Королева-пленница

В Хельхейме, тёмном и промёрзшем до самого основания, не растут мощные стволами дубы, не шелестят берёзы и буки листвой на ветру — ведь даже ветра нет в стылом воздухе. Не тянутся к слепому небу сосны и не источают смоляной аромат ели, разгоняя застывший запах смерти. Не из чего сделать корабль, на котором могла бы выплыть армия мертвецов в последний бой. Но сотнями, тысячами множатся мёртвые — искалеченные, старые, больные. И Хель, в чьей власти они оказываются, лишь испустив дух, нашла им применение. Каждый умерший — двадцать ногтей. Двадцать крепких пластин. Кости рассыпаются в труху, волосы истончаются и рвутся, мясо гниёт, а кожа становится похожа на сухую листву и ошмётками слетает с мертвецов. И только ногти, казалось, лишь крепчают в царстве смерти, напитываются тьмой, становятся крепче железа. Порой Хель жалеет, что Один забирает к себе в чертог пышущих здоровьем воинов, чьи тела словно вырублены из кряжистых дубов. О, из таких людей можно было бы построить целую флотилию к тому моменту, как потоп достигнет Хельхейма и вынесет корабль наверх, навстречу Рагнарёку. А если и не тела, то их прекрасные зубы пошли бы в ход — целых тридцать два зуба с каждого славного воина. Борт такого судна не пробило бы и копьё Гунгнир, так крепок материал и так плотно можно было бы его уложить. Но те, кто попадали в Хельхейм, слабы, и теряли они зубы зачастую задолго до смерти. Зубы — но не ногти. И каждый мертвец, приговорённый судьбой бродить во тьме, пока все моря не промёрзнут до дна, шёл к кораблю, что уже наречён Нагльфаром, и оставлял свои ногти на его палубе, бортах, мачтах и вёслах. А парус кроился из тончайших ноготков детей, что не успели возмужать и умерли хилыми и больными. Когда Нагльфар был готов уже наполовину, Хель начала замечать, что то и дело попадались мертвецы вовсе без ногтей. На мгновение страх овладел ей. Если исчезнет последний материал, если стройка прервётся, то её отцу во главе армии не на чем будет выплыть из Хельхейма, чтобы отомстить асам. Но недолго продлилось волнение владычицы мёртвых — узнала она об обычае сжигать на похоронах ногти, чтобы отдалить Рагнарёк. Посмеялась Хель над наивностью жителей Мидгарда. И ей, и каждому богу ведомо, что нельзя отсрочить неизбежное. Не тогда наступит Рагнарёк, когда Нагльфар будет готов, а когда предначертано свыше. Дело Хель же — закончить корабль в срок. И смертные никак не смогут ей помешать. На каждого старика, умершего в кругу семьи, найдётся десять, угасших в одиночестве. На каждого больного, которого будут оплакивать родственники, найдётся десять, которых скинут в общую могилу и зароют, надеясь похоронить с ними и заразу. На каждого бродягу, обряд для которого проведут добрые люди, найдётся десять, замученных голодом и замёрзших насмерть в пути. Нагльфар будет окончен ровно в срок. Незаметен рост его, по двадцать ногтей от каждого мертвеца — но неотвратим, как сама смерть. И Хель знает, что последний ноготь будет положен на палубу ровно в тот момент, как зазвучит рог Хеймдалля по всем мирам и настанет решающий час.