От ненависти до любви...

      Минцзюэ начинало казаться, что он одержим.       Недавний разговор с Цзян Чэном как будто многое прояснил, но оставил не меньше вопросов, задавать которые, впрочем, Минцзюэ больше не спешил. Вместо этого он потихоньку, украдкой сам занимался изучением темы. Читал статьи или смотрел научпоп видео, дома, или в транспорте с телефона, или в перерывах на работе. Ему казалось, что кто-то постоянно заглядывает через плечо, чем он занимается, что все вокруг знают о его больном любопытстве, но остановиться не мог. Жадно поглощал любые крупицы драгоценной информации, стыдясь, но чего стыдился, сам не мог понять. Стыдился перед «нормальными» людьми, за то, что интересуется столь осуждаемой темой? Или ему было стыдно перед… ну, другими, такими же, как Сичэнь и Цзян Чэн, за то, что он прячет свой интерес об их жизни, о том, как всё устроено, словно какой-то позорный секрет?       Должно быть, им тяжело живётся. Приходится постоянно скрываться ото всех, боясь, что о тебе плохо подумают… А как они ищут себе партнёров? Ведь для того, чтобы найти взаимность, сперва надо кому-то довериться, открыться, признаться, что ты не такой, как все. А если ты ошибся и другой человек не заинтересован в подобном? Что, если он против таких отношений? Попытавшись получить больше, «такие люди» рискуют навсегда потерять того, кто им дорог. Приходится делать выбор: рисковать получить взамен счастья боль и презрение или навек оставаться в одиночестве…       Это как-то нечестно. В конце концов, как и сказал Цзян Чэн, какое кому дело, кто, чем и с кем занимается, если это не вредит другим? Пока «эти люди» не навязывают никому свои отношения, не показывают их всем нарочито, они имеют право делать всё, что захотят. Впрочем, Минцзюэ был против демонстрации любых отношений, даже традиционных.       Вот, например, те же Сичэнь и Ваньинь. Они никому ничего не показывают. Ну, кроме того поцелуя в парке во время их первой встречи, конечно, но в тот день вокруг было довольно безлюдно (иначе бы в их драку непременно кто-нибудь да вмешался бы), и, не считая самого Минцзюэ, который попросту не вовремя подошёл, их тогда никто не видел. А не считая этого по ним и не скажешь, что они встречаются! И ничего, живут прекрасно, никто к ним не лезет, и даже Минцзюэ не против их отношений.       Хотя насчёт последнего он уже не был так уверен. То есть, нет, конечно, он не был против, что они встречаются! По крайней мере, не в том смысле. Просто в последнее время он то и дело ловил себя на чём-то очень… странном и несвойственном для него. Какое-то непривычное чувство, которое возникало при разговоре.       Вернее, когда он общался либо с Лань Хуанем, либо с Цзян Чэном по одиночке, всё было прекрасно. Странности начинались, когда в разговор вмешивался кто-то третий.       Например, в тот день, когда Минцзюэ и Сичэнь заехали в гости к брату последнего, забрать какие-то вещи. Ванцзи дома не оказалось, и их встретил радостно сияющий Вэй Усянь, который тут же начал трещать без умолку, то и дело норовя обнять «Сичэнь-гэ», по которому он якобы соскучился. Болтливость Усяня и так всегда непомерно раздражала старшего Не, но в этот раз паршивца так и хотелось пару раз приложить об что-нибудь, чтоб заткнулся, наконец, и держал свои руки при себе! У него, между прочим, парень есть, да и Сичэнь занят, нечего на него так вешаться!       Или в тот раз, когда Цзян Чэн вечером заехал к нему на работу. Минцзюэ работал мануальным терапевтом в одной клинике, и в тот день к нему по какому-то вопросу заглянула коллега из травматологии, Вэнь Цин. Оказалось, что они с Цзян Чэном знакомы и она когда-то его оперировала, а после наблюдала в период восстановления. Минцзюэ, конечно, очень уважал Вэнь Цин как специалиста, но глядя, как они мило щебечут с Ваньинем (хотя правильнее будет сказать, обмениваются подколками и насмешками), ему как никогда хотелось поскорее выставить коллегу за дверь.       Пиком абсурда стало, когда Минцзюэ чуть не сорвался на собственного брата, потому что ему показалось, что Хуайсан заигрывает не то с Цзян Чэном, не то с Сичэнем, не то с обоими сразу, хотя он точно знал, что А-Сана больше интересуют девушки и вроде даже была какая-то пассия в университете. Потом пришлось в качестве извинений покупать брату ведро мороженого и согласиться пойти с ним в кино на какую-то паршивую комедию, потому что «Мянь-Мянь не может, а одному скучно».       Но это всё было ещё полбеды. Хуже всего становилось, когда они собирались все втроём. Ваньинь и Лань Хуань продолжали вести себя весьма сдержанно и при Минцзюэ никоим образом своих отношений не показывать, всегда вовлекали его в разговор, но он всё равно остро ощущал себя третьим лишним. Хотелось не то уйти и не мешать, не то, наоборот, заставить их обратить всё внимание на себя, быть в центре, чтоб не забывали о нём ни на минуту, хотя они и так этого не делали. Хотелось постоянно быть между ними, быть посвящённым в их тайны, чтоб всё, что было у них, непременно делить на троих.       И вот эти чувства его уже откровенно пугали. Это ведь так… неправильно, так эгоистично! Они же встречаются, разумеется, у них будут свои секреты, и от него, и от своей семьи, и от всех! Это так очевидно, и так глупо и низко пытаться встрять между ними…       Минцзюэ не знал, что происходит с ним, и чем больше думал об этом, тем больше запутывался в паутине собственных эмоций. Маячившее на границе сознания простое объяснение казалось настолько абсурдным, что он не позволял себе даже задуматься о нём.       — Вот скажи, — спросил он однажды у Сичэня. — Представь, что кто-то, кто тебе важен и дорог, например, Ваньинь или я, общается с кем-то ещё, а тебе это почему-то не нравится, хотя объективных причин на то нет. Что бы ты чувствовал?       — Хмм, не знаю, — в глубине глаз Лань Хуаня загорелись искорки веселья. — Ревность?       Минцзюэ уставился на него так, словно Сичэнь только что заявил, что небо зелёное.       Не-е-ет. Ну не-е-ет, не может быть!..