***
Утром понедельника Саша соизволила пойти в школу. Вернее никто её об этом не просил, а она пошла. По сути больничный длился ещё около двух недель и если соблюдать все правила, то на учёбу девочка вышла бы только в третьей четверти, но… — Упаси Господь такое счастье проводить время с отчимом! — фыркнула Шефер, когда по традиции перед первым уроком они с Антоном курили за школой. — М-да, треш, — выдохнул парень. — Собираешься что-то предпринимать? — А зачем? Есть смысл? — Наверное, нельзя жить в страхе, что в любую секунду кто-то может на тебя напасть, — пожимает плечами Шастун, бросая окурок на снег, затушивая ботинком. — Да я не боюсь, меня больше никто не тронет. Палыч отвянет на некоторое время, Денису фиолетово, а друзья его дебилы - лишь посмешище! — до звонка было ещё предостаточно времени. Подростки медленно двинулись к главному входу, ёжась от ветра. — Арсений Сергеевич? — вдруг от произнесенного имени пробежали мурашки по спене, а в груди образовался какой-то туман. — Чего? — недовольно буркнула Шефер, как вдруг обладатель имени буквально вырос из-под земли перед ребятами, светя своей недовольной миной. — Так-так и кто же это у нас здесь? — он с ног до головы оглядел сконфузевшегося Антона, боявшегося, что старший может настучать матери о курении. Брюнетка же выражала непоколебимость. Хотя внутри скакали радостные розовые пони, что предмет частного раздумья наконец-то появился. — А то не видно! — закатила глаза девчонка. — Очень рад тебя Александра видеть, — хмыкнул Попов, подталкивая подростков вперёд. — Что Антош, маме будем рассказывать чем ты тут у нас занимаешься? — улыбнулся учитель, соскалившись. — Не-нет, не надо, ради Бога Святого Арсения Сергеевича! — взмолился шатен, чуть ли не падая на колени. — А что так? — Она же меня кастрирует! Саша хихикнула, представляя Майю с большими ножницами. Бежит она такая за Антоном, крича: «стой поганец!» — Тебе я тоже смеяться не советую, — обратился учитель к девятикласснице, что скорчила недовольную рожицу, когда речь коснулась её. — А чё так? — С тобой мы поговорим в моём кабинете, — упаси Господь такое счастье оказаться с тобой наедине в замкнутом пространстве… Хотя… Я не против! — Да-да, поговорим, позже в вашем кабинете, то есть никогда! — вздохнула девчонка, театрально закатывая глаза. Грубость — лишь небольшая защита от непонятного ощущения, поселившегося недавно, но успевшего высосать все нервы. Вот почему Шефер так часто думала о Арсение Сергеевиче? Почему он снился ей во снах в характере поцелуйчиков, когда в нормальных отношениях между учителем и учеником такого быть не должно! — Ага, щас! Прямо сейчас! — строго буркнул он и тут Шефер стало реально не до шуток!***
Он закрыл дверь на ключ, как в тех самых фильмах. Конечно я знаю, что насиловать меня не собираются, но находится в замкнутом пространстве с человеком, к которому испытываешь неоднозначные чувства — ребят, вы рофлите?! Отпустите, иначе я сигану из окна!!! Инглиш присел на край своего учительского стола, сложив руки на груди. Этот выжидающий взгляд ничего доброго не нёс. Что он сейчас скажет? Что он сейчас будет делать? Блин, было бы круто, если б меня зажали где-нибудь около стены и как в тех самых фильмах началась джага-джага. Но я скромняга:)) — Ну что? — не выдержала я, нагло приземляя свою недвижимость на парту. — Я хотел с тобой поговорить, — начал он издалека, как в тех самых долгих и напряжённых сценах, где влюблённая дурочка не находила себя, ожидая, что скажет её аполлон! — Слушаю. — Я подал заявление в полицию, чтобы и Зуева, и этого Курагина посадили. И тут сердечко заплясало в темпе вальса в ритме скерцо. Улыбка натянулась до ушей. Надеюсь, что не зря я уже представила серую жирную харю Палыча, что стоит за решёткой, когда ему судья приговор выносит. — Не рофлите? — Нет, — для большей убедительности он покачал головой, улыбаясь белейшей как у вампира улыбкой. Ну что ты за человек такой, а Арс? — смотрю ты очень довольна! — Естественно, — ноги сами понесли меня ближе к этому мачо в обтягивающей стройное тело чёрной футболке. Что за цаца, я не могу, прямо бы сейчас изнасиловала! Эх… Кажется это любовь… — Ну отлично, — он зачем-то положил свою руку мне на плечо, похлопывая. — Мои люди постараются сделать всё, чтобы эти уроды получили по заслугам… Кхем, это конечно всё очень хорошо, но…Отпусти меня!
— Я наконец-то буду свободной! — улыбка, казалось и так была шире некуда, но я смогла стать поистине улыбчивой в эту минуту. Не помню, чтобы я улыбалась так когда-либо ещё. Эх, спасибо тебе дядя Арсений, обрадовал старушку Шуру! — Да, свободной, — как-то мечтательно протянул он и… В этот момент произошла небольшая казусная ситуация… Как бы её объяснить… В общем… Мечтательный тон меня немного смутил, я смотрела себе на ноги, ожидая, когда эти муки закончатся и я наконец-то смогу выйти отсюда не сгорев от стыда и влюблённости и тут в котёл продлил этот хрен масла! Арсений наклонился и чмокнула меня в макушку.Чмокнул в макушку, бл*ть!
Повернувшись на пятках, я с испугом смотрела в такие же испуганные глаза напротив, что кажется чуть ли не кричать были готовы от неловкости. Епона-матрёна! — Э-это сейчас что было? — охрипшим голосом спросила я, начиная медленно пятиться назад. Шаг за шагом и я уже врезалась спиной в дверь, вжимаясь всем телом. Учитель английского медленно подходит ко мне поднимая руки в жесте перемирия. — Прости, не знаю как так получилось! — паниковала не одна я! Этот супер-пупер-учитель-наверное-должен-контролировать-свои-губёшки-Попов был сам в шоке от того, что сделал секунду назад. — Вот это вот не надо так делать! Я всё-таки непонятные чувства испытываю! — так. — Какие чувства? — ухмыльнулся мужчина.так!
— Никакие… — непроницаемость — наше всё, запомните. Пригодится! — Саша! — загадочно тянет этот обворожительно брюнет, с голубыми глазами и такими сладкими губами, что я впиться как пиявка в них хочу! — Нет! — Шурик! — опять этот сладкий голос. — Откройте окно, я выпрыгну, — пришлось зажмурится, чтобы не видеть этих издевающихся, наглых, некрасивых, обычных, не таких как у всех, обворожительно глаз! А! Я схожу с ума… — Отпусти, человек, — умоляюще пищу я. — Какие чувства??? Да перестань издеваться! Он вставил ключ, провернув дверной замок на один оборот, ещё один, и я на свободе, но нужно признаться. Признаться в чём, что я ещё не поняла сама до конца! Ладно, выхода нет. И раз… Два… Три… — Я вас люблю, — выпалила я. Видели бы лицо Попова! Он охренел! Щёлк, дверь открылась, и провалилась я вниз всей своей тушкой, благо никого в коридоре не было. Что ж… Пока Арс соображал, что услышал, я дала дёру, убегая нахрен из школы, а лучше из города и страны! Ребят, идите на**й с этими романтическими признаниями и минутами неловких пауз. Вот реальность этих романтизаций. И ничего радужного нет. Только стыд!