love me, love me, love me

Сидеть на диване, конечно, хорошо, но ещё лучше сидеть на коленках Феликса. Джисон держал в руках ватные диски и хлоргексидин и слушал нытьё своего возлюбленного о том, что ему больно. — Подожди немного, давай подую, — шепчет ему Джисон и промывает ранку жидкостью. — Жалко, что не зажило, так красиво было… Феликс только вздыхает и слегка кивает — не зажило. Он сделал пирсинг хряща, но прокол не зажил, и было принято решение убрать серёжки. Грустно, но боль терпеть больше не хотелось, когда уже почти год ходишь с этим украшением, а лучше не становится. — Ой, — говорит Феликс и зажмуривается, а Джисон в ответ на это оставляет на его виске поцелуй. Тот тут же повторяет, но уже вопросительно. — Ой? — Тш-ш, — отводит глаза Джисон и продолжает заниматься ухом Феликса. Он аккуратно проводит ватным диском по внутренней стороне хряща и, увидев кровь, чертыхается. И терпел же этот ребёнок. Думал, что раз Минхо и Джисону нравится этот пирсинг, то стоит переживать все мучения и каждый день старательно обрабатывать прокол. Он шипит — больно, а Джисон дует на ранку и начинает наносить мазь ватной палочкой, хотя кровь продолжала тихонько течь. Джисон принимает решение успокоить боль Феликса так, как тот любит больше всего — прикосновениями. Феликс снова ойкает, когда ощущает поцелуй уже чуть ниже уха, а на вопрос «можно?» быстро кивает, понимая, на что намекает Джисон. Тот снова целует его в шею, но уже влажной и аккуратной бабочкой, стараясь не оставить ни единого следа. Джисон был не особым любителем показухи, хотя Минхо и Феликс ничего не смущались. Да и ладно, разные предпочтения — это совершенно нормально. Краткий поцелуй, влажный, снова влажный… Феликс тает. Он всегда любил такое, а когда Джисон это делал, он чувствовал себя только лучше, потому что тот крайне редко был настолько открыт перед ними с Минхо. Феликс откидывает голову назад и позволяет Джисону делать с собой всё, что тот только пожелает. Он запускает пальцы в волосы своего возлюбленного, который как раз оставлял поцелуи где-то возле его ключицы. Джисон легонько прикусывает кожу ближе к его груди и поднимает взгляд на Феликса, который уже не сдерживал себя в проявлении эмоций. Его волосы были растрёпанны, а щёки горели, и Джисон знал, что он выглядит точно так же, если не хуже. Феликс приподнимает Джисона на свой уровень, одной рукой обвивая чужую шею, а вторую положив на бедро своего возлюбленного. Он смотрит и смотрит на чужие губы, которые, знает, не может тронуть без разрешения, и делает шумный выдох. Растаял, а теперь застыл. — М? — Дразнит Феликса Джисон с широкой улыбкой, и тот сглатывает, тут же отводя взгляд. Ну и любит же Джисон дразниться. Тот вдруг провёл пальцами вверх по его шее и положил ладонь на его щеку. Феликс встрепенулся и легко улыбнулся — разрешил. — Можно, солнышко. Всегда можно. И Феликс делает это. Он накрывает чужие губы и чувствует себя невероятно счастливым. Джисон не очень часто целовался с ними, не очень часто участвовал в этой составляющей их жизней, и Феликс даже не помнит, когда они в последний раз так целовались — точно больше месяца назад. Сначала поцелуй совсем кроткий — они перебирают губы друг друга своими, когда Феликс решает, что пора идти дальше. Он прикусывает нижнюю губу Джисона и проникает языком в его рот, из-за чего тот слегка сбивается, но послушно пускает Феликса и сам углубляет поцелуй. Горячо и мокро — так они могут его описать. Блуждающие под домашней футболкой Феликса руки Джисона касаются его настолько правильно, что он громко и жалобно стонет в поцелуй, обнимая возлюбленного и притягивая его ближе к себе на своих коленях. Он толкается бёдрами вперёд, а затем, осознав, что натворил, отстраняется и испуганно смотрит Джисону в глаза. Тот качает головой, и это совсем немного успокаивает Феликса. Он думал, что всё испортил. — Не думай, хорошо? — Спрашивает вдруг Джисон хриплым голосом. — Я не собираюсь ничего делать, но и ты не сдерживайся, я не хрустальный. Феликс сейчас заплачет. Точно заплачет. И Джисон это чувствует, поэтому снова целует. — Всё в порядке, мне нормально, мне хорошо, — шепчет он в чужое ухо. — Я могу тебе подрочить, если хочешь. Феликс быстро качает головой, потому что ему не хочется таких же последствий, как в первый и единственный раз, когда Джисон решил ему помочь. Его тошнило с неделю, а дёргался от триггерных воспоминаний он ещё месяца два. — Давай не надо, — тихонько стонет Феликс. Он знает, что Джисону будет плохо, поэтому пожертвует абсолютно всем ради его комфорта. На самом деле у Джисона не было неудачного опыта, он не пострадал от сексуализированного насилия, просто он вот такой, какой он есть. Это не значит, что другие асексуалы точно такие же, все люди разные в конце концов. Джисону просто не нравилось, его это не привлекало, но он всё ещё дрочил себе время от времени, потому что от природы уж никуда не денешься. Он и сам чувствовал иногда, что не даёт достаточно — от интимной близости до банальной романтической любви, но каждый раз на помощь приходили Минхо и Феликс, готовые дать ему подзатыльники за такие мысли. Они его любили любым и старались донести это до него. Иногда получалось, иногда нет. Джисон тает. Каждый раз тает, когда Феликс отказывается. Джисон может доставить ему удовольствие, правда, но ему было очень приятно, что Феликс о нём заботится. И поэтому он готов зацеловать его до смерти. Они меняют положение, и поцелуй за поцелуем он избавляет Феликса от тревоги, позволяя тому тереться об его бедро. В какой-то момент всё заканчивается — Джисон не знает, сколько времени прошло, в его голове просто витали фигуры, ему было скучно этим заниматься, но его возлюбленному нравилось, значит нравится и ему. Феликс с шумным выдохом кончает себе в штаны и от стыда зарывается в шею Джисона. — Извини, — шепчет он и повторяет это слово несколько раз, сжав пальцами ткань футболки на спине Джисона. — Прости меня, прости. Джисон же улыбается и гладит Феликса по голове, понимая, что, может, ему и будет плохо, может, его будет триггерить некоторое время, может, его будут иногда посещать мысли об этом, но это того стоило. Радость Феликса, его разрядка, его успокоение от боли. Всё это того стоило. А Феликс, хоть и чувствует себя виноватым, но думает, что всё-таки все эти мучения с пирсингом стоили того, чтобы получить самые лучшие и сладкие поцелуи от Джисона. Точно стоили. (Позднее Джисон, заручившись поддержкой Минхо, заставит Феликса поверить в то, что он ни в чём виноват, и, если Джисон на что-то согласен, значит это его осознанное желание.)