Октябрь 2009 года.
Неоновый свет будто проходил сквозь глаза: наблюдай кто-нибудь за Сатору вплотную, зрачки его расплывались бы в радужках смотрящего. Слишком внимательно он глядел на разноцветные бутылки за стеклом автомата. Это отвлекало. От темноты незнакомой улицы, от жужжания мухи, летающей где-то неподалёку. От пустоты. Со стороны может быть и казалось, что он выбирает себе напиток, но на деле внимание Годжо было приковано вовсе не к любимому вкусу газировки. Съедающие душу раздумья чуть было не вызвали отвратные слёзы. На такой же широкой улице центра Токио он несколько недель назад наблюдал за удаляющимся Сугуру. Стоило выпрямиться, как резвый летний ветер, гонимый автомобилями, порезал уши. На расстоянии сотни метров будто бы ни души. Сатору вытянул руку вперёд. Сложил пальцы, намереваясь применить технику на железном баке впереди себя, представляя спину уходящего человека. Ему вспомнился день, когда собирался применить убийственную силу против одного из двух самых близких людей. Гето уходил. Окончательно, бесповоротно. В потоке спешащих никуда людей Сатору видел лишь его удаляющуюся спину. Так медленно, размеренно, оставив его позади, Сугуру будто бы решил прогуляться. В голове не укладывалось, что он сотворил нечто настолько безумное, как массовое убийство. Сатору не желал верить. Он бы выколол себе все шесть глаз, в надежде никогда не знать доказательств вины друга в случившемся. А под тенью век красным маревом виднелись родные руки, перепачканные в крови, не злорадное, до тошноты спокойное лицо. Видения не утихали ни на ночь с тех пор, как всё случилось. Порой Сатору казалось, что это лишь один кошмар, длинною в целый месяц, и на самом деле Сугуру ничего не делал. Увы, но Гето сознался сам. Тогда мир Годжо рухнул во второй раз. Он бы убил. Разорвал бы его на части, спокойно глядя, как тело частями валится на землю. Внять предсмертные речи он бы не решился: кишка тонка на такое глядеть, даже у сильнейшего. Но вряд ли что-то помешало бы окончить жизнь одного из нескольких опаснейших преступников. Годжо Сатору такое может, уже выяснили. Бытие Богом в бренном теле человеческом порой развязывает руки. Стоит только сказать себе это: "Я жив. Я всемогущ. Что мне стоит отнять чужую жизнь? Это легко. Я щелкну пальцами и человек исчезнет. Почему бы и нет?" Сатору не смог сделать это с ним. Совесть не позволила. — А у него, видимо, совести не было, — зазвучал в голове голос какого-то старика. — Гето Сугуру — настоящий подонок. Среди убитых им были его же собственные родители и больше десяти детей... Казнь должна свершиться как можно скорее. Хотелось впиться пальцами в собственный мозг, лишь бы не осмыслять, не принимать, отторгнуть мысль, что он и вправду заслуживает умереть. Сатору почти так и сделал: сжал волосы на затылке в кулак, так ужасно крепко, начал тянуть, что кожа постепенно заболела до невозможности. Ещё бы чуть-чуть, и по шее каплями текла бы кровь. На вид такая же, как та, что в его кошмарах: тёмная и багровая, с тошнотворным стальным запахом. — Что ты делаешь? На сжатую в кулак ладонь легли чужие пальцы. Ласково разжали, заставив сорваться со рта нескольким хриплым вздохам. — Причиняя себе боль, с реальностью ты не смиришься. Её голос звучал так спокойно. Умиротворяюще. Будто не об убийце речь. — Я от неё убегу. — Она догонит. Резвая. — Когда будет близко, я буду готов. — Не понимаю, для чего ты так терзаешься? Разве нет той, что способна тебя приласкать? — Она и так выжимает из себя все соки, чтобы удовлетворить меня, — с отвращением ответил Годжо. — Могу ли я чего-то большего просить? — Можешь. Но как полнейший идиот пытаешься утолить свое горе сексом. Поверь мне, это не поможет. Момо несомненно знала, о чём говорит. Её решимость, бескомпромиссность и холодная сдержанность вызвали у Сатору чувство отвращения к самому себе. Когда-то он относился к госпоже Огава с искренним недоверием, считал её занудной, заурядной и весьма посредственной личностью, для которой работа — единственное в жизни удовольствие. Не желал признавать, но Годжо знал теперь, какова она на самом деле. Она сильна духом. И многое повидала. Так что понимает в этой ситуации гораздо больше. Но чужих чувств ей, увы, не понять. То, что она пришла поговорить с ним — ответ на чей-то беспомощный крик. И издал его явно не Сатору. — Я потеряла мужа, ты помнишь? Годжо поднял голову. Огляделся, не всматриваясь в лицо куноичи, будто её рядом вовсе и не было. — Он был молод, добр и умен. В общем, хороший человек. Но умер в качестве расплаты за чужие грехи. Это и ждёт твоего дружка... Нелепая смерть. Жизнь всё рассудит... Убийц убивают, а невинным воздаётся. Сатору прекратил дышать. — Однажды ему придётся заплатить полную цену за то, что он взял, — продолжила Момо спокойно. — Пройдут годы, может быть даже века... Но кровь на его руках будет только становиться ярче. — Для чего ты мне это говоришь? Рука Момо потянулась к фарфоровой шее. Сжала в удушье так резко, что Годжо широко распахнул глаза, наблюдая сверху вниз, как чужая ладонь колеблет границы Бесконечности. Выглядело так, словно пальцы вот-вот дотянутся до чувствительной кожи, сожмут её грубо и впечатают бритый затылок в стекло автомата. — Я хочу, чтобы ты очнулся, — в пурпурных глазах неожиданно стала различаться ярость. — Сказать тебе честно? Мне искренне плевать, что ты чувствуешь сейчас. Можешь убиваться, страдать и пытаться убежать от правды, мне будет всё равно. — Но? — хрипло усмехнулся Сатору. — Но я не позволю тебе ранить Эми, — прошипела Момо ему прямо в лицо. — Ты рушишь себя изнутри, превращаешься в не пойми кого, а она продолжает любить тебя. Если ты уже не можешь доставлять ей счастье, боюсь, мне придётся от тебя избавиться. — Мы перешли к угрозам? Я от тебя такого не ожидал, Огава. — А я от тебя не ожидала, что ты такой трус, — выплюнула она. — Я — трус?.. Трус?! — Годжо протянул руку и сжал горло девушки в ответ, вызвав хриплый вздох. — Чего же я, по-твоему, боюсь? — Реальности. Ты сам... сказал. Её лицо было таким спокойным, будто чужая рука вовсе не душила с двухкратно большей силой, чем её собственная. — Не страшись ты её... Ни за что не стал бы убегать. Годжо отпустил её тут же. Точнее, резко отнял руку от чужого горла, отчего обмякшее тело повалилось на землю. Огава долго кашляла, прежде чем снова подняла голову и хрипло произнесла: — Попроси о помощи, которая тебе нужна... Ты ведь знаешь, что она не откажет. Ответ показался ей даже слишком тихим на фоне гула проезжающих мимо машин: — Она не должна испытывать на себе мое горе. Я готов делить с ней что угодно, но только не свою боль. Момо болезненно усмехнулась, потирая горло. — Уверен? Ни к чему хорошему это не приведёт... Хотя, знаешь... Она в любом случае окажется разочарована. Так что... валяй. Да, пожалуй, делай, как считаешь нужным. Она не встала и не перевела взгляд, когда он вдруг стал уходить. На губах у Момо заиграла странная улыбка, похожая на больной оскал. — Но я тебя предупреждала. Запомни это, Годжо Сатору.***
Несколько недель спустя.
Госпожа Мори Мико многое за свою жизнь повидала. Она наблюдала, как зарождаются и потухают жизни; как создаются и рушатся семьи; как двор храма постепенно изменяется и становится всё менее похожим на тот, что она видела ещё маленькой девочкой. Она видела, как растут дети. За долгие века своего существования, Верховная Кицунэ воспитала по меньшей мере два десятка детей, и все они были из одной семьи шаманов. В какой-то степени это позволяло ей сравнивать каждого ребёнка с его предшественниками, чтобы понять, как развитие цивилизации влияет на становление личности. Впервые в её руки девочка по имени Мидзуно Эми попала в возрасте каких-то жалких двадцати минут. Багровые глаза тут же уцепились за умиротворённое младенческое лицо: всё ещё немного пурпурная, девочка лишь немного хмурила едва заметные бровки. В то время как её старшая сестра при рождении кричала на весь храм. Мико любила наблюдать за ней и уже через несколько лет поняла — этот ребёнок необычен. Своей странной силой, характером и восприятием мира. Для кицунэ загадкой был ход её мыслей. Однако лисица умело делала случайные выводы, и почти каждый раз попадала в точку. Что тут сказать? Природный талант. — Долго ты собираешься скрывать это от него? Шёлковые нити на челноках в её руках даже не дрогнули. А вот распластавшееся на татами в форме звезды тело вдруг резко поднялось в сидячее положение. — О чём ты? Мико заулыбалась. Чуть потрёпанные синие волосы, уже отросшие чуть ниже плеч, наэлектризовались от поверхности пола. Эми осторожно пригладила их, всё ещё любопытно взирая на кицунэ. — Насколько я понимаю, ты не планируешь исключать Годжо Сатору из своей жизни... Не считаешь ли ты, что в таком случае ему стоит знать истину о Лилит? Эми поджала губы. После всей заварушки с ведьмами она рассказала Сатору лишь об их плане и соврала, что ничего в итоге не вышло. Потому что знала — если скажет правду, он не угомонится, пока не найдёт решение проблемы. И его методы могут быть не слишком подходящими. — Иначе он будет годами переживать о грядущем... Не зная о том, что это уже случилось. — То, что слияние произошло — действительно тайна, — ответила Эми тихо. — Я не доверила её даже Мичи... Прости, я не могу подвергнуть опасности стольких дорогих мне людей. — Ты считаешь, что правда опасна? — В этом случае — да... Старейшины как судного дня ждут слияния, и раз уж они его не дождутся, то есть возможность слукавить, тянуть как можно дольше до выяснения правды и устранения главной проблемы — оставшихся ведьм, которые разбрелись по всему миру. Таких изречений от юной Мидзуно кицунэ совсем не ждала. Но они её порадовали. Это значит, что она повзрослела и осознаёт всю серьёзность своего положения. — К тому же, в совете всё ещё есть Цутомо Шуичи. А этот человек, если ты помнишь, владеет техникой чтения мыслей. — Он не станет тратить свои малые силы... Старость — не радость, ты и сама знаешь. — Кто может быть уверен, что он так не поступит? Рисковать нельзя, — решительно отрезала Мидзуно. — Случившееся касается только меня и моей семьи. Сатору просто не нужно знать об этом. Мико хитро прищурилась, продолжая плести кружево на челноках. Длинные пальцы перебирали нити друг за другом так быстро, что казалось, будто никаких движений совсем не происходит: при это орнамент становился всё длиннее. — Но разве ты не хочешь, чтобы Годжо Сатору был твоей семьёй? Эми нахмурилась. Мико продолжила задумчиво: — Тайны никогда не делают отношения людей лучше, поверь мне. Они съедают изнутри, спустя годы вырываются наружу и случается непоправимое... — Если и рассказывать ему правду... — вздохнула Эми тихо, — то сейчас самый худший момент. Пальцами она стала осторожно гладить поверхность татами, как-то тоскливо нахмурив брови. Мико понимала, о ком речь: трагедия, носящее имя Гето Сугуру ударила по всем шаманам, но в особенности по Годжо Сатору. Старейшины не могут допустить, чтобы ещё один маг особого уровня сорвался с цепи. Поэтому они ограничивают юношу в общении с мятежниками, выдают лишь определённые долгосрочные задания, с которых шестиглазый возвращается мрачнее тучи. Вот и сейчас он должен вернуться из такого странного турне. Они ожидают его в главном зале вдвоём, где Мико изначально намеревалась подтолкнуть девочку к признанию правды. Кажется, момент оказался неудачным. Эми только шептала что-то. Но уши кицунэ всё слышали. — Мы оба просто пешки в чужих играх... Прекратить это вряд ли возможно. — Возможно, милая, — Мико отложила свои челноки и посмотрела на воспитанницу. — Как и в любой партии, тебе нужно просто сделать так, чтобы вражеский король не смог сдвинуться. Эми подняла взгляд. В выражении её лица промелькнуло нечто похожее на понимание. — На твоём пути будут его пешки, ферзи и так далее... Но в конечном итоге, если на твоей стороне будут достаточно сильные союзники, поставить мат будет вполне возможно. — Ну, допустим, — Эми с интересом оглядела вальяжно сидящую кицунэ. — О каких союзниках речь? — Думаю, что достаточно всего трёх. Мико выставила из-за широкого рукава своего кимоно нужное количество пальцев. — Один у тебя уже есть — это я, Верховная Кицунэ, в руках которой власть над ёкаями, — лисица загнула один палец. — Второго ты обретёшь совсем скоро, как мне кажется, и это будет старуха Игараси Хотару — старейшая куноичи, владеющая древними познаниями в самой страшной отрасли магии и... Пожалуй, самая важная фигура, без которой не выйдет ничего... Думаю, ты и сама знаешь, о ком идёт речь. Эми поняла. Это было заметно по нахмуренным в задумчивости бровям и странному, будто прозревшему взгляду. Высказать своё верное предположение она не успела: двери со стороны внутреннего двора храма открылись, и оттуда показался силуэт жрицы. А за её спиной и белёсая макушка. Мико тут же кивнула жрице, чтобы та шла по своим делам. А Годжо снял обувь и как ни в чём не бывало ступил на жёсткий татами. Мико с улыбкой поинтересовалась у него: — Изгнал зло? — С корнем, — усмехнулся Сатору. — Оно и прекрасно, мой юный друг... — ответила кицунэ с хитрой ухмылкой. Ещё совсем недолго Мико следила за двумя удаляющимися по коридору фигурами. Что-то в её лисьем сердце было неспокойно... То ли беду чует, то ли переживает о человеке попусту. Людской разум в тот же момент был полон совсем других мыслей. Стоило только сёдзи заехать за створку, окончательно отделив коридор от одной из дальних комнат первого этажа храма, как Эми почувствовала приятную тяжесть на плече: Сатору крепко обнял её со спины, прислонившись щекой к её открытой шее. Слова ни с чьих уст так и не слетели, только холодные с улицы пальцы пробежались по тонкой ткани кимоно вниз и ухватились за пояс. Он слетел на татами, оставшись почти ровным ореолом вокруг двух прижатых друг к другу тел; следом на полу оказалось и само кимоно, мешавшее ладоням полностью прилегать к чуть шершавой коже на животе. — Точно не хочешь сначала рассказать о чём-нибудь?.. Сатору задумался лишь на секунду. — Расскажу, когда покажу, как скучал по тебе. Эми с усмешкой коснулась его шеи ладонью. Таким же жестом она притянула его к себе где-то около получаса спустя. В бешеном темпе пытаясь выровнять дыхание, Сатору едва ли смог бы сказать ей на ухо всё, что хотел. Получалось только выдыхать, вдыхать лишь немного, редко, до такой степени, что под конец у него темнело в глазах. Чужое тело на футоне податливое, мягкое и горячее, полностью его, в его руках, в буквальном и переносном смыслах, оно ему принадлежит и дополняет его как косвенно, так и прямо. Эта мысль пришла сама по себе. Он владеет чужим телом; ему полностью доверяют то единственное, что навсегда останется с тобой — ты сам. Как он может не отплачивать тем же? Как может пренебрегать доверием кого-то, кто всецело отдаётся ему и искренне жаждет того же в ответ? Сатору не знал. Он просто не знал. Хотел бы, но хоть лбом бейся, не получалось. Он любит Эми. Знает, что любит. Но что это вообще значит — любить? Доверие ведь тоже входит в это понятие... Раз уж в его голове ясно убеждение в этом, он просто обязан сделать этот шаг. Даже если потом грызть будет совесть за то, что обидел или расстроил её. Напоследок, заглушая стоны от глубоких и резких фрикций, Эми его поцеловала. Нежно, совсем не соответствующе моменту. Член легко выскользнул и Сатору прижался ещё ближе, стиснув губы даже до лёгкой боли. В голове резко похолодело, когда Эми затихла и всё закончилось. Рука Сатору, лежавшая до этого на её груди, сместилась к животу. Он сел, пытаясь отдышаться. Ладонью коснулся согнутой коленки, погладил шершавую кожу. — Теперь ведь... расскажешь, да? — спросила Мидзуно сбивчиво. Сатору тихо засмеялся. — Ничего особенного... Сильный дух в горах, там деревня, все перепуганные. В общем, поездка не слишком интересная. Он закинул одну её ногу себе на плечо. Эми лениво вздохнула. — Знаешь, наверное, нам стоит уехать ненадолго. — Куда? — Не знаю... Во Францию, может быть? — Мидзуно стала наматывать прядь синих волос на палец, рассматривая. — Я давно бабушку не видела. Да и хочется, чтобы ты отдохнул от работы где-нибудь... Вне её досягаемости. Сатору понимал, о какой "работе" идёт речь. О той, что меньше месяца назад всколыхнула весь шаманский мир, разочаровала и разозлила многих людей. Гето Сугуру. Имя человека, навсегда оставившего след в сердце Годжо Сатору, но след не приятный, а растоптанное бельмо, в которое несколько раз хорошенько ударил острым клинком. Настолько это было больно, что Сатору почти не помнил день их последней встречи. Всё как в тумане, перед глазами чужие лица и спины, но ни одного знакомого. Ни слезы он из себя не выдавил. Не получилось. Пришёл в комнату Эми, когда она только вернулась с задания, задания и уже знала всё. Молча он снял одежду в тот день. Лёг с ней на кровать и спокойно уснул. Утром встал так, будто ничего не случилось. В ответ на его натянутую улыбку и предложение прогуляться на следующее утро, она поджала губы и лишь поцеловала его в щёку. Вся напускная сдержанность тут же исчезла, и Сатору поник. Она дала понять, что ему не нужно стесняться показывать свои настоящие чувства. Она примет любые эмоции, которые будут в его сердце. Лишь идиот не стал бы этим пользоваться. — Хорошая идея, — Сатору улыбнулся. Да, хорошая. Годжо Сатору опять спрятался от своих чувств. В переносном и буквальном смыслах, зарывшись носом в синие волосы, пахнущие шампунем со вчерашнего дня. Эми обняла его, стала гладить по спине ладонями. — Пожалуйста, даже когда я не рядом... Помни, что я тобой очень дорожу. Сатору не поднял головы. Продолжал шептать в шею. — Если веду себя ужасно или... Глупо как-нибудь. Даже если говорю гадости. — Ты никогда так не делаешь. Эми ответила на удивление спокойно и тихо, совершенно не двигаясь. Только её пальцы осторожно гладили Сатору по голове. — Не было такого, чтобы ты вёл себя глупо или ужасно со мной. И гадости тоже никогда не говорил... Иногда только вот такую дурость можешь сказать, как сейчас. Она почувствовала, как плечо мочат несколько прохладных капель. Удивлённо раскрыв глаза, Эми отстранила Сатору за обе щеки и увидела, что в голубых глазах скопилось несколько слёз, готовых вот-вот намочить бледные щёки. Она не убрала их. Не стёрла пальцами, не стала отворачиваться. Смотрела прямо на них, на эти дурацкие слёзы, глупые и, по мнению Годжо, просто ужасно неуместные. — Сатору... — Да знаю я, знаю, — он вытер лицо ладонями поочерёдно. — Я не о том, — Эми осторожно села и придвинулась к нему ближе. — Я тебя люблю. Ты же и это знаешь, да? — она улыбнулась. Сатору обнял её крепко. Как странно, подумал он. Они оба без одежды, совсем, вроде бы только что занимались сексом. Но это не шло в сравнение с этими объятиями, гораздо более интимными и приятными, чем всё до этого. Наверное, это именно то, что ему так долго нужно было ощутить.