«Вот это сказачная перспектива!»
Шефер кивнула, не смея перечить. К горлу прикоснулось что-то очень острое и холодное, что вызвало табун мурашек по всему телу и невероятную тряссучку внутри. Нож. У. Горла. Пятнадцать лет жить на планете — это же так мало! Она же ещё совсем ребёнок, чтобы погибнуть. Курагин потащил подростка к эпицентру перестрелки, становясь прямо между двумя сторонами — добром и злом. Саша в его руках замерла, побледнев ещё больше от страха. Всё тело сжималось, ожидая, что сейчас либо пуля вонзится в тело, либо нож. Но надежда на спасение была. Да? — Остановитесь! — вскрикнул отчим, привлекая к себе внимание. Пули поутихли. — Если сейчас вы не положите оружие, — обратился он к сотрудникам полиции, гадко улыбаясь. — То я перережу этой девочке горло!!!«И шутки кончились.
Мне больше не смешно от этих игр,
Да и вообще, как может быть смешно с ножом у горла?»
Острое холодное лезвие примыкает с каждой минутой переговоров всё сильнее и сильнее. Паника нарастает. Саша невольно вспоминает день, перечеркнувший её жизнь на «до» и «после» — день смерти мамы. Денис также приложил ей нож к горлу, чтобы та не смела шелохнуться. Шефер в тот момент была привязана к батарее и вырваться из крепких лап верёвок не могла. Только кричала: — Отпусти её! — сквозь слёзы вырывался отчаянный крик, когда женщина на коленях молила о пощаде. Саша понимала, что живой никто из этой квартиры не выйдет. Ситуация была уж слишком странной… Зуев долгое время совращал Женю, желая заполучить её, как женщину. Портил жизнь всей семье! Это ведь он стал причиной банкротства Курагина! В итоге мама девочки была неприклонна. Денис — был единственный мужчина, с которым она готова делить жизнь. И предать его, означает — предать семью. И Палычу эта позиция не нравилась. Он наплёл своему дружку, что якобы видел, как немка обжималась с одним из его коллег и даже слышал стоны из туалета. А ещё и фактор того, что Женя собиралась уезжать в Берлин к матери, усугубили её положение ещё больше. И тут понеслась: Мужчина сначала жестоко избивал немку, желая услышать признание в своём «грехе», но Евгения не понимала даже о чём идёт речь. Призналась лишь в желании навестить мать. — Сука, не ври мне! Я знаю, что ты сделала, говори! — кричал он, и наносил ещё большие удары. Женщина кричала, плакала, молила о пощаде, говорила, что не понимает о чём он. — Тварь! — воскликнул отчим и схватив нож со стола со всего размаху полоснул женщине по горлу. Женя захрипела и застыла. Навсегда. А дальше оглушающий крик дочери поразил всё пространство. В один момент нервы могу окончалельно сдать и слёзы хлынут вновь. Странно, что Шефер не плачет до сих пор. В последнее время она часто плакала, за что очень корила себя, считая слабой. Но слёзы — это ведь хорошо! Она, в отличае от двух жестоких уродов, окружавших её эти несколько дней, была человеком. Настоящим человеком, который любит, мечтает, чувствует и страдает. И страдания эти были самыми настоящими! Она плакала не потому что слабая, а потому, что человек, которому страшно, больно и обидно. — Оружие на пол! Повторять не собираюсь, — рявкнул Курагин, дёрнув Сашу так, что та чуть не упала. Нож впился в горло, едва не разрывая кожу на части. Омоновцы подняли свои головы в чёрных шлемах. По их глазам было явно видно, что они напряжены. Следователя нигде не было. Зуев улыбался лыбой какого-то психа, лёжа на правом боку, прикрывая окровавленную руку. Он тихо посмеивался, шепча себе под нос какие-то гадости по отношению к Шефер. Она это нутром чувствовала. — Оружие на пол, а то мой товарищ при вас же прирежет эту шавку, — завизжал он. Его лицо покрылось малиновым окрасом, он был явно весь взмокший от пота и возбуждённый от всей этой ситуации. Несмотря на ранение в левую руку он не был умирающим лебедем или подавленным преступником. Он был абсолютно восторжен, развеселен, получал, наверное, кайф даже от этой ситуации. Его голос стал на несколько тонов выше обычного, напоминая теперь свинячий визг. — На пол!!! — взвизгнул он ещё громче и расхохотался в истирическом смехе. И его послушались. Медленными и плавными движениями омоновцы все, как один сложили свои огнестрелы на пол, чуть отпинывая от себя. Денис тут же расцвёл, начиная перемещаться вместе с подростком. Брюнетка уже успела три раза получить инфаркт, побледнеть, попрощаться с жизнью, поплакать, посмеяться и обматерить всех и вся. Небрежно мужчина отшвырнул от себя падчерицу в сторону кладовки, заперев дверь. Саша споткнулась о какую-то коробку, упав на какие-то железные прутья. Как выяснилось — стремянку. Правый бок и рука были ободраны и болезненно заныли, но девочка всячески игнорировала этот фактор, ведь проблем и без этого хватает выше крыши! Кричать и просить о помощи было выше её сил! Она беспомощно рухнула на кафельный пол, просто размышляя, а когда же это всё нахрен закончится. Внутри поселилось странное чувство скорой развязки, которое выжирало все надежды на счастливую жизнь. Может быть немка навсегда останется в этом доме, подвергаясь вечным пыткам, избиениям, а хуже всего сексуальному насилию. Этого пожалуй, она боялась больше всего! Мысли спутались в один сплошной комок. Ждать чего-то было абсолютно бессмысленно. Разве не понятно, что всё кончено? Сейчас Зуев даст крупную сумму главному в этой компании полицейских и те, откланявшись, уедут, оставив немку на произвол судьбы. Арсений Сергеевич забудет о ней и через месяцок, а может и даже всего недельку начнёт отношения с какой-нибудь молоденькой англичанкой. Антон и Лерка горевать не станут вовсе! Они начнут встречаться, станут частью большой шумной и весёлой компании и будут счастливы. Бабушка? Она и вовсе исчезнет навсегда, заботясь о своей жизне в Берлине. Пройдёт день, неделя, год. Саша будет сидеть в этой кладовке, питаясь лишь одной тарелкой гречки в день. Ежедневно её будут насиловать так, что потом сделать малейшее движение будет сущим кошмаром. Её тело превратится в настоящую мясную тушку. В некоторых местах кожа будет расслаиваться, кости выпирать в разные стороны, из-за чего девочка станет похожа на скелет. Синяки станут постоянным её украшением. Пройдут ещё дни, месяцы. Денис и Игорь решат поиграть ещё больше. Почти безжизненное тело отведут на улицу абсолютно голой в январский мороз, подвесят в петле руки, привяжут ноги к земле и оставят на ночь. Там и закончится век Александровны Шефер. Сначала она будет отчаянно стучать зубами, биться за жизнь. Но спустя час оставит это дело. Опустив сначала голову, брюнетка расслабит все мышцы, прикрывая глаза. Одинокая слезинка покатится по окровавденной бледной щеке и навсегда застынет, превращаясь в маленькую льдинку. Тело так и будет висеть до утра, пока его не обнаружит сосед, смотря в окно. Приедет полиция, Зуева и Дениса арестуют. Арсений Сергеевич узнает обо всём этом из новостей и лишь тихо ухмыльнётся знакомому лицу в кадре. Замёрзший труп сбросят в какую-то яму, ведь хоронить немку никто не собирается. И там она загниёт. И всё будут счасливы и вот, пожалуй история подошла к концу и… — Какому-такому, бл*тский рот, концу?! — вскрикнула Шефер, подскакивая. Она представила всю эту ситуацию и возненавидела свою слабость. Если уж и умирать, то свободно. — Никогда вы меня не одолеете. Русские не сдаются, — сказала она. И на ум приходит фраза: «из всех русских она самая русская», и от этого становится тепло на душе. Глаза постепенно привыкли к темноте. Саша уже могла различить силуэты немногочисленных коробок. Замок в двери был по стандарту похож на замки в офисах. Маленький разъем ключа. Такой спокойно можно открыть шпилькой или проволокой. — Как жаль, что я не нашу шпильки! — фыркнула девочка, начиная рыскать по коробкам. «Так! Мяч, скакалка, лопатка для песочницы, моток ниток,«Да что происходит вообще?!»
Палыч похоже тоже немножечко припух от этой фразы. Его немка видела хорошо. Лёгкую заминку на лице невозможно было не заметить. Мужчина не без интереса наблюдал за спектаклем дальше, не припоминая, чтобы так разворачивались события в его плане. — Жалкий раб, — повторил Денис. Он почесал щетинистую щёку и нажал на спуск курка да так, что никто не ожидал. Пуля могла бы проткнуть смелого омоновца насквозь, ежели бы не защита от пуль. — Умри!«Пиздец. У него воробушки совсем поехали?»
Второй выстрел разорвал тишину комнаты. Только на этот раз стрелял не отчим немки. Откуда-то из-за угла вышел следователь Константин Филиппов, быстро заламывая руки Курагина за спину. Он шипел от резкой боли в коленной чашечке куда попал полицейский, чтобы обезвредить преступника. Мужчина упал на колени, отказываясь куда-либо двигаться, но два крепких омоновца поволокли его на выход. Третий схватил за рукав Зуева, утаскивая того к машине скорой помощи. Единственное, что мог говорить и делать мужчина — бубнить себе под нос проклятия и смеяться от этого. Дверь в кладовку кто-то решительно отворил и на пороге появился следователь Филиппов, улыбаясь уголками губ. — Ты свободна, — говорит он, выпуская девчонку наружу, где её уже давным-давно ждут.