«Ага и изнасиловать меня в машине, щас!»
— Нет, я не хочу! Зачем вы вынуждаете возвращаться к нашему недавнему разговору? Перестаньте возиться со мной. Мужчина тяжело вздохнул. Несколько секунд молчания и он снова заговорил бодрячком и в добром здравии. — Вот я за тобой заеду и поговорим обо всём, что тебя не устраивает, ладно? — Саша зачем-то кивнула, мысленно давая себе оплёхну, что он не может её видеть. — Окей, во сколько приедете хоть? Панталончики успею натянуть хотя бы… — Не волнуйся у тебя есть ещё целых сорок минут! — пробормотал мужчина и завершил вызов. Шефер перекатилась на живот, морщась от боли по всему телу. Отчим не пожалел сил, когда колотил. Эта ночь для подростка казалась вечностью! Сначало побои, которые хрен знает сколько длились, потом слёзы в подушку и долгое царапание в тетради корявых строк.Любовь моя,
Всегда,
Идёт через жопу!
Теперь больные рёбра.
Ещё не поздно бесстрашно сделать шаг.
И в пропасть
Провалиться и бесконечно
Плыть по облакам…
Саша вспоминала как мочила слезами листок, чернила расплывались, а буквы плясали в разные стороны из-за подрагивания кисти. Отчим ушёл сразу, как нанёс последний удар по спине. Куда и зачем брюнетка знать не хотела. Ей наоборот было очень даже хорошо от этого, ведь можно было в голос выть в подушку. Подойдя к зеркалу, девочка застыла в немом шоке от вишнёвых узоров по периметру тела: на ногах, руках, спине, животе. — Вот урод, — рычит Саша, боясь, что кто-нибудь это увидит. Надев самую длинную свою чёрную кофту, самые узкие джинсы, чтобы никакая пакасть не увидела космос на теле, она начинает замазывать щёку тональным кремом, размазывая его жирным слоем по периметру большого синяка. — Людям нельзя ни за что доверять… — хмыкнула она, вспоминая песню Алёны Швец. Доверилась отчиму — получила по морде, несмотря на страх возвращения приехала и осталась жить в прогнившей насквозь хрущевке вместо новостройки учителя — дура безмозглая. Сколько можно терпеть эти унижения? Сколько можно ждать, пока Курагин наконец-то исправится и исправится ли вообще?! Девочка устала. Просто устала от всего, от избытка мыслей в голове, избытка чувств. Просто хочется иной раз побыть кем-то другим, послушать чужие мысли, а не свою трясину, заглатывающую в болото отчаяния. Раздался телефонный звонок от учителя, оповестивший, что он ждёт внизу в машине. Саша тяжело вздохнула, а после устало улыбнувшись, ответила: — Лечу, Арсений Сергеевич…***
В школе девчонке стало ещё более паршиво. Много людей, много шума, много мыслей в её голове. Голос внутри не хотел замолкать, напоминая девочке о её ничтожности. В дороге до школы никто так и не поднял тему «отношений». От этого тошнило ещё больше. Мужчина поздоровался, приглашая девчонку сесть. Саша медленно заползла на переднее сидение, хлопая дверью, и машина тронулась с места. Из динамиков играла приятная музыка, успокаивающая нервы. — Выглядишь помято, — замечает мужчина, выруливая на дорогу. — Всё хорошо? — Да, — хрипит брюнетка, закусывая губу, чтобы не разреветься прямо сейчас. Бедная губа дышала из последних сил, после тысячи закусываний и покусываний. Шефер тоже дышала из последних сил. — Не выспалась… Арсений кивнул. В голове подростка тут же прокрутился вопрос: «поверил ли он?», на что внутренний голос лишь высокомерно фыркнул:Реально надеешься, что он отвянет?
«Да» Саша хмурится, отворачиваясь к окну. Единственное, чего сейчас она искренне желала, так это, чтобы учитель английского навсегда исчез. Бросил её прямо тут на дороге, признался, что она ему не нужна и уехал б к любимой женщине, а не это всё…Ты ж сама без него жить не сможешь! Ты же слабачка!!! Жалкая слабачка, которая всё время ноет!
К горлу подступил ком, глаза зашипали слёзы, сердце увеличило количество ударов, внутри вскипела ненависть к себе. Девочка закусывает губу сильнее, от чего тонкая и нежная ткань не выдерживает и лопается под натиском зубов. Из ранки течёт горячая кровь, которую подросток слизывает, ощущая неприятный металличкский привкус.Ничтожество! Кому ты вообще нужна?!
Кому, кому, кому, кому я нужна?!
— проносились огненные буквы внутри, только усгубляя состояние. Тошно, больно, противно. От себя противно за… За слабость… Тупая боль вдруг поражает всю грудную клетку, не позволяя даже малейшего вдоха сделать. Девчонка лишь пыхтит, желая совладать с эмоциями и не сдаться прямо на чьих-то глазах.Лучше б тебя реально убили и изнасилывали, кто там пытался: Палыч, Курагин, его шайка друзей! Хо-хо, вот твоя натура и есть! Привлекательна только для отбросов общества!
Какой стыд и униженье! Одинокая слеза течёт из глаза. Девчонка шмыгает носом, быстро стерая её, чтобы учитель не заметил. А он кажется даже и не смотрит на неё, сидит себе и таращится на дорогу, постукивая по рулю в такт музыке.Я же из тебя всю душу вырежу, тв*рь! Всю! Ты будешь трястись в истерике, колотить стены, боясь принять в себе ту правду, что я тебе сейчас скажу:
А Сашу уже трясло! Внутри высокомерно хмыкнули и тихо рассмеялись.Вот видишь, ты настолько слаба, что уже бьёшься в истерике, мразь…
Уже не одна слезинка скатывалась по бледным щекам. Девчонка уже сбилась со счёту сколько раз стирала проклятую влагу. Состояние ухудшалось с каждой секундой, сил скрывать чувств нет. Теперь остаётся только надеятся, что Попов ничего не заметит. Но он заметил… — Ты плачешь? — удивленно бормочет он, хмурясь. Недолго думая, мужчина тут же заезжает на парковку у какого-то центра досуга, заглушая двигатель машины. Он осторожно касается своей рукой плеча подростка, девчонка дёргается инстиктивно, желая отстраниться от любого контакта с реальным миром. — Саша, — растерянно произносит он, поворачивая девчонку к себе и замирает от шока. Красные глаза из которых текут слёзы, бледная кожа, большой фиолетовый синяк на пол щеки. Боже, да девчонка выглядела так несчастно! В сердце тут же вонзились тысячи игл, разрывая на части орган. — Сашенька, солнце, что случилось, — он взял её за подбородок, осматривая. — Это он сделал да?! Девчонку трясло от истерики. Она закивала, тут же громко всхлипывая. — Арс-Арсений Сергеевич, — она старалась успокоиться, но внутри всё будто так и провоцировало её на продолжение концерта. Слёзы текли рекой, всхлипы становились всё громче, а тело трясслось, будто бы она ехала по кочкам. — Я слабачка! Мужчина обнял подростка, и девчонка на удивление не увернулась. Она прижалась к груди Попова, давая эмоциям волю. Ей было всё равно на то, что он подумает, всё равно на то, что придётся рассказать о том, что случилось. Ей хотелось просто отпустить все проблемы и раскрыть сердце. Раскрыть сердце для чувства любви, для счастья и смеха.«Я же давно не смеялась просто потому, что хочу смеяться, мне весело, мне хочеться хохотать до разрыва живота!»
— Я буду хорошо себя вести! Я буду самым послушным ребёнком, только пожалуйста, пожалуйста, — она срывалась на дикий плачь, цепляясь своими длинными худыми пальцами в плечи мужчины, как в спасательный круг. Единственный спасательный круг. — Спасите меня! Я не хочу умирать!!! — Тише, тише, — он гладил девочку по тёмным волосам, шепча на ухо успокаивающие слова. — Не плачь, солнце. Я спасу тебя. Мы справимся со всеми бедами вместе.«Я ненавижу плакать! Ненавижу, когда меня успокаивают! Ненавижу, когда считают слабой девчонкой!»
Она вдруг отстранилась поднимая полные боли и отчаяния зелёные глаза на Арсения, разглядывая в нём эмоции, которые он испытывает от нелепой ситуации. Она ждала раздражения, отвращения, но отчего-то её сердце ёкнуло, когда вместо всего этого она почувствовала нежность, ласку и желание помочь. Настоящее, от всей души, искреннее желание помочь ей. Попов тепло улыбнулся, прижимая девчонку к себе ближе. Всхлипы постепенно начали утихать, заменяясь матюками на таком приятном немецком языке. И от души отлёг камень. Но надолго ли?***
«Меня окружали десятки людей. Они голдели, нечайно задевали меня, преграждали дорогу своими телами. Мне было плохо. Стены, люди, шум давили на меня. Слёзы подступали к горлу вновь, хотелось свернуться калачиком где-нибудь на лестнице в школьный подвал и заплакать. Заплакать от того, что я больше не могу быть сильной. Как же так… Та самая весёлая Саша Шефер с тупыми шутками и подкатами за пять копеек больше не материться и не ищет приключений на задницу. Кто же я теперь?»
Ха-ха, да ты жалкое ничтожество! Слабачка!
— Я не слабачка! Я не ничтожество, — бурчит подросток, стирая с глаз накопившуюся влагу. Так прошли все уроки. Саша с каменным лицом отсидела все положенные четыре предмета, решив сбежать с физкультуры. На пол пути до раздевалки её перехватил взволнованный Арсений Сергеевич, останавливая. Брюнетке было стыдно смотреть ему в глаза, поэтому она буркнула что-то нечленораздельное и пошлёпала дальше по намеченному пути. — Постой, солнце, — как он меня назвал? — Пойдём ко мне в класс на чай. Ты плохо выглядишь.«Отказаться или пойти?»
— задумалась девчонка, вздыхая. Она всегда отказывалась от любого предложения ей помощи или угощений. Всегда остерегалась приближения кого-то к недрам души, но как же это надоело! Как хочется просто вылить душу кому-нибудь, поплакать, а после напиться чаю до отвалу. — А знаете, пошлите, — махнула рукой Шефер, улыбаясь уголками губ.***
Мужчина принёс ароматный мятный чай для себя и малиновый для ученицы. На парту подле он ещё поместил торт «Наполеон», который уже наполовину опустел. Саша, как пылесос смела большой кусок, довольно запив его чаем. Её кислая мина постепенно разгладилась, заменяясь довольной лыбой. Попов наблюдал за немкой, не скрывая нежной улыбки, непроизвольно появлявшейся после каждого причмокивания от пережевывания сладкого кусочка тортика. — Я хотела попросить у вас прощения, — смущенно пробормотала немка, поднимая настороженные зелёные глаза на учителя. — То что вы видели в машине — случайность. Я не хотела, правда… Тихо всхлипнув, девочка снова стёрла скатившуюся слезу. Сегодня был явно не её день. — Просто всё навалилось так и, — она вздохнула, истерично передёрнувшись. Она никогда прежде не говорила на такие глубокие темы с учителями, родными, да вообще ни с кем! — И я не выдержала… Мужчина аккуратно обхватил костлявую кисть свой большой ладонью, согревая своим теплом. Он ещё шире улыбнулся, а его голубые глаза разлились успокаительным по венам брюнетки. Она следила за этими глазами, зрачки расширялись и сужались, голубой цвет манил и притягивал. — Ты слишком долго себя ограничивала. Это нормально, когда рано или поздно мы отпускаем эмоции, — он подвинулся ближе, оказываясь совсем рядом. Шефер чувствовала его горячее дыхание, парфюм кружил голову. — Знаешь, мы так и не поговорили о «нашей» теме. Он поддался вперёд оказываясь буквально в двух сантиметрах от лица девятиклассницы. Она смотрела на него испуганными глазами, ожидая, что же будет дальше. Есть только миг, когда девочка успевает опомниться, как Арсений припадает своими влажными губами к её, осторожно сминая их. Он боялся напугать девчонку, сделать больно, поэтому действовал очень аккуратно и постепенно. Саша чувствовала вкус мятного чая, который пил брюнет, а Попов растворялся в малиновом. Они соединились в единое целое, нашли друг друга, как мята и малина. Брюнетка морщилась от боли в губе, но отрываться от поцелуя не собиралась, пытаясь неумело отвечать уверенным действиям голубоглазого. Она мысленно давала себе оплёху за этот беспредел, а мужчина просто улыбался, приобнимая девчонку за плечи.