***
— Проделку..? — Антон начал слегка дрожать. — Я правда не… Шлепок. пульсирующая ладонь уже была в стороне. Кровь начинала приливать к как к щеке, так и к руке. Небрежно встряхнув рукой, без жалости посмотрел на ученика. — По словам ты был идеальным. Но вот что не связывается: рассказы всегда приукрашивают. Шастун не мог отойти от шока. Его правая рука припала к горящему месту, после чего сразу же отпрянула, попадая на его взор. Антон совершенно забыл о том, что его ладони были в крови, которая плавно стекала и попадала на одежду. Антону казалось, что он смотрел на нее вечность. И хорошо, что на щеке ничего не почувствовал, ведь могло бы быть еще больше вопросов, помимо этого идиотского обвинения. Ему было не страшно, скорее некомфортно и обидно. Он не понимал, почему, за что, и все вопросы оставались без ответа. — Ты решил сделать из себя невинного человека. Подумал, что если ты так прикроешься, то тебя не раскусят. О-ш-и-б-а-е-ш-ь-с-я. — Он прошелся по каждой букве, но с такой интонацией, что вызывала бурю эмоций в собеседнике. Что он сделал? В чем провинился? — Я даже подумывал тебя спасти, — он горестно посмеялся, но Антон так и не понял, от печали и жалости к себе, либо же..? — Но знаешь в чем наше различие? — Он поднял голову за подбородок, заставив смотреть на него. — Я не попаду в ад из-за самоубийства, — Шастун почувствовал, как сперло дыхание, как забилось сердце благодаря накатившему адреналину, почувствовал, как на руках и ногах появился легкий тремор, что мог ощутить и увидеть только он сам. Даже так, парень старался сохранять самообладание и хладнокровие. — Ты верно думаешь. Я видел все твои шрамы. — он с пренебрежением отпустил чужую голову, отдернув руку к себе. — До чего же ты слабый, раз решился свое самолюбие повысить на мне? Чем я провинился? Антону казалось, что разреветься на месте будет не так уж и постыдно. Он разбирается в своих чувствах, но не всегда понимает, что ощущает, но исходя из нынешнего состояния может сказать с уверенностью, что сейчас его наполняла большая обида. Горло неприятно сковало, скребло и давило изнутри. Ногти больно упирались в сжатые ладони, но глаза оставались такими же сухими, как и прежде. Он же запретил себе плакать. — Соглашусь, Шастун, пришить…— он рассматривал что-то внутри своей одежды, то, чего не видел парень, поэтому помедлил с ответом. — …иголки к моей одежде было…очень умно, но в то же время подло, не находишь ли? — Арсений стал осматривать младшего с ног до головы, но он все же уперся взглядом в пассажирское кресло. Вот в чем дело и что там было…но почему сразу Антон? — Стал нем после такого разоблачения? И вот его фатальная ошибка: он осмелился поднять взгляд полный дерзости и посмотреть на него. Попов стоял с крещенными руками на груди, с разочарованием смотря на Шаста. И, поймав его взгляд, помедлил, но все же озвучил свой ход мыслей. — Ты же хотел, чтобы я ненавидел тебя? — он стал хлопать в ладоши, а от каждого хлопка больно било по ушам. — Прими мои поздравления! С этого момента не смей ко мне подходить, смотреть и даже дышать в мою сторону. Почему когда нам кажется, что ничего хуже быть не может, но происходит то, что вдвое хуже? Солнце скрылось за густыми тучами, которые давно надвигались на город. В салоне стояла гробовая тишина, и, кажись, совсем немного и услышит свист ветра сквозь тонкие щели возле окна. Ничего в мыслях, ничего в чувствах. Антона опять оклеветали и сделали виновным, выставив полным моральным уродом. Его пустоту перебил Эд, который неожиданно громко стукнул по автобусу. — Антон, ты выходить собираешься? — Нотки недовольства были слышны в салоне, поэтому усмехнувшись с него, взял свою скромную сумку и побрел на выход. — Анто-о-он, че ты киснешь? — Выграновский стукнул его по плечу, пытаясь подбодрить, и, как ему показалось, попытка удалась.***
Внутри музея ничего интересного и нового для парня не было. Он был здесь, знаю историю каждой картины, предмета. Класс толпой придерживался рассказчика, а учителя, как надзиратели, шли по бокам, контролируя шаги ребят. Они те еще приколисты, поэтому ожидать подвоха от них стоило. — Посмотрите, пожалуйста, направо, — Мужчина указал рукой на старую книгу, переплетенную вручную. Он никогда ее здесь не видел. — Эта книга с различными пророчествами. Мелкие, почти несущественные переведены. Но никто не смог расшифровать большую часть, которая в ней написана. Антон нахмурился. Хоть и ростом он был по сравнению с остальными просто гигантом, но толпа ребят, усыпанными вокруг книги закрывала обзор. — Позвольте прочесть вам ту часть, что уже расшифрована, — Мужчина прочистил голос, настраиваясь на речь. — Однажды днем прольется кровь. Бордовой краской озаряя Нахлынет буро-серой мглой Твой враг с собственной душой. Будь готов к пучине ожидания Где Великого восстания Не забудешь ни за что. Борясь за дни минувшего конца, Тебя настигнет только тьма, Тебя настигнет лихо ярость, Отуманит вконец твой разум И настигнет мир весь хаос. Нам остается лишь молиться За юного парнишку, что не видел никогда светлый путь перед собой; Извиваясь с кромешной тьмой, Переплетенными судьбой. Одноклассники стали перешептываться между собой. Некоторые были обескуражены таким посланием, некоторым было по-барабану. Заприметив напуганные взгляды, рассказчик резко вставил — Но не стоит воспринимать все всерьез! Никто не знает, правда это или вымысел, — Он добродушно улыбнулся и стал манить ребят к себе, стараясь передать иную атмосферу. Мимо Антона проходили люди, но он стоял, как вкопанный. Что-то не давало ему покоя, его неизбежно тянула книга. Шастуна не волновало то, что все ушли, оставив одного в отдельном зале. Голова отключилась, его тело непроизвольно, но медленно стало шагать по направлению к ней. Это не описать простыми словами. Он смотрел на нее и ему казалось, что чем больше он на нее смотрит, тем больше попадает под ее влияние. Припудренные мозги не давали здраво мыслить. Он стоит вплотную к ней. Его окровавленная рука тянется к ней, осторожно, стараясь обойти датчики, которые стояли по всем бокам и краям от книги. И Антон понимает, что так просто их не обойти, но не может ничего поделать с собой. — Что ты творишь? — парня дергают со всей силой назад, да так, что он падает на спасшего его от беды человека. — Ты понимаешь, какой геморрой ты затеял? — Паша кричит на друга, встряхивая за плечи, стараясь вернуть потрясенного ученика в норму. — Ты не понимаешь, меня тянет, — он пытается убрать его крепкие руки, держащие Антона, но все тщетно. — Очнись! Мы в музее! — гораздо тише, но с дикой паникой начинает сильнее сжимать тело шатена. И парень остановился. Так просто, без каких-либо резких движений и пререканий. Что на него нашло? Что за черт? — Какая чухня меня укусила? — Антон был взволнован, нехило потрясен. — Пришел в себя, наконец? — Воля обеспокоено вздохнул. — Давай, потопали, — Он схватил младшего за руку и тут же отпустил, не пройдя и шага вперед. Антон уставился на его спину. В чем дело? Обойдя Пашу, он остановился напротив него и тут же стал сыпать оправдания. — Это старая кровь, извини, что ты испачкался, я тебе салфетки дам.. — Антон, ты меня в могилу так сведешь. Его передернуло. Причем хорошо так. Он вспомнил ту сцену с убийством, которого не совершал, а также слова, произнесенные заботливо его «голосом». — Я же почти шучу, давай лапу, — Таким образом, зеленоглазого увели из того злосчастного зала.***
Обойдя весь музей, они направились к мосту. Антон неизменно шел позади всех. Ира попыталась поговорить с ним, но, не увидев ответки, поняла, что разговор не завяжется и просто шла тихонько с Оксаной. Дима шел вместе с ними, разговаривая о погоде, после пытаясь пошутить, на что ловил смех и радость. Егор Постоянно оглядывался, но оно и понятно, что он за ним приглядывал по поручению Андрея. Но ему не нравилась компания, которая шла спереди во главе с тем, кого Антон унизил прилюдно. Данил Хрущев. «Значит, это их дело с иголками, но как это доказать?». Следующая была «а надо ли доказывать обратное?», но она настолько печальна прозвучала в его голове, что он сразу же встряхнул шевелюрой. Прикрыв глаза, на мгновение почувствовал порыв холодного ветра, который бил прямо в лицо; свежий запах, приятно наполняющий его легкие. И с одной стороны ему нравилось жить. Но он не хотел этого. Антон открывает глаза, но ничего не изменилось. Люди те же, диалоги, эмоции, место. Одно и то же. Губы плотно сжимаются, закусываются зубами. Было холодно, чертовски холодно. У него не было перчаток, шапки, даже шарфика. Даже если было бы логичнее рукам оставаться в тепле (карманы в куртке могли бы запросто помочь хотя бы немножко), его руки обдувались потоком ветра. Знает, как покраснел нос и щеки, знает, что после этой прогулки его кожа будет сухой и убогой. Знает, но ничего с этим не делает. Снег давно выпал, но Антон так и не научился заботиться о себе. Ему так не хотелось никуда идти, так хотелось сесть и просто раствориться, очень хотелось, правда. Но вместо этого, он слышит шум голосов, предвкушающих событий. С собой не было наушников, так что пришлось слушать свои мысли. — Мы на месте! — громко объявил Арсений Сергеевич. — Далеко не расходимся, будьте в нашем поле зрения! И все сразу разбежались по мосту. Фотографии, вид, другие люди. Всем всё нравилось. И вдруг вспомнился стишок: Страшнее нету одиночества, чем одиночества в толпе. Когда безумно всем хохочется, а плакать хочется тебе. Звонок на мобильный прервал размышления. — Слушаю, — отойдя на приличное расстояние от каждого из знакомых ему людей парень ответил. — Антон Андреевич, Ваш отец просил передать вам, что после поездки вы незамедлительно должны явится в его кабинет. — Я понял, спасибо, Евгений. Что-то еще? — Ах, хотел лично сказать вам, что господин был не в духе, так что не думаю, что будет приятная встреча. — Понял, это к лучшему, благодарю. — кладет трубку и понимает, что здесь что-то нечисто. Ублюдский голос, зачем он создал проблемы? Неужели дошло и до Андрея что-то? Арсений все таки пожаловался? — Вот и конец, — Помотав головой и громко хмыкнув, покрутил мобильный в руке и уставился на пейзаж немым взглядом. Антон не чувствовал абсолютно ничего. Как художника, это должно было заинтересовать, но даже это его не покоробило. Он стоял на месте, пока все вокруг жили. Какая-то дама задела его плечом, взвизгивая и хватаясь инстинктивно за парня, на что он помогает ей не упасть. — Простите мне мою неуклюжесть, — девушка, с черными волосами и как смола темными глазами, уставилась на спасителя. — Конечно, — он помог ей встать твердо на ноги. И, посмотрев еще раз ей в глаза заприметил красный отблеск. — Спасибо вам, — она ухмыльнулась и ушла, пока Шастун промаргивал нахлынувшую темноту. Нахмурившись, он поднял голову наверх, к темному небу. Солнце давно скрылось за горизонтом, хоть день только-только перешел в вечер. — Ребятня, встаньте возле елки, надо сделать фотографию! — Предвкушающими нотками озвучил Павел. Только сейчас он заметил высокую, нарядную ёлку. На ней было много шариков разного цвета: красные, фиолетовые, желтые, зеленые и так далее. Мишура, свисающая с массивных зеленых ветвей ели; а также гирлянды, которые играли различными цветами. С улыбками класс переглянулся и кинулся к ёлке. — Спокойнее! — развел руки Паша, копируя их улыбки и смех. Казалось бы, взрослые люди, но имеют такую бурную реакцию на какую-то ёлку. Все уже были далеко от Антона, ведь было приличное расстояние. А он стоял и смотрел, сжимая кулаки и царапая себе ладони, которые не успели до конца зажить. И, как в счастливой концовке должно было прозвучать «Антон, скорее иди к нам!» Но сейчас, будучи не главным героем своей истории, он лишь тихо наблюдал за всеми счастливыми лицами, которые встали в кучку сплошной, тошнотворной радости. На них красиво падал переливающийся свет от лампочек, добавляя множество других красок в кадр. — Скажите Сыр! — Все сразу последовали наставлению Арсения, смеясь. Их сфотографировали проходившие мимо люди, которых попросили это сделать. Почему-то теперь Антон понял, что никогда не являлся кем-то значимым в чьей-либо жизни, помимо его сестры. Неужели он правда лишний? Ведь всем жилось бы лучше, не будь его на свете. Андрей и Мая любили и лелеяли свою любимую дочурку, не зная ненависти. Паша спокойно себе жил вместе с женой и двумя детьми, а не напрасно был убит в будущем. Окс и Димка…Тоже было бы лучше: Фролова не стала бы мотать себе нервы, а Дима не стал бы в тот день раскрывать свои способности. Но вот Арсений… — К черту, — пнув горстку снега, зашагал по направлению к автобусу, предварительно написав Паштету. — Теперь-то ты понимаешь, что ты никому здесь не нужен, — Послышалось где-то справа от него, на что Антон обернулся, но никого не обнаружил.***
Эта неделя в другом городе прошла для него скомкано и быстро. В скором времени им пришлось попрощаться с этим уютным местечком. Ехали обратно на поезде, но теперь он был в купе с другими людьми, а не со своими учителями. Но оно и к лучшему. Музыка скрашивала одиночество, поэтому поездка была для него более-менее комфортной. В конце их всех посчитали под руководством Паштета и Арсения, после чего дружно отправили по домам, взяв с них обещание, что как только войдут в дом - они напишут. По приезде домой Шастуна никто встретил. Он знает, что дома не было только Алисы, но был некто иной. Не успев распаковать свой чемодан, его потянули за шкирку. — Сынок мой родной, — было видно, как Андрею было неприятно это произносить. — А чего это ты не зашел ко мне? — Не успел, — сглатывает, медленно сжимая кулаки. — Потому что курил, малолетний ублюдок, — Не успев и вставить слова, ему прилетает удар в нос. Инстинктивно прижимает руку к носу, стараясь остановить кровь. — Сейчас даю тебе выбор: Я сначала луплю тебя плетью 15 раз, а следом ты скуриваешь все свои сигареты разом, либо наоборот. — Зверские глаза не таили жалости к младшему. Ему было плевать. — Но учти, хоть раз пискнешь или вякнешь - На пять ударов придется больше, — Предупредил его «отец». — Плеть, — И он соврет, если скажет, что не боялся. Блять, да он ссыкун! После его ответа заходят два помощника Андрея, хватают под руки и держат. Хорошо, что сестры здесь нет - подумал перед первым ударом по оголенной спине. — Курить он вздумал..неблагодарный! — Второй удар пришелся больнее, чем первый. Антон закусил губу, он так боялся выдать звук. — Для чего я тебя усыновил? — Третий удар. — Ты то самое убожество, отвергнутое обществом. Градом посыпались удары. Шаст чувствовал, как плеть разрывает кожу на его спине, где казалось бы, недавно были руки Иры. Чувствовал, как кровь сочится сквозь рубленные раны. Он знал, что это раззадоривало Андрея. Однако страх отступил, и на его место поселилась обреченность. Его голова казалась тяжелой, поэтому он отпустил ее вниз, она свисала. На последнем ударе он не выдержал и промычал. — Мне не послышалось? — Антон услышал в его голосе азарт, но ничего поделать не мог. По лицу катилась кровь из носа, а так же изо рта, который не в состоянии закрыть. — Начнем по новой. Лязг раздается по всему помещению, эхом разносясь по дому. Проделав и не услышав от «сына» никакого мучительного стона, отбросил эту веревку. — Поставьте его, — властным тоном приказал, после чего от него отошли, а он, потеряв опору, пошатнулся и чуть было не упал, но, к его же счастью, он держался. — Твоя? — помотав пачкой сигарет перед его лицом, заметил слабый кивок. — Вперед. Он заставил Антона скурить почти полную пачку сигар, но кое о чем умолчал. Первую сигарету он потушил об его же ногу. Шастун вскрикнул, ожог разъедал его плоть. — Неужели ты думал, что я позволю тебе в канун нового года расслабиться? — это все, что выдал ему Андрей. Неужели новый год на дворе? Не сложно догадаться, как каждая последующая сигарета была потушена. Его тело покрывалось не только разорванными частями, но теперь и точками, противными, жутко горящими и проедающими. Парень выл, это самая ужасная пытка в артиллерии его любимого отца. Спасибо, что лицо и шею не трогал, так как знал, что он должен будет когда-то появиться и представиться в высшем свете. — Думаю, ты запомнишь надолго мой урок. Чтобы в праздник твоей ноги здесь не было, — хлопнув его дверью, бросил парня лежать на холодном полу. Антон не потерял сознание, он все чувствовал, вплоть до самых мелочей. Ему было так больно шевелить чем-либо, он так хотел умереть. Он стал жаждать об этом, как ненормальный. А как же Алиса? На его телефон стал кто-то названивать, но, так как он лежал рядом с ним, Шаст не вглядываясь в имя абонента, принял вызов. — Антон, ты занят? — голос будущего Попова. Хотя, из-за своей «проблемки» спутал его с младшим. — Не, — на одном выдохе ответил, придерживая стоны. — У тебя все хорошо? Мне сон странный приснился, где ты весь..в крови. Не могу теперь даже отпраздновать , — он неловко посмеялся, на что Шаст не смог улыбнуться от ироничности. — Да, — вялый ответ совсем не устраивал его собеседника. Но другой интересующий его вопрос «как он узнал?» — Антон, я знаю, это нагло, но не мог бы ты прийти ко мне? На пару минут, не более… — Конечно, — Антон захлебывался собственной кровью, поэтому перевернулся на бок, чтобы кровь стекла. Из всех его повреждений шла кровь, как он собрался идти куда-то? Кое-как вставая и подавляя в себе слезы и неописуемую боль, схватил телефон, и открыл окно. — Была не была, — и бежит. Опять, между переулками, домами своими босыми ногами. Неутихающая боль разносится отголосками по всему телу. — Только в этот раз, пожалуйста, — произносит сам себе в голове. Спустя мгновение теряет землю под ногами и падает на колени и ладони, обдирая их. Дышит с отдышкой, даже безумной паникой. У него ничего не получилось. Он сидит на снегу, не пытаясь встать и помочь себе. Дабы люди не стали на Антона странно косить, тратит остатки сил на мираж, продолжая сидеть на ебучем снегу. Хруст под чужими ногами никак не привлек его. — Спасибо, что пришел ко мне, Антон, — Арсений протягивает ко нему руку, на которую он слегка опирается. Он проворонил момент, когда попал в будущее? У него столько вопросов, но не хватает сил их задать. Он не проронил ни слова за все время. Они заходят в его дом, после чего Антон останавливается в гостиной комнате, где находилась елочка, а под ней маленькие упакованные подарки. — Все точно в порядке? И Антон держится. Стоически держится, чтобы не заплакать, ведь в уголках начинает неприятно щипать и тянет в горле от подступающих слез. Ему больно, он не хочет существовать в мире. Он не хочет находится в своем времени, не хочет сражаться. Антон хочет сдохнуть так сильно, что готов сам пронзить себе сердце ножом. Почему все собираются что-то праздновать, когда его выставил Андрей? Эгоист херов. Я хочу спокойно умереть, Арсений. Как всегда Антон кивает, даже слегка улыбается. Ничего, он потерпит. Антон сам не заметил момента, когда слезы стали катиться по его щекам. То самое ощущение полной жалости к себе пропитывает его насквозь. Его силы дают сбой, ведь он не рассчитывал на долгое использование способностей. Кровь густо стекала с мальчика, ткань одежды прилипла к спине, груди, ногам. Антон падает на колени, отхаркивая кровь. Он слышит резкий вдох позади себя. — С новым годом, Арсений.