, что тебя словно толкнуло обрывкам сна, тут же окуная в жестокую реальность... Спина болела от того, как затекло все тело, холод свёл мышцы, а во рту неприятно пересохло... И, что ещё сквернее — телефон разрядился, и погас фонарик его фотокамеры. Сколько прошло времени? Этот вопрос толкнул сердце практически больно, словно то упало и разбилось о диафрагму, сбив ритм до болезненного гула нарастающей паники. Вслепую идти к выходу было крайне сложно. Исчез привычный отблеск солнца, что ещё днём долго провожал в глубину каменной пасти, что подкидывала мысли о наступлении вечера. И логичным было и понимание, что отсутствие крайне тихой студентки третьего курса в мешанине громких пятен первокурсников замечено не было. Как мантру прокручивая в голове отрицания, ты, держась о сводчатые стены пещеры, шла на томный гул волн, что звали к себе, выводили к свету. Стоило увидеть этот туманный отголосок заката, как ты бросилась бегом, споткнувшись и разодрав до крови ладони и колени, разорвав о гранит ткань старых джинсов. Несправедливость — именно ей вышибло искорки слезинок, но снова плакать было бы непозволительной роскошью. Упрямо поднялась и вновь устремилась дальше, выбежав на простор острова, словно скалы выплюнули тебя из провала хищной пасти. И никого на этих пустынных островах, поросших северными кустами низкорослых ягод... Пустота. Солнце уже висело над горизонтом, но в этих местах, когда летом настоящая ночь никогда не наступала, невозможно было сказать, который час. На воде — ни намека на корабль... В воздухе — кристальная ясность безразличного ветра. Холодного, он гнал свинцовые тучи, подсвеченные огнем солнца, словно оттенками выстрела. — О нет... Твой голос, словно сорванный, отозвался в душе болью страха, вонзившего в нее безжалостный холод когтей. При себе только старый потёртый рюкзак с конспектами, печеньем и початой бутылкой воды да разряженный насмерть телефон, от которого никакого толку больше не было. Как же так? Ясное дело, что на базе тебя хватятся, если по счастливой случайности этого не случилось на корабле, но... Если на море встанет дыбом опасная волна — станут ли искать? Понятно, что сомнения поднимали в самой тебе бушующий шторм паники, но сложно совладать с эмоциями, когда происходит нечто подобное. Тебя, черт побери, забыли на острове! Конечно, львиная доля вины лежала и на твоих плечах, однако это не умаляло того, что преподаватели не видели дальше собственного носа... И мысль точеным грифелем медленно расписала в разуме важную деталь. Хоррор бы точно заметил... Ты бродила по куцым скалам кругами, как зверь в клетке. С тревогой всматривалась в горизонт. Знала, что остановишься — и будет только хуже, да только тело отзывалось протестующе. Сон на камнях не прошел даром. А может, это из-за того, что накануне гуляла в мокрой насквозь до последней нитки одежде... Однако голова неприятно гудела, когда солнце уже заметно приподнялось чуть выше. Ночь отступала. Зато накрывало тяжёлым покрывалом лихорадки, что буквально прижимала своей неоспоримой силой к земле. Ты не смогла устоять. Затянулись апатией все доводы рассудка. Рюкзак брошен в заросли шикши, а ты опустилась следом, сжавшись в комочек дрожи от бьющего по венам жара. К черту все, раз уж так сложилось. Все равно никто не ждёт по возвращению, друзей на курсе завести не удалось да и не очень-то и хотелось, если быть честной. Практика надежд не оправдала, но... Хоррор... При мыслях о нем словно бы становилось легче. А когда сон пошел линиями лёгкого бреда, ты уже и не заметила, что его имя срывалось с твоих обветренных, в кровь искусанных губ. Сперва стёрлось звучание волн. Затем ощущение жара и холода. Смутные образы... Отрывочные эпизоды: то ли сон, то ли явь. Чудились волны, что в них качало, как на чьих-то руках. И сами руки... До боли знакомые, но в их реальность верилось едва ли, словно фантасмагория какая-то. Игры разума не иначе... Кидало из этих шалых мыслей то в одну грань тревог, то в другую, горло обжигало чем-то мерзким, как если бы вливали горячий бульон, но из-за лихорадки он терял безвозвратно какой-либо вкус. Сколько так продолжалось, что из этого было реальностью или же все являлось происками больного рассудка — ответ не приходил. Он не пришел, даже когда ты потерянно приоткрыла глаза, обнаружив слишком знакомые своды потолка и печку справа. Казалось, что это все сон... Что не могло быть такого, ведь ты совершенно точно задремала на рассвете простуды в зарослях колкого покрова далёких островов с пещерами. Но нет... Это действительно реальность. Смутно пахло травами, тикали часы на старом серванте, а каждое движение отдавалось ломотой в костях и суставах, вызвав твое болезненное мычание, тихое, но полное досады... Ведь ты ничего не помнила. Скрипнула половица и, прежде, чем ты успела понять, сверху накрыло большое тело, сгребая в охапку настойчивого внимания, заставившего растерянно что-то хныкнуть охрипшим из-за болезни голосом. — (Твоё имя)... — костяная рука зарылась в волосы на затылке, прижимая поближе. Горячее дыхание щекотало за ухом кожу и запах спичек коснулся носа, сбивая выдох на понимании, что... это не было таким уж бредом. Именно этот монстр отправился тебя искать, не найдя в толпе вернувшихся. Всполошил преподавателей, напугав их до онемения, пообещав множество интересных проблем с работой за такую безалаберность, но все это он непременно осуществит позже... После того, как поставит тебя на ноги... — Хоррор... Это правда был ты... — устало радуешься, обнимая широкую спину насколько могла крепко. Монстр ткнулся носом в шею, что-то неразборчивое урча низким тембром, от которого вибрировала душа. Отзывалась. Благодарила. Верила... — Скольких же нервов мне стоило то, что я увидел, вернувшись за тобой на том катере... (Твоё имя), не пугай так больше... Слишком ты мне... нужна, — просящий оттенок до милого не вязался с тем, каким был его голос. Негромкий, хрипящий, надсадный, но всеми силами старавшийся выразить чувства. — Прости... Я не хотела... Прости, Хоррор, — шептала и, не зная, чем же загладить вину, ткнулась губами в массивные позвонки шеи с гребнями остистых отростков. На контрасте с неушедшим жаром они казались прохладнее кожи, к ним хотелось льнуть... И, как так вышло, но твои поцелуи пошли выше, к черепу, да только тот повернулся и поймал этот ищущий жест. Поцеловал по-настоящему, глубоко, страстно, немного грубовато, но со всей отдачей существа, давно ждавшего шанса. Ты даже растерялась, когда спиной этой неоспоримой силой опрокинуло обратно на раскладушку да вжало покрепче, не давая ни сбежать, ни испугаться. Да и как пугаться, когда стало так опьяняюще хорошо и приятно? Рот наполнился чужим присутствием, и стало куда жарче. Причина явно не в печке... И кожа цвела огнем там, где касались его руки, уже нагло забравшиеся под ткань явно не твоей одежды, ведь переодеть тебя пришлось в чистую, сухую и подходящую для лечения. А ещё она подходила для любви... Ты было замычала растерянно, но успокаивающе нажали на живот, погладили по медианной линии, но черту не переступили. Хоррор замедлил поцелуй, прикусил за губы напоследок и чуть отстранился, всматриваясь в румяные от лихорадки и его действий скулы и заблестевшие эмоциями глаза. Его собственный расплылся оттенками гвоздики, а зрачок в центре закрутился тьмой черной дыры. В нее тянуло. Засасывало, и не сбежать, не скрыться от такого внимания, тянувшего на волю все эмоции. Он лишь помог убедиться в том, что все было неиллюзорно. Тебе не показалось, не почудилось. Ты действительно была в него влюблена — сердце трепыхалось под натиском волнения, дыхание замирало, несмотря на то, что сделать глубокий вдох хотелось нестерпимо, но не получалось. — Дыши, — смешливо ответил на твою реакцию монстр, смущая проницательностью, но ты послушно втянула в лёгкие прогретый, пряный воздух, пряча улыбку тем, что кусала губы, к которым скользнул его взгляд. Его рука так и осталась на животе, щекоча фалангами, которые ты накрыла своей рукой, наконец, осознавая в полной мере, что перешагнула за грань жизни до и после. — Почему подобные вещи происходят после какой-то беды? — спросила его, усмехаясь, но чувствуя теперь невыразимое тепло, приходящее на смену обеспокоенности. — Потому что прежде не было случая дать тебе тысячу поцелуев, — скелет улыбнулся хищно, но тебя не пугал этот оскал, за которым монстр прятал восхищение и довольство, от которого под клеткой его ребер тихо клокотал гул его урчания. Такой низкочастотный, что с трудом удавалось услышать, скорее ощутить через кости, лежащие живым теплом на голой коже живота. — Это часть лечения? — голос сипел нещадно, но, ей богу, стесняться было поздно. — Необходимое лекарство, я бы сказал, — Хоррор нагнулся ближе, ткнувшись носом в твой нос да так и замер, смешивая дыхание с твоим, и давая понять, что оно было несколько сбито, — хочешь знать, когда я полюбил тебя, мышонок? — Хочу... — В тот день я увидел тебя у моря...