***
Аокигахара, "лес самоубийц", несколько дней спустя.
Сугуру уже бывал здесь. Когда-то очень давно, может, ещё совсем юным мальчишкой, когда его разум находился в плену несбыточных амбиций о спасении мира от зла. Кажется, всё тогда было другим: и это место, и мысли у Сугуру в голове. Паутина из них развязалась в длинную, тонкую и едва заметную нить, по следу которой он шёл последние несколько лет. Так его и привело сюда: в место, где множество душ покинули мир в поисках своего спасения. Гето был рад, что однажды не попал в их число: он оказался достаточно сильным, чтобы найти свой особенный путь в этом мире, полном обезьян и тех, кто их защищает. Лес выглядел знакомым. Однако атмосферу смерти этого места проклятому шаману удалось прочувствовать полностью лишь сейчас. Паутиной окутавший кроны деревьев и землю туман едва ощутимо начинал душить его; ни единой протоптанной дорожки тут не найти. А вот на труп наткнуться вполне возможно. Вероятность этого гораздо выше, чем встретить подозрительно знакомую куноичи у входа в гробницу древней злобной ведьмы. — Мина-Мина-Мина-чан! Как поживаешь? Девушка натянула улыбку. Гето сразу понял, о чём она подумала: наверняка её план пробраться сюда был продуман до самых глупых и неочевидных мелочей, вот только она всё же не учла одну вещь. Одно случайное событие, вероятность которого всегда равна половине единицы. Их встреча — ничто иное, как судьбоносное совпадение, причину которого Сугуру очень хотел бы знать. Волчий взгляд был не таким, каким он его запомнил. Их первая и последняя встреча состоялась на далёком острове Окинава примерно три года назад, где Гето искал себе союзников и, можно сказать, попутно отдыхал от дел, а Ивасаки искала способ сбежать от внезапно проявившей тотальный контроль матери. Тогда Сугуру был восхищён её бойкой натурой: это же надо так, саму старуху Игараси обвести вокруг пальца и сбежать из дому. Он не знал, как сложилась её судьба после его отъезда, но слыхал, что отношения между матерью и дочерью слегка потеплели, и теперь они работают заодно. По сравнению с прошлым, нынешняя Мина-чан больше похожа на загнанного в угол детёныша, чем на свирепую мать стаи. — Прекрасно. А ты как? — Дела идут своим чередом, всё замечательно, ты ведь знаешь... — протянул он с ответной улыбкой. — Ты здесь что-то ищешь? Или может... кого-то? Всё нутро у Гето заликовало, когда на лице Мины отразилось чёткое понимание того, что её раскусили. Да ещё и так легко. Гробница в этом лесу, запечатанная шаманами не так много лет назад, таит в себе тело матери всех ведьм — госпожи Лилит, дочери бога Оркуса. Пробраться туда не просто, да и находиться внутри затруднительно: Сугуру более чем уверен, что все трупы погибших там ведьм никто из шаманов не изымал. Он хорошо помнил, с какой спешкой госпожа Гудзи храма Суйцзинь пыталась замять это дело. — Уверена, что хочешь туда? Думаю, запашок прескверный... Ивасаки нахмурилась и поджала губы. "Ну же, волчонок, крути свои шестерёнки. Предложи мне уже что-нибудь." — пронеслось в голове у Сугуру. — Сделаешь мне одолжение, Гето-сан? — Какого рода, Мина-чан? — Я пришла сюда не для того, чтобы что-то присвоить себе. Мне нужно лишь вскрыть гробницу... Если желаешь, я могу задержаться и пустить тебя внутрь. — Какой мне прок заходить? Там ничего ценного нет, — пожал плечами Сугуру. — Разве что Мурамаса-но Мадзинай... Его можно очень даже выгодно кому-нибудь продать. Мина облегчённо выдохнула, улыбаясь. Слова Гето поселили в ней надежду на то, что она добросовестно выполнит порученную ей работу. На деле же Мурамаса из себя ничего особого не представлял: опытный шаман даже на расстоянии мог понять, что в гробнице сил Лилит уже нет, а значит, клинок пуст. Для Гето он в деле совершенно бесполезен. Видимо, Мину действительно это не заботило, раз уж она поверила на слово ему, которого едва знает. В этом, как он считал, состояла главная ошибка Ивасаки: она не могла додуматься, что Гето может устроить ей самые настоящие проблемы, если возьмёт клинок. А он собирался. Уже ждал, как с течением времени эта вещица столкнёт Мину с самой настоящей свирепостью, которую ей ещё не приходилось видеть. Он-то знает, насколько силы Лилит могут быть страшны в руках Мидзуно Эми. — Ладно, Мина-чан, ты слишком мила, чтобы я просто так смог тебе отказать, — Гето спрятал руки в рукавах кимоно и принял довольный вид. — Я сохраню твою тайну. Только достань мне клинок. Девушка прищурилась. — А сам? — Сделай одолжение — принеси мне его. Было видно, что Мине такой расклад откровенно не нравился. Может она и понимала, что Сугуру в данный момент не преследует какой-то скрытой цели, а лишь пытается насмехаться над ней, однако вид её был уж слишком разочарованным и обиженным. — Делать нечего, Мина-чан, — притворно вздохнул Гето. — Придётся выполнить мою просьбу. Ты ведь не хочешь, чтобы Эми-чан знала, что ты здесь была? Девушка за секунду сумела состроить спокойное выражение лица. — Хорошо. Сделка, так сделка. Условия нужно выполнять. Гето понимающе кивнул: — Во мне можешь не сомневаться. Я хоть и изгнанник, но честный шаман. Того, чего не говорю, делать не буду. Мине не удалось разглядеть перед собой волка в овечьей шкуре. А жаль, тут же подумал Гето. Интересно было бы сразиться с этой девочкой. Узнать, на что она действительно способна... Видимо, в другой раз. Ивасаки со вздохом коснулась каменных врат гробницы. Гето понятия не имел, как она собирается проникнуть внутрь: даже ему в голову не пришло, что нужно для этого сделать. Однако у Мины было что-то с собой... Кажется, какой-то бутылёк с жидкостью. — Что это, Мина-чан? — Так... — она пожала плечами. — Небольшой сувенир. Прямиком из солнечного Рима... Она сделала около десятка шагов назад. За это время Гето заметил, что бутылёк в её руках оказался пуст. Двери в гробницу покрылись толстым слоем дыма и отворились.***
Неделю спустя.
Тихий вечер, пустой дом — атмосфера полностью располагала к задушевным разговорам, однако вести их было не с кем. С постепенным наступлением темноты становилось всё скучнее просто разглядывать задний двор, на котором не было ничего. И никого. Эми уже почти решилась закончить внезапный сеанс медитации на энгаве, как вдруг где-то со стороны ворот послышались шаги. Приняв безмятежный вид, Мидзуно прикрыла глаза и принялась щупать чужую проклятую энергию своей: жёлто-чёрные сгустки обвивали тело словно тягучая смола, окутывали, закрывали собой от внешнего мира. Сквозь них, должно быть, ничего не видно и не слышно. Она очень давно не ощущала чужой энергии. С тех пор, как Тенген по приказу старейшин запечатал любые силы внутри Мидзуно, в том числе и сосуд, такая роскошь, как шаманское чутьё, для Эми стала недоступна. Это сильно усложнило её жизнь поначалу: это ведь всё равно, что выколоть зрячему человеку глаза, оставив без инструкций о том, как приспособиться к новой жизни. Довольно о прошлом. Сейчас важно лишь вернуться в прежнее русло. — Ума не приложу, как можно было променять бескрайние поля винограда и кладовые вина на вот это убожество? — фыркнул кто-то сзади. — Ну во-первых, засохшие поля винограда, ни на что не годные... А во-вторых, разве я уже не говорила тебе, почему мы с Макото покинули Францию? Эми обернулась к Мине. Девушка снимала обувь в прихожей, собираясь пройти через холл и всю гостиную на энгаву. — Нет. Не помню такого, — пробурчала Ивасаки. — Когда мы были там... — Эми снова отвернулась, — меня не покидало чувство, что мы находимся в опасности. Без своего чутья я боялась даже из дома выйти. Макото не мог спать... Ему снились кошмары. Частью которых была и Лилит. — Бедное дитя. Надо же такую страхолюдину увидеть... — Дело не в страхе, Мина, — прервала Мидзуно. — Он ведь даже никогда её не видел. И не знал о ней до тех пор. Я сразу поняла, что это не к добру, и мы вернулись сюда... — И что? Это прекратилось? Эми не ответила на вопрос. Но судя по тому, что мальчик жив и здоров вдали от тёти, никакие мёртвые ведьмы ему больше не снятся. Мина присела по-турецки рядом с девушкой, приметив, что на той была чёрная пижама, кажется, из льна. На левом рукаве, ближнем ко взгляду Мины, была какая-то нашивка. Маленькое белое сердце. — Эту пижаму мне подарила Аканэ. Невеста моего брата, — объяснила Эми, заметив, как долго гостья рассматривает её руку. — Вы близки? — Нет. Просто она была хорошим человеком. И заботилась о всех, кто её окружал. "Была". Мина не стала допытываться. — Надо же, я не знала, что ты умеешь принимать чужую заботу, — в янтарных глазах вдруг стал переливаться едва заметный алый. — Или, может, умела... До всего этого. — К чему ты это? — отрешённо от сути разговора спросила Мидзуно. — Разве тебе тяжело принять мою заботу? Мина насильно повернула чужое лицо к себе, оставив обе ладони согревать бледные щёки. — Хоть раз, а? Тяжело просто сказать: "спасибо тебе, Мина, за всё, что пытаешься сделать для меня"? Да, может, тебе ничего из этого и не помогает... Но я стараюсь. Не просто же так. А потому что я тебя... — Не говори того, в чём ты не уверена, — Эми преспокойно перебила её патетическую речь, — Мы с тобой в этом немного похожи, знаешь? — В чём? — Ивасаки непонимающе сдвинула белые брови. — В том, что отрицаем действительность. И порой говорим то, что правдой не является. — Ты мне не веришь? — Нет, не верю, — Эми коснулась ладоней Мины, стискивающих её лицо. — Видишь ли, любовь, о которой ты мне пытаешься сказать... Это не то. Поверь, если бы я могла, я бы уже рассказала тебе всё, что ты хочешь знать, и тогда твой интерес ко мне исчез бы в мгновение ока. — Почему не можешь? — Хочу держать тебя рядом, — пожала плечами Мидзуно. — Вдруг окажется, что ты не та, за кого себя выдаёшь. Лицо Мины на мгновение исказилось понимающей улыбкой. — В таком случае я хотя бы буду понимать, чего мне стоит опасаться... Так что твоё присутствие в моей жизни — лишь необходимая осторожность. Ещё около минуты Эми наблюдала, как эмоции на лице Мины постепенно сменяет друг друга: от мнимого понимания до гнева, от гнева к обиде, от обиды к бессилию, и от бессилия к напускному безразличию. Ивасаки поднялась и переступила порог гостиной. Шла она быстро, и Мидзуно уже почти отвернулась, полагая, что девушка покинет дом, не сказав больше ни слова. Однако Мина остановилась посреди полупустой комнаты и, не оборачиваясь, произнесла: — Может ты и права. И если так, то почему бы нам обеим не признать, что мы просто дуры? Дуры, жаждущие любви. Просто я свою получить не могу, а ты берёшь и отвергаешь. — Я не люблю тебя, Мина. Мне нечего отвергать. Ивасаки с трудом сдержалась, лишь бы не перейти на крик: — Я не о себе. Разве ты не любишь Годжо Сатору? Следующая минута прошла в полной тишине. Мина смотрела на входную дверь, спиной чувствуя пронзающий взгляд, мечущий в неё тысячи лезвий холодных кинжалов. — Любишь же. Так почему отвергаешь его? — Это не твоё дело. — Нет, раз уж ты решила "открыть мне глаза", то пусть откроются и твои... — Мина сделала ещё несколько коротких шагов к выходу. — Ты ещё большая трусиха, чем я... Будь у меня человек, любящий меня так же, как и я его, я бы всё отдала, лишь бы оставить его подле себя. Даже свою гордость и все свои обиды запихнула бы куда подальше. — Дело не в этом... Я не решусь снова прыгнуть в море, в котором однажды чуть не захлебнулась. Думаю, ты тоже. — Знаешь, со временем и в морях меняется вода... После хлопка входной двери Эми глубоко задумалась, глядя в небо. Стала вспоминать: а какими на самом деле были эти четыре года жизни без него? Действительно ли всё было так, как ей кажется сейчас?.. Может... Мина права?