Танец бабочек

      Виноградники уходили далеко за горизонт. Луна показалась бледным образом посреди неба: она забирала свет медленно и безжалостно. Госпожа любезно разрешила Эсташу закончить работу раньше и не собирать ягоды с каждого куста, поэтому садовник, устало вздохнув, взвалил на плечи плетёную сумку, наполненную спелым виноградом высшего сорта. Из него получится отличное вино, часть из которого частным рейсом отправят в японское поместье родственников мадам Маршан. Большую часть из них Эсташ видел лишь мельком и всего несколько раз, но отлично помнил, что каждый из них, включая рослого синеволосого мужчину со шрамом на левой стороне лица, превосходно владел французским языком.       Один случай запомнился садовнику больше остальных. Около десяти лет назад, он, недавно нанятый на эту работу, собирал ягоды, вот как сейчас. Тогда его кожа не была такой загорелой, а чёрные волосы седели лишь на висках. Среди виноградников он заметил чью-то синюю макушку. Подойдя к ней ближе, Эсташ сначала подумал, что видит призрака. Бледнолицая девочка в молочно-белом ночном платьице стояла между кустами босиком, иногда переступая с ноги на ногу по рыхлой земле. Её пальцы, скрытые чёрными перчатками, ловко срывали виноградины с лозы и тут же отправляли в маленький рот.       Она действительно чем-то походила на призрака. Бледная, чудная на вид. Да ещё и босиком.              Садовник справедливо подумал, что это соседская воришка.       — Эй, подожди — сказал он на чистом французском. — Что ты делаешь?       Девочка внезапно подняла голову. Обе её щеки были забавно надуты от ягод во рту. Эсташ потрепал малышку по синим волосам. Дети, что с них взять?       — Обед ещё не скоро, — промолвила девочка, спокойно продолжив жевать. — А я хочу есть. Мадам не будет против.       — С чего бы ей быть не против?       — Вы не знаете? Мадам — очень щедрая женщина. Она помогает всем.       — Даже воришкам? — прищурился Эсташ.       Девочка с какой-то детской надменностью ответила:       — Однажды этот дом будет моим. Сейчас мне хочется винограда. Не думаю, что это плохо.       Со стороны дома послышался нежный женский голос:       — Эсташ, оставьте её!.. И правда, Бланш немного опоздала с обедом. Ничего, если она съест немного?       Садовник обернулся и склонил голову идущей ему навстречу госпоже. Макото улыбнулась, глянув на босые ноги дочери и ягоды винограда, лежащие в маленьких ладошках. На женщине было белое платье, чем-то похожее на то, что носила девочка. Странное тепло ощущалось от Макото, Эсташ часто это замечал; каждый раз, когда она где-то появлялась, у людей расцветало и трепетало сердце, подобно только что распустившимся лилиям. Возможно, у неё был просто нечеловеческий дар к сочувствию и пониманию.       Эсташ вдруг понял, что назвал воришкой внучку хозяйки этого дома. Как-то неудобно вышло.       — Простите, мадам. Я не узнал вашу дочь.       — Ничего, это вполне естественно. Мы ведь совсем не похожи, — улыбнулась Макото. — Продолжайте работу. Не обращайте на Эми внимания.       Девочка едва коснулась руки садовника. Приятная ткань перчаток обдала кожу прохладой, но маленькая ладошка тут же опустилась вниз.       — А вы не хотите поесть, месье? Ягоды очень сладкие, вам понравится.       Она протянула ему несколько виноградин.       — Спасибо, мадемуазель, — улыбнулся Эсташ.       Давно он её не видел. С тех пор, как Эми недавно покинула поместье бабушки, всё в доме стало необычайно тихим. Не слонялись туда сюда девушки в боевой форме. Не приходили люди, говорящие на непонятном языке. Почтальон перестал привозить письма, телефон почти всё время молчал. Эсташ искренне надеялся, что Эми в скором времени вернётся и расскажет ему о своих приключениях. Довольно интересно было слышать, как она обещает это.       Позади себя садовник услышал голос, произнёсший непонятные слова. Обернувшись, Эсташ увидел двух женщин. Обе были одеты в чёрное, но одна, та, что держала зонт, выглядела изящнее и богаче другой, казавшейся хилой и дряхлой. Странный контраст: одна из них подобна вдовствующей знатной госпоже, а вторая скорее схожа с сутулым и побитым псом, пытающимся ухватиться за последние мгновения ничтожной жизни.       — Месье, скажите, это поместье госпожи Сильвы Маршан?       Эсташ снял с головы берет и поклонился.       — Да, мадам. Всё так.       Она снова заговорила на японском, обратившись к своей спутнице. Эсташ едва понимал отдельные слова, которые до этого слышал.       — Найди старуху. Нам нужно всё узнать.       Вторая женщина вдруг исчезла. Эсташ вздрогнул и стал искать её взглядом. Та, что укрывала себя чёрным зонтом, стала шагать меж виноградниками навстречу садовнику. Вблизи она выглядела ещё страннее, чем издалека. Бледное, почти что белое лицо казалось мертвым и слишком гладким. Ярко-алые губы, наоборот, говорили об излишней жизненной силе. Две чёрные отметины на щеках, в тех местах, что обычно приподнимаются при улыбке, выглядели как выжженное клеймо. Большие пурпурные глаза с крестовидными зрачками уставились на Эсташа. Он неловко прижал берет к груди.       — Давно вы работаете у госпожи Маршан?       — Уже десять лет, мадам.       — Надо же... И с вами всё хорошо?       — Простите?       — Вы ничем не болеете? — надменно поинтересовалась женщина, рукой в изящной перчатке сжав ручку зонтика. — Довольно странно. Может, вы просто не знаете. Лучше сходите к врачу.       — Мадам, простите, но заходить в чужой дом без спроса и говорить такое — довольно некультурно.       Она вдруг кивнула. Даже этот жест выдавал в ней весьма старомодную даму.       — Вы абсолютно правы, месье. Для меня это чужой дом. Наверное, стоит сказать, у меня и моей спутницы вообще нет постоянного жилища.       — Как же так?       — Нас не считают за хороших людей. Да и за людей, в общем-то, тоже.       Эсташ изумлённо раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но женщина выставила палец, призывая его замолкнуть.       — Извините, месье. Нам нужно посетить ещё несколько мест. Прощайте.       Женщина исчезла. Эсташ обернулся к поместью и побежал в дом проверить, не случилось чего плохого с госпожой. Старушка сидела в своём кресле в гостиной и спокойно вязала. За опущенными старостью веками не было видно глаз.

***

      Утро было туманное. Блеклая дымка, различимая лишь самым зорким взглядом из всех, окутывала цветы у ветхого деревянного забора, окрашивая нежные лепестки в мутный серый. Годжо глянул через плечо на футон в углу комнаты. На нём, укрытая тёплым одеялом, лежала Эми, отвернувшись к стене. Только ноги до щиколоток снизу выглядывали, иногда пальцы дёргались. Сатору уже не было холодно, хотя хозяева, проходившие тут пару минут назад, сказали ему тихо, что в деревне обещали сильный ливень и грозу.       Старик-хозяин вообще чуть не засмеялся, увидев Сатору. Потому что тот сидел перед выходом на энгаву, опираясь головой на дверь, будто охранял чей-то сон.       Он и правда охранял. Потому что Огава заявилась утром в его комнату и разбудила, открыв двери резко. Свет ударил по лицу хлеще любого кулака.       — Поднимайся, шкет, — сказала она.       — Да что тебе от меня... Эй!       Момо с усмешкой глянула на Сатору. Она держала в руках его брюки. Поднявшись, он потянулся за ними, однако куноичи оказалась куда более ловкой. Годжо был ростом выше её на пару сантиметров, но от этого не сильнее физически. Огава сдержалась, не стала его рассматривать.       — Нужно же было как-то замотивировать тебя встать, — усмехнулась Огава.       — Что тебе нужно?       — Можешь посидеть с Эми, пока меня не будет?       Годжо выгнул бровь.       — А что не так?       — Она всё ещё спит. И довольно крепко, так что если кто нападёт, то она точно сдохнет первой.       — Кто тут может напасть? — вздохнул Сатору сонно.       — Ведьмы. Они её ищут. Думаю, что нападут скоро. Одевайся и иди в её комнату.       Сатору так и сделал. С ухода Момо прошло чуть больше часа, и он всё размышлял, куда она могла направиться... О ведьмах он многое слышал. Это мятежные шаманки, которые видят смысл своего существования в поклонении Первородной, то есть Лилит. Они не живут где-то в определённом месте, их не так уж много по всему миру, но, наверное, даже не все из них в курсе, что являются наследницами проклятой крови. Единственная их цель — вернуть тело Лилит и похоронить его в ведьминских обычаях. Шаманов по всем миру ещё в юношестве учат: ничего хорошего в случае их успеха мир не ждёт. Ядовитая плоть смешается с землёй и тогда даже Шестиглазый будет бессилен перед надвигающейся тьмой.       Если Эми им нужна, Сатору догадывается, зачем. Но это лишь его мысли. На деле всё может быть иначе. Ведьмы непредсказуемы.       Начался дождь. Годжо встал и прикрыл дверь, у которой сидел, оставив лишь не слишком широкую щель. Сел у футона осторожно, почти что бесшумно. Эми как раз в этот момент легла на спину, раскинув волосы по подушке и прядями задев лицо. Нахмуренные синие брови тут же расслабились. Сатору опустил взгляд. Майка слегка отодвинулась, открыв взору чудесных голубых глаз чужое тело.       Он заметил бледный, еле заметный шрам, косо рассекающий место от правой ключицы. Если Эми сейчас проснётся и поймёт, что Сатору всерьёз сидит и рассматривает её грудь, наверное, жутко смутится. Поэтому Годжо пододвинул одеяло выше и отвернулся, собравшись убрать руку.       Но Эми медленно сцепила пальцы на его запястье и промычала что-то. Сатору взволнованно глянул на её лицо, слегка сонное и нахмуренное. Она открыла глаза.       — Ты чего тут сидишь?..       Годжо улыбнулся. Пронесло: она ничего не заметила.       — Огава попросила за тобой присмотреть.       — Ну, мне же не пять лет, в конце-то концов...       — Кажется, она пошла что-то искать. Возможно, связанное с её заданием.       Сатору впервые понял, что теперь Эми прикасается к нему без перчаток. Раньше он забывал об этом, было кое-что важнее. А теперь, когда она держала его за руку, чужая кожа ощущалась нежной и мягкой. Хотя, должно быть, она была такой же, как и у всех. Самой обычной.       — Куноичи слишком скрытные... Забудь. Моя сестра такая же.       — Вряд ли это хорошее качество.       — Им приходится... — ответила Эми тихо, снова прикрыв глаза. — Их так учат. Никому не доверять. Никого не делать своей слабостью. Поэтому они почти все не замужем и не имеют детей.       — Но у твоей сестры есть сын, а Огава была замужем, — усмехнулся Годжо.       — Увидел кольца, да?       — Нетрудно было догадаться.       — Кирши убили ещё перед тем, как Момо стала куноичи. Она для этого и пошла к старухе Игараси, чтобы научиться всему и отомстить. Но когда поиски закончились, оказалось, что тот человек, убивший её мужа, уже умер. А Наоми... Честно, я не знаю, что сказать. Она родила только потому, что отец её заставил. Иначе клан Мидзуно остался бы без наследника.       — Есть ещё ты и Мичи.       — Мичи, вроде как, жениться не собирается. А я... Я же девушка. Выйду замуж и дети будут с другой фамилией. А Наоми — лазейка. Так что отцу это было выгодно.       — Выгодно ему, а страдать в итоге мелкому, — мрачно протянул Годжо.       Ладонь Эми, крепко сжимавшая его запястье, вдруг забралась под тёплое одеяло. Сатору заметил мурашки на бледной коже плеч. Рука теперь была ниже, так что он вынужденно склонился ближе. Эми даже не сразу заметила. Лишь когда поняла, что не видит его лица, подняла голову чуть выше и отчего-то удивилась. Годжо наблюдал. Нет, он откровенно и бесстыдно пялился. Распирающее тело чувство унять не получалось.       Как же его это достало... Просто невыносимо.       Два чёртовых года он носил в себе это желание хотя бы тронуть её. Просто прикоснуться. Хоть пальцем. А теперь, когда она уже перед ним, наверное, было бы верхом неприличия так поступить. Когда на деле хотелось бы задушить её такой лаской, настолько неуёмное чувство теплилось в груди. Оно билось, вырывалось, но Годжо не тот человек, которому чуждо себя контролировать. Готов ли он вообще терпеть? Ждать ли ему, пока всё дойдёт до неизбежного или сорваться с цепи сейчас, чтобы потом никогда не жалеть об упущенном времени?       Время — понятие растяжимое. У Годжо его в запасе ещё очень много. Спешить ему некуда.       Он расслабленно улыбнулся. Другой рукой убрал синюю прядь с чистого лба и оставил там же поцелуй.       — Температуры нет?       Сатору поджал губы.       — Нет. Всю романтику портишь, — он высунул кончик языка.       — Ничего романтичного в поцелуях в лоб, — ответила Эми. — Так покойников провожают.       — Ну да, я запомню, — вздохнул он где-то близко с её шеей. — А как насчёт...       Громкий хруст мгновенно оглушил. В комнату влетело что-то со скоростью ракеты, разбившись о деревянный пол в паре десятков сантиметров от конца футона. Разломанная дверь со скрипом и хрустом повалилась на энгаву. Ввалился густой утренний туман, покрыв собой весь пол. Годжо почувствовал, как Эми сильнее стиснула его руку. С пола подскочила Огава. Её чёрная одежда была потрёпана, в коленях изодрана и покрыта кровью. Вслед за шумом появился какой-то звон. Момо хотела шагнуть в сторону, но замерла, как вкопанная. Впрочем, как и Годжо. Всё тело резко сжало и сдавило со всех сторон.       В комнату шагнула женщина. Седовласая и хилая, словно поморщенный фрукт. Она в несколько шагов оказалась рядом с Эми. Сверкнула жёлтыми волчьими глазами. Схватила девочку за шею и исчезла вместе с ней, выдернув из чужих рук. Огава закашляла, когда чужое воздействие прекратилось. Годжо снова смог дышать.       — Какого хрена это было вообще?! — прокричал он на выдохе.       — Замолчи и не рыпайся, — промолвила Огава. — С Эми всё ещё не так плачевно, как с нами...       Впереди, у изломанного забора, стояла она.       Момо, тяжело дыша, выставила оружие в сторону женщины. Алые губы вдруг вытянулись в усмешке.