The King's Mate | Пара Короля

Предупреждение! Кровавые брачные укусы.

*** — Се Лянь, Се Лянь, Се Лянь, Се Лянь! Проснись, проснись, проснись! Ты должен это увидеть! — кричал омеге в ухо Ши Цинсюань, грубо тряся его за плечо. Се Лянь проснулся, когда Ши Цинсюань кричал, и мог только терпеть попытки друга разбудить его, пока тот наконец не прислушался к его «я встаю, я встаю». Заметив, что Се Лянь проснулся, Ши Цинсюань силой вытащил его из кровати, потянул и подтолкнул к окну. — Посмотри! Посмотри на это! — крикнул он, хотя Се Лянь уже все увидел. И то, что он увидел, действительно было очень захватывающим зрелищем! Поместье, в котором он сейчас находился, располагалось в дальнем конце города от дворца, который отсюда не было видно. Однако, поскольку было еще очень раннее утро, и солнце еще не взошло, он мог видеть море красных фонарей, освещающих небо над городом. Большая часть фонарей, видимо, была запущена из дворца, учитывая их расположение, но было видно, что некоторые всплывали из других мест в городе. Видеть темное ночное небо, покрытое и освещенное сотнями, если не тысячами, фонарей, было поистине великолепным зрелищем, слишком красивым, чтобы описать его словами. Конечно, не было никаких сомнений в том, чья идея была отправить эти фонари в таком грандиозном жесте, и мысль о своем будущем муже заставила Се Ляня чуть ли не прослезиться прямо здесь и сейчас. — Выглядит великолепно, — взволнованно сказал Ши Цинсюань и подтолкнул Се Ляня локтем. — Потрясающе, — согласился Се Лянь, полностью очарованный пейзажем и не в силах оторвать от него взгляд. Они долго любовались этим зрелищем, пока Ши Цинсюань не оторвался от своего занятия. — Как бы ни был красив и романтичен жест Его Величества, нам нужно подготовить тебя, — напомнил он Се Ляню. — Мгм, — ответил тот, но ему потребовалось немало времени, чтобы оторваться от этого вида. В конце концов, им все же удалось позавтракать, а как только взошло солнце, Сяо Ин пришла и увела Се Ляня в его комнату, чтобы подготовить его к свадьбе. Это была довольно сложная процедура, занявшая гораздо больше времени, чем предполагал Се Лянь, но когда он увидел себя в расположенном рядом бронзовом зеркале, то вынужден был признать, что в свадебном наряде он выглядит неплохо. Обычно он предпочитал простые халаты однотонных цветов с небольшими аксессуарами. Но хоть его свадебные одеяния не были простыми и незамысловатыми, он считал, что они выполнены с большим вкусом, и, хотя они были явно дорогими и сложными, они не были для него чересчур изысканными. Красные одеяния придавали ему довольно здоровый цвет лица, а золотые узоры были красиво украшены. На каждом рукаве был изображен треххвостый феникс, расправивший крылья, а среди вихревых узоров основной части халата прятался огромный дракон. На первый взгляд это не было заметно, но как только Се Лянь узнал голову дракона на одежде, он обратил внимание на то, куда исчезла остальная часть его тела, и понял, что она вовсе не исчезла, а была лишь замаскирована золотыми вихрями, похожими на облака. Кроме этих двух ярких пятен, Се Лянь различил форму своих любимых цветов из сада Хуа Чэна, а также крошечную бабочку, вышитую так, будто она сидит на одном из лепестков. — Ваше Высочество, присядьте, пожалуйста. Нам еще нужно сделать Вам прическу и макияж, — сказала Сяо Ин после того, как омега довольно долго рассматривал свои одеяния. Он удивился, услышав, что она так неожиданно назвала его «Его Высочеством», но поскольку мастер-швея все еще присутствовала, Се Лянь воздержался от вопроса. Он и сам мог легко ответить на этот вопрос, поэтому не было необходимости ставить Сяо Ин в затруднительное положение и заставлять ее чувствовать себя неловко. Вместо этого он просто послушно сел и позволил женщинам делать свою работу, не мешая им. Причесывание и уход за лицом заняли гораздо больше времени, чем он ожидал, и к тому времени, как они закончили, Ши Цинсюань уже вбежал с большим куском красной ткани в руках. — Они почти здесь! Вы закончили?! — крикнул он, выглядя немного запаниковавшим. — Мы только что закончили, — сказала главная швея и подтолкнула Се Ляня, чтобы тот поспешил к Ши Цинсюаню. Из-за этого Се Лянь успел лишь мельком увидеть свою голову в бронзовом зеркале, но этого было достаточно, чтобы понять, что он выглядит как незнакомец, даже для самого себя. Макияж, который ему нанесли, был непритязательным, но все равно делал его лицо намного мягче и женственнее, чем он привык. На самом деле, он выглядел так, как и должен выглядеть настоящий омега! Его волосы были уложены в замысловатые косы на макушке, и только две пряди свободно свисали, но это выглядело элегантно, а не небрежно. Се Лянь никогда не думал, что когда-нибудь назовет себя красивым, но сегодня он не мог подобрать других слов, чтобы описать человека в зеркале. Се Лянь знал, что Ши Цинсюань торопится накинуть вуаль на его голову, но ему очень хотелось сначала взглянуть на процессию; ему было очень любопытно. Поэтому вместо того, чтобы подойти к другу, омега снова подбежал к окну. Было немного грустно видеть, что фонари улетели, но вид той части процессии, которую он смог разглядеть, с лихвой компенсировал это. Возглавлял процессию сам Хуа Чэн, он ехал верхом на Тяньма, если глаза Се Ляня не обманывали его. С двух сторон короля сопровождали знаменосцы, один из которых гордо держал желтый флаг Уюна с легко читаемыми красными иероглифами, а другой — элегантный красно-черный флаг династии Хуа Чэна. За королем ехали несколько рядов солдат, за которыми, в свою очередь, следовал Луну. Позади танца дракона 16 белых лошадей несли сцену, на которой музыканты и танцоры исполняли свои искусства. Над сценой парил воздушный змей в форме феникса. За сценой шли актеры, исполняющие танец льва. Се Лянь не мог видеть, что дальше актеров, исполняющих танец льва, но знал, что в процессии есть что-то еще, так как он еще не видел ничего похожего на свадебный паланкин, но он уже был очень впечатлен процессией. — Се Лянь, нам действительно нужно поторопиться, — умолял Ши Цинсюань, и омеге оставалось только согласиться. Его друг быстро накинул ему на голову красную вуаль с тонкой золотой вышивкой, затем спустил его по лестнице и усадил на широкий черный стул, украшенный красной подушкой с золотыми кистями. Се Лянь ждал довольно долго, прежде чем услышал, как ворота снаружи открылись, и по двору раздался звук копыт. Звук прекратился прямо перед ступеньками, ведущими к дому, в котором он сейчас находился, и Хуа Чэн сошел с лошади, после чего послышались легкие шаги. Через мгновение в дверь вежливо постучали, и Ши Цинсюань поспешил открыть. — Ваше Величество, — поприветствовал он Хуа Чэна. — Я здесь, чтобы забрать своего омегу, — серьезно ответил король, хотя в его голосе Се Лянь услышал легкое веселье. Разумеется, Ши Цинсюань не посмел встать на пути короля и с готовностью пропустил его в дом. Се Лянь не мог хорошо видеть сквозь вуаль, но ему и не нужно было видеть, чтобы понять, что Хуа Чэн в свадебном одеянии выглядел просто потрясающе. В конце концов, король всегда был очень красив, и красный цвет ему очень шел. Так как же он мог выглядеть в свадебном наряде иначе, как потрясающе великолепным? Хуа Чэн подошел к Се Ляню, протянул ему руку и стал ждать, когда омега возьмет ее, и он сможет повести его к свадебному паланкину. Се Лянь сделал вид, что стесняется, и немного замешкался, но его альфа был совершенно терпелив, как и ожидалось, и ждал, не торопя его, пока омега не положил свою руку на его, прежде чем встать. Если честно, Се Лянь хотел обнять Хуа Чэна, может быть, даже поцеловать его, но поскольку его альфа вел себя сегодня чопорно и благопристойно, у него не хватило смелости инициировать что-то неприличное. Поэтому вместо того, чтобы сделать то, что он действительно хотел, он позволил вывести себя на улицу. Однако Се Лянь не преминул поприветствовать Тяньма, прежде чем Хуа Чэн схватил поводья лошади и повел ее за ворота поместья, не отпуская при этом руку омеги. Процессия, должно быть, продолжалась и после того, как Хуа Чэн вошел во двор, потому что Се Лянь ясно помнил, что видел короля во главе процессии, но не смог найти ничего похожего на свадебный паланкин. Однако паланкин феникса, который он увидел, как только переступил порог ворот, был не тем, что можно было легко упустить из виду. Он был массивным; Се Лянь ожидал, что он будет в основном красного цвета и его будет легко нести, но он был в основном золотым, и только несколько красных кусочков дерева проглядывали сквозь золотые узоры вместе с красными кистями, свисающими с него. У него была замысловатая трехступенчатая крыша, и в нем с комфортом могли разместиться два человека. В соответствии с его размерами, его несли 20 человек! Хуа Чэн открыл ему дверь и помог сесть внутрь, после чего сжал его руку и отпустил, закрыв дверь. Се Ляню показалось, что он просидел там очень долго, прежде чем процессия снова начала двигаться. В этом есть смысл, — подумал он. Ведь он, скорее всего, находился далеко сзади, а Хуа Чэну не только пришлось вернуться к началу процессии, но и сама процессия могла двигаться вперед довольно медленно. В конце концов, Се Ляня понесли по главной улице, и он понял, как много людей вышло посмотреть на процессию. К счастью, он хорошо видел через окна паланкина феникса и мог, хотя и с некоторым трудом, разглядеть сквозь вуаль изумленные и восхищенные лица людей. Казалось, они наслаждались представлением драконов и львов, а также королевских танцоров, и Се Лянь, честно говоря, немного позавидовал тому, что все могли наблюдать за процессией в целом; ему тоже захотелось увидеть это зрелище своими глазами. Но омега тут же одернул себя, напомнив, что ему нечему завидовать, если в конце он выходит замуж за своего Сань Лана. Прошло немало времени, но в конце концов процессия вернулась во дворец. Однако сразу после въезда в главные ворота она разделилась, и только Хуа Чэн, его знаменосцы, актеры-драконы, человек, управляющий воздушным змеем в форме феникса, и сам Се Лянь направились к резиденции короля. Их небольшая процессия остановилась перед входными воротами во внутренний двор королевских покоев, но внутрь не вошла. Хуа Чэн спешился, открыл дверь паланкина и помог жениху выйти из него. Выходя, Се Лянь сделал вид, что споткнулся, и, конечно же, Хуа Чэн поймал его своей сильной и надежной рукой, на мгновение прижав к груди, а затем снова создал между ними расстояние. Однако теперь, когда омега получил свои объятия, он уже не возражал против такого расстояния и улыбался, радуясь, что его маленькая хитрость сработала. Как только Се Лянь снова уверенно встал на ноги, Хуа Чэн провел его через входные ворота. Они переступили порог, и Се Лянь увидел, что слева от них стоят Бань Юэ и Пэй Су, а справа — Гу Цзы и Лан Ин, каждый из которых держит в руках длинный красный фонарь. Фонари не давали никакого осветительного эффекта, так как было уже около полудня, но омега все равно оценил этот жест и был очень рад, что Бань Юэ и Пэй Су снова чувствуют себя комфортно рядом друг с другом. Четверо детей повели Хуа Чэна и Се Ляня дальше во двор, где на пути к главному дому были расставлены препятствия. Конечно, Се Лянь без труда перешагнул через небольшой костер и седло. Хуа Чэн все еще держал его за руку, и омега был уверен, что даже если бы он потерял равновесие по-настоящему, его альфа все равно поймал бы его и позаботился о том, чтобы он не поранился. Когда препятствия были устранены, дети провели их через дом в сад, где павильон, в котором они всегда играли в Го, был почти неузнаваем. Он был украшен красной тканью, а в дальнем конце стояла импровизированная стена, на которой крупным элегантным шрифтом был написан желтый символ двойного счастья. Перед символом стоял стол, а рядом со столом — по стулу с каждой стороны, лицом к ним. На одном стуле стояли урны с табличками Се Ляня, а на другом — две маленькие мемориальные таблички, на которых, если омега не ошибался, не было имен, а стояли они в честь родителей Хуа Чэна. На столе горела красная свеча и благовония, которые, несомненно, зажег Мэй Няньцин, стоявший чуть в стороне, но было очевидно, что именно он будет вести церемонию. Кроме Мэй Няньцина, здесь присутствовали все члены двора Хуа Чэна, а также Ши Цинсюань, Лан Цяньцю, Инь Юй и многие другие люди, с которыми Се Лянь познакомился за последний год. Прежде чем они вошли в павильон, к ним подошла Сяо Ин, которую Се Лянь раньше здесь не замечал, почтительно опустилась на колени перед Хуа Чэном и протянула ему красивый черный лук с замысловатыми серебряными узорами. Хуа Чэн взял лук, а также стрелу, которую протянула ему девочка. — Первая стрела! — крикнул Мэй Няньцин, когда Хуа Чэн выглядел готовым к выстрелу. — В небо за благословением небес. Сань Лан без колебаний выстрелил, и стрела улетела так далеко, что казалось, будто она исчезла в небе. — Вторая стрела! — снова крикнул Мэй Няньцин, как только Хуа Чэн взял следующую стрелу у Сяо Ин. — В землю, для долгого брака. Хуа Чэн пустил стрелу в идеально круглый участок травы, очищенный от цветов, которые были там раньше. Стрела глубоко вонзилась в землю, и казалось, что ее будет очень трудно вытащить. — Третья стрела! — в последний раз крикнул Мэй Няньцин, когда Хуа Чэн снова был готов стрелять. — Прямо вперед, к светлому будущему, счастью и благополучию. Конечно, Хуа Чэн не мог стрелять прямо, потому что попал бы в иероглиф двойного счастья, но у дальней стены была установлена мишень, в которую он попал точно в яблочко. Закончив, альфа передал лук обратно Сяо Ин, которая приняла его с величайшей осторожностью, а затем быстро убежала. Когда путь был свободен, Хуа Чэн снова взял Се Ляня за руку, и они вместе вошли в павильон, где их тепло встретил Мэй Няньцин. После того как формальное приветствие короля и его жениха было закончено, Мэй Няньцин сказал им встать на колени на соответствующие подушки на полу, что они и сделали, повернувшись лицом к алтарю. — Первый поклон — небу и земле, — без долгих предисловий произнес Мэй Няньцин. Хуа Чэн и Се Лянь поклонились почти синхронно. Это здорово, — подумал омега, пытаясь успокоить свои нервы, которые внезапно обострились. Поклоны, выполненные синхронно, всегда были более приятными для глаз. Они хорошо справились с первым поклоном. Осталось еще два, — подумал Се Лянь, и тут его руки начали дрожать. Это удивило его, он не ожидал, что будет так нервничать во время церемонии. — Второй поклон — вашим родителям и предкам, — сказал Мэй Няньцин. Они поклонились в сторону алтаря. Се Лянь не мог отделаться от мысли, что впервые спрашивает себя, одобрили бы его родители брак с Хуа Чэном, если были бы живы. Он всегда думал, что они были бы не против, ведь Сань Лан был альфой, да еще и королем такой огромной страны, как Уюн. Так какие же у них могут быть проблемы с тем, чтобы Се Лянь вышел за него замуж? Но все же, склонившись перед ними, он не мог не задаться вопросом, действительно ли его родители отнеслись бы к этому так спокойно, как он себе представлял. Как только омега встал с поклона, Мэй Няньцин не оставил ему возможности поразмыслить над этим еще глубже, прежде чем в последний раз сказал. — Третий поклон — друг другу. Таким образом, они оба повернулись лицом друг к другу, и, хотя Се Лянь все еще не мог ясно видеть Хуа Чэна сквозь вуаль, он, по крайней мере, заметил, что альфа улыбается ему, и омега был уверен, что это была нежная и любящая улыбка. С этим осознанием его сердце и разум снова успокоились, а руки перестали дрожать, когда коснулись земли между ними. Они поклонились друг другу, и, хотя Се Лянь знал, что это может показаться слишком драматичным, он не мог заставить себя встать с поклона так же быстро, как после предыдущих. Дело было не в том, что он уважал Сань Лана больше, чем своих родителей, или в других подобных сравнениях, просто альфа, в отличие от тех, кому он кланялся раньше, был прямо перед ним, и омега хотел показать ему, насколько он его ценит. Он не ожидал, что Хуа Чэн поднимется с поклона одновременно с ним. Судя по лицу альфы, он был удивлен не меньше, чем сам Се Лянь, и омеге оставалось только подавить смех от осознания того, что у них обоих была одна и та же мысль. Когда они закончили, Мэй Няньцин сказал им снова встать. Как только они поднялись на ноги, каждому из них вручили по маленькому кубку вина, и Мэй Няньцин велел им выпить, скрестив руки. Они так и сделали, хотя Се Лянь был рад, что никто не видит его скривившегося от вкуса вина лица под вуалью. В конце концов, он почти никогда не пил алкоголь, а это вино показалось ему неожиданно крепким. После того, как кубки были собраны, Мэй Няньцин сказал еще несколько слов и пожеланий, на что Се Лянь попытался обратить внимание, но почувствовал, что у него закружилась голова, и было трудно понять, что именно Гоши говорит. Однако он знал, что Мэй Няньцин отрежет небольшой пучок от их волос, что и произошло. Сначала Мэй Няньцин отрезал волосы у Хуа Чэна, затем у Се Ляня, после чего взял их и связал в один пучок. Омега почувствовал странное волнение. Когда Мэй Няньцин закончил завязывать узел, он положил пучок волос в маленький мешочек, достаточно большой, чтобы вместить его. Мешочек был красивым, красного цвета с черными и серебряными деталями, вышитыми по всей его поверхности. Плотно завязав мешочек, Гоши передал его на хранение Се Ляню. После этого Мэй Няньцин начал говорить о том, что значит для Се Ляня стать вторым по значимости человеком в стране, что это значит для него, для двора, для всех остальных работников во дворце, и, наконец, для страны в целом. Возможно, это было из-за алкоголя, но Се Лянь с трудом понимал, что говорит Гоши. В конце концов, Мэй Няньцин закончил говорить, и, насколько Се Лянь понял, он теперь официально признан мужем и супругом короля, и отныне к нему будут обращаться «Ваше Высочество». А так как он официально стал супругом короля, то и статус его повысился настолько, что выше него был только сам Хуа Чэн, и хотя Се Лянь привык к высокому статусу с рождения, он все равно был немного ошеломлен тем, что Мэй Няньцин так открыто заявил об этом. Когда Мэй Няньцин отошел, члены суда вышли вперед, и каждый из них произнес несколько коротких фраз, чтобы официально признать Се Ляня вторым по старшинству в принятии политических решений в стране. По тому, как они это сформулировали, было понятно, что никто не собирался делать из него наследника престола, и что он имеет полномочия только в том случае, если Хуа Чэн занят и не может мгновенно разрешить ситуацию в момент ее возникновения. После того, как члены суда объявили о признании Се Ляня, церемония закончилась, и супругов проводили в брачные покои. Прошло не так много времени с тех пор, как Се Лянь был здесь в последний раз, но за это время обстановка в покоях сильно изменилась. По всему бассейну были разбросаны лепестки красных роз, стены были украшены красными тканями и висящими на них вещами. Постельное белье тоже было полностью красным, хотя на одеяле был вышит золотой нитью иероглиф двойного счастья, а прямо под ним — пожелание «скорейшей беременности». Хуа Чэн хмыкнул, когда увидел это, но не стал комментировать, а просто взял руку Се Ляня в свою. — Гэгэ, когда ты стоишь передо мной, и я не вижу твоего лица, это просто пытка, — сказал он немного обиженным голосом, после чего притянул омегу ближе. Как только они оказались достаточно близко друг к другу, Хуа Чэн отпустил его руку и поднял свои, пока они не коснулись конца вуали омеги. Как ни странно, руки Сань Лана дрожали. Это было не очень заметно, но Се Лянь уже достаточно хорошо знал своего альфу, свою пару, чтобы заметить подобные изменения в его поведении и облике. Первой мыслью Се Ляня было облегчение: очевидно, он был не единственным, чьи нервы немного расшатались во время церемонии, и, поняв, что его альфа был так же глуп, как и он, омега почувствовал себя очень комфортно. После недолгих колебаний Хуа Чэн начал поднимать ткань, медленно открывая лицо супруга. Се Лянь прекрасно понимал, что в этот момент он был олицетворением невинного, краснеющего жениха-омеги. Макияж делал его гораздо более хрупким, чем он был на самом деле, и если бы Уюн все еще находился под властью Цзюнь У, Се Лянь, несомненно, был бы продан за очень высокую цену. Но это был не тот Уюн, и Хуа Чэн вышел за него замуж не по таким поверхностным причинам, поэтому, несмотря на то, что омега знал, как выглядит, он чувствовал себя совершенно спокойно, когда вуаль была снята. Его нервозность исчезла, как только они закончили третий поклон, а Хуа Чэн с самого начала был для него безопасным местом. Так как же он мог чувствовать что-то кроме восторга, когда впервые предстал перед ним как законный супруг и официальная пара? От одной мысли об этом у него голова шла кругом! Именно поэтому, когда вуаль исчезла, и их глаза встретились, Се Лянь не мог сделать ничего другого, кроме как улыбнуться так широко, что его глаза превратились в полумесяцы. Счастье, отражавшееся в глазах, было невозможно передать словами. По этой же причине он не смог сдержаться и набросился на своего альфу, прижавшись к нему с неимоверной силой, и, возможно, задушил бы его своими объятиями, но в этот момент у Се Ляня не хватило ума контролировать себя. К счастью, Хуа Чэн был очень устойчив и хорошо держался на ногах, и его не так легко было сбить с ног. Альфа просто обхватил его за талию и позволил терпеливо держать себя в удушающем захвате, пока омега не выдохнется, ласково гладя пару по шее. —… так счастлив, — сказал Се Лянь через некоторое время после того, как обнял своего альфу. Хуа Чэн хмыкнул, услышав его. — Гэгэ, почему у тебя такая невнятная речь после одной маленькой чаши вина? Или ты устал? — спросил альфа и немного отстранился от Се Ляня, чтобы лучше рассмотреть его ухмыляющееся лицо. — …то прост алкоголь, — хихикнул он, а затем набросился с поцелуем на любимого. Хуа Чэн ответил на поцелуй, но его грудь двигалась, поэтому Се Лянь понял, что его альфа все еще смеется над ним, даже если пытается это подавить. — Гэгэ, как насчет того, чтобы присесть и позволить мне позаботиться о твоих волосах? — спросил альфа и поцеловал его в лоб. Как же Се Лянь мог поступить, кроме как послушно кивнуть? Се Лянь подошел и сел на кресло, а Хуа Чэн встал за его спиной. Распутывание волос должно было происходить гораздо быстрее, чем их укладка, но из-за того, как тщательно Сань Лан распутывал каждую косичку, это заняло гораздо больше времени, чем омега ожидал. Впрочем, Се Лянь не жаловался, ему нравилось, когда альфа пальцами нежно расчесывал его волосы. Ему это так понравилось, что он начал мурлыкать. Услышав мурлыканье, Хуа Чэн хмыкнул, но это был невероятно теплый и любящий звук, поэтому Се Лянь даже не стал притворяться, что обиделся, и продолжил мурлыкать в свое удовольствие. Когда Сань Лан закончил возиться с волосами Се Ляня, он присел перед омегой на корточки и взял его за руки. — У нас еще есть немного времени до начала следующего благоприятного часа. Что ты хочешь сделать до этого времени? — спросил он, улыбаясь. — Я хочу… — начал он, хотя на самом деле не знал, чего хочет. Ну, это была ложь, он знал, чего хочет достаточно хорошо: лечь на спину, и чтобы альфа взял его — но поскольку им еще предстояло ждать большую часть часа, они не могли сделать это прямо сейчас. — Я хочу станцевать для тебя, — решил он после минутного размышления. У Хуа Чэна расширились глаза, когда он услышал это, а затем в его взгляде появилось нетерпение. — С удовольствием, гэгэ, — усмехнулся он, действительно выглядя очень счастливым и довольным. Приняв решение, Се Лянь встал и тут же понял, что его свадебный наряд слишком тяжел и сковывает движения, чтобы в нем можно было танцевать. Поэтому он снял все слои, кроме самого внутреннего, а Хуа Чэн расположился на кресле, наслаждаясь зрелищем, которое устроил раздевающийся омега. Последний слой, который был на Се Ляне, был ярко-красным, и не таким длинным, как остальные, поэтому он не так сильно сковывал движения. Но омега все равно ослабил его до такой степени, что грудь и живот оказались открытыми, и, если бы на нем не было трусов, зрелище было бы довольно грязным. С отсутствием всех аксессуаров и одежды настоящего танцора он чувствовал себя в гораздо менее женственной обстановке, без давления элегантности и изысканности, которые, как ему казалось, он всегда должен был изображать, и Се Лянь подумал, что это была бы хорошая возможность попробовать себя в более мужественном танце. Для этого он включил в танец больше элементов и форм боевых искусств, а также прыжки, которые были просто невозможны в его обычной одежде для танцев. Музыки не было, стиль танца был грубым, резким и совсем не элегантным, но по реакции Хуа Чэна было видно, что ему очень нравится наблюдать за ним, а для Се Ляня только это и имело значение. Он продолжал танцевать и развлекать своего короля, пока снаружи не забили барабаны, возвещая о начале благоприятного часа для проведения брачного укуса. Услышав барабаны, Се Лянь резко прекратил танцевать, а Хуа Чэн с таким же резким движением поднялся с кресла. Альфа без колебаний подошел к омеге и вытер пот с его лица, после чего поцеловал его в лоб. — Готов? — мягко спросил Хуа Чэн. — Я всегда готов для Сань Лана, — ответил Се Лянь, чувствуя себя немного кокетливым. Это произвело желаемый эффект на Хуа Чэна, который ухмыльнулся и, подхватив омегу на руки, понес к кровати. — Однажды ты пожалеешь, что сказал это так небрежно, — игриво предупредил Хуа Чэн, усаживая омегу на край кровати. Се Лянь не стал спорить и лишь покачал головой, а Сань Лан принялся полностью раздевать и его, и себя. После этого он встал на колени перед Се Лянем, хитро ухмыльнулся, а затем внезапно, без всякого предупреждения, взял в рот все еще очень мягкий член омеги. От этого Се Лянь издал очень громкий и изумленный вздох, одной рукой схватив альфу за волосы, а другой крепко вцепившись в одеяло. Хуа Чэн использовал только язык, но ему все равно удалось довести омегу до полной твердости за короткий период времени. Се Лянь и сам не мог удержаться: конечно, ему нравилось, когда Хуа Чэн был с ним нежен и любвеобилен, но было что-то такое, когда с ним обращались немного грубее, чем сейчас. Однако не успел Се Лянь почувствовать разрядку, как Хуа Чэн отпустил его и сам забрался на кровать, заставив омегу освободить ему место, прижавшись спиной к матрасу, а сам встал над ним на колени. Он помог Се Ляню занять середину кровати так, чтобы его ноги больше не свисали с края, а когда это было сделано, не теряя времени, начал играть с грудью супруга, как ему больше всего нравилось. Се Лянь не мог не стонать и не извиваться под альфой, чувствуя невероятное возбуждение. Ему нравилось, как Хуа Чэн лижет, покусывает, сжимает и теребит его соски, но ему также очень хотелось почувствовать его внутри себя, и он не мог решить, чего ему хочется больше. Поэтому он нерешительно застонал и бессознательно задвигал бедрами навстречу альфе. — Только не говорите мне, что гэгэ уже настолько нетерпелив? — с ухмылкой спросил Хуа Чэн. Однако, чтобы задать этот глупый вопрос, он перестал играть с грудью Се Ляня, что тому не понравилось. Поэтому омега бросил на альфу неодобрительный взгляд и выпятил грудь в знак явной просьбы. Хуа Чэн усмехнулся, но не стал его слушать. — Не выгляди таким недовольным, гэгэ. Обещаю, что мы не будем торопиться, как только я тебя укушу, но сейчас нам нельзя терять время, — напомнил ему альфа, на что Се Лянь только надулся. После нескольких секунд размышлений он вынужден был признать, что Хуа Чэн прав, и разочарованно вздохнул. — Тогда давай сделаем это побыстрее, чтобы после мы могли не торопиться, — пробормотал он, надувшись. Хуа Чэн посмеялся над его поведением, но кивнул. — Хорошо. Но если гэгэ хочет побыстрее дойти до укуса, тебе придется немного помочь мне. Открой рот, — сказал Хуа Чэн и сел так, чтобы Се Лянь оказался между его ног, а сам он переместился вперед. Понимая, чего добивается его альфа, Се Лянь послушно открыл рот и с нетерпением принял кончик члена Хуа Чэна языком, когда тот выпустил его наружу. Сань Лан позволил ему немного поиграть, после чего омега решил использовать руки, пытаясь более эффективно довести альфу до полной твердости. Хуа Чэн потакал его попыткам еще несколько мгновений, после чего начал осторожно входить в рот Се Ляня. Он проталкивался глубже, чем Се Лянь попытался бы взять его в рот сам, но, как ни странно, все было в полном порядке. Но так как Хуа Чэн хотел все контролировать, омега опустил руки и обхватил бедра альфы, открыл рот как можно шире и позволил супругу делать с ним все, что тот захочет. В конце концов, ему тоже было интересно, где его предел, когда дело доходило до ублажения пары таким образом. Однако это было трудновато: он не так часто практиковал этот навык, как следовало бы, и хотя ему не нужно было делать ничего, кроме дыхания, но и это оказалось довольно сложным через некоторое время. Однако в тот момент, когда Се Лянь раздумывал, не оттолкнуть ли ему бедра альфы от своего рта, Хуа Чэн остановился и вытащил член из его рта. Се Лянь тут же заглотнул как можно больше воздуха, не обращая внимания на капающую изо рта слюну. — Слишком много? — спросил Хуа Чэн, вытирая слезы в уголках глаз Се Ляня. Сам омега их даже не заметил. Се Лянь покачал головой. — Просто неожиданно. Я бы оттолкнул тебя, если бы это было слишком, — вздохнул он и помог альфе очистить свое лицо. Услышав ответ, Хуа Чэн одобрительно кивнул, а затем наклонился, чтобы покрыть поцелуями все лицо Се Ляня, погладил его по виску и поцеловал еще, а затем, наконец, разместился между ног омеги. Се Лянь быстро сжал лицо своего альфы ладонями и попытался отплатить ему за натиск поцелуев, погрузив свой язык в рот супруга и начав с ним игривую борьбу. Это был такой отвлекающе глубокий поцелуй, что Се Лянь немного удивился, когда вдруг почувствовал, как Хуа Чэн входит в него, но он мог только стонать, наслаждаясь ощущением медленного наполнения членом своего альфы. Войдя полностью, Хуа Чэн прервал поцелуй и стал вылизывать шею Се Ляня, чтобы найти его брачную железу. Во время поиска он без колебаний выходил и входил в омегу снова и снова, постепенно увеличивая силу толчков. Се Лянь наклонил голову, чтобы сделать шею более доступной для своего альфы, как только тот начал лизать, но к тому времени, как Хуа Чэн нашел брачную железу, омега уже потел и дрожал. Он понял, что пройдет совсем немного времени, прежде чем альфа его укусит, и от этого по его позвоночнику пробежали мурашки. Найдя брачную железу, Хуа Чэн замедлил свои толчки, к большому огорчению Се Ляня. Однако он компенсировал это, целуя и облизывая ее снова и снова, пока она не стала очень нежной. — Сань Лан, — задыхался омега, вцепившись в плечи своего альфы и пытаясь успокоиться. Се Лянь не боялся спаривания; в конце концов, это было не то же самое, что сцепка, но он все равно невероятно нервничал. Обычно он не боялся боли, но брачный укус, как ему рассказывали, был на другом уровне. Единственная причина, по которой его нужно было делать во время оргазма омеги или альфы, заключалась в том, чтобы увеличить шансы на то, что человек не потеряет сознание, и надеяться, что удовольствие хоть немного облегчит боль. — Сань Лан, если… если я потеряю сознание… я все равно хочу, чтобы все было сделано как надо, — сумел сказать он. По традиции альфа завязывал узел в омеге после того, как оба спаривания прошли успешно. В конце концов, пара должна проходить через трудные вещи вместе. Они должны быть близки друг к другу, способны утешить и никогда не покидать друг друга. Не было лучшей иллюстрации их совместных обязанностей, чем узел, заставляющий их вместе преодолевать последствия такой травмы, как брачный укус, как первое препятствие в их браке. Се Лянь не хотел, чтобы Хуа Чэн упустил шанс завершить традицию должным образом, если он потеряет сознание, так как знал, что его альфа пренебрежет любой традицией, если это повысит комфорт омеги. Но как бы он ни любил Хуа Чэна за такой образ мыслей, в этот раз он хотел совсем другого. К таким традициям, как эта, нужно относиться серьезно, даже его супругу. — Если ты этого хочешь, — просто пробурчал Хуа Чэн, и Се Лянь понял, что ему больше не нужно об этом беспокоиться. — Да, — застонал омега, хотя было ли это подтверждением или удовольствием от того, что большие пальцы альфы прижимались к его уже слишком чувствительным соскам, даже он не мог сказать. Он мог сказать, что близок к оргазму, и действительно, со следующим грубым движением пальца Хуа Чэна, Се Лянь кончил. За наслаждением сразу же последовала жгучая боль в шее. От нее на глазах мгновенно навернулись слезы, а тело попыталось выгнуться, но из-за того, что альфа продолжал входить в него, это оказалось невозможным. Се Лянь пытался удержать сознание, но Хуа Чэн продолжал стимулировать его грудь до такой степени, что он почувствовал приближение второго оргазма, и ему удалось отключиться. Когда он пришел в себя, Хуа Чэн все еще был внутри него, шея ужасно болела, но все же Се Лянь не думал, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя счастливее. Хотя он все еще не был уверен в сцепке, брачный укус был гораздо менее обязательным. В конце концов, укус был не таким глубоким, и единственная причина, по которой он причинял такую сильную боль, заключалась в дополнительных нервах, входящих в состав брачной железы. Он также не был таким постоянным, поскольку его нужно было обновлять каждые четыре года. В любом случае они выполнили свои обязанности лишь наполовину: Се Лянь должен был поставить метку альфе, чтобы завершить традицию. Он был невероятно измотан всеми волнениями этого дня, но все же попытался подтолкнуть супруга на спину для следующей части. — Гэгэ, не хочешь ли ты сначала отдохнуть? — обеспокоенно спросил его альфа. — Не очень, — ответил Се Лянь. — Я хочу покончить с этим. — Давай хотя бы подождем, пока у тебя остановится кровь, — нахмурился Хуа Чэн. Се Лянь даже не подозревал, что его рана все еще кровоточит. — Честно, все хорошо. Сань Лан, давай просто покончим с болезненной частью, чтобы после мы могли обняться, расслабиться и вылечиться. Мы оба, — попытался убедить он своего альфу, и на этот раз ему это удалось. Хуа Чэн бросил на Се Ляня еще один обеспокоенный взгляд, но подчинился его желанию, поднялся и оттолкнулся от омеги, выскользнув из него, что заставило их обоих слегка вздрогнуть. Когда Хуа Чэн уселся на кровати и удобно прислонился к подголовнику, Се Лянь устроился рядом с ним и, не теряя ни секунды, опустился на колени своего альфы, приняв в себя весь его член. Он вздрогнул, когда смог удобно расположиться на муже, понимая, что внутри он все еще очень чувствителен. Се Лянь надеялся, что его альфе не понадобится много времени, чтобы достичь кульминации, потому что он не думал, что и сам сможет долго продержаться. — Тебе нужна моя помощь? — спросил Хуа Чэн, когда Се Лянь положил руки на грудь альфы. Вероятно, он помнил, что омега предпочитал находиться под ним, а не на нем. — Я справлюсь, — успокаивая себя и Хуа Чэна, произнес Се Лянь. И чтобы доказать свою правоту, он начал двигаться, скользя вверх и вниз на члене своего альфы, размер которого все еще заставлял его живот немного вздуваться при каждом опускании. Он старался сохранять ровный темп, но это было трудно, так как его ноги уже дрожали от многочисленных ощущений. Се Лянь не думал, что ему когда-нибудь удастся взять на себя инициативу в их постели, но ему удалось довести Хуа Чэна до того, что его руки сжали его бедра в крепком захвате, а затем он использовал свою силу, чтобы заставить омегу прекратить свои движения и просто войти в него со своей скоростью. Все, что мог делать Се Лянь, это держаться за плечи своего мужа и внимательно следить за любыми признаками наступления его оргазма. К счастью, ему не пришлось долго ждать. Се Лянь был готов поставить ему метку, как только почувствовал внутри себя первый удар семени, и без колебаний укусил со всей силы. Это было грязно, он ненавидел мысль о том, что причиняет боль своему альфе, и еще больше ненавидел вкус его крови. Тем не менее, омега знал, что должен укусить как следует, и поэтому протиснулся вперед. Хуа Чэн не закричал, даже не застонал. Его альфа только напрягся и схватил Се Ляня за бедра в почти сокрушительной хватке. Когда Се Лянь смог наконец отстраниться от ужасной раны, которую нанес, он понял, что, хоть Хуа Чэн и не кричал от боли, она была написана на его лице. В уголках его глаз даже стояли слезы. Почувствовав легкую панику, Се Лянь вытер их и быстро прижал голову альфы к своей груди, не забывая, конечно, о новой ране, а затем судорожно извинился за причиненную боль, хотя оба они знали, что это было продиктовано традициями. Через несколько мгновений хватка на его бедрах ослабла, и Хуа Чэн скользнул руками по спине Се Ляня, а затем обнял его так же крепко, как омега обнимал его. После того, как они обнялись, Се Лянь медленно выбрался из объятий альфы и попытался посмотреть на него как следует. Когда Хуа Чэн посмотрел на него, в его глазах не осталось и следа боли, и Се Лянь вздохнул с облегчением. — Я ведь не слишком глубоко укусил? — спросил он, чувствуя себя довольно неловко. — Я уверен, что у гэгэ все получилось, — усмехнулся Хуа Чэн и столкнулся носом с носом Се Ляня. Это заставило Се Ляня хихикнуть и в ответ чмокнуть альфу в губы. — Ты готов к финальному раунду? — спросил Хуа Чэн. Услышав этот вопрос, Се Лянь вспомнил, что в брачных покоях должно быть три раунда спаривания. Первый — чтобы укусить омегу, второй — чтобы укусить альфу, и последний — чтобы символизировать их союз, когда альфа завяжет узел в омеге. — Точно… чуть не забыл, — стыдливо признался Се Лянь. Если честно, он не был настроен на еще один раунд; у него все болело, он был липким и измученным, и ему действительно хотелось просто обниматься. Но поскольку это была традиция, ничего не поделаешь. Поэтому он вздохнул и начал слезать с альфы, чтобы лечь на спину. Устроившись поудобнее, он раздвинул ноги и протянул руки к супругу. — Мы можем не делать этого, если ты не хочешь. Никто не узнает, — нахмурившись, сказал Хуа Чэн и обнял Се Ляня. Услышав, что альфа уловил его нежелание, Се Лянь тоже нахмурился. — Я выхожу замуж только один раз. Я хочу сделать все как следует, — надулся он, хотя втайне был рад, что Хуа Чэн так хорошо его знает. Услышав это, его альфа весело хмыкнул, затем улыбнулся и наконец придвинулся к Се Ляню. Однако вместо того, чтобы опуститься в его объятия, он лег рядом с ним и стал держать омегу, пока тот не оказался лежащим на боку, спиной к нему. — Что ты делаешь? — спросил Се Лянь, чувствуя себя довольно озадаченным. — Мы оба устали. В такой позе будет легче заснуть, — сказал Хуа Чэн и обнял его сзади. — Приподними немного ногу, — прошептал он на ухо Се Ляню. Омега послушался и приподнял ногу, Хуа Чэн схватил ее и удерживал на месте, а затем начал тереться о нее своим членом. Се Лянь не мог ничего сделать, кроме как стонать; он все еще был чувствителен после первых двух раундов и пытался прижаться головой к сильной груди Хуа Чэна. Его альфа усмехнулся, но смилостивился и медленно вошел в него, заставляя омегу почувствовать каждый сантиметр. К тому времени, когда он полностью вошел в него, Се Лянь уже снова дрожал. Омега мог надеяться, что все закончится быстро, и они наконец-то смогут перейти к объятиям, как вдруг почувствовал большую теплую руку альфы вокруг своего члена и издал громкий, высокий, пронзительный крик, которого при других обстоятельствах он бы постеснялся. Двойная стимуляция, когда альфа двигался внутри него, а его рука ласкала до сих пор полностью игнорируемый член, превратила Се Ляня в лепечущий, дрожащий беспорядок, неспособный связно мыслить. Единственное, что омега мог сделать, это как можно теснее прижаться к груди альфы и наслаждаться его урчанием, пока его не настиг ослепительный оргазм, и он не почувствовал себя полностью обессиленным. К счастью, оргазм альфы последовал вскоре после этого, хотя растяжение его узла почти вознесло Се Ляня на небеса. Потребовалось много поцелуев, объятий и ласк альфы, чтобы вернуть омегу в нормальное состояние, и, вероятно, это заняло довольно много времени. Однако, когда Се Лянь снова смог нормально мыслить, он мог только вздыхать от счастья. В конце концов, ему нравилось быть так близко и так интимно со своим альфой, даже если это была цель, как сегодня. Но теперь, когда они выполнили каждую из этих целей, он наконец-то мог сказать, что они поженились, что Хуа Чэн теперь его муж, его официально признанная пара, с их брачными укусами, чтобы доказать это. Ему казалось, что за всю свою жизнь он никогда не чувствовал себя более благословенным, более довольным и удачливым. Он был так искренне счастлив в этот момент, что казалось, его сердце вот-вот разорвется от радости. Действительно, он был самым счастливым человеком на свете, когда рядом с ним был Сань Лан.