Королева-пленница

Хель не хотела присутствовать на суде. Один взгляд на детей Одина внушал ей страх. Впрочем, неудивительно, что он, чудовище по своей сути, породил таких же чудовищ. Но отец настоял, чтобы даже светлоокая Хель решала судьбу сыновей Одина. И не только она — Локи собрал всех великанов на суд над асами, не желая единолично выносить им приговор. Трое юношей стояли перед советом, склонив головы, но их покорность была наполнена внутренней злобой. Пока остальные великаны вели жаркие споры, Хель украдкой рассматривала их, стараясь привыкнуть к жуткому виду. Сильнее прочих пугал её Бальдр. Кожа его была словно снята с мертвеца, замёрзшего в вечных льдах Нифльхейма, и висела клочьями, кое-где обнажая алую плоть. Его глаза чёрными провалами безучастно глядели в пол, и пускай он мог показаться самым безобидным из братьев, у Хель шёл мороз по коже от одного взгляда на него. Тюр, старший из братьев, скалился на великанов волчьими зубами и сверкал ярко-жёлтыми глазами. Ниже шеи его тело покрывала серая шерсть, торчащая дыбом на загривке, а лицо было обезображенной смесью человеческого облика и звериной морды. Можно было даже поверить, что Один сошёлся с волчицей, чтобы она зачала такое чудовищное дитя. Пускай Гримнир и Локи когда-то давно побратались, нельзя было не замечать, как все дела и порождения Одина были направлены против великанов и вели мир к гибели. Третий брат мог показаться сонливым, но в его недвижимости таилось змеиное коварство. Кожа Тора была покрыта жёсткой чешуёй. Ёрмунганд, сопровождавший его до чертогов великанов, рассказывал Хель, что средний сын Одина способен обращаться в змея, из чьей пасти сочится яд, отравляющий всё живое в округе. Если так, то это делало его самым опасным из братьев. Наконец, распри окончились, Локи поднялся с трона, чтобы огласить приговор. — Тюр останется в Йотунхейме. Мы воспитаем его вместе с нашими детьми. Тору надлежит удалиться на край Мидгарда, в пучины ледяных вод, пусть бдит у границ мира. Что касается Бальдра, — Локи хмуро покосился на юношу с мёртвой кожей. — Место его ссылки — мрачный Нифльхейм, та его часть, где оканчивается один из корней Иггдрасиля. Он обязан будет повелевать людьми, что умрут бесславно, и следить за исполнением законов мироздания. Это решение окончательно и неоспоримо. Фенрир, Ёрмунганд, — окликнул он своих сыновей, — проводите их. После собрания совета Хель удалилась в свой чертог. Сердце её было не на месте. Приговор был жесток, но разве мог он быть милосерден, когда дело касалось таких чудовищ? Словно почувствовав волнение дочери, Локи оказался рядом. Мягко обнял вечно юную богиню за плечи, участливо спросил: — Тебя так напугал вид сыновей Одина? — Нет… Лишь поначалу, — смутившись, призналась Хель. — Но не слишком ли тяжко их наказание лишь за то, что они появились на свет? Локи улыбнулся с пониманием. — Ты всегда готова пригреть всё живое, — проведя ладонью по её золотистым локонам, произнёс он. — Но потому я и хотел, чтобы ты тоже присутствовала на суде. Не всё сущее достойно любви и милосердия. И среди растений есть ядовитые сорняки, и среди животных есть поражённые бешенством. Когда речь идёт о них, истинное милосердие — проявить жёсткость, чтобы избавить миры от их проказы. Хель прижалась к отцу, вновь ощутив себя маленькой девочкой, которая так мало понимала в сложных мотивах взрослых. Но слова Локи всегда были полны мудрости, сколь жестокими они бы не казались. Локи всегда был прав, и Хель никогда в этом не усомнилась бы.