точки

чонгук стоит на пороге комнаты. за окнами — промозглый ноябрь. юнги — тридцать семь. юнги все еще хочется плакать, как пятилетке, от отчаяния. но уже потому, что из года в год одно и то же. из года в год он не может вырваться из этого круга неудач, которые наполняют его пищевод, заставляя сблевывать свою ничтожность чуть ли не двадцать четыре на семь. юнги — тридцать семь, слезы отчаяния засохли еще в пять, когда сестра жестоко разломала его любимого робота у него на глазах. а мать затем еще и отчитала за слезы — ей богу, всего лишь робот, чушь какая. хвиин — жена — спрашивает, «что случилось? как ты себя чувствуешь? что не так?», но юнги и сам не может ответить: что же, на самом-то деле? почему в один день надоело делать все, чем он занимался? почему если такое раньше и происходило, то не в таком масштабе, чтобы растягиваться на много-много лет? почему он вообще заставляет себя жить, если даже кусок с трудом в горло лезет? юнги с пяти лет не плачет по пустякам, но такой ли пустяк то, что ты не знаешь, что с собой делать, когда вещи, что приносили радость, в один момент — перестают? — меня твоя жена впустила, — робко говорит чонгук, большим пальцем указывая куда-то позади себя. юнги тяжело смотрит на чонгука, не в силах даже улыбнуться. он, безусловно, ему рад. чонгук, мальчик невероятно смышленый и послушный, удобный, не стал наседать на юнги. может, действительно понял. а может — побоялся, потому что совсем юнец был. — зачем пришел? — хрипло спрашивает юнги. — сейчас я тебе объяснить доходчиво не смогу. ты не примешь, а я — не подберу правильное, — сбивчиво шепчет чонгук, цитируя и улыбаясь. прикрывает дверь не до конца и садится в позу лотоса напротив дивана, где раскинулся на животе юнги, повернув голову вправо. трогает руку, перебирая пальцы, пока мин со сплющенной щекой наблюдает за нехитрыми махинациями сквозь ресницы. — опять ты заладил, — беззлобно ворчит мужчина, уже не так сильно боясь задеть чонгука — тот успел немного заматереть за четыре с хвостом года. — было-то всего один разок, — хмыкает парень, медленно целуя тыльную сторону ладони. — чонгук, — строго осекает юнги. — не буду я приставать, дядь, не переживай. не при жене, — смеется, видя, как вмиг напрягается мин. молчит с секунд десять, усмешка ломается на части: — кризис среднего возраста словил, да? юнги дергает уголком губ — это все, что он мог из себя выдавить. чонгук еще с несколько часов сидит рядом, перебирая волосы или кольца на пальцах. не просит ни объятий, ни чего страшнее. отрастил волосы, выкрасив их в фиолетовый, проштробил лицо пирсингом, набил татуировок, стал одеваться, как отпетый панк, но ничего — ему идет. ничего — доброта осталась прежней. а любовь изменилась: утихла. не прошла, а утихла: приняла обстоятельства, повзрослела. была простой — стала сложной. юнги позволяет себе лишнего, не упрощая эту любовь ни чонгуку, ни себе — жизнь: ласково треплет чужие волосы рукой. — какой ты у меня хороший, гук-а.